— Вы бессердечный человек, пан Михал, — печально проговорил тот, — а еще и законченный циник. У вас нет ничего святого.
— Ага. А вы, надо полагать, каждый вечер, запершись, включаете полонез Огинского и льете под него светлые слезы. И уже неоднократно под него же стрелялись.
— Бывало, от вас ничего не скроешь. Мне вас даже жаль, потому что вы даже представить себе не можете, как облегчают душу вышеуказанные слезы. И непременно, непременно светлые.
— И пули, — тем же возвышенным стилем подхватил Михаил, — непременно, непременно свинцовые. Ладно, это все треп. Правду сказать, я чуть не упал, когда увидел тебя в этой обители. Так что рассказывай, как докатился до жизни такой.
— Если можно — поподробнее. До какой именно — такой?
— До такой, что Ты! Здесь!! Работаешь на КАЗНУ!!! Правду сказать, я видел всякое, и меня давно уже не удивляют самые диковинные гримасы судьбы, но такое мне не приснилось бы даже в кошмарном сне!
— Это долгая история, Миша...
— А мы никуда не торопимся, — перебил тот, устраиваясь поудобнее, — есть время по крайней мере до того момента, когда немчура, наконец, переварит полученные впечатления...
— Она еще печальная. А так как причина на самом деле совершенно банальна, это еще и неинтересная история.
— Тогда пунктиром.
— Постный сожрал. Вот и вся, в принципе, история.
— Действительно, — куда уж банальнее... Во волчара!
— Смею заметить, — мягко проговорил Богуслав, — не так. Не волк. Гораздо гаже и как бы не страшнее. Раттенвольф. Это...
— Спасибо. Я знаю этот миф. "Крысиный волк". Остроумно. И, — да, пожалуй, точнее.
— Тут все сошлось одно к одному. И Сашка Воронов сплыл с концами, так что начался дележ наследства, княжья усобица, набеги соседей и прочие явления во весь рост, — а тут как раз возвращается другой пропащий, потому что природа все-таки пустоты действительно не терпит, и ежели в каком-то месте убудет хотя и несколько азартный но, в общем, вполне вменяемый Ворон, на его место непременно должен кто-то присовокупиться. Что он и сделал. Развел мочилово, какого не видели уже лет десять, кого не убил, того напугал до поноса, потом тесно ему, блядю, стало, полез к соседям, Удмуртию под себя взял. Пермь! Татария, правда, устояла, отбились... Потом и вовсе далеко от дома начал шарить... Глянул я, какая каша заваривается, два раза уцелел не знаю уж, каким чудом, вижу — нет дела, головная боль одна, и непонятно, что творится, да и... Веришь — нет, — до сих пор не знаю, его ли это сволота, или того, — реакция окружающих... Я ж ведь не так всех держал! Я ж ведь хотел, чтоб народ доволен был! А этот... Одним словом, — композитор я хороший, а вот глава Семьи из меня, как оказалось, вовсе никакой.
— Да-а, широко шагает Юрик. Знаешь, — недолго ему. Потому что такие вообще долго не живут.
— Гитлер был у власти всего двенадцать лет, — и от этого намного легче?
— А остальные?
— Пришипились и ждут, когда он свернет шею. Обычная тактика нормальных людей при общении с отморозком. Понимаешь, — ее ведь даже не назовешь ошибочной, потому что отморозок, — он не остановится ни перед чем, а ты понимаешь, ты можешь себе представить, что будет, если начнется серьезная война? Вот и все нормальные люди понимают.
— А Вера Михална чего?
— Уж это тебе лучше знать. Это ты скажи, чего там Баба Вера.
— Это — да. Продолжает прибирать к рукам все, что плохо лежит. Хакассию. Чукотку. Якутию. Сейчас вплотную занята Камчаткой и Сахалином, включая шельф. Можно сказать, что Сахалинский мост это, в общем, ее рук дело...
— Тоже красиво. А теперь представь себе, что она все это переварила, усвоила и решила с Постным все-таки разобраться. И вот они, рабы божии, схлестнулись во всю богатырскую мощь, и тогда уже нельзя будет разобраться, все-таки кто же именно из них — дурак, потому что второму в любом случае придется стараться вовсю, просто для того, чтобы уцелеть, и поэтому он тоже в средствах не стесняется... Представь себе что-нибудь вроде Шипучей Язвы в том же Свердловске, или атаку шестисот-семисот беспилотников против хорошо прикрытой ПВО позиции в твоей Тюмени, или...
— Хват-тит!!!
— ... по мелочи, — сотню "тарантулов" в Черемушках, с героическим отбитием таковых из электротермических стволов приятного калибра, как водится, — впопыхах, наугад и куда придется...
— Заткнись!!!
— Уже почти. Вот что может означать всего-навсего один раттенфольф, и, кстати, почти всегда означает. Но и это все, — полбеды. Вся беда будет, если вмешается Москва.
— Или БЖЗ.
— Или БЖЗ, — согласно кивнул Калиновский, — или та и другая вместе. А, с другой стороны, — что еще им тогда останется делать?
— Да, кстати? Лучше не думать.
— Этим и занимаемся.
— И упорно производим оружие против внешнего супостата.
— И поэтому производим, — согласно кивнул головой поляк, — как будто нет более важных задач... Но композитор я — хороший. Каждый день в этом убеждаюсь и одним только этим держусь. Кстати, — как там у Бабы Веры — с БЖЗ? Оч-чень любопытный нюанс...
— Никак. В отличие от некоторых, — она чувства реальности не теряет, и твердо знает что ей не по зубам... Но ты не докончил своих самовосхвалительных речей: и что же тебя убеждает каждый день?
— Я, по непонятной причине, считал почему-то, что судостроение — это так, куда проще, чем, к примеру, самолеты с ракетами.
— А теперь убедился в глубине своих заблуждений...
— Кстати, — вмешался Майкл, доселе пребывавший бессловесным слушателем почти вовсе непонятного ему диалога между старыми знакомцами, — я представлял себе выращивание изделия как-то по-другому.
— Вот как? Свежий взгляд на вещи? И как же именно?
— Ну... по-другому, и все!
— Как кристаллик в колбе, — догадался композитор, — и вы совершенно правы! Поначалу мы примерно именно таким способом выращивали отдельные элементы конструкции, а потом их соединяли воедино... более традиционно, хотя и при помощи "мозаики", скорость строительства возросла в полтора раза.
— А если послойно?
— На манер печатной платы? Было, разумеется, и это. А как же! Межеумочный, и, по этой причине, наиболее неудачный метод. Вместо того, чтобы выполнять какой-то один тип работ, но сразу, делали все типы работ понемножку, и они перехлестывались, мешали друг другу, композицию приходилось усложнять, и все это не решало главного, — с какой-то стати работа шла по плоскости, вместо того, чтобы идти по всему объему. Так что, в конце концов, мы пришли к радиальным принципам креации: центробежному, центростремительному и, наконец, — мультицентрическому. Причины понятны: при том же центробежном варианте работы на ранних этапах оказывалась неоправданно медленными. Но! Попрошу заметить, что переход к мультицентричности стал возможным только тогда, когда мы до совершенства отработали частности... своего рода, — отдельные блоки процессов, — в ходе предыдущей деятельности. Но есть и еще одна причина. Пожалуй, не менее важная.
— И?
— Реактор. Дело в том, что на последних сериях лодок атомный реактор сам по себе представляет автомат класса "В".
— Термоядерный?
— О нет, что вы. Не так серьезно. Самый обыкновенный "РМКК-4/100", что обозначает "реактор микроконтракционный кольцевого типа", на самых обыкновенных уране с плутонием. Отличие заключается в том, что "мозаичным" способом удается сблизить ядра урана между собой гораздо, гораздо сильнее, чем при взрыве химической взрывчатки в атомной бомбе. Поэтому цепная реакция начинается в относительно очень небольшом количестве вещества. Вы не поверите — насколько. А "косой слой" представляет собой и защиту, и устройство для восприятия энергии, — одновременно. Таким образом КПД реактора возрастает многократно. Понимаете? Защищает не твердое тело, а подобие жидкого кристалла, так что ионизированная молекула заменяется точно такой же, только что образованной, а радикал, — уходит по своей цепи дальше, в комплекс вторичных контуров, отдает энергию там, дополнительно к основному потоку. Все как в живой природе, — никаких отходов, все в дело. Понятно, что такой реактор сразу же должен "жить" хотя бы на одну сотую номинала, потому что иначе он попросту не может существовать ...
— А смысл?
— Тишь. Гладь. Никакого перегретого пара: по сути, агрегат соединяет в себе достоинства традиционного реактора и изотопной батареи без их недостатков. В сумме всех зачетов, — вдвое компактнее обычных силовых установок. Но это не моя компетенция: радиохимическая композиция, — это вообще особая статья, наособицу от прочего. Высший, понятно, пилотаж, но, на мой вкус, уж больно узкая специальность. От закладки до спуска на воду — полтора месяца, а наша особенность состоит в том, что спускаем мы — готовые изделия. Зато потом два месяца контроля и форматирования под Главную Информационную Схему. Потом — ходовые, но это уже практически без нашей помощи. Потом все по новой.
— Четыре месяца — четыре систер-шипа, потом еще четыре месяца — и новая четверка, потом...
— Не так сразу. Если возможно, это еще вовсе не значит, что делается. Но, возможно, вы более правы, чем я, пан Кляйнмихель. Это — только одно дочернее предприятие одного только Северодвинска. А при необходимости мы за год — полтора заполоним моря подводными лодками. И надводными кораблями — тоже. При нехватке обученных экипажей снабдим их искусственным интеллектом такого уровня, что особой подготовки не понадобится, или весь экипаж составят командир со считанными офицерами, и все это, за вычетом делящихся материалов, будет дешево, чуть ли не по цене сырья, на вес. Любой флот мира будет в считанные дни раздавлен, разорван в клочья и сметен с лица Океана такой сворой. Более того, — мы сделаем это и без всякой войны...
— А вы, господин Калиновский, — псих. Опасный маньяк или параноик, я все время путаю, кто из них — кто, но вы, возможно, и то, и другое разом.
— Не понимаю, — что вас здесь удивляет? Наши машины, — это просто-напросто способ проникнуть в любое желаемое место с любым грузом, ни у кого не спрашивая на то разрешения. С любым грузом, не обязательно с оружием.
— Простите, — не понял. Вы имеете ввиду, что на верфи делают атомные подводные лодки по... частным заказам?
— Ах, пан Кляйнмихель, в наше время все так запуталось! Государственные интересы практически невозможно отделить от всякого рода ведомственных, корпоративных, территориальных... Ну скажите на милость, если БЖЗ заказывает себе лодочку на девять-одиннадцать тыщ тонн, — это государственный заказ или как? А? Вот то-то. Лучше не задумываться над подобными вещами, а то можно свихнуться без всякой пользы. Документы у всех и всегда в порядке, я к ним не имею никакого отношения, деньги всегда платят исправно, а больше меня ничего не интересует.
— И хорошо — платят?
— Грех жаловаться, пан Кляйнмихель. Настолько, что, будь у меня такое намерение, я мог бы вернуть себе прежний статус, но... уже не хочу. Не тот завод, знаете?
— Да, хорошо же тебя Постный пугнул.
Калиновский с досадой махнул рукой.
