— А у тебя глаза отрастают? А то выбью, потом еще пару раз и будет целый чайный набор! — кое-как умудрился прохрипеть я.
— Молчи... кисуля... — огрызнулся светлый, но таращиться на меня как баран на ворота перестал.
И правильно. Так гораздо лучше. Стоп. Кисуля?!!
— Ты решил умереть? Или есть что-то, чего я не знаю? — попробовал быть справедливым я, прежде чем прибить наглеца на месте.
Оказывается, не напрасно.
— А ты что, не помнишь? — Кэмрон был искренне удивлен.
Я помотал головой. Отрицательно. Ибо и вправду не помнил. Пока мотал, шея заболела, я опустил голову и царапины на граните оказались у самого моего носа. Зверюга, большая. Где?
Светлый нагнулся, полюбовался процессом пристального изучения мною непонятного следа и почему-то очень обрадовался. Проникся, можно сказать.
— О, заметил?
— Я на нем лежу... — буркнул я.
Царапины означали присутствие неподалеку кошек. Меня с детства не любили все кошки, кроме тех, что жили в наших городах. Те так прямо обожали.
— На нем? — почему-то удивился светлый.
Так как ехидство и прочие безобразия не его стиль, я приподнялся, демонстрируя ему царапины. Ой, моя спинаааа...
— А, ты о следе! — он улыбнулся. — Забыл, как сам оставил?
Стоп. Оставил. Я? Я посмотрел на свои ногти. Сравнил с отпечатком. Подозрительно покосился на Кэмрона.
— Я физически не...
Он не стал со мной спорить, но и договорить не дал. Сдвинулся только немножко. Такие же следы были на стене — кошка явно точила коготки. Я посмотрел на царапины. Те, которые были совсем близко. Прикоснулся к ним... гнев, ярость, бешенство... разорвать... водоворот эмоций зверя.
— Я и не знал, что дроу так могут!
— Как — так? — вот теперь мне стало по-настоящему плохо.
— Превращаться в зверей, — лучисто улыбнулся светлый.
Вообще-то я тоже об этом не знал. Но не собирался признаваться... Тьма Свету на больное место, эта способность считалась утерянной еще задолго до исхода! Нет, пора переключаться, пока я не свихнулся. Хватит разлеживаться! Где местный Император? У меня к нему разговор!
Поднялся я легко, будто не было никакой боли. Вот что значит дело! Нет, прежде чем идти, надо покурить. Я отошел к окну. Медленно, преодолевая непонятное онемение тела, приоткрыл створку... И вдруг понял, что что-то уже врезалось в мою ладонь. Не позволив себе сжать пальцы в кулак, хотя очень хотелось, разжал ладонь. Осоловело водя диким взглядом по сторонам, Ашер неловко захлопал крыльями, став похожим на колибри, но уверенно выпрямился на моей руке. Посмотрел в лицо, грозно фыркнул — и устало улегся на ладони, спрятал голову под крыло и засопел.
Глядя на это чудо, развернувшее во всю ширину роскошные крылья, Тириэл улыбнулся против воли. И аккуратно переложил 'находку' в карман, стараясь не помять крылья.
Император привык к тяжелой работе, напряженной, выматывающей. Привык к однообразию своего существования. К чему он не привык — это к тому, насколько легко супруга порождает вокруг себя нелепицы одна страшнее другой. Его учили всему — но не тому, как с честью быть нелепым!
С самого утра все не ладилось. Сначала он опрокинул чашку кофе, потом никак не мог взять в толк, чего от него добивается Совет, и, наверное, мучился бы и дальше, если б не прилетел катир. Гладя его шелковистые чешуйки, Император заставил себя посмотреть правде в глаза. Он скучал. И, если он хочет восстановить собственную работоспособность, лучше ликвидировать это чувство. Сходить и пообщаться.
Собственно, первоначально визит планировался как краткосрочный и знаменательный. В смысле расстановки границ и уведомления о будущих ролях каждого из супругов. Но Вириэль и тут умудрилась выделиться. Пока он хлопотал вокруг нее — а фальшивые обмороки от настоящих он давно различать научился — и всячески высказывал свое неодобрение службам дворца, всякое желание ругаться пропало. Совершенно. И это имя... Каэрдвен стиснул зубы.
