Четыре грани 3.1

Но Тесса даже не обратила внимания на доставляемые любимому страдания, с восхищением разглядывая преобразившуюся комнату. Оказывается, свечи располагались и на стене, и на полу, образуя очертания огромного сердца, в самом центре которого находилась лежанка.

— Тесс... рыбка моя... — мученически зажмурился лаэр, пытаясь аккуратно спихнуть ее локоток.

— Аслан, ты только взгляни, красота какая! — в желании, чтобы муж немедленно разделил с ней ее восторг, хозяйка крепости требовательно похлопала его по руке. Но, видя, что это не принесло ожидаемого результата, склонилась и, скользнув ладонями по его скулам, обняла за шею, отрывая голову от лежанки и заставляя приподняться.

— Ну поднимайся же скорее! — нетерпеливо затеребила его. — Посмотри!

— Оу... — счастливо выдохнул лаэр, пытаясь незаметно растереть 'вмятину' на ребрах.

И впрямь получилось очень красиво — нарядно, торжественно и таинственно.

— Солнышко мое... — задохнулась Тесса от вставшего в голе кома. Теплые чувства теснили грудь, не находя выхода от распирающей благодарности к своему синеглазому Чудо-мальчику, устроившему им праздник. Глаза снова как-то подозрительно затуманились, мешая любоваться игрой света и тени.

Наверное, было неэтично, сидя в объятиях одного мужчины, с которым только что занималась любовью, в эту минуту думать о другом, но Тесса была уверена, Аслан простил бы эту слабость, слишком хорошо понимая, что творилось в ее душе. Вместо положенной ревности и досады он сейчас испытывал такую же теплую безотчетную благодарность Котенку за доставленную им обоим радость. Он даже и не догадывался, что, оказывается, переживал за успех затеи Рени в глазах любимой.

— Когда он успел? Ты знал, да? Поэтому сам не стал зажигать лампу?

— Конечно, знал. Мы днем приходили, — вынужденно признался Аслан. — Но все равно поражен. При дневном свете это не было так выразительно, — обвел он рукой экспозицию, и снова обнял свое сокровище, устраивая удобнее между своих коленей.

Тесса откинулась на его грудь, положив голову на сильное плечо парня. Ей очень нравилось такое чувство уюта и защищенности — в кольце рук своего варвара. Но все равно машинально прижала ладонями его предплечья, чтобы мужу не пришла в голову мысль разжать руки, отпуская ее на свободу.

Свет двух дюжин колеблющихся огоньков, распространяющих густой аромат ванили, вытесняющий специфический, немного терпкий запах выплеснувшейся страсти, завораживал, околдовывал не хуже бездумного созерцания огня в камине.

И сейчас тесно прижавшиеся друг к другу хозяева Замка-крепости, не произнося вслух, думали об одном и том же — о Ренальде. Казалось, что наложник незримо присутствует рядом, разделяя... нет! Скорее, утраивая их любовь друг другу, пусть Аслан и считал, что не способен испытывать такое светлое сильное чувство по отношению к парню.

Сказать, что их синеглазое Солнышко было крайне необходимо обоим именно в эту минуту, наверное, все-таки было бы прегрешением против истины. Главное, что оно у них было!

Аслан немного пошевелился, и Тесса вопросительно взглянула на мужа. Но он лишь безмятежно улыбнулся в ответ, не желая признаваться, что напряженные мышцы спины, лишенные опоры, немного затекли от не слишком удобного положения. Надо было бы прислониться к стене, он не подумал об этом сразу. Просто Тесса заставила его подняться слишком рано. Славно потрудившийся организм мужчины все еще требовал заслуженной передышки (желательно в горизонтальном положении овоща на грядке). И хоть Тесса, привалившаяся к груди лаэра, устроившись с максимальным комфортом, по его мнению, практически ничего не весила, Аслан все равно боялся потревожить ее покой

— Тебе неудобно? — догадалась наконец-то девушка, обернувшись. Подняв руку, она погладила щеку мужа, вынуждая его склонить голову, чтобы поймать его губы своими.