— Ах, да не в этом же дело! Уже не только в этом и в первую очередь не в этом... Я же не зря говорил вам, что я хороший композитор, — а чем, собственно, я занимался прежде? Это умники из "Сапиенс" думают, что у них самые сложные вещи, но вот тем же судостроением у нас занимается "Гравис", и поэтому наши композиции на самом деле уже давным-давно не проще никаких ихних затей. Плюс размах! Плюс энергии! Динамика! Я, товарищи, другими глазами глянул на свое собственное дело, и мыслю теперь со-овсем другими масштабами. Недалеко то время, когда нам на Земле станет попросту тесно.
— "Фонтаны рая", — нехорошо усмехнулся Майкл, — нет, у вас положительно что-то не то с головой.
— Не знаю, о чем вы говорите, — с досадой тряхнул головой композитор, — а я имею ввиду большие планеты. В первую очередь, разумеется, Юпитер. Вот там — масштабы, вот это я понимаю, да!
— Насколько мне известно положение дел, — проговорил англичанин, — до ядерных двигателей высокой тяги даже и вам очень еще далеко. Да и будь они, — сколько экспедиций реально вы могли бы организовать? И — зачем? Бред!
— Вы приписываете мне свои мысли. Я и в голове не держу подобных глупостей. Юпитер, — это и неисчерпаемый источник легких элементов и источник энергии для собственной переработки одновременно. Мы забросим туда автоматы четвертого функционального класса и они, плавая в атмосфере, разовьются в готовый товар, да к тому же еще уже упакованный в корабль для собственной транспортировки. Там, — палец его указал в потолок, — гигантские потоки вещества и энергии, и в наших силах их просто-напросто, не торопясь, чуть-чуть повернуть. Понимаете мысль, паны-геры-товарищи? Не быстро, но понемножку, а не торопясь, — но каждый раз в громадных масштабах. Представляете, — прилетает сразу кубический километр бензина...
— Да, — подхватил Майкл, — и очень наглядно. Даже захотелось вдруг дожить, чтобы увидеть подобный фейерверк. Только, если можно, как-нибудь со стороны...
Калиновский махнул на него рукой, как на безнадежного придурка и сморщился:
— При наших вычислительных возможностях такой ошибки не произойдет. Не понимаете ни черта, так не вещайте с умным видом глупостей... Да и не в бензине дело. Ну, — что-нибудь другое. В принципе там хватит материала на вторую Землю... и на совершенно, совершенно иной образ жизни. И самое смешное, что подобные проекты потребуют не фантастических, а вполне разумных затрат. И — терпения, чтобы дождаться, когда процессы разовьются до надлежащей стадии. Никакой фантастики, панове. Уже сейчас — никакой. А если взяться за исследования целенаправленно, то и вообще... Обыкновенное расширение дела, товарищи, причем даже без особых финансовых рисков.
Островитянин хотел было скривить губы с видом Предельного Скепсиса, но в голове вдруг с адской очевидностью сама собой сложилась необыкновенно яркая картинка: бесконечная черная пустота, наполненная невероятно яркими в своей бесчисленности звездами, и целая роща многокилометровых, без особого порядка сросшихся между собой игл, неторопливо бредущая в космосе. И себя, в скафандре, лезущего по одной из таких каменных струй с такой уверенностью, как будто всю жизнь провел в подобных занятиях, а вокруг, — не то, чтобы вполне естественный ландшафт, но что-то, вполне его заменяющее. Нечто среднее по происхождению и сути. Он слегка, стараясь проделать это незаметно, но довольно резко тряхнул головой, как бы стряхивая внезапное наваждение. И ничего особенного. Обыкновенный прокол Реальности. Наверное, — от тех самых магнитных полей. И впрямь вредная штука.
XXXIV
— Если вот тут, — заменить водород на гидроксил, а вот тут — на метильную группу, то... То должно получиться красиво. В общем — идея ясная, на поверхности лежит
— Идея ясная, — лениво проговорил Жека, — но тогда лучше бутильную. И все равно получится говно.
— Да нет, ты погляди, тут даже исходный продукт... небезынтересен, говорят, — давал кое-когда.
— И исходный продукт говно.
