В ходе ритуала сила мага в прямом смысле слова перетекает в выбранный предмет. Это ритуал древний, который нас пытаются заставить забыть. Чаще всего выбранным предметом во времена тяжелых бурь становилось оружие дающее возможность эту бурю пережить — мечи, копья, порой даже стрелы. Так появлялись Мечи Света, Копья Смерти, всякие там Стрелы Ардэрона. Такой Меч Света, вобравший в себя силу одного мага или нескольких, как это бывало, начинал источать Великий Свет, становился универсальным оружием способным убить любую тварь, любое порождение Тьмы в независимости от сложности его природы. Будь эта тварь хоть тысячу раз бессмертной, перед Мечом Света никто не сможет устоять. И я в этот темный час, подобно великим магам прошлого не видя иного выхода, воспользуюсь своим шансом, 'перелью' свою силу в оружие и пусть оно в руках могучего война (который надеюсь, найдется) уничтожит проклятие Таргнера и успокоит душу этого несчастного Рэвула. Оригинальных путей я искать не стал, пусть это будет Меч Света, как и у большинства, а то копье это как-то ненадежно, стрела — так это вообще бред какой-то. Спустившись в подвал, в оружейную морпехов я взял наиболее приглянувшийся меч. Это необычный меч, я все-таки постарался, подошел к делу старательно. Наградное оружие, украшен всякими узорами, самоцветами, как раз подойдет для очередного бесценного магического артефакта. Теперь я передам ему свою силу, создам бесценное мощнейшее оружие способное победить чудовище Таргнера, надеюсь, найдутся воины способные правильно им воспользоваться. Во всяком случае, до этого находились.
Не знаю, какая связь между Тьмой и магией, почему передача магической силы оружию делает его универсальным, насыщая его Великим Светом. Бывали случаи, когда маги, уставшие от жизни, просто делились своей силой со всем миром. Они просто распространяли свою силу в пространстве. Тогда по всему миру волною проносилась благодать, люди исцелялись от всех недугов и болезней, деревья во всем мире зеленели, в пустынях шли дожди, и у всех поднималось настроение. В общем, мир ненадолго становился светлее. Также на наш мир порой обрушивались проблемы, возникали угрозы, которые силой магии решить не получалось. Например, однажды наше спутниковое солнце остыло, и начало быстро умирать. Тогда великий светлый маг Протерей, почитаемый мною, целенаправленно распространил свою силу в пространстве, и наше солнце ожило и теперь никогда больше не погибнет. То есть сила мага по его собственной воле и в рассвете сил (это важно) покинувшая его тело, попадая в пространство, становилась неописуемой, мощной богоподобной силой (простите за тавтологию) способной немного преобразить мир, спасти его, когда это невозможно сделать иными путями. Так если в светлые времена магия, распространенная в пространстве немного улучшала жизнь вокруг, то, наверное, во времена царствования Тьмы, когда ради спасения мира сила мага передавалась в оружие, так появлялась самая опасная и смертоносная вещь на свете. Это мое мнение.
И так...
Я ухожу, свою силу принося в жертву. Жалеть меня не за что. За годы службы Армидее я собственноручно убивал людей на диком юге, устраивал в тех землях хаос. Сложно сказать кровь скольких тысяч, а может и миллионов на моих руках. Я убивал правителей мира людей. Но ни тиранов и безумных властителей мира рабов, как заявляет пропаганда, наоборот, с такими поддонками мы сотрудничали, ведь только такие, те, у кого на душе нет ничего святого, готовы были творить со своими народами все что угодно. То есть были готовы сотрудничать с нами. Я в основном убивал разумных, по-человечески добрых справедливых людей, которые желали блага своим народом. Ведь под их началом их народы могли стать сильнее, следовательно, начать представлять угрозу для артэонов, чего допустить было нельзя. То ли я не заметил, как сам лично стал олицетворением зла, то ли просто стал частью, служителем зла этот мир уничтожающего? Я продал душу миру артэонов и не до конца понимал что творю. И ослепленный, только под конец стал задумываться.