Его искренне позабавила их беседа — хотя, говоря по существу, в обычном своем состоянии Император терпеть не мог как совещаний, так и чтения лекций. Особенно в собственном исполнении. Но ей было по-настоящему интересно — даже не столько он сам ('Император, владыка, властелин, сосредоточение власти'), сколько то, о чем он говорил, и это против воли завораживало, побуждая рассказывать больше. Его вообще очаровывала ее непосредственность. Казалось, паладины ежедневно принимают Императоров. С другой стороны — может, так оно и есть? После ее вопроса пришлось и о матери рассказать! Ну хоть отвлеклась... Подкупать воина собственной слабостью — чушь какая! Да и не слаб он вовсе. Жил же с этим знанием у отца почти 12 лет, и ничего. Но ведь сработало?
Только все успокоилось, супруга, казалось, окончательно уверилась в его всеведении, и трепетно внимала, как ему вздумалось показать себя да покрасоваться. Кто, кто просил учить ее 'Всеведенью Света'?! Забыл, что она — Темная? Вот и напросился. 'Марево Тени', проще говоря, карта-телепорт, способная открыть портал в любую тень — заклятие считалось утерянным уже лет триста. Ну, теперь его можно было считать восстановленным. Как бы еще карту присвоить, пока она не догадалась? Ведь других Темных магов у него не было. Но он так и не почувствовал вмешательства высшей Силы. Тьма не клубилась вокруг нее, не ластилась, а между тем — какую тень могла она найти в полдень на шпиле самой высокой башни?!
Каэрдвен помедлил. А ведь он уже второй день не вспоминает про 'разочарование', связанное с ее полом. Пол. Кровь бросила ему в лицо. Раскрошив очередной кубок, Император отвернулся к окну, прислонился лбом к прохладному камню облицовки. И сквозь мешанину забытых с детства чувств вдруг понял, что улыбается.
В конце концов, может, жена — это не так уж и плохо?..
'Если она — Вириэль?' — спросил предательский голос.
Крик совсем другой женщины звучал далеким эхом, не способным заглушить этот шепот. Каэрдвен заставил себя вспомнить о делах. Война. Вириэль. Вириэль. Война. Он почувствовал азарт. Не то слепое пламя, что вспыхивает в жилах, заставляя ошибаться — нет. Этот огонь горел ровно. И, в конечном итоге, его 'пищу' можно было описать в нескольких словах. 'Хочу, чтобы ОНА мной восхищалась?'.
Снова вспомнилось вчерашнее падение. Сумасшедший восторг, наслаждение от чужого доверия — не вынужденного, не безразличного. 'Может, я еще сумею приручить тебя, дорогая?'. Затягивающая сладость безвременья. И дракон, серая вспышка, как молния, упавший с неба, из вязкой низкой бархатистости грозовых туч. Первый скользящий удар расшвырял их в стороны — дракон не рассчитал траекторию и едва зацепил их хвостом. Тут же набросил купол безмагии. Удар, тупая боль, круговерть перед глазами, ярость от собственного бессилия... Каэрдвен рывком распахнул глаза, пытаясь найти ее взглядом. Вир. Падающая вниз...
На самом деле, сбросив доспех, Вириэль повисла, зацепившись пальцами за камень в стене башни, подтянувшись через силу, сжавшаяся в комок на подоконнике, в одной нижней тунике, сбросившая с себя доспех, плащ, кажется, один сапог (второй не успела) — и потому незамеченная никем. Ни собравшимися во дворе, ни Императором, ни драконом, стремительно продолжившим пикирование к 'ее упавшему телу'.
Потом Каэрдвен понял, что случилось. А тогда — его Императрица упала у него на глазах, магия оказалась бесполезна, а дракон собирался лишить малейших надежд на ее выздоровление. Уже позже она рассказала, что их доспехи специально делают так, чтобы служить 'обманкой'. И что она добавила слабенькую иллюзию с кольца, пока одной рукой рвала завязки на боках. Это все было потом. А тогда — он видел, как она падала.
