Но то, что произошло дальше, заставило мир перед глазами Викара пошатнуться. Он увидел, как один из чудовищных шипов твари впечатал верхнюю часть тела матери, с болтающейся на остатках шеи головой, в монолит основания башни. А в нескольких метрах поодаль лежало изорванное в лоскуты тело взрослого мужчины, в котором с трудом угадывался Сэур.
Они проиграли эту неравную схватку и им уже ничем нельзя было помочь. В то же время, огромный череп костяного голема, продолжал неустанно рыскать над руинами, взад и вперед, словно ища кого-то. 'Он ищет Прана' — догадался Викар. В башне был небольшой погреб с парой закутков, в которых обычно хранили самые ценные продукты и тварь явно не могла дотянуться до его младшего брата. Видимо, тот пытался спрятаться, в надежде, что порождение кошмаров оставит его и уйдет. Однако, тварь и не думала отступать. Пока Викар в панике соображал, что же предпринять, чтобы спасти Прана, голем засунул свою немаленькую голову внутрь разрушенного остова башни. Кости груди раздались в стороны, тлеющее черное пламя набухло, затопив собой чудовище изнутри и порождение тьмы 'выдохнуло'.
Послышалось свистящее шипение, как от сырых поленьев и вслед за ним изверглась черно-зеленная плеть магического, расплавляющего сам камень, огня. Пламя вырвалось сначала из прорех в стене и окон, а потом, видимо прорвавшись в погреб и затопив тот, начало бить из трещин в земле вокруг бывшего дома Викара, выплескивая на поверхность снопы иссушенного, тлеющего пепла. Выжить после такого было невозможно, отродье же, деловито и неспешно, когтем принялось ворошить пепелище.
Это был конец. Конец всего: его любимой семье, его надежде забрать родных в тот чудесный райский мир, его жизни — он просто не видел причин дальше жить. Силы покинули Викариана, он больше не мог стоять и привалившись к липкой сырой коре сосны-гнилушки, сполз на землю, горько заплакав.
* * *
Это был конец, но это же было и началом. Началом настоящей жизни. Так в крови, горе и отчаянии рождался герой, чье имя будет ещё долго греметь в вехах этого и иных миров. Так начинался Путь, на котором всегда придется делать выбор: не всегда легкий, не всегда очевидный, но ткущий свой, неповторимый узор легенд и подвигов на лике мироздания.
ГЛАВА 1. Хранители Вечной Переправы.
Голем ещё полчаса рыскал в окрестностях разоренного дома. Сухой скрип трущихся друг о друга костей и утробные взрыкивания сопровождали чудовище, деловито сновавшее то взад, то вперед, будто ища что-то. Тварь несколько раз возвращалась к дому вновь и вновь внимательно осматривая выгорающие останки. Внезапно, чудовище резко запрокинуло голову к быстро темнеющему ночному небу и на мгновение застыло, словно прислушиваясь.
Викару, несмотря на то, что он находился на самой вершине холмистого отрога, окаймлявшего родную долину, было плохо видно, что происходит внизу, только огромные размеры костяного монстра позволяли не терять этот ужас из виду. В груди молодого человека поселилась черная, всепоглощающая печаль. Раскрасневшиеся от слез глаза больше не могли выдавить ни капли влаги. Из сведенного спазмами горла вырывалось лишь хриплое шипение. Клокочущая ярость рвалась из груди, но Викар крепко сцепил зубы, не позволяя стону душевной боли выдать его. Жизнь никогда не была простой и судьба не раз насмехалась над ним, но сейчас казалось, будто само дальнейшее существование утратило смысл.
