Первым, кто оценил речь Федора Алексеевича, был германский посол, подошедший к государю во время праздничного фейерверка, устроенного на набережной Волхова. До этого он меланхолично наблюдал, как светящийся дождь огней фейерверка падал в реку:
-Ваше Величество, полагаю, можно говорить о политике свершившихся фактов?
Эта фраза показалась Федору Алексеевичу искусным маневром, хотя допрежь германский посол не был в числе тех, кто понял тонкую материю дипломатической службы.
-Вероятно. — ответил государь после короткой паузы.
-Прежде всего, Ваше Величество, я желал бы, чтобы мои слова оставались секретными. Германия хочет двусторонней беседы с Россией, хочет искать вместе с ней основу для соглашения. Желания Германии скромны: принципы равенства...
-Мы всегда выступали за принцип равенства в отношениях между державами. — сказал царь.
...Германский посол деловито, понимающе кивнул...В основу первых внешнеполитических решений царя лег морализм, как главный ценностный приоритет. Определяя перспективы своей будущей азиатской и европейской политики еще в тронной речи Федор Алексеевич искренне заявил о приверженности принципам взаимного равенства и уважения, а главное — об отказе от достижений материальной выгоды...
-По моему мнению, Ваше Величество, между двумя нашими странами может и должно царить полное и тотальное взаимопонимание, с тем, чтобы в будущем никогда не мог встать между нами вопрос о распре.
-Вы делаете весьма любопытное и доверительное заявление...
-Я убежден, что переговоры между разными великими державами идут гораздо лучше и успешнее, когда ведутся через послов, а не в тех случаях, когда съезжаются главы правительств.
-Что такое посол? — усмехнулся царь. — Передающее звено политики. В этих пределах, не больше, он вправе действовать.
-Но, однако, в громадном большинстве случаев министры знают о делах гораздо меньше, чем послы, а претензий имеют гораздо больше. — возразил немец. — Кроме того, их поездки всегда вызывают шумную рекламу, всеобщее возбуждение и ненужную страстность.
-Вы желали бы, чтобы вам были поручены переговоры с нами?
-Почему бы вашему Величеству не поручить мне, послу Германии, организовать без всякой подготовки и без повестки дня встречу глав двух наших великих держав? Просто с целью установления личного и доверительного знакомства, сближения и обмена мнениями? Я уверен, что подобная встреча будет способствовать движению вперед, не оглядываясь по сторонам, принимать важные решения, идущие вразрез с общепринятым политическим курсом ради урегулирования спорных международных вопросов.
-Я уверен, что без повестки дня переговоров трудно вести конструктивный диалог. Подготовка все же нужна. Но подобное начинание, о котором вы, господин посол, только что упомянули, стоит приветствовать. Оно не просто необходимо. — сказал государь. — Оно неизбежно. Ибо вытекает из нынешних реалий и ближайших перспектив, скрепляемых усилившимся экономическим сближением России и Германии. Тому наглядным подкреплением служат сегодняшние торжества, посвященные Дню Ганзы, на которых мы с вами присутствуем. Вы, верно знаете, что будучи сентиментальным приверженцем правил поведения на международной арене, я не прочь руководствоваться известной концепцией 'предопределения судьбы'.
-Симбиоз России и Германии за весьма короткое время мог бы превзойти военную мощь европейских держав. — заметил германский посол вкрадчивым голосом.
-Я прекрасно понимаю, господин посол: при определении будущего политического курса Европы и мира в целом, споры неизбежны. — ответил царь. — Но мы, я имею в виду Россию и Германию, могли бы значительно сократить подобные споры, договорившись о совместной линии по выработке политического курса. Особенно, если при этом, мы станем смотреть гораздо дальше: вы на Восток, мы — на Запад...
