Стартап "Русь" (написанные главы вместе)

— Что уж таить, — смущенно усмехнулся Макар, — меня жена уговорить. Все уши прожужжать: надо ехать, да надо ехать.

Пока два старосты обсуждали вопросы переселения, Олег занялся планировкой участка под новые избы. Пришлось вспомнить кое-какие институтские знания. Большая часть из них, конечно, мало годилась в этом мире, но элементарные вопросы санитарии, пожарной безопасности, обустройства хозяйственных построек надо было решать уже на этапе проекта. Кроме того, в голове у него в общих чертах уже созрел план будущего городища. К классической схеме с крепостью, торгом и посадом, он решил добавить отдельную территорию под ремесленные постройки. Понятно, что основным производством пока остается сельский труд, но ему не хотелось, чтобы забой скота или выделка шкур происходили прямо в посаде среди жилых домов. Мясницкая улица и Поганая лужа, пусть и превратившаяся со временем в Чистые пруды, посреди города были ни к чему.

Селение стояло на небольшом холме над рекой. Мокрая чуть огибала возвышенность, образуя как бы полуостров. Пусть и не широка была речка, но русло в пределах поселения было глубокое, и защиту от гипотетических супостатов она давала неплохую. Чуть ниже по течению в Мокрую впадала безымянная речушка. Ее Олег со временем намеревался использовать, прокопав с верховьев рукотворный канал и образовав тем самым что-то вроде острова. Вот посреди этого самого будущего острова и планировалось поставить деревянную крепость. Для этого все трудоспособные селяне обязывались десять часов в неделю отработать посадскую повинность. Время, конечно, было условное, потому что отмерять часы было некому и нечем. Поэтому обычно бригадиры назначали примерный объем работы на несколько дней.

Как и предполагал Олег, к важности исторического момента с пониманием отнеслись не все. Зажиточные семьи, не вошедшие в обхоз, так и вовсе игнорировали общее дело. Это, в свою очередь, негативно сказывалось на моральном состоянии работающих, которым совсем не хотелось вкалывать, когда кто-то приумножает собственное хозяйство. Личным примером, проповедями Афанасия и совместными со старостой уговорами удалось склонить лишь одного главу семьи.

Идею о раскулачивании и прочем красном терроре Олег отверг сразу как неприемлемую. Поэтому решил обратиться к прямой форме демократии, то есть к свободному волеизъявлению народа. Собрали сход, где совет поселения вынес предложение о том, что все, не участвующие в посадских работах, будут изгнаны с имуществом за пределы посада, и не смогут выставлять свой товар на местном торге. Провели первое в истории этих мест закрытое голосование посредством берестяных бюллетеней, и, как и рассчитывал Олег, подавляющим большинством предложение было принято. Отказники поворчали, поругались, поугрожали, но на следующий день на работы вышли. Как ни крути, а община все еще оставалась основным способом выживания.

* * *

Попаданцы поют. Это Олег знал совершенно точно из прочитанных в этом жанре книг. Ему почему-то всегда было неловко читать эти сцены. Вроде бы, что тут такого? Ну, спел Высоцкого Сталину под гитару. Сталин, он ведь тоже человек. Но все равно было в этом какое-то мелкое паскудство. Будто школьник надел дедовский китель с орденами и пошел в универсам покупать пиво. Поэтому, когда становилось совсем уж невмоготу, Олег напевал "про себя", как Штирлиц 23 февраля напевал "Ой ты степь широкая". А в этот раз расслабился.

Он сидел возле своей избы, при свете небольшого наспех сложенного здесь очага помешивая в кадке щелок со смесью вываренного сала и льняного масла. Это была его третья попытка изготовить мыло. Стемнело, в чистом сентябрьском небе сияли созвездия. Пусть и инвертированные в этом мире, но от того не менее красивые. Легкий ветерок приносил осенний запах трав. И как-то даже не заметив, Олег начал напевать, как он выйдет в поле с конем и тихой ночью пойдет по этому полю.

