Я перегнулся через чакробарьер и упер палец мыши в голову. С пальца стекло призрачное свечение... и в голове вдруг очень быстро замелькали картины: нора с одним выходом: вид изнутри; светло и опасно: ястребы, темно и опасно: совы; наконец, все заполнил запах сырой земли и ни с чем не сравнимый вкус по случаю перехваченного червяка... и все закончилось. Мышь затихла на столе.
Меня передернуло. Да уж, Нагато был реально конченым отморозком, если считал, что простой вопрос: 'Где джинчуурики Девятихвостого?' надо задавать именно так. Если на зубах до сих пор пшеница скрипит, то что бы было, просматривай я вот так воспоминания какой-нибудь женщины? Бр-р-р...
Я покосился в сторону зеркала на стене, которое в последние дни перестало бесполезно зарастать пылью. Из стеклянной глубины на меня уставился симпатичный (ну-у... это не я так сказал) молодой человек с красными волосами и зелеными глазами... глазом. Одним зеленым глазом. Правым. Из левой же глазницы на мир смотрела серо-фиолетовая радужка с несколькими концентрическими зрачками. Ведь мне досталась левая часть тела Нагато...
Второй же зеленый глаз таращился на входящих из баночки с консервирующим раствором с полочки над письменным столом, специально мной прибитой для этих целей. Мда, все-таки 'ученичество' у Орочимару, даже такое короткое, накладывает неизгладимый след на психику. Раньше такой романтической ностальгии по собственным утраченным органам за собой не замечал, даже когда на Земле аппендикс вырезали. А сейчас вот полочкой для консервированных трофеев в кабинете обзавелся...
Масле в огонь добавляла и Карин. Каждый раз, когда она оказывалась в этом помещении, она кидала алчные взгляды на полочку с глазом и обиженные — на Риннеган в моей глазнице. И дело не в том, что по логике нормального шиноби должно было быть ровно наоборот. Просто-напросто — операцию по пересадке я этой маньяч... хм, достойной ученице Цунаде-сама проводить конечно же не доверил. Управился сам, с помощью двух теневых клонов. Но зато теперь я знаю, зачем люди придумали врачей — бить морду самому себе за кривое обезболивание как-то грустно...
Я тяжело вздохнул: в последнее время все мои планы выполняются как-то криво. Не то чтобы ничего не получалось — вроде как с формальной стороны все и в порядке. Но вот по сути...
Не знаю, как именно работал Риннеган Нагато: то ли каждый из глаз отвечал за свои способности, то ли все это проявлялось во взаимодействии, но мне, как я точно установил совсем недавно на несчастной мышке, досталось поглощение чакры (которое у меня свое, да еще и помощнее — достаточно дочь попросить. Аппетит у нее тот еще — восемь биджу из параллельного мира подтвердят. Хотя... они уже никогда не смогут подтвердить что бы то ни было), абсолютно бессмысленное в этом мире создание из своего тела крылатых ракет, лазеров и прочих плазменных орудий (я даже не знаю, как медленно нужно двигаться шиноби, чтобы попасть под выстрел. От этого 'Томагавка', пожалуй, и ученик Академии сбежит не напрягаясь) и единственное, что худо-бедно выглядело полезным — это чтение мыслей при исторжении души. Хотя, если подумать — ну на фига мне знать, о чем только что думал труп? Я и живого спрошу...
Самое же вкусное — призыв всяких чуднЫх монстров в неограниченном количестве, регенерация, гравитационный удар, и главное: воскрешение — мне в руки (а, вернее, в глазницу) не попало. И Ками бы с ним, хоть та же гравитация выглядит очень заманчиво — в конце концов я ведь Узумаки, если мне сильно понадобится сила тяжести, можно просто взять за шиворот Хоноку и по-быстрому изваять новую печать... Но что теперь делать со словами Бога Смерти? Он ведь говорил именно о Шести Путях Рикудо, не о трех и не об одном. Нет, почему он не упомянул о седьмом — понятно, все вполне в стиле. 'Не пей из копытца — козленочком станешь'. Ключ к жизни и смерти в руках обычного человека для Шинигами должен быть как нож острый и его молчание в данном случае говорило гораздо больше, чем любые, сколь угодно четкие слова. Разве что единственное: вспоминая мертвецов, поднятых Орочимару и Кабуто, и их свойства — кажется, я догадываюсь, как можно обойтись только тем, что оказалось у меня в руках. Это великие, могучие и некоммуникабельные сверхъестественные существа за лесом не видят деревьев, а нам, обычным смертным, приходится обращать внимание на детали. Осталось только придумать, как масштабировать эффект. Но об этом я подумаю завтра. А сейчас — пора...
Я оглядел кабинет — о моих недавних экспериментах с мышью ничего не говорило, и хорошо: не хочу пугать Ю. Она, конечно, в моем исполнении видела вещи куда как пострашнее, но... именно поэтому и не хочу.
Выходя, я поставил на дверь печать барьера и она засветилась мягким зеленым светом. Вот так, нечего залезать в мой кабинет и алчно таращиться в мой глаз... особенно когда меня с этим глазом рядом нет. В последнее время вокруг развелось слишком много любопытных. И за что мне такие страдания?.. Но зато с ними нескучно... и посмотреть приятно... а иногда даже и потрогать... Хм. Отвлекись, дорогой друг, и займись делом.
Я вышел из дверей канцелярии Узушио и неспешно зашагал прямо. Интересно, куда заведет меня извилистая тропа познания сегодня?
В последнее время я не на шутку обеспокоился прорезавшейся у меня привычкой перемещаться куда-нибудь с помощью Хирайшина. А когда одним не очень добрым утром я, просыпаясь, поймал себя на переходе из спальни в ванную, стало очевидно, что с этим надо что-то делать. Эдак и совсем можно ходить разучиться, а жирное пузико у шиноби органично смотрится только на Акимичи, да и то потому, что они используют его в бою. А как с помощью толстого брюха собираюсь сражаться я? Да и девчонки у меня все как на побор стройненькие, не оценят...
Вот я и завел привычку в свободное время прогуливаться по деревне. Занятие оказалось небесполезным — многих закоулков я еще просто не знал. Попутно получалось следить за жизнью поселения — где какие проблемы, как их можно решить. Иногда случалось и помочь шинобской силой там, где обычный человек провандалался бы полдня — например, затащить бревно для балки на крышу. И однажды я поймал себя на мысли, что эти вот похождения до жути похожи на то, как вел себя Хирузен: мы с Наруто ведь не раз встречали его в самых неожиданных для Хокаге (в нашем понимании) местах. Ну что ж, видимо, все Каге мыслят одинаково, а Хирузен, что ни говори, был не самым плохим человеком...
На этот раз ноги занесли меня на деревенское кладбище. По какому-то молчаливому соглашению обычные жители деревни не заходили на это место и хоронили своих мертвецов (которых за время нашего пребывания на острове уже парочка образовалась. Что делать — человек смертен... пока я плотно не занялся этой темой. Только тс-с-с, чтобы Шинигами не догадался) в другом месте, дальше в лес. Огороженная поляна с торчащим в небо необтесанным осколком скалы осталась только для шиноби. И так вышло, что совсем недавно ровная земля, заросшая травой, украсилась одиноким рыхлым холмиком. Нагато наконец-то упокоился рядом с теми, кто вполне мог бы стать ему настоящей семьей и не оставить его наедине с жуткой судьбой, которая выпала на его долю. Хоть здесь и лежала только его половина. Что со второй — я старался не думать...
но сегодня тишина и покой этого места оказались нарушены. На земле у камня, обхватив руками колени сидела девушка с синими волосами и бездумно смотрела вперед. Черный плащ с красными облаками Акацки, который она наотрез отказалась менять, лежал рядом — день был довольно жаркий.
Я тихо подошел к ней:
— Привет, Конан. Как ты?
Она медленно подняла голову:
— Все в порядке. Разве что... эта твоя штука... она зудит.
