Девушка не удивилась.
-Приветствую могучего Одина в нашем мире. Мы рады гостям. Но что все-таки произошло?
И тут Сайэллинн заметила бездонную бутыль Одина.
-Так! — нахмурилась девушка, упирая руки в боки. — Стоило Элхэ уйти ненадолго, как ты сидишь и напиваешься всякой дрянью! Вот Элхэ вернется — все ей расскажу!
Мелькор расхохотался.
-Ты чего? — обиженно спросила девушка.
-Ох, Сайэллинн! Ты вся в мать. Когда Алдарэн не в духе, ей тоже не стоит попадать под горячую руку!
-А что? Скажешь, я не права? — с вызовом спросила Сайэллинн, взяла со стола кружку, понюхала и с отвращением поставила обратно. — Зачем ты пьешь эту гадость? Помереть же можно!
-Нет, Сайэллинн! Он не помрет, — успокоил Один, ухмыляясь. — Не ругай ты его, ему и так худо.
-Ладно, не буду. Но убери... это!
Один с преувеличенным беспокойством повернулся к хозяину:
-Мелькор! Если твоя жена такая же суровая, то зря ты на ней женился!
-Она еще хуже! — улыбнулся Мелькор.
-Хуже не бывает!
-Бывает. Я-то знаю.
-Бедняга! — посочувствовал Один.
-Да нет! Ничего! Она еще меня не знает.
-Надеюсь. Эй, Сайэллинн! Что это с тобой?
-Да ну вас! — пробурчала девушка, вся красная от смущения.
-Не сердись, красавица! — весело сказал ей Один. — Мы больше не будем.
Глава 28. Рагнарекк
Ты хочешь знать, как все это было? Во всех подробностях?
А ты уверен, что человеческий язык в силах рассказать о битве, в которой столкнулись две величайшие армии? Армии, насчитывавшие в своих рядах не тысячи, не сотни тысяч, даже не миллионы — миллиарды воинов?
Ты уверен, что можно описать поле боя, превышающее по размерам любое из когда-либо существовавших государств?
Боргильдсфольд! Там текут реки, глядят в синее небо серебристые глаза озер, оттененные ресницами сосновых и березовых рощ. Там черные и синие горы упираются в небосклон. Там — бескрайняя равнина, ковыльная степь, посреди которой высится, пробивая облака, исполинский ясень Иггдразиль. Крона его теряется в небесах, а в корнях бьет источник.
Боргильдсфольд! Это — целый мир. В одной его части — весна, и спешат влиться в реки ручьи. В другой его части трещат лютые морозы, ветки елей гнутся к земле под тяжестью снега...
Боргильдсфольд! Там ветер срывает желтые листья с берез, и они с грохотом врезаются в землю. Там облака летят по небу с ревом и свистом. Там капли дождя испаряются, не долетая до земли. Там травы в рост человека.
Боргильдсфольд! Этот мир в незапамятные времена был сотворен специально для Последней Битвы. Миллионы лет он ждал. Некому было давать имена его серебристым рекам и нефритоцветным морям, его бескрайним степям и дремучим непроходимым лесам, никогда не слыхавшим стука топора. Миллионы лет он был пуст. Ни птиц, ни зверей, — никого... Он ждал нас.
Боргильдсфольд! Проклятый и благословенный Боргильдсфольд. На тебе пролито крови больше, чем во всех мирах, вместе взятых, с самого их сотворения. На тебе мы потеряли столько друзей, старых и новых!
Ты видел сам, сколько нас вернулось! Сотня! А ведь ушли — сто тысяч. Только из нашего мира. Ткона, вейры, моннан, себеки, хэйжэни, волки с Огненных островов и наши лесные волки. Сотня тысяч отличных парней и прекрасных женщин! И никто из павших там никогда не вернется! Понимаешь? Никогда!
Боргильдсфольд! Там смертные сражались плечом к плечу с богами. Мы закрывали им глаза и складывали руки на груди. Богини бинтовали нам раны и возвращались в бой. Там не очень помогала магия, там все решало человеческое оружие: копье и арбалет, автомат и меч, молот и дубина. И лютня.
Мы победили. Потому, что за спиной каждого из нас была битва, в которой он когда-то погиб. Которую он лично проиграл когда-то... И нельзя было проиграть ее вновь. Ведь вся Радуга миров оставалась за нашими спинами — сотни миров! Ты не видел поступь легионов хаоса — мертвецов Муспельхейма, не видел стену пламени, испепелявшую даже камень. Не видел вековечные льды, наступавшие с севера. Не видел Изначальный страх сверху, от которого падали мертвыми птицы, осыпались серой пылью облака и чернело небо. Ты не видел, как золотые драконы преградили путь Страху, собой заслонив Солнце. Не видел, как меч великана Сурта срубил Иггдразиль, и какой-то парень, повыше Сурта, принял на плечи небесный свод. Не видел, как плечом к плечу, а-то и спина к спине, сражались те, кто в той жизни были заклятыми, извечными врагами. Они сражались вместе. И становились братьями. Ты не видел, как солдаты маршала Мюрата пришли на помощь бойцам герцога Веллингтона, как саксы Хенгиста сражались бок о бок с бриттами Аврелия Амброзия... Не видел, как танки фельдмаршала Роммеля, за неделю пройдя триста лиг, прорвали кольцо окружения вокруг армии Рокоссовского. Не видел, как мы хоронили последнего кентавра — последнего на всю Радугу миров. Не видел, как встали насмерть две сотни орков, защищая четвертый госпиталь. Ты не видел, как погибло Солнце... Ты всего этого не видел. И никогда не поймешь — как там все было?
Все, что я могу — это рассказать о том, что видел сам.
Фрейя
Она сражалась двумя клинками, как учил ее когда-то Хеймдалль. Кто бы мог подумать, что ей, Фрейе, придется взять в руки оружие? Кто бы...
"Стоп! — приказала себе богиня. — А ведь такое уже было! Здесь же, на Боргильдсфольде!!! Как я могла... неужели я научилась забывать, как простая Мыслящая? Я забыла прошлый Рагнарекк? Не может быть!...Впрочем, — продолжила она размышления, машинально отражая удары и нанося ответные, — сейчас все мы равны Мыслящим. Мы можем убивать Законы одного уровня с нами, сохраняя при этом свою жизнь. Можем учиться, не меняя уровень... Можем, по-видимому, и забывать?... Ох-х-х-х! Терять силы теперь мы, к сожалению, тоже можем..."
Фрейя была еще жива. Уже никого не оставалось вокруг из тех, кто начал бой с нею рядом. Богиня сражалась в окружении. Она устала... А ведь шла только четвертая неделя битвы. Погибли Один и Фрейр, погибла Идунн... Тор еще держался, но лишь месть за Сиф хранила его...
...Незнакомый ей золотокожий воин принял на щит удар, который Фрейя уже не успевала отбить. И мечом пробил сердце врага. А вот удар, ему адресованный, отбить уже не успел. Меч разрубил ключицу и лишь чуть-чуть не дошел до сердца.
Неведомая ранее Фрейе ярость алой волной поднялась от сердца, плеснула из глаз, исторгая души из мертвецов Муспельхейма. Мгновение, и поле битвы на сотни метров вокруг оказалось завалено трупами.
Богиня склонилась над своим спасителем. Воин открыл глаза.
-Матушка Чи-пат-соу! Это ты! Спасибо тебе. Ты провожаешь меня в вечный путь... Великая честь!... Только... Уходи, Чи-пат-соу! Ты должна жить... Если тебя не будет, зачем все?
Фрейя погладила волосы воина, когда-то зеленые, а теперь почерневшие от крови.
-Нельзя мне уходить, брат. Нельзя. Ведь, если Любовь бежит с поля боя, то какая же она Любовь?
-Береги себя, матушка! Пожалуйста...
Богиня улыбалась. Улыбалась, изо всех сил сдерживая слезы: по обычаям Зонтара, нельзя было плакать, провожая воина, с честью погибшего в бою. Если бы она могла исцелять! Если бы только она могла!
-Прощай, Чи-пат-соу! Ухожу...
И ... внезапная радость осветила лицо умирающего. Фрейя подняла голову. Рядом стоял коренастый лысоватый старик в белом хитоне и сером шерстяном плаще, в сандалиях, с посохом в руке.
-Куда ж это ты собрался, а? — вопросил Асклепий, протягивая посох к плечу воина. Рана мгновенно сошлась. — Ты ж не ранен! Одежду вот кровью извозил, так ее и отстирать можно... Ох ты! Тяжко-то как! Сил нет. Слаб я, что-то ныне, друзья...
-Отец Тин-сэ-рор! Ты все-таки вернулся! — радостно воскликнул золотокожий. — Мы так ждем тебя, Тин-сэ-рор! Так ждем! Весь Зонтар тебя ждет, Высокий! Ведь дети же умирают!
Асклепий знал об ужасной беде, угрожавшей существованию народа Зонтар: там восемь из десяти детей рождались мертвыми. Даже ученики Асклепия ничего не могли сделать: до сих пор генетические пандемии способны останавливать только боги! Несмотря на это, Зонтар прислал пятьдесят тысяч воинов. Всех, кого смог. И еще сто тысяч зонтарцев восстали из мертвых здесь.
-Я приду, брат! Обязательно приду. Даже если погибну — все равно приду! Может и не я, но приду! Слово даю! Врач — тоже воин. Он сражается со смертью. И мы победим. Только вот здесь управимся...
Урсула
Везет же некоторым! Они росли даже во Вьялльхейле! А она — ни фига! Как была тринадцатилетней пигалицей, так и осталась. Очень трудно сражаться в пешем строю! Особенно, если строя никакого нет.
Урсула сумела блокировать удар, но сил не хватило. Меч врага пробил защиту и отбросил ее, как плащ какой-нибудь. Обидно... Умирать второй раз обидно! Так ничего и не увидев в жизни!
Несколько воинов, рыча, прорубались к ней. За несколько минут они изрубили несколько сотен мертвецов Муспельхейма, остальных разогнал кстати подоспевший отряд панцирной парфянской конницы. Наступила тишина.
-Ого! Кажется, имею успех у мужчин... — попыталась пошутить девочка. Это она зря... — неприятно захлебываться собственной кровью.
-Мама! — кинулся к ней здоровенный мужик лет сорока.
Урсула уставилась на него во все глаза.
-Ты кто? — выдохнула, наконец, она.
-Эйрир я, мама! Сын твой! Не веришь? Вот Урхр подтвердит!
Да! Рядом с ним стоял Урхр и кивал головой.
-Постарел ты, лейтенант, поседел... — прошептала Урсула. — Долго прожил?
-Порядком, моя княгиня. На двадцать лет тебя пережил...
-Здорово... Эйрир?
-Да, мама!
-Мама... Тебе ж за сорок, а мне по-прежнему тринадцать лет. Какая ж я тебе мама? Не кормила, не воспитывала, не учила. ...Дай-ка посмотреть на тебя! Я ж никогда тебя не видела... Большой ты какой! Красивый! Хоть замуж за тебя выходи...
-Ой, мама! — испугался Эйрир. — Не надо за меня замуж выходить. Жена у меня тут, на Боргильдсфольде, Натш ее зовут.
-Да шучу я, парень. Не буду я выходить за тебя замуж. Не успею... — засмеялась Урсула, от чего ее горлом снова пошла кровь.
-Эй, мужики, давайте-ка ее к Иггдразилю перетащим! Источник там есть! — решил Эйрир.
-Оставьте. Все равно помру. Вы ж видите сами! — запротестовала Урсула.
-Посмотрим! — буркнул светловолосый северянин, ладя из двух копий и пары плащей носилки.
-А, друг! Это ты! — одними глазами улыбнулась девочка. — Давно не виделись. Со 140 года... Как ты жил-то?
-Жил. Погиб только через десять лет после тебя, моя маленькая княгиня, когда брали штурмом Кремьель. Мы с десятком воинов захватили левую привратную башню тюремного замка. И держали ее минут сорок. Когда наши вынесли ворота, мы уже все полегли. Да это все ерунда. Главное — Кремьель взяли... Так, мужики! Осторожнее. Взяли!... Понесли...
И понесли. Прямо сквозь строй врага, держа мечи в свободных руках.
-А куклу-то мне так и не привез? — укорила его Урсула.
-Привез, княгиня. Только поздно было. Кукла-то и сейчас со мной! — северянин порылся в сумке и достал тряпичную куклу. — Держи, княгиня...
-Ух ты! — восхитилась девочка. — Прелесть какая! Жаль, поиграть опять не успею. Ну, хоть полюбуюсь...
Носилки остановились. Опустив глаза, Урсула разглядела перед собой седовласую вейру в черном. Старухой, впрочем, она не была...
"Надо же? — мысленно удивилась Урсула. — В той жизни я бы и не заметила... У нас-то было принято седеть смолоду... Проклятая Война!... Даже тем, кто умудряется выжить, она калечит разум... Интересно, если б я выжила здесь, смогла бы я жить? Плести венки, ходить в школу, бегать на дискотеку? Любить? Жить, черт возьми!!! Смогла бы я забыть вкус крови, хруст ломающихся костей, предсмертный хрип?..."
-Ставьте ее на землю, — распорядилась вейра. — Насчет "поиграть" — не обещаю, но жить — будет.
-Эй, а ты кто? — подозрительно спросила Урсула.
-Экая ты недоверчивая, родственница! — посетовала вейра. — Будем знакомы, родичи! Вейтри я! Вейтри дотВиола. Княжила лет через сорок после твоей, Урсула, ...гибели. Ладно, парни! Ставьте носилки! Оживлять ее буду.
-Как, оживлять? — выпучил глаза северянин. — Недопонял! Переповтори-, пожалуйста!
-Вот так!... — пробурчала себе под нос Вейтри, сосредоточенно ощупывая тело Урсулы. — Готово. Хорошо, что ранена ты, а не Эйрир...
-Это почему? — прищурился Урхр тонАхра.
-А Урсула поменьше будет. Ее лечить быстрее! Эйрир-то вон какой бугай!
-Нахалка! — рявкнул Мститель. — Тебя не учили, что со старшими надо вежливо говорить?
Вейтри засмеялась:
-Учили. Только не впрок мне пошла учеба! Или ты не знаешь, что упрямство — наследственная черта женщин нашего рода?
Эйрир пожал плечами.
-Прости, Вейтри, но я с женщинами нашего рода при жизни знаком не был. Ты да мама — первые.
-Мог бы и спасибо мне сказать, а? — предложила ему Вейтри, легонько постучав ему в грудь. — Твою же маму исцеляла.
-Ох, прости, Вейтри, — смутился Эйрир. — Как-то неожиданно все вышло... Спасибо тебе, целительница.
Урсула тем временем соскочила с носилок, ощупала места недавних ранений, повертелась и заявила:
-Ух ты! Здорово! Спасибо, родственница. Вам спасибо, ребята!
-Да, будет тебе, княгиня...
-Сами вы... — огрызнулась девочка и обернулась к сыну:
-Эйрир! Непривычно назвать тебя сыном, парень. Я просто не успела ощутить себя матерью. Слишком рано казнили меня.
-Мамочка! Я отомстил. И Урхр мстил всю жизнь. И Гренн Северянин тоже... Мне тоже трудно говорить с тобой, мама. Трудно мамой назвать. Мы — почти чужие. Я при жизни никогда не видел тебя. Но одно я знаю точно! Я один раз уже потерял тебя, мама. И не хочу потерять вновь... Ты права. Ты не кормила и не воспитывала меня! Но это не только твоя беда! Моя тоже. Нам нужно привыкнуть...
-Можем не успеть, ...сын. Война кругом...
-Да, мама! Можем. Потому — не надо откладывать!
Урсула снизу вверх посмотрела на Эйрира. И вдруг всхлипнула и уткнулась ему в грудь.
-Сынок, Эйрир!
Мститель осторожно обнял девочку, которая была его мамой.
Когда мать и сын оторвались друг от друга, Вейтри положила руку на плечо Урсулы.
-Слушай, бабуля! Или кем ты мне приходишься? Восемь раз прабабушка? Топай-ка ты на холм, а? В пешем строю драться у тебя силенок маловато, ты уж прости за прямоту. А вот песни твои стоят тысяч мечей! Там уже многие собрались. Певцы и музыканты из всех миров. И без тебя, поверь, не обойтись.
-Ты спятила? Какая музыка? Кому она нужна сейчас? И кто ее услышит?
-Всем нам она нужна! Твои песни вели нас в бой! Твои песни, старшая! В мое время, говоря обо мне, вспоминали тебя! Мои руки и твои песни возвращали людей к жизни...Прислушайся, Урсула!
Девочка прислушалась. Над огромным полем плыл рокот струн. Тихая мелодия заставляла выпрямиться, развернуть плечи, возвращала силы...Журчала вода... Ручеек пробирался куда-то... Незаметный такой, веселый, искрящийся солнечными бликами. Но вбирал он по пути капельки воды, весенние лужицы, спотыкался об камешки. Дальше тек. Там — впереди, море... Мириады таких же ручейков...