Дара лежала рядом, положив морду на передние лапы, и изредка настораживала уши, ловя какие-то шорохи в темноте. Внезапно в кустарнике за плетнем раздался треск, затем девчоночий вскрик и веселый смех кузнеца Ивана. Дара вскочила, гавкнула пару раз и завиляла хвостом. Из темноты в неверный свет догорающего огня выступил Иван, держа за ухо Варьку.

— Во! Подслушивать тебя девка.

Он отпустил ухо, которое девчонка тут же начала тереть.

— А чего не подслушивать? Как петь-то складно, — сказала она.

— Это правда, — признал кузнец, — я мало слышать, но и то за душу берет. Не зря старики говорить, что Светлые душу у песни знать.

Иван мысленно проклял и Варьку, и Ивана, и заодно Расторгуева с его конем.

— Я чего приходить, — сказал Иван, присаживаясь рядом и заглядывая в кадку с мыльным замесом, — ты мне давеча жженую грязь давать для горна.

— Попробовал? Как оно?

— Во! — оттопырил Иван вверх большой палец, и Олег подивился, как некоторые жесты могут пройти через века, оставшись неизменными. — Жар дает большой и быстро. Хорошее железо можно делать.

Варька, чесавшая пузо развалившейся на земле Даре, влезла в разговор:

— А еще можно спеть?

Олег посмотрел на нее. Сейчас, при свете догорающих углей, лицо ее выглядело красивым. Нет, она и раньше не казалась уродиной, но теперь это была какая-то взрослая красота.

— Потом спою, — вздохнув, пообещал он.

Над репертуаром предстояло хорошо поразмыслить.

До нужного состояния мыло он вымесил уже далеко за полночь, когда кузнец с девчонкой давно ушли, а Дара нагло дрыхла. Залил смесь в форму, накрыл и отправился спать. Ночью ему приснилась Варька.

* * *

Что такое известняк, Трофиму пришлось втолковывать долго. Среагировал он только на название "белый камень":

— Есть белый камень, как не быть, — обрадовался гончар. — Вверх по реке верст семь, мимо не проехать, белый склон издалека видать.

Проводить до места отказался, сославшись на кучу дел. Олег взял коня с телегой, топор и лопату, препоручил Дару заботам Варьки, единственному человеку в селе, кто не шугался собаки, и отправился за известняком.

Белое пятно на подмытом берегу реки действительно заметил издалека. Внизу вдоль реки к обрыву тянулась узкая полоска, где с телегой пройти никак было невозможно. Олег, не распрягая, оставил лошадь неподалеку, взял топор и отправился за пробой.

Известняк в его природном состоянии до той поры ему видеть не приходилось, но, по всем прикидкам, выглядеть он должен был именно так. Нарубив в суконную сумку немного породы для образцов, он двинулся обратно к телеге. Теперь надо было думать, как дальше грузить материал.

Тот самый молодой парень, что встретился им с Трофимом на месте добычи глины, стоял, улыбаясь и оглаживая коня.

— Лошадь у тебя хорошая, — повторил он прежнюю свою фразу.

И, после паузы добавил со слышной издевкой:

— Иван.

— Чего хотел? — буркнул неприветливо Олег.

— Поговорить надо.

— Говори.

— Не со мной, — покачал головой рослый парень, продолжая улыбаться.

— Кому надо, пусть приходит. Бегать не буду.

— Он не приходит. — Улыбка сошла с лица незнакомца. — Он зовет, и тогда приходят к нему.

Только сейчас Олег понял, что парень говорит правильно, не коверкая формы глаголов.

— И кто же это? Темный властелин что ли?

По легкому замешательству, отразившемуся на лице парня, он на мгновение даже подумал, что угадал. Но тот быстро взял себя в руки, снова улыбнулся и негромко свистнул. Из зарослей на вершине берега вышли пять человек и двинулись к ним, охватывая Олега в полукольцо. У двоих были дубинки, один держал в руке длинный нож, еще у одного был топорик на длинной рукояти, а пятый небрежно нес лук. Но было видно, что обращаться с ним он умеет и может быстро пустить в ход.

— А ну как не пойду? — спросил Олег, поудобнее перехватывая топор.

Парень молча отрицательно покачал головой. Мол, не советую. Олег чуть скосил глаза на реку. Плавал он неплохо, шанс уйти был, если бы не лучник. Но он им вроде нужен живым.

Похоже, его маневр разгадали. Один из головорезов с дубинкой ускорил шаг, заходя сбоку, и отрезал ему путь к воде.

— И ты знаешь, кто я такой? — решил Олег испытать последний шанс.

— Знаю, — кивнул парень. — Ты — Светлый.

Аргументы закончились. Олег подошел к телеге, кинул в нее сумку и топор, взял вожжи и сказал:

— Веди, Аника-воин.

* * *

Шли они долго, часов пять, делая короткие привалы. Олег совсем потерялся и уже не ориентировался в местности. Лесные дороги сменялись лугами, потом преодолели небольшое болотце. Затем сопровождающие, похоже, сами заблудились и стали спорить на каком-то незнакомом языке, похожем на немецкий, но не немецком. К концу пути Олег так вымотался, что желал только поскорее добраться до этого таинственного собеседника, послать того по матушке, а дальше будь, что будет.

На нужное место они пришли уже затемно, но огонь от костра лесного лагеря Олег увидел только когда они подошли почти вплотную, настолько умело он был скрыт в углублении возле корней огромного дуба. Возле костра сидел всего один человек, лицо которого было скрыто под каким-то клобуком или капюшоном. Олег не сразу понял, что смущает его в этой сцене, а когда до него дошло, он только рот открыл. В ладонях незнакомец держал мятую алюминиевую кружку с дымящимся напитком.

Незнакомец отставил кружку, поднялся навстречу, откинул капюшон и сказал густым низким голосом:

— Ну, здравствуй, Светлый.

Глава 12

Слово "Светлый" было выделено интонациями так, что не оставалось сомнения — оно взято в кавычки. Говорил незнакомец с едва уловимым акцентом. Чуть срезал верхушки у "р" и почти незаметно шепелявил. Из прошлой жизни Олег мог сравнить такую манеру речи лишь с телеведущим Познером. Вроде и по-русски говорит, а чувствуется, что чужак.

— Лошадью займись.

Олег, не оборачиваясь, бросил вожжи на телегу, обозначая своим сопровождающим иерархию в образовавшейся мизансцене. Не глядя на стоящего перед ним человека, подошел к огню, присел на корточки и протянул руки к огню.

Во-первых, ночи становились уже по-осеннему холодными, а во-вторых, надо было собраться с мыслями. То, что незнакомец из его мира, он почему-то понял сразу, но радости от этого не испытал, даже наоборот. Тот тоже присел по другую сторону костра. Олег сквозь невысокое пламя уставился собеседнику в правый глаз и бросил коротко:

— Говори.

Незнакомец усмехнулся, немного поиграл в гляделки, потом воспользовался кружкой как предлогом, чтобы отвести взгляд. Сделав глоток, снова посмотрел на Олега.

— Быстрый ты какой. И начал, смотрю, шустро.

— Время — деньги.

— Вот даже как? — незнакомец чуть откинулся и рассмеялся, продемонстрировав великолепные зубы. Между прочим, большая редкость в этом мире.

Был он худощав, с вытянутым, немного лошадиным лицом. Близко посаженные серые глаза смотрели вроде бы даже приветливо, но чувствовался за этим взглядом холод и... сила что ли.

— О чем бы с вами ни говорили, с вами говорят о деньгах. Так, кажется, говорят, Олег? Чай будешь?

— А ты, смотрю, нормальный парень, — усмехнулся Олег. — Только, сдается мне, что ты из таких, которые сначала вроде нормальные, а потом их все почему-то ищут.

Собеседник непонимающе уставился на него. Было видно, что в разговоре Олег что-то поломал ему с самого начала. Но, что, он не понимал.

— Назовись, — потребовал Олег.

— Можешь звать меня Иваном.

— А могу, значит, Джоном? — Улыбка сползла с лица собеседника. — Или Гансом? Хотя, нет, вряд ли. Акцент все-таки скорее английский. Как здоровье Её Величества, Ванюша?

На мгновение во взгляде "Ванюши" промелькнула такая ненависть, что у Олега даже мурашки по спине побежали.

— Хотя, что это я? — с невинным видом поправил себя Олег. — Саксен-Кобурги свою династию только в девятнадцатом веке основали. Так себе род, прямо скажем, не Каролинги. И даже не Плантагенеты. Да и выродились быстро, после Елизаветы и корону некому надеть уже будет.

Джон-Иван выплеснул остатки из кружки в костер:

— Злобные вы люди. Варвары, дикари.

— Теперь про ГУЛАГ и балалайку давай, — подначил Олег и добавил задумчиво, — значит, все-таки Джон.

— Okay, — ответил тот так, что не осталось никаких сомнений, он именно Джон. — Разговор у меня к тебе простой.

Он извлек что-то из складок своего плаща и протянул руку поближе к огню. Олег напрягся, узнав в извлеченном предмете серебряный рубль. Его серебряный рубль. Первые отлитые монеты кузнец принес ему на показ всего три дня назад.

Незнакомец наклонился вперед, чуть оскалился и отчетливо проговорил, выделяя каждое слово:

— Я хочу, чтобы вот этого...

Он чуть повертел обращенную к Олегу сторону с криво прорисованным двуглавым орлом, и было ясно, что в виду он имеет совсем не монету.

— Вот здесь... — Джон постучал ладонью второй руки по земле рядом с собой, и снова стало ясно, что имеется в виду отнюдь не полянка, на которой они сидят, — не было.

— А то, что? — улыбнулся Олег.

Собеседник улыбнулся в ответ, а потом на Олега обрушился мощный удар ногой в спину. Он упал, подтянув колени к животу и прикрыв голову руками, и его принялись методично избивать. Благо, тяжелой обуви тут не носили, но по тому, что удары сыпались без разбора, понял, что задача сохранить ему жизнь перед вертухаями Джона не стояла. Иногда он перекатывался с боку на бок, стараясь сбить бьющим прицел, и подставляя под удары не самые жизненно важные места. Пару раз ему все-таки прилетело по лицу, и левый глаз стало обильно заливать кровью. "Бровь рассекли, падлы", — как-то отстраненно подумал Олег, а потом одновременно ему так болезненно попали по пальцам и в живот, что думать он практически перестал. Просто затих на земле в позе эмбриона и реагировал на сыпавшиеся удары только стонами.

Момент, когда Джон отдал приказ прекратить экзекуцию, он пропустил, пребывая в полузабытьи на грани потери сознания. Он даже не почувствовал, как ему связали руки и ноги и оттащили куда-то в сторону. Единственное, что он услышал, прежде чем провалиться в черноту, слова Джона:

— Утром поговорим. Как это у вас... Утро вечера умнее.

* * *

Очнулся Олег от холода. Тело колотил озноб. Связанные руки и ноги затекли так, что он их почти не чувствовал. Лучше бы он не чувствовал и всего остального, потому что болело везде. Левый глаз не раскрывался из-за спекшейся крови.

Олег чуть приподнял голову, пытаясь оглядеться, но костер давно потух. Под сенью деревьев царила непроглядная тьма. Внезапно ему показалось, что рядом с ним что-то шевельнулось. Он замер, прислушиваясь. Спустя примерно минуту снова уловил движение и едва слышный шорох. Спустя еще несколько минут его плеча на мгновение коснулась чья-то ладонь, словно призывая сохранять спокойствие. Кожа на запястьях ощутила прикосновение холодного железа, и кто-то невидимый принялся ловко и бесшумно перерезать веревки.

Со стороны потухшего костра послышалось невнятное бормотание, кто-то перевернулся во сне. Неведомый союзник замер, затем продолжил свою работу. Олегу показалось, что прошло не меньше часа, прежде его руки и ноги оказались свободными. Однако, помогло это мало, шевелить ими он едва мог. Поэтому, стараясь не производить шума, вытянулся на спине и стал тихонько разминать конечности. Единственный глаз немного привык к темноте, и Олег чуть повернул голову, стараясь рассмотреть того, кто ему помогает. И с трудом сдержал крик ужаса, увидев черное лицо. Эта образина наклонилась к самому его уху и даже не прошептала, а выдохнула: