— Но, может быть...
— Виктория Аскольдовна. Я понимаю и разделяю вашу боль, но вы сами по вашей собственной воле уже дали наисуровейшую, высшую по степени бесчеловечности и безжалостности отповедь очень близкому вам лично человеку, даже не выслушав его. Это и в наше время причиняет очень большую боль и вы фактически её причинили. Космоцентр готов помочь вам всем, что в рамках допустимого и возможного, но я прошу вас уделить внимание учёбе.
— Спасибо, товарищ комкор. Разрешите идти? — Виктория встала.
— Вижу, что не убедил вас. Идите.
Вернувшись к себе в номер, Виктория включила трансляцию лекции, на которую уже не успевала и, слушая голос преподавателя, стала копаться в платяном шкафу. Пальто, куртки, комбинезоны так и летели на едва прибранную постель, пока сверху не лёг давно уже не одёванный гражданский комбинезон неприметной спокойной расцветки. Вернув всю одежду на места, Виктория повесила гражданский комбинезон первым и провела по нему ладонями обеих рук, разглаживая почти незаметные складки. Ей казалось, что теперь это почти единственная приемлемая для неё одежда: на великолепие парадных офицерских комбинезонов и форм и тем более — на повседневные красивые и функциональные комбинезоны сотрудника Астрофлота она старалась не смотреть.
— Виктория, разрешите? — в номер стремительно вошел Михаил. — О, извините, я не вовремя. — он с ходу прочёл состояние Беловой и решил обойтись минимально-необходимым. — Только хотел передать вам диски с информацией на недельные планы предстоящих занятий. — он увидел раскрытый шкаф и комбинезон, но не изменился ни в лице, ни в голосе. — Всё, исчезаю.
— Спасибо, Михаил Львович. — Виктория впервые не проводила друга Александра до дверей, копаясь в ворохе служебных и личных укладок. — Ещё раз — спасибо. — сказала она, ощущая, как Михаил осторожно поворачивается к входной двери.
Михаил ушёл. Он, безусловно, понял причину, почему сверху всех одежд висит теперь гражданский комбинезон, но, зная, что офицерам разрешено ходить в гражданском даже в расположении Космоцентра, поначалу не придал этому особого значения.
Виктория между тем швыряла укладку за укладкой на постель. Гора укладок росла, наконец на столе осталась только легкая укладочка с двумя десятками дисков со знаком "Л", означавшим личные. Их Виктория упаковала в серенький рюкзачок, который повесила рядом с гражданским комбинезоном.
— Жива ещё, моя старушка? — старший лейтенант Тимирязева, курсант командирского потока вошла в номер Виктории, когда та заканчивала запихивать отбракованные служебные укладки в шкаф. — Большая приборка?
— Почти. Если можно, Женя, обо всём — позже. Я хочу дослушать лекцию и немного прибраться.
— Как хочешь. — подруга вышла в коридор и, дойдя до холла, вызвала мгновенник. В кабине она нажала клавишу спикера. — Михаила Лосева. Срочно.
— Лосев на связи. — Михаил в это время направлялся в лабораторный корпус и сигнал вызова застал его на пандусе перехода.
— Тимирязева, Михаил. Есть большая проблема.
— Слушаю, Евгения. — Михаил внутренне подобрался. Он знал, что коллеги не станут беспокоить его по пустякам.
— Если не ошибаюсь, ты был у Виктории недавно?
— Да, заносил диски.
— А я вот только что от неё. У неё в шкафу теперь спереди гражданский комбинезон и обычный гражданский рюкзачок.
— И рюкзачок появился? Дальше можешь не продолжать. Зайди к психологам. Похоже Звезда твёрдо намеревается нас покинуть... И — в самое ближайшее время.
— И я того же мнения. Закрой своими десантниками периметр. Возьми Викту под сопровождение нарядами. А я пока подниму людей.
— Хорошо. Держи меня в курсе.
— Ладно, Миша. — Тимирязева отключила связь. Мгновенник остановился на этаже Службы психологической поддержки.