— Немножко... — шепнул варвар, разрывая затяжной поцелуй. — Если ты налюбовалась, давай приляжем? — предложил он, начав расплетать попавший под его пальцы кончик ее косы.

Имея собственную густую, непослушную, длинную гриву, которую он периодически заплетал по обычаю степняков-воинов в косу на темени, справиться с простой женской прической, не составило труда. И теперь, накрыв сладкий ротик жены своим, ведя увлекательную баталию сплетающимися языками, он расчесывал пальцами шелковистый водопад, укрывающий спину и плечи любимой, наслаждаясь щекочущей ладони прохладой ее распущенных волос.

Наблюдая постепенно затуманивающийся взгляд жены под трепещущими ресницами, Аслан почувствовал, как внизу живота сладко екнуло, вдоль позвоночника ощутимо натянулись тонкие ниточки напряженных нервов, и в паху заныло в предвкушении. Закаленный организм варвара справился с накатившей ленивой негой и срочно собирал резервы, настраиваясь на следующий этап любовных игр.

Девушка извернулась в его руках, обвивая шею мужчины, медленно опускающего ее на укрытое шкурами ложе. Удобно устроив свою любимую, лаэр неохотно отстранился и хрипло прошептал:

— Тесс, я на одну минуту... мне нужен глоток воды. Тебе принести?

— Нет, спасибо, — досадуя на вынужденную задержку, отцепилась она от него, отпуская.

Жажда все-таки победила воина в желании ни на миг не покидать свое сокровище. Покрывая поцелуями извивающееся под его губами девичье тело, от тонкой шеи до мизинчика на ее изящной ножке, Аслан все-таки кое-как оторвался от увлекательного процесса, сполз на пол и выпрямился. Его заметно повело в сторону, но, собрав волю в кулак, варвар утвердился на ногах. Круто развернулся, не оглядываясь, быстро переступил границу, очерченную свечками, и отошел к очагу, неподалеку от которого стояла бадейка с колодезной водой.

Вспомнив о насущных потребностях, он зачерпнул полный ковш и поставил его на край раскаленной плиты. Если Тесса все-таки вспомнит о необходимости гигиенических процедур, водичка к тому времени прогреется в самый раз. Вряд ли успеет закипеть, но, в крайнем случае, можно будет разбавить оставшейся в бадейке холодной.

И только потом мужчина взял кружку и зачерпнул воды для себя. Поднося ее ко рту и делая глоток, обернулся и поперхнулся, оценив зрелище с этого ракурса.

— Тесса... — восхищенно произнес он, откашлявшись благоговейным шепотом. — Тесс...

— Что такое? — встрепенулась жена, перекатываясь на бочок, чтобы оказаться к нему лицом.

— Великие Духи! Если бы только могла это увидеть... — потрясенно покачал он головой, пожирая глазами плавные изгибы нагой девичьей фигурки и опасаясь спугнуть наваждение. — Я не позволю тебе откручивать нашему Котенку уши! — с жаром заявил лаэр. — Если бы не он... Тесс, ты ведь знаешь, как сильно я тебя люблю. Но если бы это было не так, то сейчас все равно потерял бы голову. Какая же ты у меня красивая, рыбка моя... Такая манящая, соблазнительная в ореоле этих огней... словно подарок богам на алтаре... — попытался он выразить то, что видел и чувствовал.

— Хм... как-то сомнительно мне принимать такой комплимент, — фыркнула довольная хозяйка Замка и сердца лаэра.

Тихонько рассмеявшись его восторженной невменяемости, вовсе не с целью добить, а просто подразнить, она немного прогнулась в пояснице вверх, запрокинув голову, чтобы тяжелые пряди волос рассыпались по ее обнаженной спине. В результате плавного движения тугие холмики ее грудей с дерзко торчащими сосками пробудили в мужчине такой коктейль эмоций, что он чуть не задохнулся, совершенно бездумно промычав что-то восторженно-неопределенное.