Конан отбросила волосы с шеи и из-под ворота безрукавки выглянула верхняя часть моего фуин, который я поставил ей сразу по прибытии на остров.
Я молча развел руками, мол, первый раз слышу о такой реакции, девушка отвернулась и снова уставилась в никуда.
Разговор закончился не начавшись. Я не особо представлял, о чем говорить с Конан. Не убеждать же. Что все будет хорошо и что она со всеми подружится? Я слишком мало о ней знал, а то, что все-таки было мне известно, говорило о том, что ей не нужны никакие мои слова..
Сама же девушка тоже не особо спешила общаться. За годы жизни с Нагато и его марионеточным театром из трупов удивительно, как она вообще сохранила хоть какой-то рассудок. Впрочем, в этом я не был так уж уверен...
— Может, пойдем отсюда? На траве сидеть не очень удобно...
Я ляпнул это просто чтобы что-то сказать — на траве я и сам бы с удовольствием посидел. Но, видимо, Конан испытывала схожие проблемы, потому что тут же поднялась с земли.
— Да, пойдем. Я пока не привыкла... к такому количеству людей вокруг.
Пока она вставала, я демонстративно и немного недоуменно оглядел девственно пустую полянку, но, когда я вновь повернулся к девушке и уперся в ее убийственно серьезный взгляд, я сообразил: кладбище с одной стороны ограничено лесом, но вот с другой находится деревня. И, по местным меркам, довольно много людная. С Конохой не сравнить, конечно, но все же, все же... А спутница Нагато, людей, наверное, не видела месяцами. Полноценных и живых людей. Немудрено, что ей неуютно. И тут в голове сложился план... Я протянул руку Конан и сказал:
— Хватайся. Я тут припомнил одно местечко, тебе должно понравиться. В твоем стиле, да и вообще... Думаю, тебе понравится!
Конан взялась за протянутую ладонь.
— Плащ, — кивнул я на оставшуюся лежать одежду.
После того, ка девушка выпрямилась, я невольно подумал, что она совершенно права — такой плащ ей совершенно необходим. Иначе в этой безрукавке с открытым животом, обтягивающих штанах, с пирсингом в самых интересных местах, да при таких формах — спокойно по деревне ей не пройти. Ведь Джирайя перед уходом все же провел пару уроков у женских бань для всех желающих...
— Не нужно, пусть остается здесь.
Конан подняла на меня взгляд и вдруг... улыбнулась. Улыбка получилась кривой и немного виноватой, но до этой секунды я вообще не видел, чтобы она улыбалась!
— Нагато в последнее время мерз, в Аме всегда сыро и шел дождь... С плащом ему будет лучше.
Я не нашелся что ответить и сбежал в пустоту Хирайшина, такую близкую и понятную в основном потому, что там совсем ничего нет...
* * *
А на берег острова спокойно, не обращая внимания на суету мелких букашек, имеющих значение не большее, чем суета маленьких крабиков-падальщиков на отмели, накатывало волны море.
Я вышел из прыжка на берегу своей лачуги, которую я строил у самой кромки, где песчаный берег постепенно переходил в лес. Об этой постройке никто не знал, я делал ее именно на тот случай, если вдруг захочу побыть в полном одиночестве. Навыки строительства, которые я в свое время собрал почти с двух сотен клонов, помогли мне изобразить нечто вроде тропического бунгало с минимумом материалов. Ну а с коммуникациями и вовсе проблем не было — с некоторых пор я все ношу с собой.
Я выпустил ладонь Конан и сделал шаг вперед, одновременно поворачиваясь к ней.
— Вот, — я широким жестом обвел окрестности. — Здесь нет людей километров на сорок кругом, так что ты сможешь постепенно привыкнуть. Да и после вашей Аме ты сможешь посмотреть, как на самом деле выглядит мир...
— Спасибо...
Одно слово. Это все, что сказала Конан. Но неподдельный интерес, с которым она начала оглядываться кругом, показал, что я поступил правильно. Ну и ладно. Думаю, мне тут больше делать нечего. В неприятности тут она не попадет, а со светом и водой в печатях разберется — член самой великой преступной организации шиноби за последние двадцать лет, чать, не маленькая.
Никогда не любил телепортироваться вплотную от людей, кроме как в бою — это невежливо, да и опасно: вдруг контроль не удержу? Поэтому отвернулся и шагнул было в сторону, как меня остановили.
— Подожди, — негромко сказала Конан. — Не уходи...
Я замер, а девушка подошла почти вплотную ко мне и замерла.
— Я не знаю, что делать дальше, — тихо продолжила она. — Я никогда не оставалась одна...
— Но ведь ты же...
Попытка возразить окончилась безуспешно. Конан, как истинная женщина, просто не заметила этого.
— Я хочу кое-что сказать. Только... убери гендзюцу, пожалуйста!
Одной этой просьбы оказалось достаточно, чтобы моя концентрация нарушилась, поток чакры сбился и иллюзия исчезла сама собой, явив миру серо-фиолетовую радужку Риннегана. Вот как! А я ради нее старался, чтобы не мучить воспоминаниями!..
Девушка заглянула мне в глаза, едва заметно кивнула и наполовину отвернулась, разглядывая освещенный постепенно клонящимся к закату солнцем песчаный пляж.
— Знаешь... Я с самого детства не оставалась одна. Уже и не помню, что было до того, как меня нашел Яхико. В нем была вся моя жизнь. Он заботился обо мне, защищал меня, добывал еду... Я тогда была слабой, и как же сильно мне хотелось хоть чем-то ему помочь! А он всегда смеялся и говорил, что я помогаю ему тем, что я есть... — тихо начала говорить Конан.
Это было давно, — начал было я, но она только дернула головой: 'Молчи' и я послушно заткнулся.
А потом мы встретили Нагато и нас стало трое. А потом нас спас Джирайя-сенсей... Он учил нас, и моя мечта стала явью — я перестала быть слабой. Но я все равно смотрела только на Яхико. И Нагато тоже.
Конан немного помолчала.
— Яхико всегда ненавидел войну, но не побоялся ее начать. Я смотрела на него... а он смотрел только в будущее. И погиб, не отводя глаз. Мы остались вдвоем. Теперь Нагато заботился и защищал меня. И постепенно я стала смотреть на него так же, как и на Яхико. Я... поняла, что он на самом деле для меня значит... А он по-прежнему видел только Яхико. Яхико смотрел в будущее, Нагато в прошлое. И ни один из них не видел никого рядом с собой. Мы потеряли все, что у нас было, растоптали все счастливые воспоминания ради невозможного мира, ничего не оставив для себя. Мы даже убили учителя...
— Джирайя жив, я его спас. Недавно ушел на поиски 'вдохновения'. — торопливо добавил я. Хватит мне одного Наруто в неведении. Еще придется ему сердечный приступ от новостей лечить...
Девушка улыбнулась, от чего желтый цвет ее глаз стал гораздо мягче, и ответила:
— Я всегда знала, что Джирайей будет все в порядке. Ты просто не мог его убить. Нагато...
Не понял... Это что сейчас было?! Показалось, или она назвала меня?..
А Конан вдруг шагнула вплотную ко мне, взяла мою ладонь в свою и положила себе на грудь!
— Ты чувствуешь, как бьется мое сердце? Оно всегда билось только для тебя, Нагато!
Да она же принимает меня за него! Вот же ч-черт!..
А Конан продолжала говорить:
— Долгие годы я ждала... Ждала и верила в тебя. Пока не стало поздно. Ты умер... и пусть ты все еще дышал, говорил... Но ты уже ничем не отличался от тех мертвецов, которые стали твоими куклами. А ты сам стал куклой для них...
Моя ладонь, направляемая ладонью девушки, скользнула по совершенно незаметным застежкам, легла на обнажившуюся грудь Конан и, повинуясь нажатию, стиснула ее. Конан едва слышно простонала и закрыла глаза.