Внезапно, со стороны пепелища послышался сухой перестук. Вик обернулся. Порождение темной магии, быстро семенило сквозь жирные, извивающиеся змеями, столбы черного дыма. Оно уходило. Уходило на север, оставляя за собой разоренный дом Вика, его убитых близких и чудовищную пустоту в душе молодого человека. Пустоту, которую грозило заполнить отчаяние и безысходность. А ещё, ярость, боль и холод. Рука Вика с такой силой сжала ветвь дерева, укрывавшего его все это время, что кора под его пальцами превратилась в мешанину из бурой щепы и липкого сока. Сдавленный хрип вырвался сквозь стиснутые зубы, вытекая из глотки будто болотная смола. Кто бы не стоял за этим кошмаром, он ответит за все. Парень прикрыл воспалённые глаза, слегка склонив голову и попытался унять рвущееся из груди сердце.
Чудовище уходило, а тьма все плотнее укутывала, замерший в страхе перед надвигающейся ночью, мир. Оставаться на месте было нельзя. Но и бросаться с голыми руками на тварь, стало бы самоубийством. К тому же кукловод, управляющий этим големом так и не явил себя, а значит, подобная отчаянная храбрость стала скорее бы глупостью. Неожиданно, Викар вспомнил небольшую молитву-клятву, которую случайно подслушал ещё в далеком детстве:
Пусть тьма клубиться средь камней,
И крови росчерк стыл,
Тот, кто в повинен в смерти сей,
Себя приговорил.
Кромола, Дурху, Диберан,
Укажут мести путь.
Не скрыть убийцам их следов,
Им Смерть не обмануть.
Это была одна из молитв, что тихо шептала мама, стоя перед скрытым в алькове их дома жертвенником. Вик не знал, которому из богов обращены эти слова, но он точно знал две вещи. Во-первых, мать была великой колдуньей и никогда не бросала слова на ветер. Во-вторых, он и сам не был чужд магического дара, хотя и никогда толком не пытался его развивать.
Викариан закрыл глаза и глубоко вздохнул. Сосредоточившись, он вызвал в голове образ того алтаря и попробовал вспомнить то, чему учила его мать — как концентрировать магические потоки и сплетать заклятия. Но образ черного камня рассыпался, словно песок в руках. Видение, со скользящей от навершия вниз непонятной каллиграфической вязью, постоянно ускользало, не желая никак становится четким и постоянным. А вот эфирную энергию удалось зачерпнуть с избытком, так что парня накрыло с головой и тот не упал лишь по тому, что до сих пор не отпускал измочаленную его хваткой ветвь.
Плюнув на постоянно рушащийся образ рунического камня, Вик стал расплетать тугие узлы сырой энергии, при этом читая древнюю молитву мести. С каждым словом, с каждой новой петлей, что выходила из клубка сырого эфира и обретала астральную плоть полноценного заклятия, мысли молодого человека становились все яснее, а боль и злость начали отступать.
— 'Им Смерть не обмануть...' — голос замолк и следом наступила ватная тишина. Скупой вечерний свет заволокло серым саваном, будто кто-то бросил похоронную вуаль на глаза покойнику. Ничего подобного Викариан ещё ни разу не видел. Правда и заклятий он никогда не произносил, да ещё сплетенных с такой тщательностью и ненавистью к врагу. Мягкая волна силы рванула в стороны от него, расправляя крылья темной литании.
Тварь к этому моменту уже успела преодолеть пару сотен метров и останавливаться явно не намеревалась, держа путь строго на север. Встречать ночь в лесу Викару не улыбалось, но и полу-разрушенный дом не стал бы сейчас надежным убежищем. Понимание того, что необходимо пополнить припасы и уходить во внешний мир, тяжелой ношей легло на его плечи. Но даже снова взглянуть на приколотые огромными когтями тела матери и брата он не решался. Надо идти, надо, как бы ни страшила его неизвестность и не печалила судьба его семьи.
Спуск в долину не занял много времени, тропы были хоженые и ещё до захода солнца Викар ступил на выгоревшую и растрескавшуюся от чудовищного жара землю. Пока шел, он изо всех сил пытался не смотреть на пару темных когтей, что вырастали из тел его матери и брата. Однако чем ближе подходил к побоищу, тем невыносимей становилась сама мысль, что страх перед реальностью возьмет вверх и он так и не простится с ними.
С этими мыслями он подошел к развороченной до основания стене дома. Истлевшие, почерневшие останки двери каким-то неимоверным образом болтались на последней, наполовину выдранной петле. Они жалобно поскрипывали в такт порывам горячего ветра. Викар остановился, вперив взгляд внутрь разоренного отчего дома. Наконец, набравшись смелости, он взглянул вправо, туда, где пал его брат.
Метрах в десяти лежало изуродованное, почерневшее от сажи и золы тело. Оно было пригвождено к земле чудовищным черным когтем-костью. Навершие его было криво надломано, а изнутри сочилась бурая, наполненная отвратительными комками слизь. Она стекала по стенкам когтя прямо на остывший труп. Внезапно, Викар заметил, как один такой комок лопнул, оросив мертвую плоть сотнями маленьких белесых червячков. Те, запрокинув тонкие, жало-подобные хвосты, моментально вгрызлись в развороченную грудь. Через секунду они исчезли, став одним из уже сотен пульсирующих чирьев под мертвой кожей. Ни о чем подобном он никогда раньше не слышал. А прикованный этим кошмаром взгляд продолжал ловить каждое новое 'рождение', каждую живую волну, исторгнутую на обугленную плоть Сэура.
— О, боги! — слова вырвались помимо воли Викара. Тела родных вовсе не были оставлены ему неизвестным убийцей для надлежащего погребения, а наоборот, должны были стать коварной ловушкой, если бы он прибыл сюда немного позже. Он резко обернулся к телу матери, страшась увидеть, что и она стала сосудом для этих отвратительных трупоедов. В туже секунду, он отскочил на несколько шагов назад.
Мертвая плоть брата кишела порождениями смерти и разложения, но то, что стало с его матерью, было ещё страшнее. Она менялась. Под действием темных сил её тело уже начало преображение. Конечности удлинились, ногти превратились в тонкие костяные кинжалы. Голова укрупнилась, рот превращался в пасть. Внутри неё росли огромные кривые клыки. А из-за спины уже начинали проглядывать, плотно-обтянутые побуревшей кожей, костяные остовы будущих крыльев. Существо ещё не подавало признаков жизни, но ждать пока это создание откроет свои, выпирающие из монструозного черепа, буркала, явно не стоило.
Первоначальное желание Викара, похоронить родных как подобает, исчезло без следа. Он не был трусом, но и дураком себя не считал. Пытаться сейчас извлечь когти голема, едва ли не с него самого размером, а после ещё вырыть ямы, провести ритуал погребения и засыпать землей то, во что превратились его брат и мать, было затеей явно небезопасной. Им было уже не помочь. Преображение шло очень быстро, да и ночь была уже совсем близко. Если с ним что-либо случится сейчас, то души родных навеки останутся в рабстве этого проклятия. Ему было противно от своих мыслей. Казалось, что он малодушничает, ища оправдания своему желанию бежать отсюда, бежать и не оглядываться. Но, где-то в глубине разума, он сам, вернее холодная, расчетлива, прагматичная часть его самого, одобрительно кивнула.
Нет, не сегодня. Он оплачет их после, он дойдет до Алтаря Поминовения — Бога Вечной Переправы и там, не рискуя ни своей жизнью, ни их вечным покоем, сделает все, чтобы освободить плененные души родных. Один из них как раз лежал в нескольких днях пути отсюда. По крайне мере, ему так показалось когда он наткнулся на него, изучая карты мира в Атласе Крига. Но туда нужно ещё добраться.
Глаза Викара сузились и в них блеснула искра принятого решения. Решения жесткого, но необходимого. Нужно попытаться обыскать дом в поисках оружия и провизии, а после отправляться к алтарю. Довольно кстати ему вспомнилось, что по пути туда была пара, разведанных им ранее, застав подгорного племени. План похода будто бы сам собой сложился в голове.
Викариан, наконец, оторвал взгляд от трупа матери, распятого на почерневшей от крови и копоти стены, и быстро направился внутрь дома. Переступив через порог, стараясь лишний раз не притрагиваться ни к чему, чего коснулось темно-зеленое пламя. Он огляделся: помещение превратилось в кашу из пепла, оплавленных до неузнаваемости предметов и груд изъеденного огнем хлама и шкур. Последние раньше служили крышей и покрывали стены. Ещё в нос сразу же ударило гнилостное серное зловоние. Снаружи башни дул легкий ветер, пригибавший к земле жирные тела дымных колон, разгоняя смог и едкий запах. Внутри же, смрад смерти и темной магии царствовал безгранично.
Внезапно, его взгляд зацепился за блеснувшее стальной окантовкой лезвие метательных кинжалов. Их, каким-то непостижимым образом, нашел брат через пару дней после гибели отца. Сейчас они лежали рядом с кучей опалённых шкур, а неподалеку валялся и старый серпомеч. Это была неимоверная удача. Подняв плотный ворот поддоспешника, он шагнул к кинжалам. Эта одежка была сшита матушкой в тот же месяц, когда он нашел свой кольчужный доспех и в первую же неделю до кровавых мозолей натер им все тело. Сейчас его высокий ворот по-настоящему спасал от едкого, раскаленного дыма.
Что-то хрустнуло под ногами, подняв в воздух султанчик жирного пепла. Вик бросил взгляд вниз. Он совсем забыл, что пол был выложен из досок и покоился на толстых бревенчатых балках. Ныне же эти могучие опоры представляли собой тлеющие нездоровым зеленоватым огнем головешки, готовые вот-вот рассыпаться под его ногами. А что было ещё хуже, так это то, что если пол перед дверью был более менее прочен, то вот дальняя часть дома, выгорела до самых внутренних основ. Именно там, где находился люк, ведущий в погреб, пытался спрятаться бедный Пран.
Среди обугленных половиц зияли небольшие дыры. Сквозь них, вопреки всем законам природы, выплывали толстые, с руку взрослого человека, жгуты непонятной субстанции. Эти тягучие, будто струи жидкой смолы пряди, неспешно возносились вверх, прямо сквозь отсутствующую крышу и уже там, под порывами ветра, они рассыпались песком, уносясь вдаль зелеными всполохами. Колдовской огонь изрядно поработал тут, его влияние ещё долго будет отдаваться в земле.
'А ведь снаружи ничего подобного не видно' — подумал Викар. Он понятия не имел, что бы значило все это, но глубоко внутри, чутье потомка колдуньи, настойчиво советовало хватать оружие и бежать отсюда как можно быстрее.
Причин противиться подобному позыву парень не видел. Сделав вдох, не желая случайно вдохнуть кусок парящей вокруг гадости, осторожно шагнул в сторону кинжалов и серпомеча. Его движения походили на какой-то замысловатый танец. Каждый шаг поднимал с пола фонтаны не прогоревших зеленоватых угольков. Каждое движение между струек темной патоки протянувшейся к небесам рвало их стройный поток, сразу же оседающий на одежду серым пеплом. Мысленно похвалив себя за предусмотрительно задержанное дыхание и поднятый ворот, Викар внимательно выбирал место для следующего шага. Ему совершенно не хотелось сверзиться прямо в пугающую темноту бывшего подвала. Из темных дыр на него шипели перемигивающиеся зеленые всполохи умирающего некротического огня. В их жутких отсветах ему чудились черные черепа освежёванных лиц, а пепел внизу принимал гротески-кошмарные формы.
А ещё и это он все же вынужден был признать, ему страшно не хотелось видеть, что же стало с его младшим братом. Сама мысль, что Пран, о котором он привык заботиться с самого детства, мог тоже начать преображаться, приводила его в отчаяние. Он боялся увидеть в чадящей тьме провалов нечто, подобное тому, что он узрел наверху.
— Прости Пран, прости Сэур, прости мама. Клянусь, я не оставляю ваши души на потеху тем мразям, что погубили вас! — тихий шепот и просьба прощения у погибших, как будто бы придали сил, приободрили, — но чтобы спасти вас, для начала я сам должен не сдохнуть.
