— Утверждаю корректировку для Маи и Хироми, — смягчаюсь я. — Но не для остальных.
Лицо Камико становится суровее.
— Директор Саотоме, позволяя этой проблеме гнить...
— Корректировка это крайняя мера! — рявкаю я. С угрожающей яростью нависаю над столом. — Мы не подправляем умы, потому что это удобно, Камико. И не корректируем девушек, потому что что-то может пойти не так. Есть то, чего делать не следует. Понятно?
Камико съеживается от моего гнева. Затем расправляет плечи и озвучивает свое подтверждение:
— Понятно, директор Саотоме.
Гневно выдыхаю и падаю обратно на стул. Для меня корректировка никогда не потеряет своей жестокой грани. Мое изменение было крайне неприятным. Но хуже всего была беспомощность. Корректировка оставила мне ощущение, что меня могут изменить помимо моей воли. Я не допущу повторения этой пародии, пока меня не убедят в неизбежной необходимости.
Качаю головой, отбрасывая демонов.
— Что-то еще?
Камико требуется мгновение подготовки, прежде чем продолжить.
— Парламент назначил специального следователя.
— И что же вдохновило эту охоту на ведьм? — спрашивает Акина. Фиолетовые глаза находят Камико. — Или я ошибаюсь, предполагая, что премьер-министр на нашей стороне?
— Он — да, — отвечает Камико. — Тем не менее, оппозиционная партия набирает силу. Вместо полной потери контроля над ситуацией премьер-министр предпочел уступить их беспокойству, оговорив благоприятные правила.
Политика. Моя осведомленность заканчивается. Но не нужно быть гением, чтобы понять, насколько опасно неправильным может оказаться расследование Института. Закона не достаточно, когда дело касается магии. Слишком легко обвинить Институт в преступлении.
Потому что Институт преступник.
— Насколько велика проблема? — спрашиваю я.
— Премьер-министр знает о хрупкости ситуации. Сомневаюсь, что он это допустил бы, опасайся худшего, — говорит Камико. Всех нас пронзает резкий взгляд. — Но, пожалуйста, будьте осторожнее с тем, что говорите. Следователь будет не на нашей стороне. И, директор Саотоме, будьте вежливее.
— Как будто Саотоме на такое способна, — комментирует Акина, сворачиваются в улыбке рубиновые губы. — Возможно, вместо вежливости Саотоме стоит воззвать к своей бандитской природе. Несколько дней в камере погружения уж точно прочистят сыщику голову.
— Полагаю, собрание окончено, — медленно говорю я. Просматриваю остальные свои заметки. На повестке дня больше ничего нет. — Если это все, соберемся завтра в это же время.
* * *
Наступает вечер.
Солнце висит над далеким горизонтом. Меркнущий свет льется сквозь витраж, окрашивая цвета в оранжевый оттенок. Кабинет хорошо освещен, десятки волшебных свечей изливают теплое свечение. На моем столе результаты первичных собеседований Камико. Хоть и поздно, я решила разобраться с ними, прежде чем закончить на сегодня.
Уже жалею об этом.
Тендо Аканэ. Шевалье. Она заслужила высокую оценку за величину ее духовной силы, исключительную боеспособность и интуитивное понимание магии. В главном списке Института она отмечена как верная, что было достигнуто после всего лишь двух корректировок. Единственные минусы Аканэ это ее взрывной гнев и безудержная зависть.
Еще она носитель личностного конструкта Т09-3.
Вот почему передо мной лежат ее бумаги.
Согласно Камико, у Аканэ быстро формируется идеологическая привязанность к Институту. Лишь вопрос нескольких месяцев, пока ее взгляды не будут граничить с фанатизмом.
Проблема именно в идеологии Аканэ. Я ее эмоционально уязвимое место. Она до сих пор отказывается принять меня в качестве директора. Но введенная имплантом Т09-3 вторичная личность не позволяет Аканэ отвернуться от Института. Таким образом, результирующие обстоятельства лепят ее в фанатичную сторонницу умершей Артемиды Серенити Сильвервин.
Согласно моим указаниям, Аканэ получила шанс вызваться добровольно. Она отклонила предложение. Судя по заметками Камико, довольно яростно.
И теперь выбор за мной.
С росчерком пера амбиции Аканэ умрут. Я два года жила с этой девушкой. Я знаю, как она мечтала быть и женственной, и сильной. Институт был ее сбывшейся мечтой. Не удивительно, что она так быстро сломалась.
Хирургия уничтожит ее тэнки. В то же время Аканэ потеряет несметные годы воспоминаний. Ее искусство будет искалечено. Образование замедлено. Часть ее души будет вырвана. Со временем она оправится. Аканэ молода. Все отобранное можно восстановить.
Но порой, когда люди падают, они больше не в силах подняться. Хватит ли Аканэ сил справиться с потерей? Или она окажется ею раздавлена?
И альтернатива еще хуже.
Заметки Камико по личностному импланту Т09-3 холодны, клинически и всеобъемлющи. Если его оставить, субъект неизбежно притянется к идеологии. Полученная преданность превзойдет одержимость. Станет смыслом существования. Перед таким фанатизмом будет стерта любая мораль.
Если Аканэ продолжит меня презирать, если ей пригрезится, что правление Артемиды было величественнее, ее судьба будет такой же как и у Маи и Хироми. Вечность корректировки. Ее снова и снова потащат в камеру погружения, сердце наполнят горем, ненавистью и гневом.
Не могу представить циклы между безумием и прояснением. По сравнению с этим ужасом хирургия кажется блаженством.
Но болезненнее всего бессмысленность этого. В импланте Т09-3 не было необходимости. Аканэ была их. Ее разум созрел, чтобы его собрать. Дополнительная корректировка обеспечила бы неизгладимую верность.
Имплант Т09-3 был нацелен на меня.
Просто, жестоко и эффективно. Укё и Аканэ были приманкой Института. С ними Артемида могла выманить меня из укрытия. Но для нее этого было недостаточно. Так что она задумала безжалостный план. В Аканэ был внедрен имплант Т09-3. Затем Аканэ откорректировали, чтобы убедиться, что она всегда будет их.
Опоздай я на день, Укё отправилась бы вслед за Аканэ.
Не то чтобы это было важно. Артемида мертва. Ее бардак достался мне. На моем столе лежат бумаги Аканэ, в строке подписи не хватает только моего имени. Хочу, чтобы их не было. Не получается. Выбор продолжает давить на меня, пока я не вынесу вердикт.
Но я не в силах пошевелиться. Рука отказывается касаться пера. Не могу принудить к хирургии. Не могу освободить Аканэ от нависшей угрозы.
В конце концов отодвигаю бумаги Аканэ в сторону. Дальше неизвестное имя вкупе с неизвестным лицом. Воображаемый человек. Расслабляюсь, с облегчением вздохнув. Да, это ужасно. Но решать будущее незнакомцев проще, чем знакомых мне людей.
Со скрипом открывается дверь моего кабинета.
— Иди домой, Эмико, — не поднимаю я глаз. Если остановлюсь сейчас, точно не смогу начать заново. — Побудь немного со своей семьей. Я и сама по себе буду в порядке.
— Если вы обращаетесь к вашему прелестному рыцарю, Ранма-кун, полагаю, она уже ушла, — отвечает тихий голос.
Сецуна. Помимо воли поднимаю глаза. Зеленоволосая сенши одета в темный деловой костюм, в руках у нее портфель. Давненько я не видела эту женщину кроме как под маской Плутон. Но это не смущает. Облик Сецуны выжжен в моей памяти.
— Кто тебя впустил? — с досадой на лице требую я ответ.
За последние несколько недель мой гнев ослаб. Эта встреча могла бы быть радушной. Но меня раздражает, что Сецуна появилась без предупреждения.
— Я вошла сама, — говорит Сецуна. Хитро мне улыбается. — Привилегия, что я недавно для себя оговорила.
А. Меня осеняет.
— Ты специальный следователь Парламента, — прихожу я к выводу. — Стоило знать. Я бы спросила, как ты это провернула, но, полагаю, ты сослалась на еще один должок.
— И вы правы, — отвечает Сецуна. Женщина проскальзывает в мой кабинет, длинные зеленые волосы покачиваются в движении. — Если я могу предложить, возможно, вам тоже стоит обзавестись должниками. Мне кажется, без них жизнь ужасно трудна. Представьте на секунду, как сложно было бы что-нибудь сделать, если бы, скажем, самодовольный следователь совал нос в ваши дела, надеясь раздобыть политически сочную правду.
Улыбка Сецуны слишком всезнающая. Подавляю раздражение и смотрю на отчеты на столе. Со вздохом отодвигаю их. Сперва разберусь с Сецуной. Как директор, я должна быть вежлива. Иначе меня отругает Камико.
— Как видишь, я довольно занята, — говорю я, указывая на гору бумаг. — Могу я узнать, зачем ты здесь? Если по делу Института, попрошу отложить это до завтра. Если я нужна тебе, чтобы спасти мир, найди других простаков. Я уже заплатила свои долги.
Сецуна слегка посмеивается.
— Ах, Ранма-кун. Не нужно бояться. Как вы сказали, вы сыграли свою роль. Нет нужды в большей жертве. Нет. Я лишь хочу забрать несколько вещей для могилы Артемиды.
С подозрением прищуриваюсь. Ледяная маска Сецуны как обычно ничего не выдает.
— Могилы Артемиды? — спрашиваю я.
— Да, — отвечает Сецуна. — Старая лунная традиция, провожать мертвых с памятными им вещами.
Закрываю глаза и опускаюсь в кресло. Могила Артемиды. Мгновение чувствую, как кожаная рукоять Катенгетти вжимается в мою ладонь. Дергается стальное лезвие. Край встречает плоть. Голова слетает с шеи.
— Не думала, что ты из таких, — бормочу я.
Сецуна смотрит в стену, гранатовые глаза вглядываются вдаль. На мгновение на ее лицо ложится тень эмоций. Сперва я полагаю, что она смотрит на висящий на стене тальвар. Затем осознаю, что ее взгляд направлен ниже, останавливаясь на простом стальном листе. Щит. Железная пластина вырезана в форме воздушного змея. Рельефом на поверхности вырезан герб Артемиды.
— Странно, не так ли? — говорит Сецуна. — Мы с Артемидой были злейшими врагами. Мы тысячи лет подстраивали гибель друг друга. Но несмотря на все, что она сделала, я никогда не могла забыть сияющего рыцаря своего детства, — весело хмыкает Сецуна. — Как глупо с моей стороны. Пытаться видеть в ней любимого кумира. Этой женщины никогда не существовало. Правдой был монстр. А герой иллюзией.
— Она была человеком, — заявляю я. — Неважно, насколько мы плохи, это никогда не меняется.
Я ненавидела Артемиду. Я ненавидела ее так, как до этого никого другого. Не сожалею о ее убийстве. Артемида должна была умереть. Она стократно заслужила такую судьбу. Но я все еще испытываю вину. Большую вину, чем за смерть лучницы. Быть может потому, что убийство Артемиды было куда прямее. Куда реальнее.
— Бери что хочешь, — наконец, говорю я. — Кроме Катенгетти. Меч останется у меня.
— Конечно, — бормочет она.
Сецуна ставит портфель на мой стол красного дерева. Затем почтительно подходит к щиту. Зеленоволосая женщина поднимает железную пластину. Несмотря на вес, она держит ее, пока ее глаза всматриваются в далекое прошлое.
— Какой она была? — спрашиваю я. — Тогда. Прежде чем все пошло не так.
— Сложный вопрос, Ранма-кун, — отвечает Сецуна. Женщина помещает щит в свой портфель. — Для рожденных на Луне Артемида была героем. Живой легендой, превыше Геркулеса. Поэтому, когда я была девочкой, мы играли в игру под названием «рыцарь и принцесса». О, как мы дрались за то, кто будет Артемидой и Серенити.
Сецуна? Ребенок? Играющая в обычные игры? Смеюсь. Абсурдное понятие. Тем не менее, могу его представить. Образ слабый, но настоящий.
— Дай угадаю, — говорю я, предупредительно поднимая руку. — Ты играла рыцаря в сияющих доспехах.
Сецуна вымученно улыбается.
— О, нет. Я была весьма непопулярным ребенком. Все время в книгах. В редких случаях, когда мне везло присоединиться, я служила злу, земной приспешник. Моим долгом было похитить королеву, только чтобы погибнуть от руки непобедимой Артемиды.
Сецуна умолкает. Ее глаза закрыты, как если бы она предается ностальгии.
— Я любила ее. Я уважала ее больше, чем саму Серенити. Для меня и для многих других Артемида была величием Луны. Конечно, когда я стала старше, я смогла увидеть кипящую под ее королевским обликом ненависть. Но даже тогда мне слишком легко было игнорировать ее недостатки. Луна была маяком цивилизации. Величайшим королевством в истории человечества. Ведь, конечно, не преступно свысока смотреть на наших земных сестер? Ах. Так наивно. Гниль была скрыта от моих глаз.
— А затем ты стала сенши, — заканчиваю я. — Сомневаюсь, что с доступом к Вратам твои иллюзии сумели долго прожить.
Две недели директором, и мои руки уже покрыты грязью. Белоснежные королевства существуют лишь в сказках. Настоящий мир довольно паршивое место.
— Как вы сказали, обнажились пороки Луны. Открылись все секреты. Неприятное пробуждение.
Сецуна ставит на мой стол пару бокалов. Наливает из хрустального графина янтарную жидкость, равно наполняя каждый. Зеленоволосая женщина качает свой напиток, пробуя аромат.
— Napoleon Empereur, урожай 1858. Артемида всегда любила декаданс. — Сецуна отпивает коньяк, перекатывая его на языке, чтобы испробовать каждую молекулу его вкуса.
Продолжает историю.
— После назначения никогда не было времени на отдых. Ночи я проводила глядя во врата. Дни были полны тайных встреч. Нас было всего трое: королева, герой и ребенок. Споры тянулись часами. Артемида взывала к силе. Она хотела цивилизовать Терру. Она помечала завоевание добротой. Она расписывала Луну как спасителя, что возвысит дикий мир к славе. Тем не менее, под этим всегда крылась ненависть. Когда я прислушивалась, я слышала ее сердце. За каждым словом стояло неустанное стремление раздавить своих врагов. Серенити отличалась. Вместо войны она строила мир. Она рассматривала злобу между нашими народами как источник нашей гибели. Так что она старалась залечить эту рану любовью и добротой. Ее оружием были торговые соглашения, иностранная помощь и открытые границы. Венцом ее победы был брак между принцем Терры и ее дочерью.
— Не слишком-то это помогло, — фыркаю я. Поднимаю бокал и с любопытством глотаю. Напиток обжигает мне горло. Кашляю, подавившись крепким алкоголем.
Сецуна смеется над моей бедой. Затем ее глаза снова пустеют.
— Да. Все это было напрасно. Хоть тогда мы этого не знали, врата предложили самоисполняющееся пророчество. Чем больше мы сражались со своей судьбой, тем больше запутывались в ее паутине.
Зеленоволосая женщина опустошает бокал. Ставит его на мой стол, затерявшись сознанием в прошлом. На ее лице редкое выражение. Сквозь застывшую маску Сецуны просачиваются вина, горечь и сожаление.
— Я часто гадала, кто был большим монстром. Артемида, стремящаяся к гибели Терры? Серенити, отказывающаяся видеть обреченность своих планов? Я, стоящая в стороне, не желая встревать между титанами? Но чаще всего меня преследует конец. Эхом звенит в ушах крик предательства. — На губах Сецуна появляется темная улыбка, образ отвращения. — Видите ли, когда Серенити узнала о наступлении нашей смерти, она попросила меня спасти тех, кого смогу. Терране. Лунариане. Не важно. Для нее все были едины. Так что я сделала как мне сказали. Когда лунная армада прибыла слишком поздно, чтобы спасти нашу родину, они в отместку обратились против Терры. Осветили мир огнем. Остатки человечества бы умерли. Я должна была их спасти. Так что я обратилась против своего народа и убила их. Всех.