-О, да, ваше Величество. В интересах Германии поддерживать прочные и хорошие торговые отношения с азиатскими государствами, которые невозможны даже по географическим причинам без установления доверительных связей с Россией. Германский канцлер не так давно заявил, что Европе нужны партнеры и союзники, чтобы справиться с огромными проблемами. Канцлер подчеркнул, что Азия становится одним из приоритетов германской внешней политики...
9 сентября 1932 года. Четверг.
Москва. Ермаковская роща.
Вечером, часов около семи, Татищев закончил служебную рутину и собирался отбыть домой. Взволнованный помощник передал подполковнику полученное по телефону приказание генерала Брюханова — немедленно ехать в отдел дорожной полиции на Шелепиху. Что произошло, и из — за чего такая спешка, помощник не знал.
В отделе дорожной полиции Татищева ждал Брюханов.
-Очень серьезное происшествие, подполковник. Очень. — Брюханов нервно покусывал губы. — Около двадцати минут тому назад у Ермаковской рощи сбит человек.
-У Ермаковской рощи?
-Да. М — да...Вы верите в предчувствие? Без него в большинстве случаев и делать нечего. Знаете ли, я посадил на Шелепихе своего сотрудника. Поискать, может кто — то чего слышал видел про 'фордик', что у Ермаковской рощи в акациях отстаивался...Услыхал свежую сводку происшествий...Екнуло у него что — то, глаз ли зацепился...Ермаковская роща, Ермаковская роща...он сразу мне телефонировал. У меня есть все основания предполагать самое худшее. Сбитый человек — торговец из загородного киоска. Я жду звонка из полиции, они устанавливают анкетные данные пострадавшего. Ежели подтвердится, что это и в самом деле продавец...
-Что тогда?
-Вариант один — несчастного убрали, поскольку он стал невольным свидетелем конспиративной встречи британского резидента со своим информатором, о которой вы мне давеча докладывали, и мог бы чего — нибудь брякнуть. Или опознать кого — то. Или увидел что — то. Поначалу та сторона не придала значения работавшему допоздна киоску с бутербродами и газированной водой, потом проанализировала ситуацию и приняла решение.
В дежурном помещении дорожной полиции раздался продолжительный телефонный звонок. Дежурный унтер — офицер молча поднял трубку и тотчас передал ее генералу Брюханову. Тот с минуту слушал, что говорили на другом конце провода, затем передал трубку дежурному и сказал Татищеву:
-Едемте.
...Машина остановилась, не доезжая сажен сорока до загородного киоска, в темном неосвещенном месте возле группы людей.
-Врача привезли? — крикнули оттуда.
Тотчас следом подъехала и остановилась полицейская машина. Оттуда вылезли врач, криминалист — эксперт и полицейский пристав.
На краю шоссе лежал навзничь пожилой человек, издававший протяжное хрипение. Пока врач осматривал его, Брюханов отозвал в сторону пристава. Пристав, высокий, холеный, туго затянутый в мундир, имел аккуратный пробор, расчесанный волосок к волоску, темными, с азиатским разрезом глаз, участливо заглядывал в лицо генералу Брюханову, в котором безошибочно признал высокое начальство, хоть тот и был в штатском. Пахло от ротмистра духами.
-Что случилось?
Оказалось поразительно наглое, вызывающее преступление. Подробности рассказали прохожие — очевидцы, которые стояли тут же, в ожидании пока их официально допросят. Свидетели видели, как к загородному киоску подкатила легковая крытая автомашина. Из киоска лавки вышел продавец, этот милый старикан, которого знали все в округе, и внезапно бросился бежать по шоссе в сторону города. Машина неожиданно взяла с места ход, настигла старика и сбила его. После чего автомобиль на огромной скорости исчез в наступающих сумерках. Два или три очевидца происшествия бросились к сбитому, который весь был в крови, оттащили его на обочину. Они же сообщили в полицию о происшедшем по телефону.
Татищев уже успел наскоро поговорить с очевидцами. Он подошел к Брюханову и тот кивком головы отпустил пристава.
