Параллельно она обдумывала вопрос о начинающемся выступлении недовольных, среди которых были и пострадавшие во время Шабаша Вируса Очищения Цивилизации. Мысленно поделив выступающих на три категории, Знаменская принялась углублять деление на три, добираясь до атомарно-молекулярной ткани, до отдельного человека и до отдельной самой простой причины проявления активного деятельного недовольства.
Такие тяжёлые размышления вызвали бы у многих людей изменения выражения лица, но Знаменская, прошедшая суровую школу медика Службы Медицины Катастроф, не имела обыкновения показывать как-либо вовне свои эмоции если этого не требовали обстоятельства. Вот и сейчас её лицо было абсолютно неподвижно и спокойно.
Вторая Знаменская. Капитан Семёнов
У входа на мемориал Знаменскую ожидал капитан Семёнов — руководитель Оперативного Информационного Отдела Рейнджеров России, контр-командор Службы Информации Союза Рейнджеров. Поприветствовав президента учтивым поклоном, он пропустил её вперёд и сам пошёл слева и чуть сзади, сжимая в руках букет из трёх гвоздик. Знаменская понимала, что этот букет ляжет не на центральный мемориальный камень, а на одну из неприметных могил боковой аллеи. Вдвоём они подошли к центральному монументу и замерли, склонив головы.
Появившийся из боковой аллеи старший лейтенант Сил Рейнджеров России подал капитану букет из четырёх гвоздик и тот положил по две гвоздики в корзинку каждого из двух боковых пилонов.
Несколько минут сосредоточенного молчания. На плитах полыхали фамилии и инициалы, звания и места рождения каждого из погибших рейнджеров. Здесь были похоронены не только москвичи и жители области, но и уроженцы многих других уголков огромной страны.
Ещё первая Знаменская со всей жестокостью задавила и пресекла очередной всплеск местничества, выраженный в том числе и в попытке хоронить на таких мемориалах уроженцев только титульной области, той самой, где находился мемориал. Прививка против местничества действовала до сих пор, но вскоре могла потребоваться ревакцинация. Знаменская отметила это автоматически, как уже известный ей пункт в объёмном плане предстоящей работы.
Положив свой букет, президент несколько минут вглядывалась в строчки фамилий и инициалов на центральном обелиске мемориала. Когда-то очень давно в России состоялась многоуровневая и длительная дискуссия по поводу того, следует ли заменять вычурные мемориалы на мемориалы из простых геометрических форм. Победила вторая точка зрения и все вычурности исчезли из этих мест, переместившись в Музейные районы, управляемые Службой сохранения исторической памяти.
Могучее воображение теперешних россиян не нуждалось в восприятии заданных кем-то когда-то единых форм, часто созданных под настроение. Теперь в строгих геометрических формах каждый видел что-то своё и тем более к поклонникам строгой и суровой скорбной простоты относились те, кто принадлежал к членам Военного и Полувоенного Колец России. На их мемориалах скорбная строгость главенствовала с незапамятных времен, что совершенно не влияло на огромную посещаемость таких мест памяти.
— Как работа по организации новейшей сети Информцентров? — спросила тихо Знаменская, когда они отошли от центральной площади мемориала на порядочное расстояние. Вокруг раскинулся парк. — Нам надо провести устойчивый Рывок. Мы входим в "полосу принятия решения" и должны быть первыми среди стран Евразии, предельно глубоко модернизирующими свою систему глобальной и локальной информации. Давайте потому немного поговорим о проблемах, чтобы выполнить согласование.
— Проблемы есть, но они решаемы, Виктория Станиславовна. — капитан Семёнов не первый год знал президента лично и имел право и возможность именовать её не протокольным "госпожа президент", а по имени-отчеству. — В пределах России рейнджеры готовят всё к Волне, здесь особых проблем нет, тем более — требующих вмешательства сил Центрального Кольца Управления, но ведь мы, не знаю — к счастью или к сожалению — не на хуторе в тайге живем, а среди других стран. И контактировать с ними по данному направлению нам также придётся весьма плотно. А вот здесь проблем хватает и весьма разнообразных. Наши международные отделы просто "зашиваются" и теребят без конца оперативные подразделения, имеющие право на международную деятельность. Много проблем с Югом, чуть меньше — с юго-востоком, но всего больше с Западом. — он имел в виду страны Прибалтийского Кольца. — Туда нам приходится постоянно отвлекать значительные силы и средства. А их у нас не густо. Но всё, что в наших силах, мы сделаем обязательно. Я прошу только помочь с решением международных проблем и вопросов. Здесь наши дипломатические возможности по понятным причинам ограничены и мы не хотели бы без нужды превышать полномочия.
— Хорошо. Полагаю, что вы уже направили в мой Президент-Центр все материалы. — Президент окинула взглядом собеседника. — Знаю, направили. Поэтому я обязательно с ними ознакомлюсь и чем смогу — помогу. Давайте теперь несколько о другом, о наших внутренних вопросах касательно системы Информационных центров. Где планируете строить центральный российский Информцентр, его главный и верховный офис? — они свернули в боковую аллею, туда, куда стремился Семёнов.
— В Становске. У Суздаля. После ""Катастрофы "Алерского-16"" там все проблемы решены и мы не можем упускать эту площадку.
— Согласна. — президент оценила стремление капитана закрепить за этим небольшим городом славу информационной столицы России. Несмотря на то, что именно там произошла крупнейшая за последние два века авария на законсервированной атомной станции, в ликвидации которой приняла участие и первая Знаменская. — На ближайшем Совете Президентов я поддержу ваше предложение. Когда планируете начать?
— Нам надо ещё полмесяца на утряску всех подготовительных хвостов. Спешить здесь мы не можем. Проект уже готов, вы его сразу после Присяги утвердили и мы учли все сделанные вами замечания и пожелания, добавив некоторые также согласованные с вами необходимые изменения. Но без сертификации подготовительного этапа мы не можем начать строительство. — честно сказал Семёнов, зная, что Президент в неаварийных случаях не будет настаивать на штурмовщине.
— Хорошо. Вы имеете свои две недели и один резервный день. — Знаменская осталась серьёзной. Они подошли к неприметной в ряду других могиле и президент отступила на несколько шагов назад. Семёнов остался один. Он подошёл к могиле, наклонился, провёл рукой по полыхавшим буквам, положил букет и склонил голову.
Знаменская ждала, не пытаясь смотреть на своего спутника, зная, что в этот момент он уязвим как никогда. В этой могиле покоилась его подруга — сержант Информационных подразделений Союза Рейнджеров России Наталья Ключевская. Восемь лет назад при вскрытии очередного зала спецхрана, расположенного в одном из высокогорных районов Урала она одна смогла уловить движение воздуха, способное через считанные секунды обрушить на спецгруппу мегатонны породы и заживо похоронить другие взводы рейнджеров, уже углубившиеся в лабиринт пещер.
Сильнейший хлёсткий удар по психике со знаком тотальной опасности и ярко освещённый изнутри столб, возникший на месте, где стояла Ключевская — вот и всё, что увидели рейнджеры в то мгновение, которое предшествовало автоматической эвакуации, в которой сознание человека не принимало никакого участия — всё решали умения, навыки и отточеные до лазерной точности рефлексы.
Единственной из людей, кто тогда остался в том треклятом переходе, была сержант Наталья Ключевская, получившая посмертно звание лейтенанта Союза Рейнджеров России. Её жизнь стала платой за спасение сотни человек, среди которых были и два ценнейших проводника по пещерным комплексам Урала — их рейнджеры вынесли на своих плечах и на руках в числе первых.
Именно Семёнов настоял, чтобы в ходе повторной экспедиции, усиленной тремя сотнями горных стрелков Вооружённых сил России и двумя сотнями специалистов технических подразделений Союза Рейнджеров тело Натальи Ключевской было извлечено и похоронено. Его желание было понято и выполнено со всей точностью и оперативностью.
Дальнейшее Семёнов не пояснял, зная, что человека, совершившего такой поступок, будут хоронить со всеми полагающимися воинскими и гражданскими почестями. Так оно и случилось — ни у кого из рейнджеров не возникло даже мысли о незаслуженности такого величественного церемониала. Уже давно в Союзе Рейнджеров любые почести воздавались только в зависимости от деяний и без всякого учёта чинов и званий. То, что Ключевская получила офицерское звание, не означало, что она не была бы похоронена в соответствии с требованиями церемониала, применяемого по традиции для маршалов и генералов Вооруженных Сил России, если бы осталась сержантом.
Единственное, с чем лейтенанту Семёнову и другим рейнджерам пришлось согласиться — с правом её семьи и родных указать место захоронения. Они выбрали место в ряду могил на боковой неприметной аллее Мемориала. Семёнов, тогда ещё лейтенант, лично участвовал в церемонии и пережил нешуточный стресс. С тех пор он понял, что больше не имеет права на сколько-нибудь длительное праздное времяпрепровождение. Образ восемнадцатилетней Натальи Ключевской, за какие-то несколько месяцев, параллельно с учебой в школе второй ступени заработавшей звание профессионала и ставшей сержантом-рейнджером, стал для него сильнейшим стимулом к постоянному преодолению своих слабостей и недостатков.
Тогда он, двадцатидвухлетний лейтенант и встретился с молодым специалистом по проблемам экстремальной психологии и психиатрии, врачом Центра Специальной медицинской безопасности России Викторией Знаменской, ещё даже не помышлявшей всерьёз о реальной карьере президента всей России, но уже принадлежавшей к составу специалистов Пси-Корпуса России и подумывавшей о карьере в войсках спецназа родной страны. Он тогда проходил двухдневную психологическую реабилитацию после участия в похоронах Натальи Ключевской и, несмотря на строгий карантин, по своему обыкновению собрался лично поучаствовать в очередных учениях рейнджеров в близлежащей части.
Он мастерски выбрался с гостиничного этажа Службы психологической реабилитации, тихо и незаметно миновал посты охраны и уже открывал дверь выходного шлюза жилого корпуса для пациентов, когда на его запястье легла ладонь неведомо как вычислившей его молодой медички.
Едва взглянув ей в глаза, Семёнов понял, что его план побега накрылся полностью и окончательно. Ему вдруг стало так стыдно, что он густо покраснел, чего с ним не случалось со школы первой ступени. Врач тем временем сама закрыла на ключ-коды открытую было Семёновым дверь шлюза и посмотрела на него по-доброму и без осуждения.
Семёнов в этом взгляде прочёл больше: удивление, что такой исполнительный и профессиональный офицер забывает элементарные вещи: без реабилитации и сертификации его просто не допустят на ракетный выстрел к боевым и учебным спецоперациям и поставят крест на дальнейшей специальной подготовке.
— Простите. Больше не повторится. — смущённо и тихо, буквально сгорая от накрывшей его с головой волны стыда, проговорил он.
— Знаю. Идёмте в палату, поговорим. — ответила врач.
Они поднялись на этаж, вошли в одноместную палату, сели на кровать и проговорили часа четыре. Семёнов держал её руку в своих руках и изредка взглядывал ей в глаза, удивляясь, как она мягко и профессионально разрядила ситуацию с неудавшимся побегом. Но они тогда говорили не о неудавшемся побеге, а о чём угодно другом. Зная, что медики "Пси-корпуса" просто по определению являются профессионалами в общении, Семёнов тщетно пытался уловить заданность в процедуре общения и не находил её.
— Напрасно ищете, Захар. Я говорю с вами не по обязанности. — ответила врач на его невысказанный вопрос. — Вы мне интересны не как пациент, а как человек. А пациентов у нас, кстати, сейчас не так много, чтобы я была лишена возможности просто поговорить без всякой заданности.
— Понимаю, Виктория...
— Станиславовна. — поправила врач. — И давайте договоримся: мы оба слишком хорошо знаем, что наше сегодняшнее общение — не дань традиции и не игра случая. Со временем многое в нашей с вами жизни и судьбе может измениться. Но одно не изменится никогда: где бы ни были вы — я найду вас и помогу вам в любом достойном деле.
— Я также. Где бы ни были вы — я смогу найти вас и помочь вам. — паузой в речи обозначив высказанное врачом окончание стандартной фразы, сказал Захар Семёнов, чувствуя, как ледовый панцирь, сковавший после гибели Натальи Ключевской его чувства, тает и истончается с каждой секундой. Но внешне все осталось по прежнему — он просто чуть сильнее сжал в своих руках её ладони и она поняла это движение правильно, со всем подтекстом.
— Надеюсь, вы не будете сбегать раньше сертификации? — улыбнулась врач озорной и раскрепощённой улыбкой. — Теперь-то не будете?
— Никогда, Виктория Станиславовна. — серьезным тоном ответствовал Захар Семёнов и вдруг улыбнулся широко и свободно. — Вы прямо чудо совершили. Я впервые хоть как-то улыбнулся за три дня. А думал — разучился.
— Это хорошо. — врач встала. — Выздоравливайте.
— А вы...
— Нет, на сертификационной комиссии меня не будет. Я занимаюсь дальней и средней наукой, а там, на комиссии — преимущественно оперативники и практики.
— Но вы и сами практик...
— Пока что я по большей части учёный, а потому моя практика носит преимущественно теоретический и мало применимый к оперативной работе характер. — она погладила его мягким взглядом, открыла дверь палаты и вышла.
С тех пор они виделись часто, настолько, насколько позволяла их работа и служба, а также время, не занятое семейными проблемами и необходимым глубоким отдыхом. Он стал свидетелем подписания договора Знаменской, а она, в свою очередь, стала свидетелем подписания договора Семёновым. По большей части их встречи носили рабочий характер, хотя оба прекрасно понимали, что с той самой действительно совершенно не случайной первой встречи они глубоко и нежно любят друг друга. Любят настолько, что никаких слов при их встречах им обоим обычно и не требовалось — они чувствовали и читали друг друга на глубочайших и высочайших уровнях, далеко оставлявших позади уровни интуиции и предвидения и не требовавших никаких слов или жестов.
Ни жена Семенова, ни муж Знаменской не препятствовали их общению — уже давным-давно в России было принято к таким отношениям относиться предельно бережно и ответственно. Если удавалось, они ездили в короткие двухнедельные отпуска куда-нибудь в зелёные пояса, в один из многочисленных центров отдыха и там старались каждую минуту посвящать исключительно обществу друг друга.
Знаменская знала, что династия Семёнова уходит корнями в девятнадцатое столетие Темных веков и очень часто её представители были связаны с вооружёнными силами России, Украины и Белоруссии, а также с информационными подразделениями — от средств массовой информации до архивно-библиотечных центров. Спустя века эти две "ветви" объединились в Союзе Рейнджеров России, где информационная поддержка, при условии её полной вооружённой защищённости, стала одним из мощнейших факторов стопроцентной эффективности деятельности всех подразделений Союза.