Я решил пожертвовать собой, отдать самое ценное, что у меня есть, оставляя смертным шанс на победу в очередной битве с Тьмой. Я не умираю, нахожусь в рассвете сил, как и требует данный ритуал, и если бы был настолько слаб, чтобы цепляться за жизнь, то мог бы продолжить ее. Делаю это по своей воле. Как и всегда никакой жалости к себе. Никаких сожалений, угрызений или слез, моя погибель ничто в общем круговороте. Только среди всех бессмысленно живущих и также бессмысленно ушедших я жил, служа цели, полностью старался прожить каждую секунду с пользой, и умираю не сдаваясь. Я жертвую собой ради продолжения борьбы, которую вел всю жизнь, умирая эту борьбу продолжаю. Я ухожу, но знаю, что мою борьбу продолжат другие мне подобные, верю, что найдутся достойные войны, что продолжат мое дело, используют наследство оставленное мной. Я не считаю что проиграл, ведь последний удар он все-таки за мной. Надеюсь, этот удар будет сокрушительным. Напоследок, как и все, прошу простить меня. Простите за все, что было не так. Простите меня старого дурака'.
Дописав последние строки, аккуратно уложив в центре письменного стола свой дневник, облачившийся в новенький белый плащ маг, остановился, откинул все хлопоты и с наслаждением выкурил последнюю сигарету. Во всяком случае, бояться ему было больше нечего. Напоследок когда уже нечего было терять, он решил пойти на последнюю в своей жизни авантюру. Решил немного изменить природу проклятия, своего рода перестраховаться. В подвале своей армидейской башни в специальной урне он разжег огонь, затем сняв, наконец, с шеи проклятые тяжелые бусы, вздохнув с облегчением, он бросил эти бусы в огонь. В этот момент он, сквозь километры бетона и стали городских джунглей, услышал, почувствовал, как где-то на окраине Армидеи под землей в своей темнице монстр издал безумный рев. Вопреки разбушевавшемуся где-то там чудовищу, при помощи магии Фросрей заставил огонь уничтожить проклятые бусы. Бусы сгорели, и из огня повалил черный вобравший в себя зло проклятия дым. В руке маг сжимал копию Бус Таргнера заказанную им в мастерской в Закхале, втайне от всех на прошлой неделе. Копия повторяла оригинал один в один. Облако хранящего в себе зло проклятия черного дыма, издавая мерзкий шепот Тьмы и всякие прочие жуткие звуки, обвило мага, начав шевелить в нем все подсознательные страхи и зло осевшее у него в душе. Но Фросрей находился в таком состоянии, что ему уже было нечего бояться, ничего нового в кровавых картинках, что мелькали в голове, он не увидел. Просто отмахнувшись от несущего в себе лютое зло черного дыма, маг погрузился в свой магический транс. Слившись с магией, он представил, как этот черный дым вселяется в копию Бус Таргнера, что он держит в руке, пронизывает их собой и эта копия получает силу уничтоженного оригинала. Затем маг просто открыл глаза и иллюзия, которую он в своем трансе воплотил, перенеслась в реальность. Черный дым, который, не сумев воздействовать на мага начал пытаться вылететь из комнаты, просочиться в щели, но все безуспешно. Фросрей предвидев это, залепил все щели, плотно закрыл дверь в эту комнату. Черный дым, несущий в себе зло, вынужденно подчинился силе магии и мощным потоком пронесся через копию Бус Таргнера, пропитав их собой, передав им силу оригинала. Копия Бус немного почернела, стала тяжелой, все прошло, как Фросрей и задумывал, он сумел переселить силу проклятия из одних бус в другие. Одев новые Бусы на шею, маг снова почувствовал чудовище, все работало как надо.
Стоя посреди комнаты, маг с удовлетворением смотрел на новые Бусы Таргнера, все также дающие власть над чудовищем. У него все получилось, его это радовало. Он чувствовал в душе какое-то тепло, некий свет, что наполнял его в секунды этого рискового эксперимента. Это Дух помог ему, без помощи свыше у мага не хватило бы сил обуздать эту Тьму. Ведь вся эта авантюра была очень рискованной. В случае неудачи контроль над чудовищем мог быть потерян навсегда, и проклятие Таргнера тогда было бы практически невозможно остановить. Но магу повезло последний раз в жизни, все прошло гладко. В итоге он значительно изменил природу проклятия. Теперь оно было привязано ни к какой-то конкретной вещи, а к чертежам, набору параметров которыми вещь должна обладать. Теоретически теперь Бусы Таргнера может изготовить любой желающий знающий чертежи и в идеальной точности сумевший воспроизвести оригинал, совершив потом определенный ритуал. Теперь уничтожение Бус Таргнера не является проблемой, их можно создать снова. Теперь следующие поколения в случае необходимости смогут восстановить контроль над чудовищем, если оно сейчас не будет уничтожено и это проклятие продолжит свой путь. Маг с точностью до миллиметра описал Бусы Таргнера, изложил все в виде чертежей на бумаге, так на всякий случай, как наследство для следующих поколений. Затем все эти бумаги он сжег их дым, рассеяв на ветру, таким образом, рассеяв эту информацию в пространстве. 'Пусть каждый, кто достоин, сможет Бусы Таргнера создать и стать повелителем чудовища. Если в дальнейшем это будет необходимо' — глядя как на ветру рассеивается дым, сказал маг, таким образом, наложив заклятье.
Затем поднявшись наверх башни, в свои жилые апартаменты, маг окончательно снял с шеи проклятые Бусы, потерев обуглившуюся оставшуюся на шее борозду. Его самочувствие сразу ухудшилось, он опустился на пол, сжимая в руке проклятые бусы. Он услышал шепот из темных углов своей жилой комнаты. 'Отпусти его', 'Проклятие должно обрести свободу' — раздавался призрачный шепот из темноты. Его окружили семь призраков, расплывчатые, переливающиеся как кляксы, темные как тени, вместо лиц у них маски из волчьих морд. 'Какого черта? Я же в своей башне в Армидее, под Светом Духа?' — видя призраков, недоумевал маг. Ему было не понять, того какая катастрофа надвигается, ведь хранящий этих артэонов Свет Духа рассеялся за минуты до освобождения чудовища.
Бусы по воле мага растаяли в его руках. Расплавленное вещество, оставшееся от бус, растеклось на полу. Семь призраков со злобным шипением унеслись прочь, оставив мага, который впервые за долгое время мог позволить себе расслабиться. В это время чудовище, облаченное в свой уникальный золотистый бронекостюм, сидящее в своей темной клетке где-то там, на дне бункера в военной зоне, резко встрепенулось. Обретя свободу, человек-волк со всей силы ударился о ворота темницы, а затем издал самый громкий за все свое существование вопль. Фросрей сидя в комнате на вершине своей башни, с болью закрыл глаза, это оказалось тяжелее, чем представлялось. Несмотря на моральную тяжесть, физически на душе мага стало легко как никогда, проклятие отпустило его. В шаге от погибели он снова смог дышать свободно. Ночная летняя прохлада, колыхающая шторки открытого окна впервые за долгое время тихо ласкала его душу. Но он не имел права сейчас этим покоем насладиться.
Внезапно город огласила тревожная сирена, затем где-то за первой оборонительной стеной на территории армейских гарнизонов раздался мощный взрыв, засияло красное зарево и в небо стали подниматься клубы черного дыма. Теперь только оставалось ждать, когда с улицы донесутся крики ужаса и звуки разрушений, которыми наполнит его любимую Армидею уже освободившееся чудовище. Магу стало невероятно жалко ни в чем неповинных любимых армидейцев, которые пострадают из-за него. Жутко переживая, убитый горем маг завис в буквальном смысле, замер, пустым взглядом уставившись в одну точку. С улицы доносились звуки проносящихся строев солдат. Из плена душевных мучений, переживаний мага вырвал жуткий вой, которым чудовище после своего освобождения огласило город. Монстр уже выбрался наружу из своей подземной темницы, бог знает, сколько солдат уже погибли, пытаясь его остановить. Фросрею на душе было мерзко и больно от того что он уже ни чем не может помочь, он решил поторопиться со своей участью. Магу для полного освобождения осталось только уничтожить созданный им аттракцион для детей в виде башни невесомости, что окружает его армидейские апартаменты. Ничего такого маг прежде не делал. Чтобы спалить все астероиды, все туманности сладкой ваты, парящие в поле невесомости Башни Фросрея, ему пришлось поднапрячься. Вновь прибегнув к магическому трансу и собственной фантазии, маг наполнил поле невесомости огненным смерчем, спалившим все плавающие в нем имитации комических тел, так долго развлекавшие детей.