-Ну? Есть что?
-Предположительно, что в этом случае автомобилем была черная легковушка, марки 'Форд'...
-А номерной знак очевидцы не разглядели часом? — спросил Брюханов.
-Только последние цифры. Сорок пять.
Брюханов пожал плечами. Он подошел к врачу, закончившему осмотр пострадавшего.
-Каково состояние?
-Безнадежен. Не позже чем через час скончается. У него прострелена грудь.
-Что?!
-Взгляните сами, если немного разбираетесь. Входное отверстие под диафрагмой, выходное — на уровне седьмого позвонка. Как видно по ожогу, выстрел был произведен в упор. К тому же сотрясение мозга; падая, расшиб затылок о камни. И да, вот еще что...Уже потом его переехали автомобилем, что вызвало множественные повреждения: проломлен череп, размозжены грудная клетка и брюшная полость с повреждением жизненно важных внутренних органов, многократные переломы костей голеней. Эти ранения могли возникнуть только при повторном наезде на жертву. Удивительно, как старик еще протянул столько, с такими — то травмами.
Генерал Брюханов и Татищев выжидательно оглядели друг друга в свете фар. Брюханов дал коллеге время опомниться и спросить эксперта — криминалиста, крутившегося поодаль:
-Если я верно информирован, здесь произошел не наезд?
-Вот именно, — буркнул эксперт, — Речь идет не о несчастном случае, а об убийстве.
-Это точно? — переспросил все же Брюханов.
-В нашем деле ничего не точно, — спокойно ответил эксперт, — Подозрения в данном случае весьма весомы.
-Есть еще что — нибудь? По вашей, экспертно — криминальной части?
-Обнаружены небольшие осколки стекла, видимо, из автомобильной фары, они подлежат тщательному изучению. Но, полагаю, ежели наезда не было, вернее, ежели пострадавшего переехали после, то вряд ли осколки фары будут принадлежать именно искомому автомобилю. Ну, что еще? Снимем протектор, но чуть позже.
-Значит, убийство, — констатировал Брюханов.
-Ничего не поделаешь, — уныло подтвердил врач.
-Значит...Его никто не сбивал. — сказал Татищев
-Не сбивал?
-Да. По всей видимости мужчина обернулся по направлению к машине, она поравнялась с ним и из автомобиля, с шоферского места, был произведен выстрел. За шумом двигателя очевидцы выстрела не слышали, а в сумерках подумали, со стороны, наверное так виделось, что старика сшибло машиной.
Брюханов надолго задумался, а потом негромко спросил Татищева:
-Как вы планируете работу?
-Думаю, убийством займется полиция, мы, как говорится, пойдем своим путем и общими силами добьемся результата, — спокойно пояснил Татищев.
-А как конкретно вы это представляете?
Татищев покусал губы, взглянул на генерала.
-Рекомендую розыск машины продолжать, пока не будет конкретного результата. — сказал Брюханов. — Посадите в городском отделе дорожной полиции пару своих сотрудников и пусть безвылазно сидят и работают по проверке в картотеке подходящих автомобилей. Пусть также ваши люди побеседуют со свидетелями. Держите связь с местной полицией. Пусть она постоянно информирует вас о ходе расследования.
Подполковник Татищев кивнул.
-Ладно, давайте дальше: что мы имеем на данный момент? — спросил Брюханов.
-Немного. Две исходные точки — это 'Ролльс — Ройс' и неустановленный пока 'Форд', с номерным знаком, оканчивающимся на сорок пять. — сказал Татищев.
-Не исключаете, что номер — пресловутый сорок два — сорок пять?
-Не исключаю. Следует по — видимому ожидать, что наш мистер Хе безусловно насторожится после убийства киоскера.
-Заигрались бритты, ох заигрались...Неспортивно ведут себя.
-Полагаете, смерть продавца киоска дело рук англичан?
-А вы полагаете, что этот экспромт с убийством киоскера разыграл наш неуловимый мистер Хе?
Татищев снова кивнул.
-Думаете, чего — то испугался?
-Уверен. Да вы пройдите, поглядите сами.
Генерал вслед за Татищевым подошел к киоску.
-Нам известно, что продавец из своей лавки увидел закрытую легковую машину, миновавшую киоск и остановившуюся невдалеке, близ посадки акаций. Там машина загасила фары и стояла не менее десяти минут. Думается мне, что продавец теоретически мог рассмотреть того, кто был в автомобиле.
-Темно было. Как он мог рассмотреть? И что? Силуэт?
-Машина фары выключила не сразу. Продавец наш был в легком испуге, опасался грабителей. Возможно тот, кто находился в салоне, мог зажигать карманный фонарик, подсвечивая себе для какой — то цели, или мог прикуривать. То есть, мог невольно осветить свое лицо на короткое время. А потом, по прошествии некоторого времени, испугался. Испугался, что продавец при случае сможет каким — либо образом на него указать или опознать. Ткнуть пальцем.
-Слабовато. При каком таком случае? Все это вилами писано.
-Но как основание для действа принять можно.
-Можно.
-Боялся. Испужался. С мыслями собирался. И конь о четырех ногах спотыкается, что уж о человеке говорить? -Будем исходить из этой мудрости. Итак?
-Это пусть полиция расследует.
-И все же?
-Сначала стрелял в упор, потом, для верности, переехал старика машиной.
-Непрофессионал?
-А может наоборот, весьма хладнокровный профессионал?
10 сентября 1932 года. Пятница.
Москва. Люблино — Капотня.
С раннего утра премьер — министр Балк — Полев отправился осматривать Люблино. Без помпы, обычно сопутствующей каждому подобному выезду председателя правительства России. В поездке его сопровождали статс — секретарь председателя правительства Николай Николаевич Кудашов — стройный малоросс с черными вьющимися волосами, архитектор Ладовский и московский банкир Рафалович. От Охотного ряда, от здания правительства, что напротив великолепного дома князя Долгорукова, на углу Моисеевской площади и Тверской улицы (почти точной копии кремлевского Потешного дворца, к которой позднее приткнулось громоздкое семиэтажное 'присутственное' здание — неудачный памятник роскоши, построенный без особых надобностей), кортеж из двух представительских автомобилей выехал еще затемно. Машины неспеша проследовали через Лубянку, Старую площадь, Варварку, Солянку, миновали одно из самых ярких и прекрасных многоэтажных московских зданий — небоскреб Российско — Американской Компании* (воздвигнутый в отлично выбранном месте: главная башня здания акцентировала важный градостроительный узел, слияние Москвы — реки и Яузы, а боковые корпуса закрывали корявую и неряшливую застройку Швивой горки), через Таганку, вышли на Нижегородскую улицу, проехали до Грайвороновской слободы и наконец, миновав поворот на Амбарную улицу, ведущий к Хлебной пристани* в Кожухове, свернули на Николаевский проспект.
Николаевский проспект, проложенный через Сукино болото, куда до строительства канализации и свозили в большинстве золотари городские нечистоты, а также прочий мусор, начинался от Грайвороновской слободы. Когда — то вся местность за Спасской заставой являла собой своеобразный мир. Здесь было царство отбросов. Унылая изрытая равнина с зараженной почвой, с отравленным воздухом. Даже в морозный день, когда валит хлопьями снег, люди, оказавшиеся волею судеб в этом районе, старались спрятать поглубже лицо в воротник, чтобы не слышать страшного запаха тления. Здесь были разбросаны по зловонной равнине приземистые заводские здания, высились красные трубы. Завод клееварный, завод утилизационный — заводы, перерабатывающие отбросы...В зловонной атмосфере кипела лихорадочная работа. Здесь же, при заводах, позабыв о свежем воздухе, жили рабочие, жили годами, с семьями...