Тесса тихонько рассмеялась, наслаждаясь произведенным эффектом.

Игра света и тени от колеблющихся язычков пламени свечей раскрашивала ее гладкую бархатистую кожу в невообразимые оттенки. Нежащаяся на лежанке молодая женщина больше напоминала пятнистую горную кошку — грациозную, невозможно притягательную и независимую хищницу. Непринужденность ее явного призыва не давала отвести взгляда, будила какие-то совершенно непонятные дремлющие древние силы. Глядя на свою любимую, Аслану хотелось сейчас превратиться в дикого зверя, чтобы бегать рядом с этой хищницей на воле, кувыркаясь лунной ночью в шелковистых травах, вместе охотиться и заниматься любовью, и порвать каждого, кто осмелиться только подумать ступить на охраняемую им территорию своего ареала... Ну, или хотя бы чем-нибудь приманить и приручить ее...

— Как-то не хочется становиться жертвенным приношением твоим Великим Духам, — мурлыкнула Тесса, скосив глаза на мужа и упиваясь собственным триумфом.

Из пересохшего горла варвара вырвался низкий грудной рык. Забыв о причине, по которой он отлучался с лежанки, с невероятной стремительностью охотящегося хищника, мужчина рванул обратно, одним махом преодолев разделяющее их расстояние.

— Никаким Великим Духам, никаким Всевидящим, богам или людям! Никому тебя не отдам! Ты моя!!! Слышишь?! Только моя! Навсегда! Девочка моя единственная... Тесса... любимая моя... — хрипло шептал он, задыхаясь от возбуждения, перемежая свои слова грубыми поцелуями-метками, словно клеймя каждую пядь своего бесценного сокровища от макушки до кончиков ногтей.

— Твоя... конечно, твоя... вся твоя... — и не думала возражать проказница. — А ты — мой! — тихонько постанывая от удовольствия на грани боли, послушно подставлялась она его рукам и губам, потому что им обоим нравилась эта игра.

Не встречая сопротивления, Аслану удалось понемногу усмирить вставшие на дыбы собственнические самцовские инстинкты. И лаэр постепенно перевел стремительную атаку в соблазнительную ласку, то ли прося прощения за свою невольную грубость, то ли припомнив, как любимая, вредничая, мучила его совсем недавно и решив взять реванш...

3.

Ввалившись в казарму буквально за пять минут до сигнала к отбою, Дерек и степняки быстро поскидывали верхнюю одежду и поспешили занять свои места. Некоторые из бойцов уже блаженно растянувшись, валялись на своих койках в предвкушении нескольких часов сна, и благодушно балагурили. Кое-кто из молодняка затеял выяснение отношений, с возмущением не узнавая 'родную' подушку. И хотя постельные принадлежности для казармы закупались оптом, имея строгие стандартны, парням периодически казалось, что у соседа вожделенный для удобного отдыха предмет гораздо мягче и пышнее, и пытались незаметно подменить.

Традиционно немного попререкавшись и схлопотав по уху вернувшимися к законным владельцам подушками, неудачливые предприниматели со смехом заваливались на свои койки. Или сначала рыскали между рядами, подбадриваемые необидными шутками и советами зрителей (а то и напутственными пинками, чтобы шустрее двигались), разыскивая свои собственные, закинутые негодующими жертвами произвола в какой-нибудь дальний угол.

Подменять подушку Меченого ни у кого не возникало желания, хотя соблазн был велик. Орис как-то раз застал Юджина с Мартином, взвешивающих последствия подобного необдуманного поступка, но не стал вмешиваться, чтобы намекнуть, что Дерек, скорее всего, попросту и не заметит подмены. По его наблюдениям, старшему из приобретенных Асланом рабов были важны не атрибутика места для здорового полноценного отдыха, а сам факт того, что он может заснуть и полностью погрузиться в более совершенный мир собственных грез, где раб-воин был волен распоряжаться жизнью по собственному усмотрению.