Полностью от всего освободившись, Фросрей взял в руки наградной меч, принесенный им из оружейных складов пехотинцев. Таким награждали только офицеров особо отличившихся в бою. Позолоченная ручка, инкрустированная бриллиантами, лезвие вдоль дола украшенное узором и самоцветами. Сев на пол, крепко сжав в руках меч, маг закрыл глаза и как следует, сконцентрировался. Случаи, когда маги отдавали свою силу, передавали ее чему-либо, делились ею со всем миром, были очень редки. За всю долгую историю этого мира такое случалось не более десятка раз. Маги тоже люди, просто так отдать несметную силу, расстаться с величайшей ценностью, которая только может быть у смертного, для человека это практически невозможно. История знает сотни мудрейших светлых магов, которые в тяжелые моменты, даже несмотря на угрозу гибели, не желали, отказывались расставаться со своей силой ради всеобщего спасения, боялись остаться смертными. Сила, которая возносит над всеми, дарует несметную мощь и при желании власть, сильно кружит людям головы, редко кто добровольно соглашается отдать ее во благо мира. Но верный своим идеалам Фросрей, расстался со своей силой не задумываясь. Все ради продолжения борьбы, ради достижения победы. Он до последнего был готов искренне сделать все, лишь бы спасти, защитить артэонов Армидеи.
Он сидел на полу, сжимая в руке меч в который потоком света утекала его сила, отчего сталь будущего Меча Света наливалась ярким свечением. По мере того как его сила вытекала из тела маг постепенно становился простым смертным. Сначала безумной болью о себе дал знать атрофированный желудок. Руки старика затряслись, тяжелый меч держать не было сил. Меч выпал из его обессиливших рук, комнату заполнила ночная темнота, Фросрей некогда бывший сильным магом, заточенным в теле старика, как в страшном сне очнулся простой смертной немощной старой развалиной. Сразу стало холодно, неуютно, даже дышать было тяжело. Слабый и немощный он забился в угол, крепко прижав к себе драгоценный меч. Даже сейчас он ни чувствовал к себе жалости, ему было наплевать на себя, для него было важным только, чтобы его жертва не оказалась напрасной. Смогут ли армидейцы достойно использовать оставленный им дар? Его волновало только это. Спустя пару минут дверь его комнаты на вершине башни выломали разъяренные морпехи. Требующие ответов от старого мага разозленные солдаты ворвались в комнату. Увидев обессиленного дрожащего Фросрея забившимся в угол, солдаты удивленно замерли. Фросрей трясущейся рукой протянул им меч, при этом бессильно шевеля губами, пытаясь что-то сказать.
Наутро после роковой для Армидеи ночи, Фиалка, проснувшись, тихонечко приоткрыла глаза. В комнате было темно, хотя если учесть что она проснулась сама, то значит, на часах должно быть не меньше десяти утра. Рурхан тихо сопел рядом, для него эта ночь выдалась особенно тяжелой. Селина задумалась, вспоминая странный 'сон' который она видела этой ночью. Ночное видение размытыми обрывками мелькало у нее в голове, ничего детального она вспомнить не смогла. Только образ незнакомца с черной маской на лице, луна и прогулка по городским крышам — все как во сне. Незнакомец сказал ей что-то важное, но что — вспомнить сейчас она не смогла. Повернувшись на бок, она почувствовала, что одеяло чем-то зажато, на нем кто-то сидит. Не успела она испугаться, как мама Летиция тихонько погладила ее по голове. 'Тише милая все хорошо. Ночью произошло какое-то происшествие, сработала система защиты города. Окна дома закрылись железными заслонами, поэтому, несмотря на утро, святящее за окном солнышко, в доме темно как ночью. Наш дом временно превратился в крепость, чтобы не случилось мы в безопасности. Все хорошо милая', — мама успокоила Селину. Вторая мама Селины готовила завтрак на кухне, пес Шатун находился там с ней, охранял ее, пока она оставалась одна где-то в темной квартире. Тем временем кошки мяукая, лезли ласкаться к проснувшейся Фиалке. Медленно проснулся Рурхан. Все его тело после ночи в распоряжении Нахирона жутко болело, мышцы просто выли. В их разделенном напополам теле день по праву считался временем Рурхана, Нахирон не сумел оценить прелесть солнца и мира во всех красках, он пробуждался только по ночам. Несмотря на боль в теле, пока была возможность Рурхан, полез ласкаться к маме и своей любимой Фиалке.