Император лежал у кого-то на руках — кажется, командора, он не был уверен. Он смотрел вверх, только на нее и дракона. Доспех еще падал, когда дракон развернулся в воздухе, пикируя. Часть Каэрдвена размеренно размышляла, что, если Вириэль погибла, он уничтожит всех драконов на своих землях. Отдаст за это все, и Империю, и свою жизнь, но она будет отомщена, потому что никто не смеет коснуться его Императрицы. И вместе с тем нечто незаметное, робко прятавшееся обычно за преградой разума, рвалось наружу, топило голову в калейдоскопе страха, надежды, волнения, тревоги, отчего колко болело в груди, заставляя вспомнить, что значит молиться. Молиться вообще. Все равно кому.
Он и потом помнил. Картинка будто отпечаталась перед глазами, тенью возникая перед мысленным взором снова и снова. Как падал доспех — тяжелый, как тело, который он и считал ее телом. Выглядевший так, будто в нем падал человек. Как вился плащ, скрадывая силуэт. Тусклость опаленных огнем волос... Та, первая его часть, хладнокровно смотрела на приближавшегося зверя. Все уже случилось. Осталась лишь месть. И надо как можно лучше узнать врага, пока есть такая возможность. И только снова забившаяся в темный уголок души крошечная частица сердца упрямо надеялась на что-то, звала туда — и ей было, казалось, все равно, что без защиты магии дракон уничтожит любого. Она упрямо бормотала 'а вдруг она ранена, надо помочь?' Каэрдвен разрывался между ними. 'Упав с такой высоты на камни, выжить невозможно', — спокойно возражал разум.
Ему казалось, он сошел с ума. Вырвавшись из рук того, кто остановил его падение, Император прервал все попытки себя удержать резким:
— Убери руки! — приказом, и шагнул к ней.
Медленно, со всем достоинством!
Но в этот момент глава Комиссии сбил его с ног, дракон сложил крылья, рухнув к самой земле, готовясь закончить дело шквалом огня. А Вир... Вириэль, в одной тунике, но с мечом в руке, спрыгнула прямо на голову рептилии и резко вонзила полыхнувшее синим лезвие ящеру между глаз, чуть ближе к макушке.
Полыхнуло. Казалось, клинок удлинился, будто та же молния, ударив в землю острием. Дракон взревел, заметался, врезался в стену башни, отлетел, цепляя крыльями декоративные башенки на хозяйственных постройках... Вириэль, не выпуская грубого необработанного тяжеловесного клинка — как это ему эта острота почудилась? — падала вниз.
И в тот миг разум и сердце действовали вместе. Император оказался на ногах, отшвырнув Лорха. 'Получится' и 'успею' слились в одно. Он без тени сомнений встал на пересечении с ее траекторией падения, подставил руки, напружинив колени. Императрица обрушилась на него, сбивая с ног. Они прокатились через пол двора, путаясь в полах Имперской мантии. В какой-то сотне метров бился дракон, огрызался на жалящие укусы королевской охраны. Наконец, все же, кое-как поднялся, впиваясь когтями в камень, взобрался на башню, рассыпая вокруг каменное крошево. И оттолкнулся.
Каэрдвену казалось — упадет. Он сидел на камнях, прижимая жену к себе, смотрел вверх, и улыбался. Дракон, все же, сумел распахнуть крылья у самой земли, и тяжело взлетел, кренясь на бок.
— Тебя могли убить... — тяжело дыша и дрожа в своей легкой одежде — он никогда еще не видел ее без доспеха, поддоспешника и накидки паладина — пробормотала супруга.
Она чуть заметно дрожала, провожая дракона взглядом.
Неловко приподнявшись, Император высвободил свой измазанный плащ, все еще теплый и чистый изнутри, и завернул ее в него осторожно.
— Меня уже убило, — сказал ей на ухо.
Вир вздрогнула, обернулась к нему.
— Бесстрашие моего рыцаря... — тихо пробормотал Каэрдвен.
Шутка была глупой и простенькой. Но они рассмеялись. Лорх стоял за спиной, решив не мешать. И Каэрдвен был безгранично благодарен ему за это. Спрятав лицо в теплых и пахнувших озоном золотистых волосах, сжимая жену в объятиях, он думал... о ее первом вопросе. И улыбался.
Ручка кресла сломалась от силы его хватки. Каэрдвен моргнул, возвращаясь в свой кабинет из омута воспоминаний. Они очень недолго были вдвоем, меньше минуты. Слишком мало. И вместе с тем вечность.
В дверь постучали.
Император встал, подумав, что стража б не допустила к нему никого, не будь повод по-настоящему важен, и сам отпер дверь.
За дверью взгляду открылся, как ни странно, коридор. Правда, дизайн все же был непривычен. Связанные стражники на манер куколок свисали с потолка, дергаясь то ли в попытках освободиться, то ли в судорогах. А посреди коридора обнаружился дроу, застывший как раз на столько времени, чтобы быть оцененным по достоинству.
— Ну, здравствуй, зятек... — протянул златоглазый, свирепо скалясь.
Бесцеремонно шагнул в комнату, толкнув императора в грудь. Небрежным жестом заблокировал окна и двери. Уселся на край стола, заложил ногу за ногу и небрежно проговорил:
— Поговорим?
Каэрдвен пару секунд рассматривал его лицо. Затем кивнул, небрежно садясь в кресло напротив.
— Поговорим... — продуманная пауза, — Тириэл из Кастеллы, — согласился он мило, и усмехнулся.
Ядовитой до боли улыбкой.
Когда неприятности отступают — не преследуйте их.
http://www.diary.ru/~quotation/p75044620.htm#form
Глава 27.
Такое чувство, что, если неприятности решили выбрать именно тебя своей мишенью, то не успокаиваются, пока не завалят с головой. Дракон все же сильно ушиб меня, когда ударил хвостом. Мужу я ничего не сказала, даже врачам глаза отвела. Но все же ходить было больно. К чему такой фальшивый героизм? Сложно объяснить. Мне одновременно не хотелось его волновать, показывать ему свою слабость и вообще принимать чужую помощь. Ведь я могу со всем справиться сама! Не время для детских выходок? Хм, через два часа я с этим готова была согласиться. Больше всего ныла спина. Ныла до того, что я нашла свою сумку, и намазала поясницу мазью. Ее делала еще Крыло Бабочки. На глаза против воли навернулись слезы. Нет, я не заплакала. Только вспомнила в который раз. Она не заслуживала такой смерти. Никто из них не заслуживал. Я постаралась переключиться. Слезоразлив сейчас не поможет, даже как расслабляющее средство. Лучше всяких слез будет найти тех, кто уничтожил мой Храм, и... Дальше я не позволяла себе даже думать. Чревато. Пусть останется сюрпризом для всяческих провидцев да гадалок.
Во время этих душевных терзаний мазь подействовала, и спину отпустило. Синяки — это дело привычное. Кэр заседал в кабинете, погруженный в дела, а меня вроде как по-тихому заперли в моих покоях — когда я попробовала выйти, стража крайне вежливо уведомила о желании Императора обеспечить мне покой, и выполнять любые желания. При этом алебарды они перед моим носом с опаской перекрестили. Не думаю, что идея изначально была его. Скорее, я столкнулась с излишним рвением...
Слишком расчувствовавшись от воспоминаний, я, вместо того, чтобы оттолкнуть их в стороны и выйти — удерживать силой они б меня не посмели, я же драку затею — вернулась к себе. Я не хотела причинять никому вреда. Особенно после зрелища на свадьбе. С одной стороны, мне полагалось воспользоваться любой возможностью, дабы досадить светлым. Поддержание имиджа темной-злодейки, как-никак. А с другой... Подобная мелочность ниже моего достоинства, да и парней жалко. Я имела опыт службы и понимала их трудности. Избавить кого-то от возможных трудностей — может, это поможет и мне разобраться в своих проблемах? И пусть только кто-то попробует признаться, что не поверил!