Дальнейшее не заставило себя долго ждать. Через несколько минут усиленные наряды стояли на всех порталах периметра Космоцентра, патрули следовали по контрольным дорожкам с интервалом не в десять минут, а в три. Были подключены резервные следящие и блокирующие охранные системы периметра. А к номеру Виктории уже направлялась первая группа её подруг по факультету. Внутренний межпотоковый телеграф "выдал" курсантам сигнал неучебной опасности под знаком Навигационной Звезды. Пружина обеспечения безопасности и спокойствия конкретного человека сжалась и начала распрямляться, отдавая энергию для решения возникшей проблемы.
Виктория встретила визитёров сидя в кресле. Стараясь казаться спокойной и безучастной, она про себя уже всё решила.
Разговор получился долгим. Подругам очень хотелось добиться от Виктории хоть каких-то слов. Но Виктория только слушала, не проронив ни слова, только изредка усталым погасшим взглядом окидывая присутствовавших на этом первом особом свидании подруг.
— Иными словами, Викта, ты не можешь остаться? — старшая группы прямо взглянула на Лидера науки Космоцентра.
— Не могу, девчата. Нет мне жизни здесь. Какой же космос без него? Так, сухая рутина. — с непередаваемой горечью наконец вслух тихо сказала Виктория.
— — Но, Вика, ты и нас пойми: мы же не можем привести его сюда под каким-либо конвоем — ведь обидела ты — его, а не он — тебя. И наказать тоже не можем — не он — тебя, а ты — его отшила. Конечно, у нас есть своя внутренняя Служба Безопасности, есть Полиция Астрофлота, но, согласись, это задача — явно не для них.
— Поэтому я и хочу уйти. — расслабленно произнесла Виктория не поднимая глаз и прекрасно понимая, что карательная подсистема Астрофлота в этом деле ей не помощница.
— Рапорт уже написала? — поинтересовались подруги, прекрасно зная, что молниеносная Звезда уже выполнила эту необременительную, но очень болезненную для неё формальность. И они не ошиблись:
— И отправила. — жёстко подтвердила Белова.
— Ответ? — подруги очень надеялись, что командование будет бесконечно тянуть с удовлетворением просьбы и им показалось, что именно так оно и есть, поскольку Виктория слабым голосом, выдавшим её неудовлетворённость, ответила:
— Пока нет. Жду.
Первая группа потерпела фиаско. Но за ней пришла следующая, за ней — ещё одна. С интервалом в несколько минут в этот день у Виктории побывали представители почти всех основных факультетов. У них было одно желание — не дать Виктории возможности предать её стремление и её мечту о космосе. Но выходившие с грустью пожимали плечами и разводили руками — и им также не удалось убедить Навигационную звезду не то что в необходимости, но и в самой возможности остаться.
За основными факультетами пошли представители факультетов среднего звена — им Виктория помогала больше всего, гораздо больше чем основникам. Только поздно вечером, когда время приближалось к десяти часам, её оставили в покое, так и не добившись согласия остаться.
Забывшись в кресле, Виктория провалилась в сон без сновидений. Он немного восстановил силы, но не вернул спокойствия и уверенности. Сохранилось стремление уйти во что бы то ни стало.
С утра пришло распоряжение о свободном дне, которому Виктория подчинилась со смутно ощущаемой радостью: она чувствовала, что едва погрузится в привычную работу и ритм — и её желание может перестать быть монолитным. Она даже рассчитывала, что ей тогда быстрее разрешат достичь Александра и лично увидеться с ним перед окончательным разрывом. Но свободный день есть свободный день и Виктория не стала даже выходить из номера. Сразу же после скудного завтрака — она по привычке держала трёхдневный паёк в своей комнате — к ней в номер пожаловала делегация второй очереди факультетов среднего звена и уговоры возобновились с прежней силой.
Так продолжалось до обеденного перерыва в занятиях и работах. Не покидавшая своего номера Виктория тепло поблагодарила официантов-курсантов, принесших ей сытный обед, но восприняла их попытки уговорить остаться с ледяным спокойствием и непреклонностью.
Ровно в четыре часа дня открылась дверь и вошёл Покрышкин. Виктория поспешно встала, механически поправляя помятый комбинезон, но Командир сразу подошел к ней и, остановившись в метре напротив, заглянул прямо в глаза.
— Что же это вы надумали, Виктория? — здесь и сейчас комкор был не начальником, не высшим офицером командования, а Батей, отцом для всех курсантов Космоцентра вне зависимости от возраста и званий. Уловив это настроение, Виктория сменила тон голоса на обычный:
— Поймите меня правильно, я не чувствую в себе больше сил быть здесь и работать в прежнем режиме... Я высоко ценю всю помощь и поддержку, оказанную и оказываемую мне, я знаю, что отрываю очень многих людей, отчаянно пытающихся остановить меня, от службы и от работы, но по-иному — не могу.
— Сядем. — комкор сел в кресло и почти насильно усадил в кресло напротив не желавшую садиться Викторию. — Вы полагаете, что уйдя от нас, уйдя из Астрофлота вы сможете когда либо появиться перед Александром? Вы убеждены в том, что он вас примет такую?
— Вы хотите спросить, примет ли он меня, предавшую собственную мечту, дело, которому я хотела служить всю жизнь? — самоуничижительным тоном произнесла Виктория, не глядя на Командира. Тот также не стремился постоянно держать её под своим внимательным, всё замечающим взглядом:
— Почти. Но и не только это. Он, как мне неоднократно докладывали коллеги, уже много дней, несмотря на то, что вы его отвергли, продолжает просто гробить себя на работе в Астрофлоте. Желаете подробностей? Он работает почти полные сутки и спит три-четыре часа... А вы... Вы, Виктория, готовы все бросить, чтобы только увидеть его? Но поймёт ли он вас такую?
— Честно сказать? Не знаю. — прошептала Белова.
— Тогда я прошу вас остаться и продолжить работу и учёбу. Это, на мой взгляд, единственный разумный выход. — тихим голосом ответил Покрышкин.
— Не знаю. Наверное, я остаться не смогу...
— Подумайте, Виктория Аскольдовна. Нам бы не хотелось видеть вас вне нашего коллектива.
— Я знаю. Но, думаю, что всё же остаться — не смогу.
— Я ещё раз прошу вас подумать. — комкор встал.
— Попробую. Но ничего обещать не могу.
Комкор ушёл. Виктория поняла, что если её просит сам начальник Космоцентра, то теперь, после его визита, её коллеги пойдут на всё, чтобы её задержать. Она, безусловно знала об усилении патрулей и о перекрытии периметра Космоцентра. Но внутренний голос твердил ей, что пока она отказываться от своей идеи не вправе.
На третий день её посетили делегации факультетов третьего кольца. Но и им не удалось её убедить — к своему удивлению, смешанному с горькой радостью, Виктория поняла, что за прошедшую ночь она нисколько не уменьшила своего стремления любыми путями достичь Александра и просто взглянуть ему прямо в глаза. Взглянуть прежде чем уйти окончательно и от него, и от мечты. Она прекрасно понимала и другое — существующая система не даст ей возможности просто так пренебречь множеством условностей и потому ей предстояло исподволь добиваться реализации своего решения. Взвесив все обстоятельства, она поняла, что реализация ее плана может вполне занять не меньше года.
Третий день она потратила на то, чтобы составить план своей работы на предстоящий год, который в глубине души она уже именовала "годом без Александра". Слушая и смотря лекции на огромном экране — во всю верхнюю половину южной стены, Виктория по другим экранам сверяла объемы предстоящей ей работы. Наконец принтер выплюнул на поддон увесистую пачку листков, сверху лёг лист с кратким планом. Внимательно и быстро прочитав всю пачку, Виктория тотчас же стёрла текст, оставив только этот лист.
С этого момента её жизнь круто изменилась. И изменилась она в тот же вечер, когда она неожиданно появилась в комплексе общественного питания Космоцентра и прошла сразу на главную кухню. Её всячески пытались удержать и не допустить, но все попытки потерпели неудачу. Одного взгляда Виктории было достаточно, чтобы понять: от своей идеи она не отступит.
