Вероятно, постоянные ссоры со Стронхарт были вызваны именно тем, что бизониха, в отличие от остальных, не слишком-то и грустила по своему мужу, но при этом упорно старалась стать хорошей матерью для его жеребят. Это было неправильно, Эпплроуз сама все прекрасно понимала, но ничего с собой поделать не могла...
Но все это были сторонние мысли, сопровождавшие красную пегаску, когда она стояла среди таких же первоклассников перед трибуной, где выступала с речью Твайлайт Спаркл, личная ученица принцессы Селестии, а так же подруга тети Джек. Жеребят собрали во внутреннем дворе школы, выглядящей как "П" образное четырехэтажное здание, имеющее четыре невысоких башенки, расположенные в углах на равном расстоянии друг от друга.
После приветственной речи фиолетовая единорожка сделала несколько объявлений, рассказав о библиотеке (с жаром убеждая обязательно посетить ее в ближайшие дни), спортивных клубах и разных дополнительных кружках. Потом оркестр сыграл гимн Эквестрии и перед маленькими пони появилась сама принцесса дня, выкроившая в своем графике немного времени, чтобы лично посетить данное мероприятие.
Стоило официальной части праздника закончиться, жеребчиков и кобылок повели в "Сахарный уголок", с рук на руки передавая еще одной подруге тети Джек, которую весь Понивиль знал под прозвищем "Вечериночная пони". Пинки Пай, словно концентрат позитивной энергии, тут же взяла посетителей в оборот и несколько часов к ряду устраивала игры, розыгрыши, соревнования, не забывая и о необходимости накормить подопечных.
Не успела Эпплроуз и оглянуться, как день уже начал подходить к вечеру и ей пришлось расставаться с новыми друзьями, по крайней мере до завтрашнего утра. Вернувшись на ферму вместе с тетей Блум, она еще какое-то время играла с сестренкой Литл Мун и братиком Рэдом, а так же семейной питомицей Вайноной...
— Спокойной ночи, Роуз. — мягко улыбнулась Стронхарт, заботливо поправляя одеяло, укрывающее маленькую пегаску.
Ужин уже прошел, вещи, которые понадобятся в школе, были собраны и упакованы в сумку, форма висела на спинке стула у окна, закрытого шторами, скрывающими вечерние сумерки. Крылатая кобылка, умытая и одетая в белую пижаму с рисунками красных и зеленых яблок, утомленная шумным и насыщенным на события днем уже готовилась отойти в мир снов, но...
"Нужно сделать это сейчас".
Мысленно поторопила себя Эпплроуз и, словно бы бросаясь в воду с головой, зажмурилась, вдохнула, а затем очень тихо произнесла:
— Спасибо... мама.
Секунду ничего не происходило, а затем красную пегаску заключили в крепкие объятья, прижимая к груди и зарываясь носом в расчесанную гриву. Услышав всхлип, пони открыла глаза и подняла взгляд на бизониху, счастливо улыбающуюся и неуклюже вытирающую текущие по щекам слезы. В груди внезапно стало горько и тесно, а еще очень-очень стыдно...
— Мам, прости... я...
— Тшшш. — прижав указательный палец левой руки к губам летуньи, Стронхарт снова укутала ее одеялом и, поцеловав в лоб, произнесла. — Я все понимаю, моя хорошая. Спи и ни о чем не переживай.
Когда дверь в спальню маленькой пони закрылась, старшая дочь Биг Макинтоша уже спокойно сопела в своей кроватке, слабо улыбаясь сквозь сон каким-то хорошим воспоминаниям.
* * *
(Отступление)
Несмотря на войну, которую Зебрика с переменным успехом вела против империи короля Шторма, тратя огромные деньги на наемников из грифоньих княжеств, чтобы нивелировать превосходство врага в воздухе и численности войск, торговые города-крепости, скрывающиеся за старинными каменными стенами, продолжали процветать. В былые времена, о которых у полосатых жеребцов и кобыл остались только легенды, их народ часто воевал, а потому и защищаться приходилось регулярно, вырабатывая все новые и новые методики.
Высокие стены, укрепленные духами, призванными шаманами, магические письмена, выдавленные прямо в камне, кровавые жертвы (о которых в нынешнее время предпочитали не вспоминать, так как это была довольно темная страница в истории зебр). Более новые города, скрытые за менее надежными стенами, либо вообще стен не имеющие, уже были либо разгромлены и захвачены врагом, либо их специально забросили, посчитав защиту нерациональной тратой сил.
Тактика Шторма, названная "ураганной атакой" или же "потопом", так прекрасно показавшая себя в противостоянии с верблюдами, на этот раз дала осечку: все же регулярные войска Зебрики знали, что ожидать и сумели выработать меры противодействия. Днем гориллы, кошки и примкнувшие к победителям верблюды могли захватить небольшой город или деревню без особого сопротивления, ночью же им приходилось отбиваться от точечных уколов зебр, появляющихся словно бы из-под земли то там, то тут... А ведь были еще и грифоны, из-за коих каждый караван с продуктами сопровождался полноценным военным эскортом. Дирижабли, днем дающие ощущение полного превосходства в воздушной стихии, с наступлением ночи превращались в лакомые мишени для крылатых диверсантов, от кончиков клювов до кисточек хвостов напоенных зельями (после того, как в алхимическом огне сгорел десятый небесный корабль, командирам армии вторжения пришлось отдать приказ о запрете полетов после захода солнца).
Те части полосатого воинства, что все же вели "честную" войну, встречая противника лоб в лоб, кроме того, что были вооружены наилучшим оружием и напоены зельями, так же купались в составе, блокирующем воздействие окаменяющего кАрошка. Везде, где бы не появлялся единорог в алых бархатных одеждах и с серебряной маской на морде, его встречал круг из дюжины шаманов уровнем не ниже опытного мастера. И пусть каждого из них по одиночке герольд Шторма мог бы смять не слишком сильно напрягаясь, но вот уже против сработавшегося отряда возникали трудности.
Таким образом получалось, что армия Шторма вроде бы и контролирует две трети территорий Зебрики, но особой пользы это не дает, так как армия и относительно мирное население полосатых жеребцов и кобыл регулярно наносят ответные уколы, безвредные по одиночке, но способные свалить колосса в совокупности. Осаждать города-крепости можно было месяцами, а затем, захватив, обнаружить, что вместо богатой добычи остались голые стены, а из горожан остались только старики и кобылы с жеребятами...
Каждый раз читая отчеты своих генералов (редко решающихся лично предстать перед главнокомандующим), Шторм ощущал, как у него нервно дергается левый глаз. Он, конечно, понимал, что по плану идти абсолютно все не может, но Зебрика оказалась страной, где все шло совершенно не по плану.
Сперва из-за шаманов, договорившихся с духами ветра, был утрачен эффект внезапности атаки, так что воздушный и наземный флоты наткнулись на полностью готовых к сражению грифонов и зебр. Но это еще укладывалось в рамки, а потому генералы продолжили наступление по заранее намеченным маршрутам, оставляя небольшие осадные части для того, чтобы запереть гарнизоны крепостей за высокими стенами (как показала практика, голод или обстрел из пушек делали солдат врага более сговорчивыми). Каково же было удивление офицеров, когда после использования окаменяющего состава в лучшем случае лишь каждый десятый защитник Зебрики превратился в неподвижного истукана!
Шторм хорошо знал старинную мудрость, гласящую о том, что стрела, пробивающая любые доспехи, является абсолютным оружием только в первом сражении, так как уже во втором враг может создать непробиваемый щит. Это было неприятно, но не критично, так что всего-лишь нужно было выяснить причину осечки оружия и выработать новую методику воздействия. Даже от неудачи герольда, сцепившегося с группой сильных шаманов и вынужденного отступить, была своя польза, так как в последнее время единорог слишком уж зазнался.
Поймать нескольких полосатых воинов и допросить их было несложно, но, к сожалению, все, что знали жеребцы — это то, что алхимики разработали зелье, после купания в котором на сутки окаменяющий состав становится неопасным. Поймать же хотя бы самого плохенького зельевара было не легче, чем найти иглу в стогу сена, так как внешность свою они старательно скрывали и могли затеряться среди мирного населения. Тут-то свою полезность показали союзники: проигравшие свою войну с Эквестрией чейнджлинги под руководством потерявшей магию королевы прибыли ко двору Шторма через два месяца после освобождения и исчезновения Дискорда.
Признаться честно, король-завоеватель не понимал причину, почему перевертыши продолжают служить королеве, которая не только проиграла войну и потеряла свою твердыню, но "оглохла" и превратилась в откровенную обузу. Впрочем, мотивы вампиров его мало интересовали, а вот их способность маскироваться и проникать почти куда угодно выглядела достаточно полезной, чтобы оказать гостям самый теплый прием.
Общаясь с Кризалис один на один (на что никогда не пошел бы, если бы кобыла сохранила свою магию), Шторм испытывал странные двойственные чувства: с одной стороны в нем боролись жалость и презрение к самке, приведшей своих подданных к состоянию беженцев, вынужденных просить покровительства и защиты, с другой же стороны он уважал королеву, невзирая на все сложности не потерявшую стержень характера и готовую раздавить свою гордость ради своих детей. Завоеватель практически не сомневался, что если бы было поставлено условие о том, что правительница перевертышей должна стать его наложницей, в ответ она лишь потребовала бы каких-либо благ для сородичей (к сожалению или счастью, но тащить в постель вампиршу, лишенную дара к маскировке, Шторм банально брезговал).
Чейнджлинги нашли алхимиков, знающих состав защитного зелья и принципы его работы. Доставленные к палачам пленники упорно молчали, стойко перенося пытки тела и разума, но и против их упорства было найдено средство, способное развязать языки: заткнув взрослым жеребцам и кобылам рты, привязав их к деревянным щитам, пыточных дел мастера начали вводить в помещение жеребят из ближайшей деревни...
Еще в самом начале вторжения Шторм запретил своим солдатам насилие над детенышами, стариками и кобылами. Причиной подобного решения было отнюдь не миролюбие короля, а желание наименее болезненно присоединить Зебрику к своей империи. В конце-концов, озлобленный народ готов сражаться даже тогда, когда шансов на победу уже нет, а вот если сопротивленцы будут видеть, что их сородичи вполне себе неплохо живут под властью нового правителя, то могут появиться те, кто добровольно сложат оружие и откроют ворота крепостей. Да и править разумными, способными приносить пользу гораздо лучше, нежели владеть выжженными землями и руинами.
В те дни палачи и сам Шторм узнали о себе и своих предках много нового, а еще появилась необходимость приставить к каждому пленнику по личному стражнику, задачей которого было следить, чтобы алхимик не откусил себе язык и не захлебнулся собственной кровью. Однако во всех смыслах жестокая стратегия сработала: кобылы не могли смотреть на мучения жеребят, сперва страдающих от пыток, а затем умирающих от голода. Секрет зелья был раскрыт.
"Состав, пропитывающий шерсть и впитывающийся в кожу, запирая магию хозяина внутри тела. Невероятно остроумное решение -использовать зелье, призванное лишать способностей плененных магов, для защиты рядовых солдат".
Оставалось непонятно, почему пользующиеся тем же составом грифоны не теряют способность к полетам, но Шторм списал это на еще какое-нибудь зелье, частично нивелирующее блокировку. Пришлось тратить время на эксперименты дабы подобрать формулу, способную игнорировать эффект запираемой магии, но лучшее, что придумали собственные ученые — это заклинание окаменения, помещенное в кристаллическую сферу.
"Недоумки! За что я им плачу?! Ах да... Я же им не плачу".
Попытка привлечь к работе алхимиков-зебр провалилась чуть менее чем полностью: полосатые жеребцы и кобылы отказывались помогать захватчикам своей родины даже под угрозой здоровью и жизням заложников, а при первой же возможности убивали себя. Чейнджлинги, конечно, пробовали использовать магию разума, но находящиеся под достаточно сильным внушением жертвы полностью теряли способность к творческой деятельности. В итоге пришлось принять на вооружение ядра с заклинаниями, производство коих ударило и по без того не самой полной казне империи.
"Чтобы ядра были эффективны, в цель нужно как минимум попасть. Грифоны слишком маневренны, зебры вступают в открытый бой только защищая стены крепостей и городов. А ведь их зельевары могут создать вещество, способное разрушать заклинание...".
В какой-то мере Шторм восхищался своими жертвами: на каждый его ход спустя какое-то время они находили контраргумент, своей тактикой партизанской войны практически нивелировали превосходство многочисленной, обученной и лучше экипированной армии. В какой-то момент даже стало казаться, что контролировать уже захваченные земли слишком хлопотно и затратно, так как после разграбления всех немногочисленных ценностей, даже земледелием заниматься стало невозможно.
Крайне велик был соблазн использовать принцип колеса, когда после захвата какого-либо поселения солдаты казнили всех взрослых, чей рост выше колеса телеги. Однако времена, когда подобное было допустимо, прошли, да и собственные подданные могли взбунтоваться. Вместо этого король-завоеватель приказал строить школы для жеребят (отдельно для жеребцов и кобылок), куда стали уводиться все детеныши, обитавшие на захваченных землях. Проводилась перепись населения, подтверждаемая перекрестным допросом и шпионажем перевертышей, а затем появились объявления о том, что за преступления родителей по всей строгости законов военного времени будут отвечать их дети.
Шторм не рассчитывал, что зебры тут же начнут сдаваться, но надеялся на уменьшение активности партизанских отрядов, а так же готовил засады у стен лагерей подготовки, куда гориллы уводили детенышей своих противников. Он не сомневался, что попытки освобождения будут совершены...
За всеми этими заботами, дальнейшее продвижение войск на север остановилось, а штурм столицы и иных центров сопротивления откладывался на неопределенный срок. Империи следовало "переварить" тот кусок, который она уже успела "откусить" и только после этого совершать новый рывок.
* * *
Время неумолимо шло вперед и вот на смену сперва пожелтевшей, а затем и опавшей листве пришел первый снег. Андрей, поселившийся в небольшом деревянном доме с одной спальной, кухней и прихожей, долгими вечерами сидел у окна и смотрел на мир по ту сторону стекла, на первый взгляд так похожий, но при этом полностью отличающийся от привычного дома.
Все началось с того, что молодой человек проснулся, лежа на кровати в какой-то тихой и теплой комнате, рассмотреть которую не получалось по той причине, что голова была перемотана какими-то повязками, надежно закрывающими глаза (свободными оставались только рот, нос и уши).
Наверное, Андрею стоило бы испугаться, так как он совершенно не помнил того, что же с ним случилось и как он попал в больницу. Однако же, к собственному удивлению, в эмоциях царил полнейший штиль, разве что легкое беспокойство зудело где-то на краю сознания, да еще и голод подавал о себе знать. После непродолжительных размышлений был сделан вывод, что врачи накачали пациента успокоительными, чтобы, придя в себя, он не начал совершать глупости и не вредил себе еще больше.
