Балтийский фактор

После окончания допроса я приказал расстрелять паршивца, позорящего звание русского офицера.

Потом долго общался с освобождёнными нами пограничниками и солдатами 423-го полка. От них я узнал о том, что Маннергейм лично приказал расстрелять прапорщика Юшкевича и всех большевиков, которых в полку было больше ста человек. Солдаты представляли собой жалкое зрелище: их месяц держали в нетопленных помещениях, кормили отбросами, не давали воды для мытья, не выпускали на прогулки. Многие не дожили до освобождения, другие были до крайности измождены. Но почти все горели жаждой отомстить. Я уверил их, что предоставлю такую возможность всем желающим, но сначала им нужно помыться, переодеться в чистое, поесть и какое-то время отдохнуть в человеческих условиях, чтобы прийти в себя и хотя бы немного набраться сил.

В Николайштадте мы захватили огромное количество трофеев: три десятка полевых орудий, больше сотни пулемётов, десятки тысяч винтовок, много гранат и около миллиона патронов. Этого хватит, чтобы вооружить пару дивизий. А также большое количество продовольствия, обмундирования и, главное, золотой запас Финляндской республики, вывезенный белыми из Гельсингфорса.

В плен было взято больше двух тысяч человек, среди которых имелось некоторое количество финских егерей и шведских добровольцев (большую их часть перебили на рыночной площади и при попытке прорыва к железной дороге). Я пока не решил, как с ними поступить, поэтому посадил всех под арест.

Сейчас мне была жизненно необходима информация о расположении белых войск и силах, которыми они располагают. Узнать её можно было только в Сейнайоки, допросив захваченных в плен офицеров Ставки Маннергейма. Поэтому я, оставив за себя Ивана Рахья и Алекси Аалтонена, выехал в Сейнайоки на бронепоезде. В дороге наконец-то смог несколько часов поспать. Отрубился сразу, как только, не раздеваясь, прилёг на лавку. Растолкали меня уже в Сейнайоки.

Булацель времени даром не терял. После того, как полк закрепился в городе, Георгий Викторович выпустил на свободу пленных русских солдат, накормил их, дал возможность помыться и привести себя в относительный порядок. Потом рассортировал арестованных белогвардейцев, отделив от основной массы двоих офицеров, представляющих для меня особый интерес. Полковник Мартин Ветцер, командующий частично разгромленной нами группой войск области Хяме, входил в ближайшее окружение Маннергейма, являясь его другом и соратником, ещё со времён работы в Военном комитете, и вследствие этого был осведомлен о многих секретах барона. Капитан Ёсту Теслеф, ранее представлявший интересы Свинхувуда в Швеции, был поставлен Маннергеймом во главе Генерального штаба и, соответственно, обладал информацией о всех перемещениях войск, их численности и уровне подготовки.

Остальные офицеры Ставки, большая часть которых была этническими шведами, тоже представляла определённый интерес, но уже в значительно меньшей степени. С их допросом вполне можно было повременить. Разговор с подполковником Боровским — бывшим начальником приданной моей дивизии артиллерийской бригады и дезертировавшим после того, как был послан в Ставку Маннергейма в качестве парламентёра, я тоже отложил на потом. Мне очень нужны были опытные артиллеристы, но не до такой степени, чтобы брать обратно ненадёжного человека. Тем не менее, поскольку он никого не предавал, а просто самоустранился, не желая принимать участия в чужой для себя войне, пообщаться с бывшим сослуживцем следовало. Но не сейчас. Потом, когда для этого появится время.

А сегодня мне срочно нужно было поговорить с Мартином Ветцером. Именно поговорить. Наша беседа ничем не напоминала допрос. Мартин был старше меня на три года. Мы имели одинаковые воинские звания, достигнуть которых смогли, поднявшись с самых низов. Оба воевали против немцев в Великой войне. Мартин имел прекрасное образование, закончив в разное время два факультета Гельсингфорского университета. Дипломированный учитель гимнастики и бакалавр права в одном лице — весьма редкое сочетание для кадрового полковника. Мы говорили в том числе и о будущем Финляндии. Я объяснил ему, что Россия, добровольно предоставив Финляндской республике независимость, не собирается её вновь порабощать. Это было бы просто глупо. Но всегда готова её поддержать. Рассказал, что в ближайшие дни она подпишет с правительством Маннера равноправный договор о дружбе и взаимопомощи. Потом спросил, видел ли он крестьян, явившихся по объявлению о мобилизации, и, дождавшись утвердительного ответа, уточнил, что он может сказать о их состоянии и физическом развитии как профессиональный учитель гимнастики.

Мой вопрос озадачил Мартина. А я добил его, спросив, такое ли будущее он хочет для своей страны, пояснив, что если белое движение победит, то его верхушка обязательно ляжет под немцев. А те ни о каких равноправных договорах даже не задумаются. Для них Финляндия будет очередной колонией. И предложил подумать об этом. Время для этого у него будет. Сейчас его отведут в камеру и покормят. А вечером мы продолжим наш разговор.

В общем, я пока ещё не перевербовал его, но сделал в этом направлении большой первый шаг. Теперь можно было пообщаться с капитаном Ёсту Теслефом.

Это был представитель среднего класса. Из торговцев. Упрямый националист, переубеждать которого — только зря тратить время. А вот поторговаться можно. Этот язык такие, как он, понимают очень хорошо. Тут не было даже намёка на разговор на равных. Я предложил ему жизнь. В заключении, естественно, но с возможностью последующей эмиграции в Швецию. Мне взамен от него нужны подробные сведения о расположении и численности всех соединений белых войск и отдельных отрядов шюцкора. Кроме тех, что находились в Николайштадте, так как их уже не существует. Как и Маннергейма, его свиты, сенаторов и бургомистра. И сведения эти мне нужны прямо сейчас. Либо он мне их выкладывает, либо будет расстрелян. Тоже прямо сейчас.

Я был чертовски убедителен, и капитан мне поверил. Такие, как Теслеф, никогда не выбирают смерть. При всей их упёртости. Следующие два часа капитан диктовал, а я записывал. Напоследок я предупредил его, что если он хоть в чём-то меня обманул или умолчал о важной информации, то это вызовет жертвы среди красногвардейцев. И тогда я отдам его на расправу их выжившим товарищам. После этого Теслеф фонтанировал информацией ещё полчаса.

Вечером мы с Мартином Ветцером продолжили нашу беседу. Первым делом он заявил:

— Я согласен с большей частью ваших доводов. Но и вы, как русский офицер, постарайтесь понять меня. Я не могу предать тех, кто воевал под моим началом. Это противоречит моим принципам и офицерской чести.

— А я и не собираюсь склонять вас к предательству. Сам никогда не уважал тех, кто предаёт своих. Более того, вчера я приказал расстрелять русского полковника, сдавшегося немцам в плен и вставшего в войне с Россией на их сторону. Именно он готовил егерей 27-го батальона и привёз их сюда. А когда попал в плен к нам, тут же предал своих новых хозяев, выболтав всё, что знал, без всякого принуждения с нашей стороны. Но это его не спасло.

— Вы правильно с ним поступили, — согласился Ветцер. — Но что же тогда вы хотите от меня?

— Ничего такого, что повредило бы вашей стране. Я вообще не предлагаю вам воевать против своих.

— Но вы ведь зачем-то тратите на меня время. Чем я вас так заинтересовал?

— Опытом, принципами, патриотизмом, полным отсутствием снобизма.

— Возможно, хотя опыт боевых действий у меня не так уж велик. А что вам всё-таки от меня нужно?

— Ответьте для начала на мой вопрос. Только честно. Что, по вашему мнению, представляет для Финляндской республики большую опасность: Россия или Германия?

— Конечно, Германия!

— А вы согласились бы воевать с немцами, защищая от них свою страну?

— Несомненно!

— Вот именно это мне от вас и нужно на первом этапе.

— Понятно. А на втором?

— Я считаю, что после завершения гражданской войны Финляндской республике для защиты своих рубежей понадобится своя профессиональная армия. И вас я считаю одним из тех, кто справится с этой задачей всяко получше Маннергейма. Кстати, вам что-нибудь известно о его договорённостях с немцами?

— Немного. В подробности Густав меня не посвящал, но общий замысел и так понятен. Немцев в первую очередь интересуют Аландские острова. Туда они придут сразу, как только это позволит ледовая обстановка. А потом они хотят занять Гельсингфорс и крепость Свеаборг, по возможности захватив там ваши корабли, пока они ещё скованны льдом. Им нужны базы, чтобы взять под свой контроль всё Балтийское море.

— Примерно так я и предполагал. Хотите защитить от их десанта Аландские острова?

— Один?!

— Почему один? Я вам дам три батальона новобранцев. И несколько наших офицеров в качестве добровольцев.

— А я смогу привлечь к этому своих офицеров?

— Сможете, но только тех, в которых уверены. Я не хочу потом получить от них удар в спину.

— И мне не придётся воевать против своих?

— Это я вам обещаю.

— А вы уполномочены давать такие обещания?

— Да, уполномочен. Причём не только руководством Финляндской социалистической рабочей республики, но и российским.

— В таком случае, я согласен.

— Очень хорошо. Тогда сегодня переночуйте здесь под охраной. Она будет охранять вас, а не от вас, а утром я переговорю с местным руководством Красной гвардии. Вам вернут личное оружие, выпишут мандат и предоставят сопровождающих.

Теперь мне предстоял ещё один сложный разговор. Со своим бывшим подчинённым подполковником Боровским.

— Что скажешь в своё оправдание? — спросил я у подполковника.

— А что тут сказать? Признаю, не прав был. Убедил меня Маннергейм, что с Россией не воюет, поэтому просто разоружает российские части. Офицеров сразу отпускает, а солдат будет вывозить на границу. Я и решил, что возвращаться назад не имеет никакого смысла.

— Многих он уже отправил?

— Насколько я знаю, ни одного.

— А расстрелял скольких?

— Говорят, что несколько человек.

— А по моим данным — несколько сотен человек. В том числе прапорщика Юшкевича.

— Не может такого быть!

— Не просто может. Именно так и было. А остальных держали взаперти в неотапливаемых помещениях и кормили объедками с кухни. Многие умерли. Так что обманул тебя Маннергейм.

— И как мне теперь быть? Назад возьмёте?

— Дезертира? Нет, не возьму. Но и под военно-полевой суд отдавать не буду. Могу предоставить шанс искупить вину.

— Какой ещё шанс?

— Ты передал тогда, что это не твоя война. В этом я могу тебя понять. И если бы ты сказал мне об этом в лоб, я отправил бы тебя в тыл. А передавать на словах через солдата... Низко это. Ты офицер, а не красная девица, которая может свои хотелки демонстрировать. А теперь ответь мне, война с немцами — это твоя война?

— Против немцев — моя.

— В ближайшее время немцы сделают попытку высадится на Аландских островах, чтобы захватить нашу береговую позицию. Российских войск там останется немного — только добровольцы. Я отправляю им на помощь три батальона финнов под руководством полковника Ветцера. Пойдёшь с ним в качестве главного артиллериста?

— Пойду.

— Оправдаешь доверие — возьму обратно под своё начало. Нам ещё потом Россию от интервентов защищать. И уже не на дальних подступах.

— Я не подведу вас, Михаил Степанович!

— Очень надеюсь на это. Сейчас отдыхай, а утром приходи сюда, познакомлю тебя с Ветцером.

Эту ночь я спал в постели, как белый человек. А утром в Сейнайоки прибыл Адольф Петрович Тайми во главе Гельсингфорской бригады Красной гвардии. Взял он с собой больше, но один полк уже расставил гарнизонами по станциям, чтобы держать под контролем всю железнодорожную ветку.

На импровизированном совещании, которое я созвал сразу после его приезда, кроме меня, Тайми, Булацеля и Эйно Рахья, присутствовали командир Гельсингфорской бригады и два командира входящих в неё полков. Сначала я кратко обрисовал сложившуюся обстановку:

— Николайштадт находится в наших руках. Маннергейм, большая часть его свиты и сенаторы убиты. 27-й егерский батальон, шведская добровольческая бригада и большая часть гарнизона уничтожены, все остальные пленены. Захвачен золотой запас Финляндской республики. Оборону города и порта держит полк Ивана Рахья. Таким образом, группа белых войск Сатакунта, которой руководит полковник Эрнст Линдер, практически уполовинена. Я считаю, что её нужно как можно быстрее добить, чтобы освободить от белых побережье Ботнического залива. Сил для этого у нас теперь достаточно.

— А что тут в Хяме? — спросил Адольф Петрович.

— С группой войск в Хяме практически покончено. От неё остались мелкие разрозненные отряды, лишённые общего командования, и три батальона новобранцев, уже почти полностью перевербованные Эйно Рахья. Ранее командовавший этой группой полковник Мартин Ветцер перешёл на нашу сторону. Против своих он сражаться не будет, поэтому я принял решение отправить его на Аландские острова вместе с тремя батальонами новобранцев и несколькими офицерами, за которых он лично поручится. Там в ближайшее время ожидается немецкий десант. В качестве советника я отправляю с ними подполковника Боровского, который ранее возглавлял у меня артиллерийскую бригаду.

— А этому Ветцеру можно доверять? — прервал меня Тайми.

— Можно. Он будет защищать свою страну от интервентов. Я ему пообещал, что потом, когда мы очистим Финляндию от белых, вы привлечёте его к организации вашей собственной профессиональной армии. Не возражаете?

— Ни в коей мере. Нам профессионалы будут очень нужны.

— Тогда после завершения совещания я выпишу ему мандат, в котором мы оба распишемся, предоставим поезд, и пусть едут в Або. А сейчас я, с вашего позволения, продолжу. В провинции Саво располагается группировка ориентировочной численностью в десять тысяч штыков, которой командует генерал-майор Эрнст Лёфстрём. Сейчас предлагаю туда не соваться, нас слишком мало. Сначала, чтобы не дробить силы, быстро очистим западную часть страны, а потом поведём наши войска на восток и одновременно ударим парой бригад с юга. После ликвидации группы Лёфстрема ещё останется карельская группа, которой руководит капитан егерей Аарне Сихво. У него примерно восемь тысяч штыков. Для ликвидации этой группы надо будет привлечь те отряды Красной гвардии, которые базируются на Выборг. Объединёнными усилиями мы должны быстро расправиться с этой группировкой.

— И на этом наступит конец гражданской войне? — спросил Эйно Рахья.

— Да. И начнётся отражения интервенции. Немцы планируют в апреле высадить на западном побережье экспедиционный корпус. Поэтому гражданскую войну мы должны завершить до конца марта.

— Благодарю вас, Михаил Степанович, за обстоятельный доклад. Чувствуется, что вы очень хорошо подготовились, — поблагодарил меня Тайми. — А что вы предлагаете делать прямо сейчас?

— Оставляйте один полк здесь, в Сейнайоки. Пусть потихоньку прочёсывают лес и зачищают мелкие отряды шюцкора. А мы с вами забираем полк Эйно Рахья и двумя эшелонами в сопровождении бронепоезда отправляемся в Николайштадт. Оттуда вы со своим полком направитесь вдоль железной дороги на север, зачищая его вплоть до шведской границы, а Булацель со своей бригадой двинется на юг вдоль побережья Ботнического залива на Коски и Кристиненштадт, выдавливая отряды полковника Линдера к нашему фронту у Бьернеборга.