Ниэнна бросила взгляд на Саурона и Асклепия.
Асклепий, не торопясь, допил кофе и сказал:
-Слушай, Гортхауэр! Раз уж ты здесь, я тебя кое о чем спросить хочу! Пойдем-ка на волю, потолкуем!
Когда же Ниэнна и Твати остались одни, истарна спокойно спросила:
-Ты ведь видящая, Твати?
-Да, Ниэнна.
-Необученная, нетренированная, но видящая. Глянь сама, может ответишь на свой вопрос?
-Не умею я сама глядеть.
-Не умеешь... Ну ладно. Тогда...
Истарна до боли сцепила пальцы рук, помолчала и продолжила:
-У тебя дети были? Были. А у меня нет. И не будет. Понимаешь? Я не смогу ее убедить.
С этими словами истарна положила руку на запястье Твати. Вполне человеческий жест...
Твати почувствовала, что проваливается в себя. Мир вокруг заволок какой-то полупрозрачный туман. Чья-то воля пробудилась в глубинах ее души, и она — эта воля, холодная и властная, — заставила Твати заговорить каким-то чужим голосом:
-Будут у тебя дети. Нескоро, но будут. Прежде мир переменится, многое уйдет, многое будет создано. Тогда переменится и твоя жизнь. А Гортхауэру скажи: пусть он найдет ее и скажет все. Все, что хочет его душа. Тысячелетия прошли со дня их последней встречи! Неужели Оннеле не заслужила немного тепла? Напомни ему, Ниэнна: они подарили когда-то друг другу венки!
Ниэнна изменилась в лице...
А Твати потом даже не вспомнила — что говорила.
Разговор по душам
Элхэ ушла. Мелькор даже представить себе не мог, насколько тяжелым ударом станет для него ее уход. Он все понимал: Элхэ была права, когда уходила — ей нужно было понять людей. Почему они — смертные, ошибающиеся на каждом шагу, умеют быть счастливыми? Почему они не боятся смерти? Или боятся, но как-то по-своему? Почему они умеют любить так беззаботно, даже перед лицом смерти?
Мелькор понимал, что не смог сделать жену счастливой. У них ведь даже свадьбы не было. Когда он, вернувшись из похода на север, обнаружил в доме Элхэ, он только поздоровался с ней. И все. Они ни о чем не говорили. Просто она осталась. Гэлеон пожал плечами и через неделю учинил свой внеочередной день рождения, куда созвал всех. Всех буквально. Вот этот праздник и стал их "свадьбой".
Элхэ была счастлива. И он, если честно, тоже. Но оба они понимали, что семейная жизнь не получается. Без ссор, без обид, при полном взаимопонимании, но не получается. В отличие от многих, Мелькор все понимал. Он лучше, чем Элхэ, знал — что ей надо. Но он не мог переступить через себя. Он был добр, ласков, заботлив... А ей было нужно не это. Не только это. Но ни он, ни она не могли сделать шага навстречу, даже читая мысли друг друга.
Впервые Мелькор не мог ей ничего посоветовать — сам не знал. Впервые ему не хотелось искать себе самооправдания — да и не вышло бы ничего: теперь в Элхэ чувствовался стальной стержень. Впервые, впервые, впервые...
После того, как в их доме появилась Твати — видящая из странного мира, сотворенного некогда Гортхауэром, Мелькор понял, что его жизнь опять меняется. И опять — против его воли.
И вот Элхэ ушла. Он остался один.
Впервые Мелькор оказался в ситуации, когда от него ничего не зависит. Жене он ничем не мог помочь. Ему оставалось только одно — ждать. А этого он не умел.
Эллери Ахэ по-прежнему любили и уважали его, по-прежнему просили совета, но они уже выросли, стали мастерами. Они научились себя защищать. Теперь любому возможному завоевателю стало бы худо, попытайся он вторгнуться в этот мир. Мелькор понимал, что они обходятся без него.
-Хозяин, открывай! — раскатился за дверью веселый голос, а дверь даже прогнулась от удара.
Мелькор распахнул дверь и обнаружил за нею высокого старика в синем плаще и широкополой шляпе, опирающегося на копье. Старик был одноглаз.
-Приветствую могучего Одина! — вежливо поздоровался Мелькор. — Входи.
-Войду, войду. На пороге не останусь, — так же весело сказал владыка Асгаарда, входя и ставя свое копье — Гунгнир — в угол. — Давай сюда кружки, разговор есть!
Мелькор опешил. Он давно слыхал о могущественном Одине, но даже не представлял себе, насколько тот далек от этикета. Мелькор поставил на стол два бокала.
-Убери! — поморщился Один, ставя на стол огромную бутыль самогона. — Давай кружки, деревянные или глиняные.
-На меня не подействует! — предупредил Мелькор, добывая из кухонного шкафа требуемое.
-Подействует! — посулил хозяин Асгаарда. — Мой самогон любого под стол укладывает.
-Зачем?
-Затем, парень, что ты слишком серьезен! Твое чувство долга и ответственности мешают жить не только тебе, но и всем, кто тебя окружает. Давай что-нибудь на закуску. Поговорим...
-О чем?
-О твоих семейных делах. И о моих интересах.
-Каким образом мои семейные дела затрагивают твои интересы? И какое тебе дело до моих семейных дел?
-Твоя жена избрала мир Саурона. А там — интересы Асгаарда. Что же до твоих семейных дел... Вы оба — не простые смертные! Элхэ, умирая и возвращаясь вновь, раз за разом набирала силу. И эту силу я не хочу видеть в мире Саурона.
-И зачем ты это говоришь мне?
-Зачем? Да затем, что умирала она каждый раз по твоей вине! Ты измучил девку до крайности и продолжаешь изводить! А она из-за тебя набирается сил, которые любой мир способны расколоть, как орех!
-Как ты смеешь?
-Смею, Мелькор! Сядь. Сядь, говорю!!! Забыл, кто я?... Вот так-то лучше. Если ты — мужчина, то решай свои проблемы сам, не сваливая их на жену и на всю Радугу миров. У Элхэ и своих проблем — по горло. — И Один разлил по кружкам мутноватую жидкость из бутыли. В бутыли не убавилось.
-Тебе-то что за дело?
-Ох, Мелькор! Кем ты был когда-то? И кем стал? Мне в том мире не нужны толпы богов! Счастье, что они не знают, не чуют своих сил! А Элхэ — Пробуждающая Душу, понимаешь? А еще, на мою голову, приходила к вам именно Твати!... Ну, поехали по первой!
Выпили. Мелькор поморщился, выдал ритуальную фразу "Ух! Гадость-то какая!", закусил вареным мясом и продолжил разговор:
-Причем тут Твати?
-Мелькор! Ты что, издеваешься? Ты хочешь сказать, что не узнал Аллуа? — поразился Один и снова наполнил кружки. — Да, кстати! Ты закусывать-то не забывай!
Мелькор хотел, было, возразить по поводу Твати, но вспомнил и сам технику инкарнации. Хотел он возразить и по поводу самогона, но... Никогда прежде ему не приходилось пить такое! Он вообще в еде и питье не нуждался, но приохотился когда-то к хорошему вину. А тут — самогон двойной перегонки и тройной очистки! Но хорошо пошел, ничего не скажешь. Он закусил мясом, заел соленым огурцом и вернулся к разговору.
-Она... помнит?
-Нет. И не вспомнит — об этом уж я позабочусь.
-Ладно, признаю: она — Аллуа. И чем же тебе не желательно их общение?
Один хлопнул ладонью по столу, отчего кружки, тарелки подскочили. А бутыль не шелохнулась.
-Да тем, что Аллуа — богиня. Ты вспомни, Мелькор: она создала Ханатту на пустом месте, объединив дюжину враждующих племен, и помогла им отбить натиск нуменорских войск! Ты-то понимаешь — что это значит?
-А как, кстати, она в Сауроновом мире-то очутилась?
-Как — как? Погибла она там, на Арте. — Один стиснул кулаки. — Король Элдарион на тридцать втором году власти решил уничтожить Харад, то есть Ханатту. Войска Арнора, Гондора, Рохана и других вассалов объединенной короны форсировали реку Харнен — северную границу Ханатты, и двинулись к столице, сметая заслоны и стирая с лица земли города. Объединенный флот королевства взял штурмом Умбар. Под Керананом, столицей Ханатты, король Ханатты дал бой. — Один залпом выпил свою кружку, закусывать не стал. Налил снова... И продолжил глухо. — Он был талантливым полководцем, последний король Ханатты, он мог бы и победить, если б не перевес в силах северян... Да-а-а!... Король погиб, от армии Ханатты осталось несколько сотен воинов, но гондорские потери оказались столь велики, что Элдарион повелел уничтожить все население страны. И начать с Керанана — в осажденном городе осталась королева с детьми. Аллуа (тогда ее звали Айори) решила спасти своих потомков и народ Ханатты. Она сумела вывести из города всех его жителей. А потом... Потом Аллуа уничтожила город вместе со всей гондорской армией. Уцелел только король Элдарион, который лишь через месяц добрался до границ своей страны и поведал об участи своей армии. Но, уничтожая город, Аллуа погибла сама. Все свои силы вложила она тогда в заклинание, которое не под силу даже некоторым из нас. Воскресая вновь, она по следу Саурона угодила в его мир. Что мне остается делать, Мелькор? Аллуа не из тех, кто способен жить тихо и мирно! Она — само пламя. От нее зависит судьба мира, в котором она живет, но ее могущество угрожает самому существованию этого мира! Мне жаль, но я ее вышибу оттуда при первой возможности. Я их обеих вышибу, но... если я сейчас выгоню Элхэ, она просто вернется туда снова.
-И?
-И, значит, надо дать ей то, зачем она пришла, и тогда убирать. Да сядь же ты, наконец! Не кипятись!
Во второй раз с начала разговора Одину удалось вывести Мелькора из себя — прежде Мелькор впадал в подобное бешенство немногим чаще. Впрочем, Один и ухом не повел. Он сидел за столом, как ни в чем не бывало, и только тяжелый взгляд единственным глазом заставил Мелькора сесть и успокоиться.
-Ты бы выражения выбирал, а? — посоветовал Мелькор и залпом осушил очередную кружку.
-Выражения не нравятся? — рявкнул Один. — Когда ты ее воли и памяти лишал, это тебе нравилось?... Ладно. Замнем, — добавил он, остывая. — Ты пойми! Тот мир уникален! Там действительно немало душ, обладающих огромной силой. Они действительно могут уничтожить мир. И ускорить Рагнарекк. А мир-то нестабилен!
-Кто, к примеру? И насколько велики их силы?
-Вариора — дочка Сурта, владыки Муспельхейма, устроит? Я ее еле выставил оттуда! А перед тем она заставила меня отступить. Меня, понимаешь? Меня!!!
Мелькор снова разлил самогон по кружкам, приволок из погреба очередную партию закуски и проворчал:
-Ты бы, чем бездонную бутыль сотворять, лучше б сотворил бездонную кружку. А-то надоедает наливать...
Один заржал... А, отсмеявшись, ответил:
-Сотворю, сотворю. Если ты нескончаемую закусь сотворишь...
Выпили. Закусили. Повторили. И продолжили разговор.
-А стабилизировать мир тот нельзя?
-Как, если боги то и дело в него заглядывают? То мой сын Тор, то Локи, то Митра, то Ниэнна собственной персоной! А Асклепий и вообще там девять тысячелетий с лишком живет! И у всех там дела, у всех интересы! У Тора — друзья там есть, у Локи — потомки...
-Да-а-а! Дела... А от меня ты что хочешь?
-Помощи. У тебя с Аллуа многотысячелетний контакт. Ты в силах влиять на нее, не пробуждая ее память. Я хочу, чтобы она помогла Элхэ узнать все, что Элхэ хочет, и как можно скорее. Тогда я устраню Аллуа из Сауронова мира, и Элхэ уйдет сама.
-Куда?
-А я почем знаю? К тебе, наверно, вернется.
-А Аллуа?
-Куда захочет. Память я ей тогда верну, так что решать она будет сама. Но я считаю, что к вам она не сразу придет. Прежде у Саурона поработает — ему очень нужны помощники.
-Зачем?
-Он же создал штаб Радуги миров, чтобы не допустить вмешательства Энтара. Он занят стабилизацией обстановки в мирах Радуги. Рагнарекк неизбежен, но чем он позже начнется, тем больше у нас шансов победить. Только бы не дать Энтару вмешаться! Мы затыкаем одну дыру за другой. Вот Гэлеон мир сотворил, сразу напряжение ослабло. Но через несколько десятков лет погибнет один из миров, и...
-А предотвратить нельзя? — заинтересовался, наконец, Мелькор.
-Нет. Их всех там ослепила ненависть. Всех, понимаешь? Самое трагичное, что мир-то хорош! Жаркое белое солнце, синее море, два десятка огромных островов размером 250 тысяч квадратных лиг каждый, сотня средних и тысячи малых островов, богатейшая природа, высокая технология... Живи — не хочу! А они готовы начать ядерную войну. И начнут — уж будь уверен. Даже спасти никого не смогу... Тех, кто слеп от ненависти — не спасти. Сам ведь знаешь!
-Знаю. Ты мне лучше другое скажи! Если в мире моего бывшего ученика столько великих душ, почему ты их не "выставляешь" всех сразу, раз они так мешают тебе? И если ты не хотел встречи Элхэ и Аллуа, почему не... "выставил" Аллуа раньше?
-Экий ты скорый! От Аллуа судьба мира зависит! Вот супруга вернется — ее об этом спроси! Она же видящая! Или сразу у Ниэнны поинтересуйся! А что всех не выставляю, так это потому, что не следует резких движений делать! О последствиях тоже надо думать. Вот я и думаю. И поэтому играю против себя! И обязательно надо выиграть.
Мелькор неожиданно рассмеялся:
-Ох и простой же ты мужик, Один! Даже спорить с тобой трудно!
-А ты не спорь! — усмехнулся в ответ Один. — Я все одно прав...
-Прав! — согласился Мелькор. — Только вот как быть со свободой выбора? Меня ты попрекаешь, что я Элхэ свободы выбора лишил, а сам Твати лишаешь той же свободы?
-Сравнил! Ты Элхэ памяти лишил и другого любить заставил! А я Твати жизнь укорочу, зато неволить не стану! И все, что ей должно сделать — все она успеет! Об этом я позабочусь. И не только я! Ты вот о другом подумай! Элхэ-то вернется, только другой она вернется! Жестче! Ты к этому готов? Готов к тому, что она будет сильнее тебя и знать о том будет? Хозяйкой ведь вернется-то она! Любящей по-прежнему, но властной хозяйкой! Подумай об этом! Время у тебя еще есть.
-Подумаю.
-Подумай и о том, чтобы делом заняться! Знания и силы всегда нужны. А теперь — в особенности.
-Что я могу сейчас?
Один, наконец, обозлился всерьез:
-Сколько можно жалеть-то себя, а? Локи к скале прикован, сил лишен, а в дела нескольких миров вмешивается! Может ведь? А тебе что мешает мочь? И вот-вот освободится, поганец. А цепь-то его попрочнее твоей будет. Он ее сам порвет, перед самым Рагнарекком. Эх, вот бы не дать ему цепь-то порвать!
Мелькор поднял брови.
-С чего ты взял, что он против вас сражаться будет?
-О Пророчестве Валлы слыхал? Вот оттуда я и взял. А кроме того, ему нас, асов, любить не за что.
-Не пойдет он против своих потомков.
-С чего ты взял, что потомки его за нас будут? Ни один из его потомков не пошел в мой Вьялльхейль! Свой у них мир, волчий. Гарм, внук Локи, даже с женой первой, которая Вьялльхейль выбрала, из-за этого развелся. А потом женился на Вариоре, дочери Сурта. Улавливаешь?
-А поговорить с ним не пробовал?
-Нет, Мелькор. Мы все подвластны Судьбе. И Асы, и Локи. И ты, кстати. На смертных еще есть надежда. Лишь им по силам освободиться от власти Норн. Если хоть кто-нибудь через судьбу переступит, все по-иному пойдет!
-Мелькор! К тебе можно? — окликнул его из-за двери девичий голос.
-Входи! — буркнул Мелькор.
Девушка вошла.
-Мелькор, тебе... Ой! Что это с тобой, а? Тебе плохо, да? Может, целителя позвать?
Один усмехнулся.
-Нет, красавица! Само пройдет. Не беспокойся.
-Ой, прости меня, я была невежлива. Меня зовут Сайэллинн!
-Один! — представился в ответ владыка Асгаарда.
