— Без всякого сомнения — Фюрер был крайне недоволен результатом действий танков герра Адерса, и категорически потребовал, чтобы танки герра Порше поступили в войска..

Особенно поле того, как его сын провел большую работу по оптимизации машины, повышению и удешевлению производства. Даже согласился любезно довести до ума наших монстриков.

— Случайно не SFL.V?

-Именно герр генерал..

— Великолепно, просто великолепно — значит, к лету можно ожидать новые танки.

— Разумеется...и говорят, — чиновник понизил голос, — какой-то сюрприз русским готовится на Центральном направлении...

Саня

Двадцать восьмого мая, празднуя по старой памяти День Пограничника, я встретился с Шестаковым и Преображенским. После обсуждения местных новостей, разговор пришел к новостям масштаба спецбригад и общих интересных тем.

-Саныч, у меня радость большая! Вместо И-185 новый полк получит ЛаГГ-7!

-А что это за зверь?

-Сегодня прибыли первые два на войсковые испытания. Планер ЛаГГ-3Т, мотор АМ-39РФ, вооружение как у поздних 3Т — большая пушка и два крупняка..

-Ого. А ЛаГГ-5?

-На него успел перейти только один завод. Движков не хватает, поэтому будет "семерка". Все АШ пошли на "сушки" и 185-е.

-А ты его в небе пробовал?

-Нет еще. Завтра первый боевой вылет. Посмотрю. Но по рассказам испытателя — зверь страшный для тех, кто по ту сторону прицела. Намного скоростнее и скороподъемее "трешки". — расхваливал Лев новый самолет.

-А у меня "восьмерки" приходить начали, — не остался в долгу Преображенский.

-Да я видел. У меня в КБ стекла дрожали, когда они на посадку заходили. А истребители?

-Полный комплект, а Илов в первом полку теперь даже сверх штата. А у тебя?

-Полностью перешел на выпуск ИС-1, по восемь штук в сутки. И один ИСУ-152. Его потащили, потому что расточка не справляется и пушек не хватает. Ну и 52-ых по восемь штук и по три корпуса без башен — заготовки под "ВЯзы".

-Немцу теперь не позавидуешь. — прокомментировал Евгений.

-Особенно если с "вязами" встретиться... — добавил Шестаков — Вон меня по ошибке обстреляли — страшно до сих пор. Хорошо с упреждением ошиблись...

Центр

Подвижная радиолокационная станция РУС-2, основа системы дальнего обнаружения противовоздушной обороны фронта, догорала, разбитая вместе с узлом связи подошедшими на бреющем бомберами. И невидящие глаза мёртвого оператора станции смотрели, как в прозрачной синеве майского утра идут чёткие девятки самолётов первого эшелона второго воздушного флота.

Немецкая разведывательно-диверсионная группа, выдавшая столь точное целеуказание, могла бы гордится собой, если бы в данный момент не пыталась стряхнуть с хвоста плотно повисших бойцов осназа НКВД...

Первый эшелон сейчас активно давит позиции зениток и аэродромы истребителей, а более удачливые группы егерей уничтожают посты ВНОС на направлении главного удара, открывая небо для люфтваффе.

Саня

С аэродрома позвонил Преображенский. Поделился новостями. Его авиагруппа получила задание обрабатывать Данциг и Варшаву каждую ночь не менее чем полком. Шестаков уже улетел куда-то со всей своей бригадой, правда самолетов у него было только на два полка и одну эскадрилью. Мехлис передал распоряжение ставки форсировать выпуск танков. Все бы ничего, но двигатели и пушки взять было просто негде. Когда я сообщил об этом, меня обматерили и повторили приказ. Связавшись с Малышевым, я выпросил еще немного моторов, правда достались М-17Т, конвертированные из поношенных авиацией М-17. Поскольку резервов для расточки дополнительных погонов не было, дополнительными стали две ИСУ-152 в сутки с бензиновыми моторами. На большее опять не хватало пушек и, теперь, КПП. Наращивать выпуск Т-52 было невозможно — его мотору замены не было. Начали просто заготавливать впрок корпуса, пока без вооружения и двигателей. Промелькнувшую мысль о спарке СМЗ-206 пресекли сразу — весь выпуск шел на СГ-122 и "ВЯЗ-2" на их базе.

Ника.

Четыре часа — это на сборы здесь, в Центре, уже переименованном пока меня не было в Училище специальных видов войск. Лететь нам предстояло сначала в Киев, в ставку Первого Украинского фронта. А потом уже с пополнением в тыл к немцам. Там же нам должны и объяснить задачу и дать все концы для связи — эта операция шла под их крышей.

У меня еще в небе испортилось окончательно настроение. Конкретная депрессия плавно переходящая в ярость от одного вида окружающих людей. В таком состоянии хорошо в рейд идти, а вот с начальством общаться — хуже не куда. Как раз перед взлетом в очередной раз поймала слоган 'бабе место на кухне' и это сыграло роль катализатора. Все мои пять мужиков сидят молча, им хватило моей полуминутной лекции на тему 'все что вы скажете, может быть использовано против вас' прочитанной в лучших традициях армии и флота. Для того, чтобы не светить мои погоны командования группой передали лейтенанту Алексееву. Тому, что со мной в Выборге был. Хороший парень. Понятливый и не суетливый. Ему дали старшего лейтенанта, а я одела погоны сержанта. В общем — связисточка. И рацию для полного счастья сунули, а награды отобрали.

В Киеве, моем родном Киеве все знакомо и неуловимо чуждо. Дома те же, улицы, люди, а души нет. Душу у города забрали — пусто. Штаб находился на Владимирской. София не светила куполами, завешанными тканями, Лавра непривычно хмурилась из-под прикрывающих ее аэростатов. Не был взорван Успенский собор украшающий собой Лаврский двор. На Лысой горе не была взята в окружение и поголовно расстреляна воздушно-десантная дивизия. Киев не был сдан. Киев жил. Но не мой Киев.

В штабе нам объявили, что придется еще сутки ждать. Чего скажите ждать? У моря погоды? Её саму, родимую. Над Ровно дожди и сильный ветер. 'Аэродром не принимает' — ждем.

Распределили. Мужиков отдельно, меня в бабскую казарму к штабным связисткам. А у тех как раз банный день. Вы были в женской бане? Мечта любого мужчины. Все фигуристые, с талиями — в двухтысяном таких будет меньшинство. Конечно, до комплекса неполноценности было еще далековато, но со своими раскаченными плечами и перекаченными мышцами я была немного 'не в теме'. Обсуждения меня проводилось на полутонах, не сильно уменьшая возможность эти обсуждения оценить по-полной. Двадцать баб на десять квадратных метров и восемь шаек. Белье с собой. У них чистое, а мне свое еще стирать пришлось. Оделась в взятую напрокат гимнастерку и юбку. Мокрое белье вывесила на веревки, а сама уселась на скамейку поджав босые ноги и вытащила из планшетки чистые листы. Мысли в голове — они всегда мысли, крутятся в самые неудобные моменты. На такой случай Ярошенко вкладывал мне в планшетку листы и карандаши — пиши мол, когда мысля умная в голову придет. Пришла — пишу. Надо же набросать теорию подготовки боевых пловцов, да и бои в ограниченном пространстве, то на чем мы чуть не прокололись в бункере. Много надо записать, а времени всегда не хватает.

— Товарищ солдат!

— А?

Поднимаю голову, стоит какой-то офицер и нагло требует от меня резвой деятельности по вскакиванию, отдачи чести и всякой армейской херни. Разбежался. Встать — это ноги в сапоги без носков, я портянки так и не научилась наматывать, гимнастерку застегивать. Скосила глаза на плечо — погон нет. Да и с мысли сбил — ну не дыбил?!

Встаю.

— Чего сидишь? Звание, подразделение?

— Э.. сержант Иванова, связист разведгруппы лейтенанта Алексеева. Вымылась, сушусь. А в чем проблема?

— Где сейчас твой Алексеев?

— А я знаю?!

— А что пишешь?

— Сказку, детям на ночь.

— Дай посмотреть...

Ага, щас! Разбежалась и дала.

— Это сказка не для таких детей как ты. А для вежливых.

— Ты мне не хами, сержант Иванова, со мной лучше по-хорошему.... А то на трое суток на гауптвахту пойдешь!

Блин! Достал. Ему еще и по-хорошему! Что прям здесь, на лавочке?

— Все вопросы к лейтенанту, товарищ капитан.

— Хорошо... я тебя запомнил.

— И хорошо, что запомнил, а то я всех вас забываю...

— Что ты сказала?

— Сказала, что память плохая. Девичья. Забываю я. Что поделать?

Сзади шаги.

— Товарищ капитан, у вас какие-то вопросы к сержанту Ивановой?

— А вам что до этого?

— Лейтенант Алексеев. Она в моем подчинении.

— Тогда у меня вопросы к вам, товарищ лейтенант. А вашей Ивановой надо научиться с офицерами разговаривать! А то я ее могу на гауптвахту отправить.

— Так точно! Извините! Женщина... что с неё возьмешь!

— В армии все солдаты, а не женщины и мужчины! Ладно, на первый раз прощаю. Но чтоб больше такого не было.

Ну, спасибо, любезный ты мой! Оттуда такие идиоты только берутся? С виду нормальные мужики, а как достебутся — то прыгаешь низко, то пердишь громко... и до всего есть дело. Ладно, замнем для ясности, товарищ капитан. Но морду твою, я очень-очень постараюсь запомнить.

Центр

В воздухе тесно и жарко. Немцы давят со страшной силой, стремясь максимально полно использовать добытое ценой потери трёх пятых от общего количества заброшенных диверсантов, преимущество.

А торопиться следовало, ибо русские, не смотря на потерю радаров, нарушенную связь и дезорганизованное стремительным продвижением немцев управление в себя приходят стремительно. И в воздухе это чувствовалось сильнее всего. Штаб ПВО показал, что и полуослепший-полуоглохший он способен причинить не мало неприятностей. Первые сутки сильно напоминали весёлые денёчки прошлого лета, когда советские ВВС действовали храбро, настойчиво и совершенно разрозненно. Но вот дальше... Оглушённая первым ударом, в условиях расползающегося фронта, система ПВО устояла, сохранив себя как единое целое. Потрёпанные в боях полки истребителей, уцелевшие зенитные батареи и самоходные скорострелки сумели наладить взаимодействие и дрались отчаянно, защищая от атак с воздуха войска, станции, дороги... Они живы, они сражаются, раз за разом заставляя пикировщики бросать бомбы абы куда, но нет силы вычистить небо. Мало, слишком мало их осталось.

...Истекая кровью, поредевший штурмовой авиаполк рвётся к цели. Отступая, наши успели подорвать мост, и теперь перед наведённой немецкими сапёрами понтонной переправой скопилось довольно много войск и техники. Шестёрка И-180 прикрытия смогла связать боем восьмёрку 'мессеров' и теперь штурмовики продираются только сквозь зенитный огонь. Но с земли стреляет всё, что может стрелять, от знаменитых '8-8' до винтовок. 20мм снаряды рикошетят от бронекорпусов 'сухих', осколки снарядов 'ахт-ахт' рвут обшивку плоскостей... Один из самолётов буквально разрезало очередью 'фирлинга', другой, после близкого разрыва снаряда, беспорядочно кувыркаясь, рушится на землю...

...Ведущий держит машину на боевом. Держит, несмотря на стремительно расширяющуюся полосу дыма за хвостом. Штурмовик без единого выстрела входит в пологое пике и... На месте 'мебельного фургона' встаёт столб дыма и пламени от наземного тарана Су-6 с полной боевой нагрузкой...

...На родной аэродром возвращаются четыре самолёта из одиннадцати вылетевших. Всё, что осталось от ещё утром полнокровного ШАП...

А-1

— Товарищ майор, вот вы где, а то уж я вас обыскался — обратился к Соджету пожилой человек с красной повязкой на рукаве. На повязке было написано 'Дежурный'.

— Ну, и зачем я вам понадобился, товарищ дежурный? — последовал логичный вопрос.

— Дык это, там вам из Москвы звонят — указал куда-то себе за спину дежурный — Сейчас перезванивать будут, так что идемте быстрее пожалуйста.

— А кто звонит-то — переспросил Олег, а про себя подумал: 'Не уж-то сам ЛПБ про меня вспомнил'.

— Вот чего не знаю, того не знаю. Мне сказали вас найти срочно — объяснял походу дела собеседник — Нам вон туда, в правую дверь. Велели разыскать, я разыскал. Мое дело маленькое. Вас сам начальник отдела НКВД вызывает. Ему позвонили из Москвы, а он уже нам в дежурку.

Здание, в которое Соджет пришел для разговора с неизвестным абонентом из Москвы, было одним из административных корпусов, и именно в нем располагались погононосители, так с чьей-то легкой руки рабочие называли сотрудников НКВД и военных. В этом здании Соджет бывал не однократно, поэтому сразу пошел в кабинет к начальнику отдела НКВД. За ним, буквально наступая ему на пятки, шел, непонятно где дежуривший дежурный.

Войдя в кабинет, Соджет как и положено поприветствовал хозяина — Здравья желаю, товарищ полковник.

— А, здравствуйте майор, здравствуйте, а мы уж вас обыскались. Садитесь, сейчас вам перезвонят.

И действительно, буквально через три, четыре минуты раздался звонок аппарата, стоявшего на столе. Полковник кивком указал Олегу на телефон, а сам вышел из кабинета, прикрыв за собой дверь

— Майор Медведь — сказал Соджет в трубку.

— Здравствуй товарищ Медведь — раздался из трубки знакомый голос — Это Гавриленко тебя беспокоит. Собирай своих людей, сегодня вечером выезжаешь в Смоленск. Документы тебе в комендатуре уже готовят, так что побыстрее собирайся и двигай на вокзал к коменданту. Он тебя и твоих ребят посадит на ближайший поезд, а в Смоленске на вокзале в комендатуре будут тебя уже ждать. Вопросы есть?

— Никак нет — ответил по уставному Соджет и тут же добавил совершенно по неуставному — Семен Владимирович, а как там дела по новой методике подготовке танкистов, про которую я вам писал?

— Нормально, уже первый набор сделали. Вот выкинешь еще один фортель, будешь там инструктором до конца войны. Все, иди собирайся, тебя уже в Смоленске ждут. Всю информацию получишь на месте.

И из трубки раздались гудки, а голова Соджета была занята мыслью о том, за каким чертом его вместе с экипажем направляют в Смоленск. Он положил трубку и вышел в коридор. Хозяин кабинета стоял около окна, курил и смотрел на заводской пейзаж. Олег чисто автоматически отметил, что полковник так расположился так, чтобы с одной стороны, не слышать разговор в кабинете, а с другой, чтобы контролировать коридор и единственный выход с этажа.

— Товарищ полковник, освобождаю ваш кабинет — он кивнул на комнату, из которой вышел — Уезжаю, так что до свиданья и спасибо за гостеприимство.

— Что ж, счастливого вам пути.

Мякишев

Капитан Мякишев негодовал. Бурлил и клокотал внутри, как двухведерный самовар. Бардак. Не армия, а черт знает что. Девица, нацепившая воинскую форму, но так и не осознавшая, что она в армии, а не с подружками в клубе. Сержант позволяет себе хамить капитану. Настроение Семен Борисычу портила еще одна мысль — то, что он сплоховал. Растерялся, потерял хватку. Не поставил по стойке смирно их обоих — и сержанта-связистку и ее лейтенанта. И что помешало? Хм... Что-то ж скребнуло тренированный глаз, сбило с обычных рельсов поведения. Какая-то ненатуральность происходящего. Служба на границе с Маньчжурией приучила обращать внимание на всякие странности — вот и теперь что-то беспокоило капитана. И в связистке самой по себе, и в этой парочке вместе — но что? Она — связистка, у лейтехи — петлицы пехотные? Мало ли, прикомандированная, не то. Какая-то несообразность. Как-то он на нее посматривал... Точно! Как будто смотрел — что можно сказать, что нет. Как на жену со скандальных характером. Ну, характер там не сахар, а вот насчет жены — увы, фамилии разные, да и вообще, не рядом оно. И сама — вроде как готова была встать, потом по знакам различия глазами пробежалась — и уселась обратно. И потом, в разговоре — глазами на плечо себе косила недоуменно. Как будто там погоны должны быть такие, что он перед ней должен отчет держать. Странно, непонятно. И что она писала? Не любовное письмо явно — выражение лица было совсем не лирическое. Может, шпионы? Идти в СМЕРШ, сообщить, проверить? А если нет? Шпионка бы наоборот, постаралась и в струнку вытянуться, и листок бы в карман сунула, где наготове другой лежит, безобидный. Нет, в СМЕРШ пока идти рано. А вот в расположение радиороты к сержанту Ивановой заглянуть надо бы, поговорить с другими радистками, выяснить, что и как. Лицо новое, незнакомое — но уж девчонки если за утро и в бане не разговорили, то к вечеру, а тем более — к утру хоть что-то выяснят. А сейчас все равно времени нету — постоянное назначение ещё не получено, вот и гоняют, то на КПП, то в патруль, как сегодня...