Омегаверс Я иду тебе навстречу ч.1

— Ты выбрал свою стаю? — обратился к нему распорядитель.

— Да. Я выбрал стаю Зубодёра.

— На колени!

Гиллиан опустился на песок, от которого противно пахло кровью, и начал монотонно повторять текст присяги:

— Именем Адама я присягаю Гроверу Зубодёру. Обязуюсь подчиняться его приказам, какими бы они ни были. Клянусь хранить верность своему вожаку и принимать любое наказание, какое он назначит. Буду молчалив, как могила, крепок, как скала, и предан, как пёс.

В его плечо впились железные пальцы вожака. Пришло время укуса, который заклеймит его до мига расставания со стаей.

— Последний шанс отказаться, — сказал распорядитель.

— Я выбрал. — И Гиллиан склонил голову перед своим вожаком. Внутри по-прежнему дрожало и сжималось, но альфа принял решение.

Острая боль от впившихся в плечо клыков едва не заставила его зарычать, но Гиллиан только крепче стиснул зубы. Он принял решение и признает власть Гровера над собой. Гровер — хороший человек. Ему вполне можно подчиниться.

— Ты не перестаёшь меня поражать, — мотал головой Гровер, нервно сбивая пепел с сигареты и промахиваясь мимо пепельницы. — Я ясно чуял, как ты готов взбрыкнуть, но ты даже не издал ни звука! Как тебе это удалось?

— Я знал, на что иду. — Гиллиан чуть поморщился — Суо менял бинт на его плече. Кровь остановилась довольно быстро, но укус жёгся и ныл. Как только стая вернулась домой, Суо тут же полез в аптечку и занялся раной основательнее. — Ты — достойный вожак.

— Ты ещё так молод, а уже силён, словно прошёл огонь и воду. Откуда в тебе это?

— Не знаю. Мой отец тоже силён, но я оказался сильнее.

— Повстанцы говорят, что дети, родившиеся от импринтинга, особенные, — нахмурился Джаспер. — Может, они правы, и это не болезнь?

— Тогда почему они не объясняют это? — качнул головой Радуга.

— Потому что официальная наука задавливает своей логикой, — объяснил Джаспер. — Чтобы убедить в своей правоте, нужны доказательства и сторонники из уважаемой среды, а этого у них сейчас нет. Вот и остаётся слухи распускать.

— Я сам — дитя импринтинга, — вздохнул Гиллиан. — Вот только мне не повезло так, как повезло будущему сыну Лайна и Дэлиана. Этот малыш будет расти в любви обоих родителей, а я...

— Может, поэтому ты так хорошо пахнешь? — предположил Майло.

— Может быть. Знать бы ещё, что это значит... Что по этому поводу говорят повстанцы?

— Что хороший запах — показатель чистой крови. А ведь официально считается, что самая чистая кровь течёт в жилах аристократии. — Джаспер, заметив, что Суо закончил обрабатывать укус, помог сложить аптечку и сам убрал её на место, после чего обнял Суо и потянул на свой лежак.

— Типа там производится отбор самых лучших и их скрещивание, как при селекции? — фыркнул Гиллиан. — Слышал я ту бредятину. Может, это и элита, но вот только ничего особенного, кроме непомерно раздутого самомнения и снобизма, я в них не видел.

— Так часто крутился в обществе? — Гровер пристально уставился на нового подчинённого.

— Я сам из этого общества. И я тебе со всей ответственностью заявляю, что самые приличные люди там — прислуга. Нанятые омеги даже пахнут лучше, чем отпрыски богатых семей. И здешние тоже.

— Так ты действительно породистый...

Гиллиан вдохнул поглубже.

— Да, я породистый. Мой отец — Влад Барри.

— Погоди-ка... — замахал руками Нэд. — А разве сына Влада Барри не убил Сантана?

— Это подстава, чтобы скрыть мой побег. Я отказался следовать путём, что готовил для меня отец. В том числе и жениться по его приказу — ведь я уже нашёл своего Риана. Отец, который строил на этот счёт большие планы, решил от меня избавиться, но папа не дал. И после этого я ушёл с концами. Мне и раньше было противно жить среди снобов, а встреча с Рианом поставила во всём этом жирную точку.

Гровер долго хмурился.

— Так Дэлиан поэтому пообещал помочь с документами?

— Да, я ему всё рассказал. Он достойный и умный омега.

Гровер продолжал хмуриться.

— Я так мыслю, что отец тебя впокое не оставит.

— Я тоже так думаю и не собираюсь задерживаться дольше нужного, чтобы вас не подставить. В конце концов, вы не обязаны совать голову в пекло ради чужака...

— Ты нам уже не чужой! — возмутился Майло. — Не знаю, как для других, но для меня и Суо ты уже давно свой!

— С омег спрос невелик, — отмахнулся Нэд. — У вас головы иначе устроены. Конечно, про такое надо заранее предупреждать, но раз породистый щеночек добровольно отказался от сахарной косточки ради свободы, то я готов признать его своим.

— Я тоже, — сказал Радуга. — Я не так часто встречал сильных альф, которые бы разговаривали со мной на равных. Гилл как раз такой и просто хороший парень. Я готов ему помочь.

— А я сразу понял, что он нам подойдёт, — сказал Кермит.

— Так ты же был против... — подал голос Квентин.

— Мало ли что я тогда сказал, — ничуть не смутился альфа. — Если бы я был так уж резко против, то босс бы нас растаскивать начал ещё там. А сам что думаешь?

— Может, Гилл и чудик, но он нормальный. В конце концов, зря что ли наши... омеги от него почти не отлипали в первые дни? И вообще, ни на что не жалуется, старается... И он отлично вписался. Пусть живёт с нами, сколько надо.

— Джаспер? — Гровер воззрился на "ненормала". — А что ты скажешь?

— А что говорить, если и так всё уже сказано? — пожал тот плечами. — От хорошей жизни просто так никто не отказывается, Нэд дело говорит. И Радуга тоже прав. И омежки наши. Просто Гилл плохо вписывается в наше болото — слишком чистый. И всё-таки пришёл учиться. Я согласен ему помогать всем, чем смогу, прикрывать спину... Мне ведь тоже есть что скрывать, и я просто понимаю его.

— И что такого ты скрываешь? — хмыкнул Ирокез, закуривая.

— Джаспер не бета, — тихо ответил Суо, сжимая ладонь любовника. — Он омега-"ненормал", только прооперированный.

Все ошарашенно уставились на парня, который без тени смущения поднялся со своего лежака и начал раздеваться. Воцарившуюся тишину разрезал тихий свист Юхана.

— Это как? — выдавил из себя Квентин.

— Побочный эффект после операции, — объяснил Джаспер, одеваясь. — Матку и яичники мне вырезали, и моё созревание пошло в одном конкретном направлении, поэтому я таким и вырос. И один ребёнок у меня уже есть.

— И ты... как долго так живёшь? — справился с потрясением Гровер.

— Почти тринадцать лет. Мне двадцать семь, босс.

Гиллиан был потрясён не меньше остальных. Чтобы Джаспер, который так ревностно хранил свою тайну, так запросто раскрылся перед всеми? Это что должно было случиться?

— Охренеть! — высказался Ирокез. — Ну и компашка у нас подобралась...

— Зато надёжная, — вдруг хмыкнул вожак. — И раз уж сегодня вечер откровений, то я тоже выскажусь откровенно. Парни, если вы вдруг решите вернуться домой, я вас со спокойной душой отпущу. Вы все ребята умные и сильные, вы достойны лучшего, чем есть сейчас.

— А ты как же? Один останешься? — ахнул Суо.

— Мне возвращаться уже некуда, а у вас есть близкие, которые всегда будут вас ждать.

— Ну уж нет! Никуда мы не уйдём! — рассердился Майло. — После всего того, что ты для нас сделал?

— А что я сделал? Вы же пашете за еду и...

— Если бы нас что-то не устраивало, то мы бы уже давно сбежали, — обиделся Суо. — Есть же благотворительные организации... Но мы вам нужны. И вы нас защищаете, чего в других местах не было. Этого разве мало?

— Вот именно, — кивнул Джаспер, одевшись и садясь на лежак. — Поэтому и я остался. Не только из-за Суо. Я сразу понял, что вы — настоящая стая, а не просто банда. Так что, босс, один ты не останешься до тех пор, пока не сдохнешь.

— Это что, бунт? — вскочил Гровер, начиная отчего-то трястись, но это был не гнев.

— Пусть бунт, — пожал плечами Кермит. — Можешь хоть до крови меня сейчас измордовать — я даже защищаться не буду. Получить затрещину от старшего брата — это не так плохо.

— Ст... старш... — Бедный вожак начал неметь, и Суо его пожалел — подошёл и обнял.

— Да ладно тебе скалу из себя строить. Мы уже давно знаем, что ты не такой тиран, каким хочешь себя показать. И мы видели фотографию, которую ты хранишь. Вот только потом она пропала...

Гровер дёрнулся, его лицо перекосилось. Он смотрел на свою стаю, которая всё шире улыбалась.

— Вы... вы...

— Мы просто хотели узнать о тебе побольше, — объяснил Радуга. — Мы же видим, что творится в других стаях, а ты другой.

— И вы... не подумали?..

— Так ты же сильный и умный. И ты наш друг. Да, мы периодически между собой собачимся, но если бы у нас был другой вожак, то и передрались бы окончательно и разбежались по другим стаям. А мы всё ещё с тобой.

Майло тоже подошёл к вожаку и погладил его по плечу.

— Ты всё ещё тоскуешь по ним, да? Поэтому ты и собрал нас всех вокруг себя? Чтобы было кого защищать и заботиться?

Гиллиан снова удивился, только теперь поняв, что Гровер не просто вожак стаи. Он, если не считать скрытного Джаспера, в стае ещё и самый старший. Кермиту без малого двадцать, Радуге — шестнадцать, Квентину — семнадцать, Нэду тоже, Майло, как и Суо, — восемнадцать. И Гровер действительно заботился о них подобно старшему брату, только законы трущоб диктовали свои правила...

— Ребята...

— Мы тебя не бросим, — повторил Джаспер. — Нельзя быть одному, иначе и жить-то не захочется. Официальная пропаганда может говорить что угодно, но я уже давно понял, что всё это — чушь собачья. Я только об одном тебя попросить хочу — не трогай больше Суо и другим запрети. Мы решили быть вместе.

Суо отошёл к своему "ненормалу", и Гровер измученно улыбнулся.

— И когда женитесь?

— Нескоро, но ты у нас свидетелем будешь. Мы уже решили. Раз уж по документам я числюсь как бета, то мы вполне можем подать заявление в ЗАГС. И с детьми тоже подождём. Будешь крёстным?

— А чего не я?! — обиделся Квентин.

— А ты дядей будешь.

Стая рассмеялась, а вожак отвернулся, странно запыхтев, а потом рывком выскочил из комнаты.

— Куда это он? — удивился Юхан.

— Отвести душу, — догадался Джаспер. — Просто не хочет, чтобы мы видели, как он плачет.

Ужин прошёл весело, но Гровер на него так и не явился. Кермит вовсю подкатывал к Майло, полушутя интересуясь, за кого из них он замуж выйдет. Дескать, он один совершеннолетний, а остальные — сопляки. Юхан возмущённо заявил, что он, хоть и молодняк ещё, но вполне ого-го, Квентин только отмахнулся, сказав, что в округе полно других омег, да и на точках вполне можно кого-нибудь себе присмотреть — только посмотреть ласково и мурлыкнуть пару нужных слов, и любой сам прибежит... Гиллиан советовал выбирать с оглядкой, а то излишне шустрый попадётся, на что Квентин только рассмеялся и сказал, что так будет даже интереснее. Нэда собственный рост совершенно не беспокоил, и бета совершенно искренне считал его своим преимуществом — родительские инстинкты омег, якобы, привлекут к нему хорошего мужа...

Вечер откровений как будто сорвал какой-то покров, и Гиллиан впервые за эти дни почувствовал себя как дома с папой. Он расслабился и наслаждался обществом своей стаи. После ужина, когда посуда была вымыта, Суо и Джаспер улизнули гулять, Кермит завлёк Майло на чердак, а остальные сели играть в карты. Гиллиан поймал себя на очередной волне вдохновения, достал тетрадь, ручку и начал писать. Собственно стихи пока не клеились, но прозаичная основа писалась легко и быстро:

"Там, где царят законы сильных, не всё пропитано цинизмом. И здесь найти возможно свет, что согревает в лютый холод. Здесь можно обрести надежду, защиту, веру и любовь, лишившись их давно когда-то, и дать тебе они способны желанье жить и верить дальше."

Первыми вернулись Ирокез и Майло. Альфа выглядел очень довольным, омега — смущённым и ощутимо растерянным. Потом заявились Джаспер и Суо — тоже очень довольные. Поболтав немного на сон грядущий, все завалились спать, причём Суо устроился на одном матрасе с Джаспером, а Майло удрал под бок к Гиллиану, заявив, что ему надо подумать. Похоже, что в их стае наклёвывалась ещё одна пара...

Гровер вернулся домой глухой ночью. Гиллиан проснулся от запаха табачного дыма, оторвал голову от тощей подушки и увидел своего вожака сидящим на подоконнике и с тоской глядящего в ночное небо, усыпанное звёздами. Заметив, что новичок не спит, вожак горько усмехнулся и мотнул головой, приглашая на разговор.

— Откуда ты взялся? — вопросил он, нервно затягиваясь. — Жили себе, не тужили, и тут приходишь ты и всё переворачиваешь с ног на голову!

Присмотревшись, Гиллиан понял, что Гровер действительно рыдал где-то в тихом уголке — глаза у вожака были покрасневшие.

— Я не знал, куда иду, — признался он. — Я думал, что вы — самая заурядная банда, а оказалось... Мой Риан рассказывал про грязь трущоб, и я сам успел кое-что повидать прежде, чем к вам пришёл, и тут выясняется, что простого человеческого тепла здесь тоже хватает.

— Человеческого? А не омежьего? — хмыкнул Гровер.

— Именно человеческого. Мы же не так уж и сильно друг от друга отличаемся, верно? Омеги могут быть сильными и отважными, как мой Риан, Лейла и Дэлиан, а могут быть и такими, как Суо. Альфы тоже бывают разными — скотами, как мой отец, и хорошими и заботливыми, как ты и Невилл.

— Невилл?

— Я видел, как он опекает Лейлу, и я уверен, что его преданность — не от скудоумия. Лайн с малых лет крутится в здешнем дерьме и всё же стал для Дэлиана любящим и заботливым мужем. И Дэлиан остался с ним не только из-за импринтинга, но и потому, что они оба были совсем одни и были нужны друг другу. Значит, всё не так просто, как говорят официальные власти. По-моему, нам попросту морочат голову.

— Так ты думаешь, что повстанцы правы?

— Я не так много знаю об их официальной позиции, но если их цель — подлинное, а не лицемерное равенство, то я за них.

— И как нам теперь быть? Как мне теперь быть? Какой из меня теперь вожак?

— Ты отличный вожак, и ребята, узнав, что ты когда-то любил кого-то, не отвернулись от тебя. Им нужен кто-то вроде тебя — сильный и надёжный, как отец или старший брат. Они так молоды... да и я сам недалеко от них ушёл. Сейчас я вспоминаю отца и понимаю, что для меня он всё же был достаточно близок, и то, что я о нём узнал, стало для меня таким же ударом, как и папина гибель. Я просто не мог там оставаться.

— Скучаешь по нему?

— Скорее по тому времени, что мы провели вместе. Иногда было интересно и весело... вот только таких моментов было не так много, как мне бы хотелось. И папа никогда плохо о нём не говорил. Он всё же любил его, пусть и недолго. Значит, что-то хорошее в отце было и ещё остаётся.

Гровер докурил сигарету, достал новую.

— У меня были папа и два брата-омеги, — сказал он. — Близнецы. Папу звали Валентин, а братьев — Тони и Сьюки. До моего рождения папа был обычной проституткой, хоть и вольной, а когда родился я, то бросил это дело и начал устраиваться в нормальной жизни. Он сумел получить диплом секретаря-делопроизводителя, устроился в приличную контору, и наша жизнь наладилась. Потом один из охранников всё же заделал ему близнецов — заявился невовремя с поручением руководства. Папа во время течки работал дома... Папа не стал делать аборт, и родились мои братья. Мне тогда было восемь лет, и поначалу я обижался, ведь всё папино внимание занимали малыши. Я смотрел на братишек и не понимал, почему папа так умилённо на них смотрит — дохлые какие-то, страшненькие... Но потом папа мне объяснил, что они просто маленькие ещё, но потом, когда подрастут, станут очень милыми. Даже показал мне свои старые фотографии, и я начал помогать ему. Чем больше я возился с братишками, тем занятнее они мне казались, да и папа постоянно показывал, что любит нас одинаково. А потом, когда Тони и Сьюки подросли и начали обращаться ко мне за помощью сами, я понял, что значит быть старшим братом. И я очень гордился этим. И я пообещал себе, что выучусь на высокооплачиваемую профессию, мы переедем в большую квартиру, а то и собственный дом купим, и мои братья будут там в полной безопасности.