Твою мать, да кого ж я опять пытаюсь обмануть? Последнее слово как всегда осталось за ним. Все мои рассуждения о том, что хвост надо рубить сразу, так и остались пустыми рассуждениями. Весь мой настрой ничего не стоил против его слов. Сказал ждать месяц, и я как дура пообещала. Как верная, безвольная собачонка...
В глазах потемнело, и я со стоном прислонилась к стене. Боль в этот момент чувствовалась на физическом уровне, рваное дыхание, нет мочи вздохнуть полной грудью, зубы сводит. Я медленно по стенке сползла на пол, сжалась в комочек, обхватив себя руками. Только бы пережить, только бы не сойти с ума.
Вика в этот момент замерла, потом грубо выругалась и с яростью запустила только что вымытую кружку в стену, не так далеко от меня. В мою сторону отлетело несколько осколков и водопад брызг, а у меня даже не было сил увернуться, прикрыться.
— Пускай катится ко всем чертям!— прорычала подруга, судорожно сжимая кулаки. Она потратила пару минут на то, что бы успокоиться, а потом продолжила срывающимся голосом,— Послушай, Лаврова, пусть уходит. Пусть проваливает на все четыре стороны и никогда больше не возвращается!
Викуля наконец набралась решимости и повернулась ко мне лицом. Из ее огромных серо-голубых глаз ручьями лились слезы:
-Посмотри на себя...Посмотри во что ты превратилась из-за него. Ты же всегда была как огонь. Девчонка-зажигалка, сильная, смелая, яркая, не терпящая неуважения к себе, не признающая ограничений! А что сейчас?! Сидишь на кухонном полу, жалкая, растрепанная, нелепая, с красной опухшей мордой! Да ты плясать должна из-за того, что он ушел!
— Я не могу,— мой шепот был еле различим, -я не могу без него.
— Почему?— Вика досадливо всплеснула руками и опустилась на колени рядом со мной.
— Я люблю его.
— И что? Любовь должна приносить счастье, а вместо этого она превратила тебя в жалкое чучело. Это не любовь, а болезнь! Ты так боялась потерять его, что потеряла сама себя!
— Я не могу без него,— повторила я,— мне больно дышать.
— Оль, ну вспомни, как он с тобой обращался, как топтал твои чувства, как накладывал заклятия? Он самовлюбленный садист, которому кроме себя плевать на все, а особенно на твою идиотскую любовь!
Я закрыла лицо руками. Хотелось выть. Встать на четвереньки и выть от тоски, от боли, от одиночества, выть до хрипов, до потери сознания.
— Он тоже меня любит,— зачем-то выдавливаю из себя эту бессмысленную фразу.
-Нет!— резко выкрикнула Вика, а потом чуть тише добавила, — нет, Оль, не любит. Если бы любил, то не издевался бы так.
— Вик, он любит меня,— тоскливо повторила и поморщилась, пытаясь удержать возвращающиеся слезы,— я знаю это, но...
— Что но?
— Это ничего не меняет. Ничего.
— Вот именно,— прошипела она,— хоть это ты понимаешь. Для него ничего не имеет значения, кроме него самого. Может он и заскучает по тебе, придет, еще разок заморочит твою дурью башку, попользуется, а потом сделает то же самое что и раньше — оттолкнет, обидит, растопчет, накажет тебя за его же собственную слабость. Зачем? Объясни, зачем тебе это надо?
— Я его люблю!
— Он тебя не любит!!!
— Любит!
— Нет, ошибаешься! Он только...— Виктория осеклась и заковыристо ругнулась,— твою мать, мы ходим по кругу! Я повторяю тебе одно и тоже, но ты меня не слышишь!
— Он сказал, что уладит все свои дела и вернется через месяц,— сама не заметив как, я начала его защищать. Как же больно внутри, словно пожар в груди, и сердце из последних сил бьется, пытаясь не разорваться.
— Лаврова, ты дура. Он не придет!— холодно и жестоко проговорила моя подруга, и в этот миг я ее чуть не возненавидела,— не нужна ты ему. И ты это знаешь. Отпусти его. Забудь. Переверни страницу и начни жить заново!
— Я не смогу...
— Сможешь,— перебила она мой лепет,— Ты справишься.
— Нет,— простонала я.
-Мы справимся с этим вместе,— не смотря на мое сопротивление, она меня обняла и притянула к себе.
В ее родных руках я окончательно потеряла силу воли и начала рыдать как никогда в жизни. Громко, некрасиво, со всхлипами и завываниями, растирая по лицу сопли и слезы. Боль затопила все вокруг и ничего больше не осталось. Вика словно вскрыла огромный нарыв в моей душе и теперь весь скопившийся гной выплескивался наружу.
Она тоже не сдерживала слез, качала меня на руках, гладила по спине и тихонько приговаривала "Ничего, все пройдет".
Ни черта не пройдет! И от осознания этого становилось еще хуже. Хромов стал скалой на которую я, словно морская волна, налетела, и разбилась на миллионы брызг. И ничего от меня цельной не осталось, только выцветшая, потрепанная оболочка
P.S. Так мы просидели до самой ночи, и заснули здесь же на кухне, на полу, прижимаясь друг к другу. На следующий день началась новая серая, тоскливая жизнь. Я как в тумане вернулась к старым занятиям, встречалась со старыми друзьями. Только почему-то разговоры у нас с ними не клеились. Они замолкали в моем присутствии и не знали, что говорить. Причина, наверное, заключалась в моем поникшем виде, тусклых безжизненных глазах, отсутствующем взгляде направленном вдаль.
Что такое двадцать два года? Это юношеское очарование, розовые очки и безграничная уверенность, что мир прекрасен и все проблемы в нем решаемы. Это вера в чистую любовь, в ту самую, которая один раз и навсегда. Это неиссякаемый оптимизм, и бьющая ключом энергия.
Кто же я такая?
Глупая, маленькая девочка, считающая себя выше своих сверстников, только потому, что может жить самостоятельно, покупать себе красивые вещи и строить жизнь по своему усмотрению.
Девочка, не обращающая внимание на советы старшей подруги, уверенная, что знает все лучше других.
Девочка, наивно полагающая в то, что она сильная и может справиться со всем сама, играючи. А как иначе? Ведь она так здорово умеет красть, прыгать под музыку и создавать компьютерные шедевры. И все сама, и все получается. Ну не молодец ли?
Девочка, которой хватает запала ограбить музей, но не хватает мозгов держаться от того единственного человека, который может ее уничтожить.
Глупая малышка, прощающая то, что прощать нельзя, раз за разом летящая, как мотылек, на огонь. Пусть все крылья в шрамах, но ведь огонь так прекрасен, он манит, и противостоять ему нет сил. Вдруг в следующий раз он не обожжет, а лишь мягко прикроет теплыми ладонями.
Девочка, которая из-за юношеского максимализма, никогда не выберет синицу в руке, а будет отчаянно пытаться ухватиться за журавля в небе. Ведь если не она, то кто его достоин?
Глупышка, для которой любовь это самое великое чудо в мире, способное преодолеть все препятствия на своем пути.
Что же стало со мной после этого путешествия?
Взросление, через которое постепенно проходит каждый человек, свалилось огромной снежной лавиной, быстро, жестоко, коварно. Сметая на своем пути все прежние идеалы и устои.
Розовые очки были безжалостно разбиты. Словно обухом по голове, пришло осознание того, что мир не так прекрасен как казалось раньше. В нем ты не всемогущая умница-красавица, способная покорить любую вершину, а всего лишь нелепая дурочка, барахтающаяся в стремительном потоке. В нем любовь — ничто по сравнению с жаждой власти, и страдания одного человека ровным счетом ничего не значат. Это мир, принадлежащий сильнейшим. Тем, кто, не задумываясь, может отбросить все несущественное и идти по головам к своей цели, перекраивая действительность, безжалостно отгрызая от нее все лишнее и сметая на своем пути тех, кто не успел убраться подальше. В этом мире за ошибки сильного, платит слабый, а душа может болеть так, что, кажется, еще чуть-чуть и сгоришь дотла.
Ты носишься со своими чувствами, как дурак с патефоном, а потом выясняется что никому они и не нужны, как собственно и ты сама. Всегда есть что-то более важное, чем надоедливая девочка, со своей идиотской верой во всепобеждающую любовь. И эта самая вера постепенно умирает, уступая место апатии и чувству безграничного одиночества в этом мире. Приходит бессильное осознание того, что даже если и любят два человека, то не обязательно они будут вместе. Особенно если одному из них не так уж это и нужно.
С Викторией отношения после возвращения стали прохладными. Я ее понимала. Она столько сил раз за разом тратила на то, чтобы вытянуть меня из очередной депрессии, в которую я сама себя загоняла, стоило только Хромову показаться на горизонте, что ее терпение закончилось. Она же ведь тоже не робот. У нее есть своя жизнь, свои проблемы, и тратить все свое время на непутевую подругу, наступающую в сто пятый раз на дни и те же грабли дело не благодарное. Поэтому она отошла в сторону, давая мне возможность самой справиться с этим потоком, выплыть и встать на ноги.
Только вот ни черта получается.
Эх, и переломало меня за этот год, перемололо в бесстрастных жерновах судьбы и выплюнуло на обочину жизни. Не осталось ни юношеского задора, ни оптимизма, ни веры в лучший мир. Всего двадцать два, а душа измотана как у древней старухи, доживающей свою одинокую жизнь в заброшенной лачуге, на краю света.
Ничего не хочется. Просыпаться не хочется. Двигаться вперед не хочется. Жить не хочется. Ведь не осталось ни целей, ни сил, ни желания.
А жизнь вокруг продолжалась. Кто-то работал, кто-то женился, кто-то путешествовал. Линка вон уже три месяца где-то пропадала, укатила наверное с очередным кавалером на юга.
Я даже как-то раз встретила Ваньку. Увидев меня, он улыбнулся, сделал шаг на встречу, потом остановился, медленно кивнул головой в качестве приветствия и, резко развернувшись, поспешил по своим делам, словно боялся, что я его попытаюсь остановить.
В тот момент я даже и не вспомнила про нашу последнюю встречу во Владимире, словно это было не с нами и не в этой жизни. Тоскливо было видеть, что он тоже от меня отворачивается. Мог бы по-дружески помочь. А хотя нет. Все правильно, Иван, все верно. В свое время я тебя оттолкнула, использовала как жилетку, а потом бросила. Поступила не лучше чем Хромов со мной. Не нужна тебе такая баба, поломанная, опустошенная, эгоистичная даже в качестве друга. Живи полной жизнью, а я как-нибудь выкарабкаюсь.
КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ
