— Бедное моё дитя. Ну и страху тебе пришлось натерпеться.
— Конечно, я была счастлива увидеть Золотого Шнурка живым. Лекарь Панголин с радостью принял меня в свой дом. Я, правда, слукавила, не сказав, кто я такая. Только сказала, что зовут меня Роза и что я невеста Золотого Шнурка. Но я на всякий случай не говорила ему, что я твоя дочь, сказав, что я сирота. Он ведь меня только маленькой видел, да и то не очень внимание обращал. Не то чтобы я не доверяла ему, но порой людей заставляют выдать других и под пытками. Панголин не скрывал от меня страшных вещей, творившихся в столице. Я узнала о сожжении заживо Радуги, о погромах и насилиях, о том, что на тебя возвели мерзкую клевету, и провели по городу нагим, безжалостно избивая. Слышала я и о более страшных подробностях, но не знала, верить им или нет. Порой я мечтала о мести. Мы с Золотым Шнурком говорили, что когда он будет здоров, то мы пойдём воевать против захвативших власть мерзавцев. Тем более что Панголин учил меня ухаживать за ранеными. Я не знала, что тут целая наука со множеством нюансов! Но увы, Золотой Шнурок мог стать здоровым воином не раньше чем через полгода, а пока он был слаб и беспомощен как младенец.
Роза опять заплакала:
— Потом случилась беда. Я старалась не выходить из дома, боясь наткнуться на неприятности, так что не думаю, что Золотой Лук выследил именно меня, но Панголин должен был нередко отлучаться. После всех погромов и насилий в столице было немало тех, кто нуждался в его помощи. Панголин мог оставлять нас надолго одних, ведь я могла даже грязный уход осуществлять, хотя Золотой Шнурок поначалу стеснялся... Он боялся, что я разлюблю его из-за этого, наговорили же тут глупостей! Ну, в общем, Золотой Лук застал нас в такой момент... как раз когда я его подмывала. И для него это был лишний повод поглумиться над нами, насладиться нашей беспомощностью... "Ну что, принцесса, моешь жопу этому недоделку?" — сказал он с издёвкой. — "Занятие ничем не лучше борделя". Я молчала, оскорблённая. В самое работе я не видела ничего такого, ведь все матери подмывают своих детей, как иначе спасти их от грязи и опрелостей? Но для Золотого Лука заботиться о других унизительно, а издеваться над ними — доблесть! Я прикрыла своего любимого и отодвинула тазик, выставив его так, чтобы можно было плеснуть в негодяя. Он сказал мне: "Ты это оставь и не вздумай сопротивляться. Если ты, жопомойка, не отдашься мне прямо сейчас у него на глазах, то я могу с ним сделать всё что угодно. Я могу выколоть ему глаза, могу вспороть живот, а могу отрезать ему то, что ему и так вообще-то иметь не положено! Ведь он не мужчина с самого рождения, и с таким хвостиком родился по недоразумению". Я стояла, онемев от горя и ужаса. Может, Золотой Шнурок согласился бы умереть, но представить себе, как он медленно будет истекать кровью, и что его ясные глаза навсегда исчезнут с его лица, я не могла. Это было слишком ужасно. Я хотела сказать, что согласна, и не смогла. Жестами я показала, что готова отдаться. Он сделал своё гнусное дело, а потом сказал, что если я хочу, чтобы Золотой Шнурок остался жив, я должна уйти с ним, а так он на всех натравит своих дружков. Я подчинилась. И вот уже два дня как я здесь. Ночами он тискал меня, ещё рассказывал, что с тобой, отец, сделал. Он говорил, что убил тебя раскалённой палкой. И что перед этим ты корчился от боли и о пощаде молил. И о бабушке рассказывал, как её живьём сжёг...
— Не молил, врёт он. Но да, это было очень больно, я потерял сознание от боли, а враги решили, что я умер. Они бросили меня умирать, а сами скрылись. Потом меня нашли и выходили. Мне никогда не понять, как можно радоваться тому, что другой человек от боли корчится! Ну, я понимаю ещё — убить врага, чтобы его больше не было и он не угрожал. Но издеваться над беззащитным и беспомощным пленником ради собственного удовольствия... это надо в себе убить то, что делает тебя человеком. Спи, завтра мы обязательно что-нибудь придумаем и насчёт Золотого Шнурка, и насчёт всего прочего.
— Папа, я ещё тебя хотела спросить... А ты до мамы в кого-нибудь влюблялся? Ну совсем-совсем давно? Можешь описать, что ты тогда чувствовал.
— Ну вот когда я ещё жил в родном айлью и был совсем мальчиком, мне одна девочка нравилась. Потом, когда я, выздоровев от оспы, пришёл в класс, я с ужасом думал о том, как она на меня теперь посмотрит, ведь я изуродован... Но этого я так никогда не узнал, потому что этой эпидемии она не пережила... Ну а потом, когда я учился в университете, я тоже влюбился в одну красавицу, но у неё было много поклонников, и она меня засмеяла. Конечно, я обиделся, у меня надолго пропало желание связываться с женщинами вообще.
— Папа, а мне Золотой Шнурок рассказывал, будто им Тапир объяснял, что стремление мужчины унизить женщину возникает как ответ на неуважение со стороны женщин. И если женщины будут почтительны, то мужчина никогда не будет с ними ничего плохого делать, и что, мол, женщины потому должны прежде всего сами лучше себя вести...
— Глупости! Вот каньяри или конкистадоры во время войн насиловали не потому, что их женщины как-то обидели, а потому, что были уверены, что именно так можно и нужно обращаться с пленницами. Я знал не так уж мало людей, которым в личной жизни не повезло, которым так или иначе случилось претерпеть отказ от женщины, но если это нормальный человек, он насильником не станет. Если издеваться над другими тебе противно, то никогда так делать не будешь, а кому нравится издеваться, тот любой повод и любое оправдание найдёт. Я как бы ни был жестоко оскорблён насмешками, никогда бы до такого не опустился, ни из мести, ни из чего бы то ни было. Если влюблён в кого-то, то как можешь желать растоптать предмет своих воздыханий? Это уже просто на уровне чувств невозможное противоречие. Другое дело, если не любить, а как Золотой Лук — жаждать овладеть и подавить волю. Ему само насилие как насилие доставляет удовольствие. Но это не любовь, и близко не стояло. Всё, что было, лишь краткий эпизод, впереди жизнь, где тебя больше не будут топтать. Золотой Шнурок тебя любит, а значит, в случившемся не обвинит. Ну ладно, спи.
И отец поцеловал дочь в лоб. Роза уснула, а Асеро ещё некоторое время не спал, стараясь понять, в чём была его основная ошибка. Дело не в англичанах, точнее, не только в них. Разве они бы смогли найти себе так много сторонников, если бы тавантисуйцы не позволили европейцам отравить свои души злом. Тихонько, по капле... Он, Асеро, про это не знал, и это его отчасти оправдывает. Но если бы знал, что мог бы сделать? И что он должен делать после победы, если она ещё будет. Сейчас, как никогда, он понимал, как мало людей морально готовы взяться в руки за оружие и сражаться за мудрое государственно устройство. Потом его сморил сон.
Сквозь сон Асеро услышал:
— Я тебе говорю, что от него надо избавиться, не дожидаясь утра! Это единственный шанс для тебя и для твоей семьи. Мы вернём тебе Золотого Шнурка и Стрелу, если ты скажешь, где он спит.
— Я же сказал, что не дам совершиться убийству в моём доме. Ну что вам меня опозорить надо, что вам мешает убить его чуть позже, не впутывая меня в это? Куда вы торопитесь, я не пойму? — испуганный голос принадлежал старейшине.
Асеро привстал и осторожно выглянул в окно. Ярко светила луна, и было видно всё довольно чётко. В саду были трое: старейшина, Тукан и его сын Большой Камень. Дверной Косяк стоял, прислонившись к стене сарая, было видно, что ночным визитёрам он, мягко говоря, не рад. Тукан ответил:
— Да потому, что на суд это уже не спихнёшь, народ его убивать откажется, а сюда могут явиться люди Инти. И узнают много чего лишнего от него. Увезут его так, что не подкопаешься. А потом он придёт убивать нас, мстя за все унижения суда.
