Однако моего положения это не меняло. Пришлось лезть через подоконник. Так как самоубийцей я себя не считала, то запаслась 'когтями' — попросту вынула несколько украшений из доспеха и быстро собрала из них механизм, позволявший без всякой магии лазать по стенам. Поискав веревку, повертела в руках пару шнуров со штор, и, в конце концов, связала вместе постельное белье, благо последнего в спальне было много. Получилась довольно длинная и тяжелая веревка. Меня в доспехах должна выдержать. Я с помощью синего Пламени сняла с окна решетку, распахнула створку. Карниз был шириной в две ступни. Страшно, если честно. Внизу открывался замечательный вид на город. Но мне нужно было не совсем вниз — а чуть левее, к широкому балкону нижнего яруса, куда выходили прозрачные, сейчас распахнутые двери. На балконе росли цветы, стояла статуя женщины, и даже журчал фонтанчик. Судя по вензелям, чьи-то покои. Придется побеспокоить. Я улыбнулась невольной тавтологии, привязала веревку одним краем к кровати, пропустила ее под узорчатым экраном, прикрывавшим подоконник, и начала аккуратно смещаться вдоль карниза левее, чтобы оказаться над балконом, где распахивала крылья древнего вида горгулья. Если перекинуть через нее веревку, будет еще удобней спускаться.
Про себя я помолилась Тьме, чтобы никто меня не увидел. Показалось или и вправду стало чуть темнее? Небо заткали легкие облачка. Ползающая по стенам как паук Императрица — даже звучит несколько странно. Впрочем, еще страннее попытка меня запереть. Так что — уж как получилось. Мне вдруг беспричинно стало весело. Я принюхалась. Снизу, с балкона, тянуло ароматом водяной лилии. Как интересно!.. Про наркотические свойства этих цветов рассказывали еще на первом курсе. Однако балкон оставался единственным удобным для спуска местом, а потому я не прекращала движения. Медленно, но верно, расстояние между мной и статуей сокращалось.
Добравшись до горгульи, перекинула через нее веревку, обвязала второй край себе вокруг пояса. Сюда уже долетали какие-то звуки. Но такие тихие, что, кроме шорохов и легкого звона, ничего не разобрать толком.
По мере спуска запах усиливался. Веревка тихонько поскрипывала под весом моего тела, плащ путался в ногах, вынуждая крайне осторожно ставить ноги. Я использовала любую возможность удержаться — щели между камней, узоры барельефов. Даже, кажется, подоконник. Покосилась вниз. Голова тут же закружилась, но я выяснила, что спускаться мне еще метров двадцать, веревки хватит примерно на 14, а между мной и балконом и вправду затесалось еще и небольшое окошко. Замечательно, постою на подоконнике. Будь у меня обычная веревка, я б попросту завязала ее особым узлом, а сейчас сдернула б к себе, получив весь запас. Но с самодельным толстым жгутом такое проворачивать рискованно. Значит, постою на подоконнике, спущусь еще на 3 метра, сброшу вниз плащ, чтобы уменьшить вес — и придется прыгать. Не так уж и страшно. Передохнув и успокоив головокружение, я продолжила спуск. А вот и окно.
Кабинет оказался светлым и просторным. Дроу даже позволил себе удивиться. Слегка. Он ожидал узреть либо тяжелую величаво-помпезную классику, что-то вроде стиля ампир, либо слепящую белизну. Но все вышло иначе. Мягкое теплое золотистое дерево стен, кофейная обивка кресел, муарово-черная крышка письменного стола, легкие занавеси поверх фальшивых, но больших и просторных, окон. Паркет и пышный темный ковер, скрывающий пол от самого стола до высокого, выложенного плиткой с узором, а в остальном довольно простого камина. Полки с книгами, стеллаж с коллекциями и подарками, сейф за узорчатым гобеленом, на котором несущегося вдаль тигра преследовали белые собаки.
Из необычного был только водопад на стене, да пронзавшие воздух под потолком лучи солнечного Света. Именно с большой буквы. И едва начатый портрет в нише.
Дроу молчал, погрузившись в размышления.
Каэрдвен не препятствовал ему. Сидел, так же спокойно рассматривал своего гостя.
— Вы приходитесь моей супруге родней? — спросил, наконец, откинувшись назад в кресле.
— Главой рода, — отозвался дроу. И тут же любезно улыбнулся: — Одного из родов, — не в силах удержаться от очередного укола.
— Вот как... — только и пробормотал Император.
Поверх простых брюк и рубашки на нем был шелковый халат, черный в серебряных ягуарах и лилиях. Руки он прятал в рукавах. Левый манжет халата испачкался в чем-то бледно-розовом, почти телесном. Не кровь, не вино, не сок. Дроу глубоко вдохнул слабый запах. Краска.
— Вираэл не знает, что вы здесь, — тем временем заключил Император.
Тириэл, подумав немного, кивнул. 'Вираэл' звучало непривычно, но он слышал где-то о традиции некоторых народов убирать, или, наоборот, добавлять ангельское окончание 'эль' к имени. Ангелы и те, кто когда-то был ими, носили примерно такие имена. Люди уже давно не следовали никакой классификации, а традиция осталась. Непристойно мирскому претендовать на ангельское, или как-то так, по канону.
И все равно не укладывалось у него в голове что-то. Но сейчас было не до раздумий.
— Как... она? — спросил принц темных негромко, запнувшись на местоимении.
Вот оно. Привыкнуть никак не удавалось. Поверить... Ну, он еще до нее доберется! Но на подобном маске прекрасном в своей невозмутимости лице не отразилось ни одна из обуревавших его эмоций.
— Лучше, — коротко сказал Каэрдвен так, будто у него вдруг перехватило горло. — Ей зарастили кости, и восстановили волосы. Завтра уже сможет встать.
— Он...а уже на ногах, — снова запнувшись, заметил дроу почти равнодушно.
В этом он не сомневался ни на миг — знал. Просто знал.
Император нахмурил брови. Он ничего не сделал — но рядом появился слуга, склонившись в почтительном поклоне. Выслушал приказ, поклонился и снова растворился в воздухе, как не было. 'А я ведь кабинет запер', — напомнил себе Тириэл. И оценил жест доброй воли. Интересно, в чем причина такой любезности Светлого Императора?
— Так ты меня ждал? — сделал логичный вывод дроу, беззаботно переходя на 'ты'.
Кэр усмехнулся чуть заметно. Кивнул. Он и вправду мог позвать стражу в любой момент. Это они оба знали. Но... он не мог отказать себе в удовольствии потешить собственное любопытство. Вир верила дроу. Ее интуиции он как-то незаметно для себя уже привык доверять.
— Вираэл упоминала о тебе как-то, — счел нужным пояснить он.
Сделал паузу, и все же договорил:
— Зная это, я предположил возможность твоего визита.
Получилось формально и коряво, но что-то, что поднималось в груди каждый раз при воспоминании о ее шепоте, уже вздымало свои кольца, разворачивалось, шипя.
'Зря, — думал Император, — распространяют слух о горячности дроу', — и мысленно кипел от чувства, в котором не хотел признаваться самому себе.
Ревность оказалась неожиданно горькой и терпкой. Как черноплодная рябина, быть может.
Но они оба оказались слишком хорошими политиками, чтобы дать себе волю.
Тириэл, не смотря на все свое показное высокомерие и ехидство, прекрасно отдавал себе отчет, на какой тонкой грани застыл, и понимал, что испытывает терпение собеседника. Да, у него были свои козырные карты — но, для того, чтобы их выложить, нужно хотя бы выжить. А Каэрдвену хотелось его смерти. То, что, едва придя в себя, Вираэл звала Тириэла, не его самого, приводило обычно сдержанного Императора в такую ярость, что он готов был наброситься на дроу и разорвать его голыми руками. И он бы, скорее всего, так и сделал или выбрал способ изящней, если б не понимал, что она огорчиться, когда он умрет. Даже если не узнает имя убийцы. Как ни смешно, ему не хотелось огорчать... своего Консорта и свою Императрицу. Особенно разом.
Конечно же, одного этого повода было б мало — Император не имел права на излишние сантименты и, вполне возможно, ради соображений безопасности все равно уничтожил бы прямую угрозу, если б не пара фактов. Позапрошлый властитель, изгнав дроу, слишком поздно осознал свою ошибку. Более 300 лет ни один из них не ступал на Светлые земли. И вот теперь, в минуту назревшего кризиса, один из принцев во дворце? С политической точки зрения непростительно было б упустить такой шанс.
К тому же, Каэрдвен был одним из немногих, кто знал кое-что об отношениях дроу и вампиров. А еще о большем догадывался. И вовсе не расценивал позицию предшественника как единственно верную, чем частенько грешил Азра.
Оба застыли, глядя друг на друга, лишь изредка обмениваясь короткими репликами-уколами, проверяя оборону противника и тут же отступая на выбранную позицию. Слишком много всего приходилось учесть и взвесить, чтобы позволить себе проявить эмоции. А еще обоим казалось, что спину сверлит пронзительный взгляд зеленых — или сине-зеленых глаз.
— Что ж... мы рады приветствовать родственника Императрицы при нашем дворе, — извлек из глубин памяти Каэрдвен величаво.
Слово 'Императрица' далось ему так легко и привычно, будто с рождения не сходило с губ, и дроу против воли стиснул зубы. Улыбнулся, показав кончики клыков.
— Я польщен таким гостеприимством. Полагаю, в таком случае Вы с покорностью примите некоторые формальности Вашей поспешности, Император?
Кэр не ожидал так быстро ответного хода, а потому насторожился, помедлив с ответом.
— Я не совсем понимаю, о чем речь, — заметил он осторожно, мягко переведя разговор в менее формальную область.
— Ну как же... — принц поерзал, устраиваясь удобней. — Так как Вир принят в мой род как принц, и он, не спросив согласия ни одного из старейшин, все же Ваш супруг... — рассуждал он таким мирным тоном, что окончание фразы не сразу достигло сознания Императора, — то выбирайте место нашей первой брачной ночи, любезнейший, — договорил дроу, чарующе улыбаясь.
Тириэл, принц Кастеллы
Сказать, что я все так и планировал, было бы, безусловно, лестно для моего эго, но фальшиво. Я импровизировал. [Вот, видишь, шиза, и я умею быть скромным?] Первоначально, собираясь нанести визит, я все больше думал о вещах простых и приземленных, вроде выдранных сердец и отрубленных голов. Ну и кастрации. Так, к слову. И то и дело себя одергивал, вспоминая, что есть и иные способы казни, более подобающие для похитителя младшего принца дома... и вовсе не демонстрирующие мою ревность.
Как это часто бывает, действительность оказалась немного сложнее.
Каэрдвен не заставлял Вир идти к алтарю. Ну, конечно, к алтарю он ее вообще не водил, но это отдельная тема беседы. Так вот, он не был насильником. И он не увозил ее во дворец. Как только я осознал эти простые факты, а также убедился, что к ее пыткам он также отношения не имеет, во мне опять проснулся политик. Я терпеть ненавижу этого изысканно-хитрого зануду, в которого, бывает, превращаюсь, но без него давно б вверг собственную страну в хаос, пожалуй. Что никак недопустимо для принца моего титула и положения. Эх, уже проснулся...
С его пробуждением на первый план вышли немного иные соображения. Военный союз с империей Света — это огромный бонус к моему политическому весу. Да и, если говорить откровенно, разве что сила Света способна обуздать Властелина.
Я так и не понял, что Вириэль сделал. Нет, все же сделала, тогда, когда птицей-мутантом вырвалась из моего тела, но я выжил. Тьма, завязну в долгах ведь по уши! В любом случае, позволить себе принести все эти удачные совпадения на костер моего гнева я не мог. Судя по всему, Каэрдвен испытывал схожие затруднения. До моей маленькой речи.
Император задыхался, выкатив глаза и прижимая руку к горлу. Дроу смотрел на него, приподняв бровь, ожидая, когда пройдет шок. О, конечно же, он шутил, да и понимал, что, как оправится, Каэрдвен найдет тысячи уверток и отговорок — но один этот миг абсолютного торжества стоил многого. Император не думал о произошедшем с такой точки зрения, и оказался неприятно огорошен идеей.
— Ты ведь с паладином брак заключал, — мягко напомнил дроу. — Думал, он всегда был бы нижним?
Судя по взгляду, Император по каким-то своим причинам если об интимной стороне вопроса и раздумывал, то разве что абстрактно. Его взгляд чуть затуманился.
Тириэл злобно улыбнулся. Злобно-мило. Сдул пару прядок с глаз, соскользнул со стола и немного болезненно сжал предплечье мужчины. Глаза того прояснились едва ли не сразу. Все тело закаменело. Затем он медленно расслабился, глядя в лицо дроу. Тот, убедившись, что собеседник вновь адекватен, вновь отступил и уселся на столешницу, болтая ногами.
Поверх плеча темного видна была часть единственного настоящего окна, вернее, даже оконца. Взгляд привлекло какое-то движение. За стеклом, в полном доспехе и развивающемся плаще, ползла... Императрица. Каэрдвен против воли распахнул глаза, едва удержавшись от искушения их потереть.
Принц темных мэйнов расценил рецидив верно и порывисто обернулся. Открывшаяся картина и его лишила дара речи. Не сговариваясь, оба бросились к этому окошку — вопреки панорамным иллюзиям арочному и аккуратному, и защищенному от сторонних взглядом снаружи, сам собой. Сосредоточено щуря глаза, Императрица продефилировала мимо их вытянувшихся лиц и исчезла внизу, перечеркнув оконный проем расшитой полоской жгута.
Подавшись назад, мужчины переглянулись в абсолютном молчании. Оба действовали синхронно, будто долго репетировали совместные действия. Император открыл створку, дроу наложил иллюзию невидимости, и оба, столкнувшись плечами в тесном арочном проеме, высунули головы в окно, как раз, чтобы увидеть, как Вир поразительно тихо для облаченного в гору металла существа спрыгивает на балкон парой уровней ниже. Оба с шумом выдохнули, вдохнули. Снова переглянулись. И вдруг выругались на два голоса.
Попробовав отодвинуться, дроу и Император вдруг обнаружили, что застряли.
Мне навязчиво чудилось, что на меня смотрят. Причем смотрят люди и нелюди, безусловно знакомые. Но ангелов и демонов вокруг не наблюдалось, голова кружилась по-прежнему, а потому я все списала на собственную подозрительность и наконец-то рухнула на балкон.
Моя нога! Спина! Локоть! Прыгая в попытках растереть (сквозь доспех, само собой) ногу, я налетела на бордюр локтем, да вдобавок еще и врезалась лбом в стену. Переждав звездопад и кое-как справившись с желанием дать по шее самой себе (у меня неистребимая рефлексия чувств моего магистра), я поднялась. Шлем остался в спальне, обнаружила я это только сейчас, но забирать его придется явно позже.
Дверь в комнату тихонько поскрипывала, аромат лилий окутывал удушливым облаком. Теперь никаких звуков не доносилось. Я помедлила, наконец, достала платок, повязала его на лицо так, чтобы прикрыть нос и рот [а то вдруг у меня нет устойчивости к наркотику?], и осторожно приоткрыла створку двери, заглянув внутрь.
И тут же отшатнулась. Первым, что бросалось в глаза, было распотрошенное тело женщины в некогда синем бархатном платье, с рыжими волосами, разметавшееся посреди ковра. Застывшее лицо искажено в ужасающе счастливом крике, судя по трещинкам в уголках губ, у нее изо рта недавно вынули кляп — кровь не затекла на щеки. Зеленые глаза слепо, с заледеневшим отчаянием, смотрели в потолок, а в проломленной грудине видны были размолотые в труху ребра и сердце, утыканное тонкими черными иглами. Внутренности вывалились из распоротого небрежно живота, расползлись вокруг нее, сизые, темные и розовые, как мерзкие змеи. Но никакого запаха — четыре курительницы по краям источали уже знакомый мне аромат, да и само тело казалось... застывшим.