Что уж там снилось Меченому, первый помощник лаэра, никогда не спрашивал. И так понятно, что каждого из обитателей казармы (разве что за исключением младшего Караскета, выросшего в крепости рядом с родителями) время от времени преследуют кошмарные видения прошлого. И на мучительные стоны и крики по ночам старались не обращать внимания, просто пнув нарушителя тишины, чтобы заткнулся и дал спокойно выспаться остальным. О чем-то приятном тоже старались не распространяться, ревностно охраняя глубоко личные переживания.

Как и он сам, например, так и не сумев выкинуть из головы образ лишь однажды виденной им благородной особы. Мало того, что прекрасно сохранившая красоту и молодость женщина была явно старше его на несколько лет, замужем за человеком, которого язык не поворачивался назвать 'человеком' за его злодеяния по отношению к кровным родственникам, так еще и ждала от того ублюдка ребенка. Впрочем, сейчас уже, наверное, родила...

Как он мог так вляпаться?

Бедному парню даже поделиться своей тайной было не с кем. Вряд ли кто-то из посвященных в детали жутко аморальной истории сумел бы понять его чувства к Эстере. Но то, что это наваждение не оставило его и по прошествии нескольких месяцев, крайне угнетало. Потому что шансов даже на встречу с предметом его мечтаний не оставалось, не говоря уж о более смелых помыслах. Только вот видясь с Ренальдом каждый день, Орис невольно теребил душевную рану, находя в точеных чертах юноши явное фамильное сходство с матерью наложника лаэра.

Может быть, и у Меченого было что-то такое, о чем он просто не мог говорить, чтобы не подвергнуться осуждению и столкнуться с полным непониманием его проблем.

Возможно, лишь во сне его мозг успешно решал задачу не дать свихнуться, посылая ему радужные видения, воплощающие подсознательные желания...

В компании Дерек виртуозно уходил от темы обсуждения его прошлой жизни до того, как он оказался в Замке-крепости, а наедине они оказывались нечасто, да и никак не получалось свернуть тему разговора на интересующие первого помощника лаэра подробности. Он и так подозревал, что, кроме Аслана, лишь он знает немногим больше, чем остальные ребята.

После впечатляющей демонстрации Меченым его бойцовских качеств в первую ночь его 'прописки' в крепости, связываться с ним всерьез дураков не находилось. А кроме всего прочего, Барс отлично заменял сторожевого пса. Кот почему-то решил, что только ему дозволяется валяться на подушке в отсутствие самого хозяина, и предупреждающе щурил зеленые глазищи с вертикальными зрачками и грозно шипел, демонстрируя отнюдь не маленькие когти.

Прозвучавший сигнал отбоя наконец-то успокоил неугомонную возню молодого состава гарнизона и не слишком невинные шутки по поводу сиротливой заправленной койки Сауша, пока что не дождавшейся хозяина. Лишь он один отсутствовал в спальне казармы без уважительной причины. Робкие предположения Волоша, что Красавчика по второму кругу сразу же отправили в караул, были встречены дружным ржанием остальных скептиков такого заявления. Меченый истинную причину знал, но решил промолчать, удивившись, что и степняки не стали распространяться по поводу своей осведомленности, хотя с интересом принимали участие в ежевечернем мужском трепе.

Привычным жестом сцапав Барса за шкирку, чтобы освободить подушку, Дерек уложил изрядно подросшего со времени их первого знакомства котенка к себе подмышку и прикрыл глаза. Но зевающий котяра, только было примерившийся устроиться поудобнее, вдруг принюхался, воинственно шевеля вибриссами, затем, брезгливо фыркнув, извернулся и соскочил с койки.

До Меченого даже не сразу дошло, что зверюга унюхал неприятный ему собачий дух. Дерек, по возвращении в казарму выкинувший было из головы чуть было не ставшей роковой схватку с Диким, недовольно вздохнул: