Олрис непонимающе смотрел на Крикса, и тот пояснил:
— За каждым кандидатом, поступившим в Орден, тоже постоянно наблюдают. Кандидату могут "по ошибке" рассказать о том, что ему знать не полагается, чтобы проверить, в состоянии ли он хранить секреты; могут дать ему какое-то абсурдное распоряжение, чтобы посмотреть, как он поступит — выполнит приказ, не вникая в его смысл, или будет спорить, или молча сделает по-своему. Но в Ордене все это служит одной цели — разобраться, на что ты способен. Одни люди хороши в роли подчиненных, но принимать решения у них выходит плохо, из других могут получиться замечательные командиры, но как подчиненные они невыносимы. Третьи — просто одиночки, которые могут полагаться только на себя... Задача старших офицеров — разобраться, кто есть кто, и найти человеку правильное применение. — Меченый подхватил со стула свежую рубашку и внезапно улыбнулся — беззаботной, почти мальчишеской улыбкой, полностью преобразившей его утомленное лицо. — Мне, правда, это знать не полагается, но Ирем всегда держал записи о новых кандидатах прямо на столе. То ли он правда видел во мне своего преемника, то ли просто не мог предположить, что у какого-то оруженосца хватит наглости читать доклады его офицеров. Когда я впервые оказался в Эсселвиле, я старался собирать любую информацию об Олварге. Расспрашивал людей, которые помнили Дель-Гвинир до Олварга, беседовал с вашими пленными... Среди моих бумаг, которые остались в Ландес Баэлинде, было кое-что об Испытаниях. Многое из того, что я узнал, казалось удивительно знакомым. Но, конечно, Олварг не был бы самим собой, если бы не вывернул смысл этой проверки наизнанку. В Ордене люди не подозревают, что их подвергают испытаниям. А если бы даже узнали, то, самое большее, боялись бы произвести на старших офицеров Ордена плохое впечатление. А люди, которые проходили через ваши воинские Испытания, все время ощущали, что их жизнь висит на волоске, и что они играют в смертельно-опасную игру, а правила этой игры известны только Олваргу. И главный смысл этих Испытаний — в том, чтобы человек буквально ошалел от страха и как следует запомнил, что ни его жизнь, ни его смерть не в его власти. Таким человеком проще управлять.
Олрис слушал рассуждения дан-Энрикса с каким-то завороженным вниманием. Он понимал не больше половины из того, о чем говорил Меченый, но от этого его слова казались еще более волнующими и притягательными. Завеса тайны, окружавшей Меченого в Эсселвиле, наконец-то приоткрылась, и Олрис больше всего боялся спугнуть свою удачу и каким-то неуместным замечанием отбить у собеседника желание продолжать этот разговор. Казалось, Меченый вот-вот спохватится, что слишком заболтался, или вспомнит про какие-нибудь неотложные дела — но вышло по-другому. Меченый потёр заросшую щетиной скулу и сказал:
— Пожалуй, это хорошо, что ты заговорил об Олварге. Раз уж вы с Ингритт оказались здесь, вам стоит знать, с чем мы имеем дело. Будь так добр — сходи к Ингритт, разбуди её и пригласи прийти сюда. А я пока избавлюсь от этого безобразия.
Под "безобразием" он, вероятно, понимал свою отросшую за время путешествия бородку. Выглядевшую, с точки зрения Олриса, просто прекрасно, но не спорить же с дан-Энриксом... тем более, что Меченый и без того достаточно подшучивал над тем вниманием, с которым его стюард каждый день ощупывал собственные щеки и верхнюю губу, надеясь обнаружить там какую-то растительность.
Только потом до Олриса дошёл весь смысл сказанного. Пришлось со всей силы стиснуть зубы, чтобы удержаться и никак не выказать свою досаду. Он ничего не имел против Ингритт, но ему хотелось, чтобы Меченый хоть раз поговорил о чем-нибудь серьёзном с ним одним. Или доверил бы ему какой-нибудь секрет, которым не делился с остальными. "Интересно, он вообще когда-нибудь думает обо мне отдельно, или всегда вспоминает только нас обоих сразу? — с раздражением подумал он. — Вы с Ингритт то, вы с Ингритт сё — как будто меня вообще не существует!". Разумеется, сказать о чем-нибудь подобном вслух было так же немыслимо, как рассказать дан-Энриксу о своей тайной мысли — или, правильнее было бы сказать, мечте — о том, что Меченый мог быть его отцом. Хотя в отдельные моменты эта мысль казалось ему непреложной истиной, захватывая его целиком, как приступ опьянения или безумия, в своем обычном, трезвом настроении Олрис прекрасно понимал, что просто выдаёт желаемое за действительное.
При одной мысли о том, чтобы поделиться с Меченым этой вздорной идеей и увидеть, как изумление в его глазах сменяется сперва пониманием, а потом жалостью, у Олриса всегда противно холодело в животе.
— Хорошо, — ворчливо сказал он. — Я её разбужу.
А Меченый, вместо того, чтобы кивнуть или сказать "спасибо", как обычно, улыбнулся и взъерошил ему волосы. От этого простого жеста вся его недавняя обида словно выцвела и потускнела, потеряв прежнюю остроту. И когда Олрис вышел в коридор, ему казалось, что где-то в груди, под ребрами, пульсирует живой и тёплый сгусток света.
В тот день Крикс много говорил о Тайной магии. Рассказывал о том, как Олварг ради глупой мести и пустых амбиций впутался в войну двух Изначальных Сил, а сам он унаследовал меч Энрикса из Леда и поклялся уничтожить Темные истоки. Олрис понимал отнюдь не все, но Истинная магия, которую Меченый называл парадоксальной и непостижимой, вовсе не казалась ему такой уж загадочной и недоступной человеческому пониманию. Для него эта магия была неотделима от самого Крикса. Олрису казалось, что это сияющее облако из силы, жизнерадостности и тепла пронизывало все, что связано с дан-Энриксом. Не только его силы, но и его слабости. Тайная магия смеялась, уставала, побеждала там, где невозможно было победить — и падала без сил после второй бессонной ночи.
Нужно было увидеть дан-Энрикса лишенным этой магии, чтобы понять свою ошибку. Олрис застонал сквозь зубы, беспокойно заворочался в постели, в очередной раз бессильно недоумевая, почему все должно было выйти так несправедливо.
Он не сразу осознал, что кто-то тихо, но настойчиво зовёт его по имени — и, разлепив глаза, увидел в тусклом свете очага присевшего на край его кровати ворлока. Чуть дальше, в полутьме, виднелись силуэты Ингритт с Лейдой. Олрис удивлённо заморгал, но потом вспомнил, что Ингритт собиралась просить Лейду отправить кого-нибудь за магом. Одновременно Олрис осознал, что он, наверное, заснул и спал не меньше часа — иначе мэтр Викар попросту не успел бы прибыть во дворец. Маг выглядел спокойным — если вдуматься, то даже чересчур спокойным.
— Олрис, ты уже несколько раз назвал имя лорда дан-Энрикса. И Ингритт утверждает, что до этого ты тоже говорил о нем. Ты можешь попытаться вспомнить, о чем ты думал в тот момент, когда почувствовал себя плохо?.. — спросил он своего "пациента".
При мысли о том, что мэтр Викар сейчас воспользуется своей магией, чтобы вытряхнуть его самые тайные мысли и чувства перед Лейдой с Ингритт, Олриса прошиб холодный пот.
— Да ни о чем я не думал! Просто спал, — полуиспугано, полусердито сказал он. Ворлок задумчиво кивнул — а потом обернулся к Лейде с Ингритт.
— Месс Гефэйр... Ингритт... Извините, но я попрошу вас выйти, — сказал он. Маг сам закрыл за ними дверь, после чего вернулся к Олрису и снова сел на край его кровати. — Олрис, иногда болезни — это результат каких-то мыслей или чувств, с которыми человеку не под силу справиться. Обычный лекарь в таких случаях помочь не может. Нужно выяснить, какая мысль или тревога вызвала эту болезнь. Пожалуйста, разреши мне тебе помочь. Поверь, я еще никогда и никому не раскрывал чужих секретов.
Олрис дёрнул подбородком.
— Нет у меня никаких секретов! — слегка покривив душой, ответил он. — Я правда думал о дан-Энриксе... и еще, разумеется, об Олварге... Что тут такого? Думаю, что Лейда, или Ингритт, или даже вы на самом деле беспокоитесь о том же самом.
— Это верно, — признал маг. — Не помню, чтобы за последние несколько недель я хотя бы одну ночь проспал без дурных снов. Думаю, большинство людей, считающих Крикса Эвеллиром, могут сказать о себе то же самое. Но все-таки, как ты считаешь, почему тебе стало так плохо именно сегодня ночью?.. Ведь после суда над принцем прошло уже полмесяца.
Олрис опешил. При всей своей простоте, такой вопрос ни разу до сих пор не пришёл ему в голову.
— По-моему, дело не в самом Криксе, а в чем-то другом, — пристально глядя Олрису в глаза, заметил маг. — Что-то напомнило тебе о Меченом, заставило все время о нем думать. Что?..
— Исток, — чужими, непослушными губами сказал Олрис. Теперь он понял, почему с таким упорством избегал не то что говорить — даже всерьез задумываться о природе своих страхов. Правда заключалась в том, что ему просто не хотелось знать ответ. — Мэтр Викар, это Исток! Мне всегда становилось дурно от присутствия адхаров. И от короля... то есть от Олварга... меня мутило, прямо-таки выворачивало наизнанку. Раньше мне казалось — это потому, что я слюнтяй. Но Крикс сказал, что страх перед адхарами нельзя назвать обычной трусостью. Что это что-то вроде восприимчивости к тёмной магии. — Олрис умолк, пытаясь заново переосмыслить то, что только что сказал. — Мэтр Викар... как вы считаете... могу я в самом деле чувствовать Исток? Или мне это только кажется?
— Не знаю, — сказал маг. — Боюсь, я очень мало смыслю в темной магии. Но, думаю, нам лучше будет исходить из мысли, что тебе не кажется, и что это действительно Исток.
Олрис почувствовал, что губы, нос и все лицо противно холодеют, а в глазах темнеет, как бывает перед тем, как потерявший слишком много крови человек падает в обморок.
— Вы думаете, что все уже началось?.. — сглотнув противную, солоноватую слюну, спросил он ворлока. Странное дело — он все это время знал, что Олварг собирается напасть на город, но теперь, когда этот момент настал, Олрис внезапно понял, что он предпочёл бы умереть прямо сейчас — лишь бы не быть, не видеть, не участвовать в том, что должно неминуемо случиться дальше.
— Не знаю. Но если и правда началось, то нам, по крайней мере, не придётся больше мучиться от ожидания, — сказал Викар. Олрису показалось, что он тоже был бледнее, чем обычно, но голос орденского мага звучал собрано и деловито. — Пойду разбужу мессера Ирема. Сможешь еще раз повторить ему все то, что сказал мне?..
— А толку-то? Он все равно мне не поверит, — буркнул Олрис. Ворлок отмахнулся от его сомнений, как от мухи.
— Ничего, поверит. Ирем не дурак и предпочтет встречать любые трудности во всеоружии.
Решительность мэтра Викара заставила Олриса устыдиться собственной недавней паники.
— Я пойду с вами, — сказал он и попытался спустить ноги на пол, но ворлок, напрочь позабыв о деликатности, решительно толкнул его обратно на подушки.
— Не дури. Мы проще привести мессера Ирема сюда, чем смотреть, как ты трясешься от озноба, и гонять прислугу за ведром, когда тебя начнет тошнить. Лежи и набирайся сил — думаю, что они тебе скоро понадобятся.
С этими словами ворлок вышел. Олрису внезапно показалось, что от вчерашнего вечера его отделяет не одна-единственная ночь, а месяцы и даже годы — таким посторонним и далёким сейчас выглядел этот вчерашний день.
Сквозь цветные стекла окон в комнату сочился серый мартовский рассвет.
* * *
Открыв глаза, Валларикс сразу почувствовал постороннее присутствие — настолько явно и отчётливо чужое, что первая мысль о королеве сразу показалась ему страшной глупостью. Он резко сел в своей постели и увидел, что в том самом кресле у стола, где он обычно разбирал бумаги по утрам, сидит какой-то человек. Валларикс вскочил и потянулся к перевязи с ножнами, которую в последнее время держал в изголовье собственной кровати, но на месте её не оказалось.
— Стража!.. — крикнул император. За дверью по-прежнему царило мёртвое молчание. Незнакомец в кресле склонил голову к плечу, как будто поведение Валларикса казалось ему исключительно забавным.
Император отступил к стене, обшаривая взглядом свою спальню, но довольно быстро понял, что сидевший в кресле человек был здесь один. У Валларикса вообще возникло странное, пугающее чувство, что во всем дворце — а может быть, и в целом городе — не осталось ни одной живой души, кроме него и этого мужчины. Тем не менее, этот чужак, скорее всего, не был ни вражеским солдатом, ни подосланным к нему убийцей — иначе он прикончил бы Валларикса, пока тот спал.
Вальдер сосредоточил все свое внимание на странном незнакомце, и, когда его глаза привыкли к предрассветным сумеркам, едва подсвеченным углями в догорающей жаровне, сумел рассмотреть лицо загадочного визитера — смуглое и одновременно нездорово-бледное, с короткой черной бородой и темными мешками под глазами.
Вид этого человека вызывал у него странную, саднящую тревогу. Император мог поклясться в том, что никогда раньше не видел этого мужчину, но при всем при том его лицо казалось ему удивительно знакомым.
Пару секунд спустя Валларикса внезапно осенило, кем должен быть его гость.
— Интарикс!.. — имя сорвалось у него с языка быстрее, чем Вальдер успел напомнить самому себе, что его старший брат давно уже не пользуется именем, предпочитая называться Олваргом.
"Я сплю, — сказал себе Вальдер. — Я сплю и вижу сон"
Мужчина в кресле улыбнулся.
-Не совсем так. Ты, безусловно, спишь — но это не обычный сон. Я рассудил, что побеседовать с помощью магии будет значительно удобнее, чем отправлять к тебе послов. Не стоит посвящать чужих людей в наши семейные дела, если возможно обойтись без этого. Тем более, что Тайной магии, которая хранила этот город, больше нет, и я наконец-то могу доставить себе удовольствие и встретиться с тобой с глазу на глаз.
— Что тебе нужно? — с напряжением спросил Вальдер.
— Очень приятно наконец услышать от тебя какие-то разумные слова. В данный момент мои солдаты захватили Мирный. Кое-кто из жителей погиб во время боя, но большая часть живы и попали в плен. Если мы не достигнем взаимопонимания, я сделаю с ними то же самое, что сделал с заключенными в Кир-Роване : я отдам их Истоку, чтобы обратить всю его силу против вас, а после этого возьму Адель. И можешь мне поверить — к этому моменту вам будет уже не до того, чтобы со мной сражаться. Если ты еще не позабыл уроков, которые нам давал Галахос, то ты должен представлять, как именно работает тёмная магия.
— Я помню. Кто-нибудь вроде тебя кормит Исток чужими жизнями, а в обмен на это сила Темного истока выполняет все его желания.
Олварг поморщился, как музыкант, услышавший расстроенный, противно дребезжащий инструмент.
— Я бы сказал, что это слишком примитивно, хотя суть ты понимаешь верно. Магии, которую я применил в Кир-Кайдэ, было достаточно, чтобы наслать "черную рвоту" на Адель и Гардаторн. А с того времени Исток стал значительно сильнее. Как ты полагаешь — сможете ли вы сопротивляться, когда эта Сила обратится против вас?.. Особенно теперь, когда ни Альдов, ни Седого больше нет. Надеюсь, ты достаточно разумен, чтобы понимать, что без поддержки Тайной магии ни вам, ни даже самым одаренным магам из Совета Ста не выстоять против Истока. Теперь вам не поможет даже ваш хваленый Эвеллир. Как, кстати, у него дела?.. Учитывая нашу семейную непереносимость к магии, он сейчас вряд ли помнит, как его зовут. Честное слово, я не понимаю, как ты допустил, чтобы они довели человека твоей крови до такого состояния. Мне-то, положим, все равно, но я-то не считаю его своим родичем. Мне в жизни не пришло бы в голову признать его дан-Энриксом и сделать лордом. А поступать так, как ты — сначала назвать его принцем и вторым наследником престола, а потом позволить лавочникам превращать дан-Энрикса в пускающего слюни идиота — это странный шаг. По-моему, гораздо милосерднее было бы его убить.