Начав работу на кухне в привычном ей ураганном темпе, она догадывалась, что Покрышкин всё же ввел в Космоцентре осадное положение. Внешне это никак не проявлялось, но внутри... Внутри внешняя стена Космоцентра стала практически непроницаемой и перейти её не было никакой реальной возможности.
Её не тянуло улыбаться и усмехаться по данному поводу. Постепенно она втянулась в работу на камбузе и на её присутствие там перестали обращать особое внимание. Покинув кухню в половине двенадцатого ночи после четырёх часов работы она устало повалилась навзничь на кровать в своем номере.
— Викта, что же ты с собой делаешь? — в номер вошла Светлана Немцова, лейтенант астронавигации. — Все в Космоцентре сейчас только и говорят о твоей работе на кухне. Ты же всех тамошних мастериц вогнала в краску жуткого стыда: они никак не могут выполнить сотой доли твоего норматива. Я понимаю, нам, женщинам, подобное — не в новинку, но...
— Что у нас завтра, Светлана? Какой день недели? — не открывая глаз, Виктория нашарила сенсор и зажгла полупритушенное бра. Неяркий сумеречный свет озарил пространство возле кровати, на которой лежала Белова.
— Суббота.
— Я завтра планирую попахать и мне... мне надо отоспаться. А иначе работать... Я просто не могу, не приучена. — тихо ответила Виктория.
— Ты ещё скажешь, что готова так работать в ближайший месяц... — так же тихо заметила подруга.
— Несколько месяцев, Светлана. Если у тебя нет вопросов, то я хочу отоспаться... Извини. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи. — Светлана, так и не присев, вышла.
— Ну, что, Света, сказала Звезда о завтрашнем дне... Где нам её ждать? — в коридоре её окружили подруги. — Говори, а то подниматься в шесть.
— Я и сама очень хотела бы это знать... Но из неё — слова не вытянешь. Сказала только, что хочет завтра попахать...
— Покрышкин пока не снимает изолирующее положение, но разрешил нам завтра выход в город.
— Ни полслова её родным... Я думаю, они чувствуют, что творится с Викой, но — не усугубляйте ситуацию. Пока мы не будем знать чем будет заполнен её график, который она со всей безжалостностью для себя уже, вероятнее всего, составила — мы просто ничего умного не сможем сделать. А глупости нам не позволены. Так что, девчата, молчок.
— Без проблем, Света.
Утром следующего дня сразу после завтрака Виктория появилась в спортивном комплексе. Дальнейшее удивило видавших виды тренеров — за полдня она успела раз в пять перевыполнить все мыслимые нормативы на любых снарядах и тренажёрах. Сделав получасовой перерыв на довольно бедный обед, Виктория перешла из общей части спорткомплекса в специальную и снова взялась за тренировки.
— Товарищ комкор, ну повлияйте на Белову. Она загонит себя на снарядах. — докладывал начальнику Космоцентра вечером того же дня ведущий тренер спорткомплекса. — Что мы если, не дай бог, что случится, скажем Иванову? Что его фактическая невеста погибла при выполнении сложнейшего даже для профессиональных каскадёров трюка на снарядах... Он же полкосмоцентра в щепки в отместку разнесет... И будет, как ни странно это признать, прав. А она ведь ещё и на кухне вкалывает за восемь десятков человек... Нам что, всех остальных ежедневно снимать с кухонных нарядов поскольку им стало просто нечего делать? А что скажет, узнав об этом Иванов? Что мы противоправно и антигуманно использовали труд одной и единственной для него, хочется в это верить, женщины? И снова будет прав... И это уже будет прямое обвинение юридического характера с определёнными, весьма неприятными для нашего Центра последствиями. А уж о её стремлении уйти я и не говорю — это вообще проблема общекосмоцентровская... И ведь её не остановить обычными методами... Ведь только поэтому мы пошли на осадное изолирующее положение. Последний раз мы его вводили лет восемь назад в тренировочном режиме... А тут — в ре-аль-ном...