— Меня и мою семью он обещал не убивать.
— Обещал? А когда это владыки придавали значения своим обещаниям? Твой сын обесчестил его дочь — этого довольно, чтобы расправиться над всей твоей семьёй, включая малых детей! Слушай, теперь без женщин мы можем говорить откровенно — ты действительно хочешь казни Золотого Лука?
— А что делать? Ведь он насильник и убийца, как с таким дальше жить?
— А ты уверен, что он эту принцессу в самом деле... против воли? Может, она на него клевещет?
Старейшина грустно вздохнул:
— Полно... я знаю, что это правда, и вы это знаете.
Таким ответом негодяй был явно озадачен. Большой Камень ответил за отца:
— По мне даже если он её силой... это не такой уж большой проступок. Парень молодой, горячий... Да и насилие не убийство, ущерб несопоставим.
— Он угрожал изувечить Золотого Шнурка и отдал сестру на поругание каньяри, больше он мне не сын. Если его Асеро прибьёт, я возражать не буду. Что касается остальных... Асеро сегодня вечером рассказывал сказки моим детям. Нет, не верю, что он на них руку подымет. Хватит уж тут демагогии и лицемерия. Вы хотите его убить, потому что он вам мешает. Я вам в этом помогать не хочу, помешать вряд ли смогу, но... умоляю, только не навлекайте позора на мой дом, не проливайте кровь здесь! Подождите до утра. Пусть народ решит... Потому что если народ не спрашивать и решить за него, этого народ может и не простить ни мне, ни вам.
Тукан сказал:
— Ты прекрасно знаешь, что симпатии народа на стороне Асеро, и что завтра его народ освободит, да ещё пышные проводы устроит. Народ он такой, головой не думает, что война будет. И единственный шанс её предотвратить — это избавиться от Асеро. Так что быстрее говори, в какой он комнате спит. Мы убьём его, но больше крови не прольётся.
— Не прольётся? А с дочерью его что будете делать? А с той же Кочерыжкой, да много ещё с кем...
— Ну, это зависит от их благоразумия...
— Сами знаете, что благоразумнее они не станут. Резню внутри селения вы затеяли, да ещё перед визитом людей Инти. С ними что будете делать? Тут вы одним трупом не обойдётесь, труп за труп потянется... Нет, я на это не пойду.
— Если мы убьём Асеро сейчас, и все смолчат, то, может, и обойдётся. Дочь его только запереть надо. Да, рискованно, ну а что нам делать остаётся? У нас всё равно пути назад отрезаны. Ты-то, может, и вправду выкрутишься, а если мы его не убьём, то погибнем сами. Ну, давай, говори, где он спит, или мы тебя зарежем!
Большой Камень достал нож и приставил его к животу старейшины. Тот ещё больше вздрогнул, и дрожащим голосом кое как выдавил из себя:
— Все равно не скажу, режьте, устал я уже от позора.
Асеро с ненавистью смотрел на негодяев, но увы, у него не было ни лука, ни ружья, чтобы выстрелить, а просто так спрыгнуть и порубить их он не сможет — они ведь запросто убьют их обоих, и Розе тоже может достаться.
— Ну, я его режу? — спросил Большой Камень у отца.
— Погоди, если мы его зарежем, он так разорётся перед смертью, что и нам каюк. И то, что сюда явятся завтра люди Инти, он прав. Так что нельзя нам его убивать, у меня есть план получше.
Большой Камень убрал нож, и они оба отошли от Дверного Косяка. Тот отслонился от дверей сарая и пошёл переодеваться.
Асеро ещё долго не спал после этого эпизода. Это жалкий трусишка, который всю жизнь старался не совать носа дальше интересов своей семьи, всё-таки не пошёл на откровенную подлость даже под угрозами. Да, это максимум, на что он способен, но всё-таки спасибо и на этом. Асеро вспомнил отца — как бы тот себя вёл в подобной ситуации? Вряд ли сильно лучше. Сколько раз ему в детстве говорили, что выборная власть как раз для того и выборная, чтобы выбирали достойных. Но неужели народ сам боится выбирать не трусов? Тут было о чём подумать, но горше всего Асеро было в тот момент от того, что все эти пятнадцать лет он, по сути, не понимал свой народ, не видел, насколько простые обычные люди далеки от идеалов, которые столько поколений старались им привить инки. Да и сами инки были тоже не всегда лучше...
Утром Асеро проснулся от того, что старейшина и его супруга ругались под окном в саду. Не особенно заботясь об авторитете мужа и отца, супруга старейшины выговаривала ему за какой-то очередной проступок, кажется, он разбил что-то из посуды, тот и не думал оправдываться, мямля что-то невнятное. О ночном приключении он распространяться не пожелал.
Отведя его в сторону, Асеро сказал, что всё слышал и благодарен ему за его стойкость.
— Не благодари. Я думал больше о себе и своей семье, чем о тебе. Я потом полночи не спал, а утром оказалось, что они сбежали. Скорее всего, за подмогой из столицы. Так что не поручусь, что ты увидишь сегодняшний закат, если не сбежишь отсюда.
— Посмотрим, у меня тут в любом случае кое-какие дела ещё есть.
Перед завтраком Асеро успел постирать свою одежду и вывесить сушиться, была надежда, что солнце и ветер всё высушат к тому моменту, когда нужно будет отправляться в путь.
Вывешивая бельё на веревке, он заметил, что младшая из дочек Дверного Косяка взяла в рот серебряную статуэтку. Он подошёл к ней и попытался вынуть её со словами:
— Так нельзя, ты испортишь и дорогую вещь, и собственные зубы.
Малышка выразила своё неудовольствие, впрочем, довольно вяло. Кажется, чужой человек внушал ей некоторое почтение.
Асеро положил статуэтку в карман.
— Решил прикарманить ценную вешь? — иронически спросил старейшина.
— Вообще-то эта вещь изначально моя. Эта статуэтка — изображение моей жены. Золотой Лук стянул её из Галереи Даров. Изображение сделано, когда ей было около двадцати лет, но с тех пор она почти не менялась. Так что дело не в мелочном сребролюбии. Я надеюсь, что этот портрет поможет мне найти её.
— А мы думали, что это — богиня Луна, — сказал старейшина. — Просто до того мы ведь и в самом деле как-то не думали, каково тебе от того, что твой дом разграбили... Но неужели ты надеешься, что тебя будет власть размножить эту статуэтку и искать по ней? Нет, конечно, по-человечески мне тебя жаль, желаю тебе в поисках удачи, но сам понимаешь...
Малышка тем временем попыталась залезть к Асеро в карман, надеясь извлечь оттуда статуэтку. Он мягко воспрепятствовал.
— Спасибо, — сказал Асеро, — ладно, надо дать малышке куклу на замену.
— У нас кукла только одна, и она у сестры. Её ещё залатать надо. Игрушек у нас мало, и только самодельные. Что нам нужно, а что нет, решал Тукан, а ему нужны были не игрушки, а что-то другое. Что именно, я не очень знаю, он меня в эти мутные схемы не посвящал... а я не хотел оказаться в петле повешенным.
— То есть Тукан даже не для себя воровал, а для кого-то повыше?
— Думаю, да. Но я не хотел туда нос совать, не ровен час...
Асеро понял, что большего тут не добиться.
За завтраком обсуждали подробности побега Тукановой семейки, часть имущества они побросали, но лошадей взяли так, что можно было не сомневаться — Золотой Лук убежал с ними. И ещё Асеро думал, как ему поговорить с Кочерыжкой наедине, спросил об этом у Медной Зелени, та пообещала, что её приведёт.
И действительно, не успел Асеро дозавтракать, как старуха Кочерыжка вошла во двор, держа в руках какой-то свёрток. Асеро даже слегка смутился, не зная, как начать. Но та сама подошла к нему и сказала:
