Максимовна и гуманоиды

— Угу, — промычал Семен ей на ушко и поцеловал в мочку.

— Так иди ко мне, яхонтовый мой, не томи душу, — сказала Анюта и прямо силой затянула на себя Семена.

Столица нашей Родины — Москва, Белорусский вокзал 07-04 московского времени.

Максимовна, вырвавшись из Убогого, ехала в поезде в Москву лежа на верхней полке. Она глядела в потолок и удивлялась тому, что произошло с ней за эти последние месяцы. Никак она еще не могла привыкнуть к тому, что она, прожив восемьдесят лет, вновь стала молодой и желанной. Судьба вновь ей предоставила шанс прожить новую, еще более полную и красивую жизнь. Все это настолько трогало ее за душу, что она, повернувшись на бок к стене, пустила горючую слезу. Все, что происходило с ней, как бы было вообще не с ней, а с кем-то другим, а она лишь только наблюдала за этими метаморфозами со стороны. Успокоив себя, она закрыла глаза и крепко заснула с мечтами о лучшей жизни. Сон теплой пеленой окутал ее, и под стук колес Машка увидела сновидение.

Ей снилось, будто она молодая и красивая девка, приезжает в Убогое и на глазах у всей деревни выходит из дорогой красной машины, показывая своим старым подругам, какой она стала красивой и молодой. Модные журналы пестрят от ее фотографий, а лучшие мужики столицы ходят вокруг, в надежде завладеть ее сердцем.

Саша Зек бросает к ее ногам, расписанную им в стиле Рембранта свиную шкуру, и она Мария Балалайкина, наступает на нее, словно королева Анна, покорительница северного народа великих варваров.

Поезд уносил ее вдаль и Машка абсолютно не подозревала, что уготовано ей дальнейшей судьбой...

— Москва, Москва, просыпаемся! — сквозь сон услышала Максимовна голос проводницы, — Через десять минут санитарная зона. Я закрою туалет...

Максимовна потянулась, освобождая мозг от ночных грез, и спустилась вниз. Прожив всю жизнь в деревне, она впервые ехала в столицу. Москва, как магнит манила, открывая перед ней широко распахнутые двери новых возможностей. Тут было все: деньги, слава, популярность и все то, что хочет молодая девушка на рубеже своего совершеннолетия.

Поезд медленно вкатился на Белорусский вокзал и, скрипнув чугунными башмаками, остановился. Народ выстроился в очередь к выходу. Максимовна, озираясь по сторонам, глядела в каждое окно вагона, стараясь впитать в себя, словно губка, первые впечатления от увиденного, но пока еще не было того, что могло удивить деревенскую девку.

Народ двигался по перрону сплошной стеной. Кто тянул чемоданы на колесах, кто огромные баулы, а кто просто так, как и она бежал налегке. Было зябко и все люди старались как можно быстрее окунуться в суматоху огромного города, чтобы за суетой забыть о конце января и том утреннем морозе, который обжигал лица.

Влившись в общую народную массу приехавших пассажиров, она мчалась в людском потоке словно щепка, уносимая полноводной рекой, пока не оказалась в метро.

Впервые за свои восемьдесят лет Максимовна вышла в люди. Все эти годы она провела в своей деревне и ни разу не высовывала носа дальше районного центра.

Лишь однажды много лет назад за свой каторжный труд ей довелось отдыхать на Черном море в пансионате "Колос". Партийное руководство района наградило Максимовну путевкой за внедрение изобретенной ей установки по отлову блох. В те далекие годы, когда народ не знал о существовании ядохимикатов, блох на льняных полях просто отлавливали вручную. Так вот Максимовна и придумала четырехколесную тачку с натянутым пологом, который покрывался невысыхающим клеем. Немецкий конь по кличке Геббельс тянул за собой по полю тачку, будоража цепями сидящих на молодой поросли льна зловредных и прожорливых членистоногих.

Эти твари настолько обожали молодые сочные побеги льна, что в один день, бросив своих кормильцев в виде котов, собак и прочей живности, в одночасье дикими стаями устремлялись на поля. Тут-то и начинался праздник желудка, а колхоз, проворонивший этот период халявного обжорства, почти всегда оставался без урожая столь ценной культуры. Так и тягал Геббельс по полям этот полог, к которому и прилипали эти твари, поднятые с ростков железной цепью.

Стояла Максимовна посреди огромного мраморного зала и, вращая головой, старалась предугадать направление своего движения. Мудрость и интуиция вели ее по пути к своей цели и уже к вечеру она смогла добраться до Шаболовки, где и проходил кастинг по отбору будущих звезд Российской эстрады и шоубизнеса.

Село Убогое - утро

Тем временем в покинутой ей деревне разворачивались просто детективные события.

Монгол, вдохновленный полумиллионной премией, которую обещал Зяма Наппельбаум, со своей командой отмороженных братков направлялся в Убогое. В тот миг ему казалось, что найти Машку будет легко, а еще легче будет отобрать у нее то, что гарантировало его благосостояние. Не знал Монгол, что ему на этот раз придется столкнуться не с простыми деревенскими мужиками, а с внеземным разумом.

Как и все "крутые перцы", приехал Монгол на разборки в черном внедорожнике с народным названием " Козел", который был списан военными еще в период командования маршала Малиновского. Поднимая клубы снежной пыли, перемешанной с черными выхлопными газами умирающего двигателя, Монгол не въехал, а просто влетел в деревню, чуть не столкнувшись с трактором Коли Шумахера.

— Эй ты, черт из коробочки, ты эту мочалку знаешь? — спросил наглым голосом Монгол, показывая Шумахеру фото Максимовны.

— А нявошь! Девка, чай местная! Живет тут недалече!

— Где, где она живет? — сгорая от нетерпения спросил ковбой.

— А вон та хата на краю деревни, — стал показывать Коля Шумахер, полагая, что к Машке приехали ее городские ухажеры.

Ничего не сказав, Монгол прыгнул в "Козла" и, скрипя рессорами, покатил в сторон,у указанную трактористом.

— Это кто такие? — спросил Сеня Гутенморген, щелкая семечки.

— Это... — задумался было Коля Шумахер.

— А хрен их знаеть! К Машке приехали, видать свататься будуть? Один красивый такой, что американский ковбой. Сапоги золотом шиты, шляпа во, что зонтик! Ну, прямо блин, Суппер-Пуппер из штату Калихворния! — сказал Шумахер и плюнул вслед приезжим.

— Ты давай гони к Прохору на кузню, а я за Зеком сгоняю. Ща устроим этим ковбоям пламенный прием!!! Будут знать ,как нашу Машку забижать!!!

— А что, не хай сватаютси! Нам то, что!? — сказал Шумахер, почесывая свой затылок.

— Ты, Шумахер, дурак ! Эти уроды приехали к Машке, чтоб яёный кулон с камнем отобрать. Я этого козла ковбоя, видел в райцентре, и он мне фото Машки тоже показывал. То, Колян, бормотухиная махвия!

— Махвия говоришь!?

— Махвия! — ответил Сеня Гутенморген и выплюнул шелуху от семечек на белый снег.

— Сейчас мы той махвии навалим таких звездюлей, что дорогу в Убогое забудуть на усю жизнь! — сказал Коля и рванул свой трактор так, что тот встал на дыбы на задние колеса, словно арабский скакун, пришпоренный наездником.

— Сейчас им сделаем махвию! — крикнул он из окна трактора, и помчался в кузницу к Прохору.

Осмотревшись, Сеня Гутенморген, подвернув свой овчинный кожух, помчался к Зеку, который уже с самого утра трудился в свинарнике над росписью очередного свиного стада. Выполняя заказ одного из авторитетных "олигархов", Зек, уже целую неделю под музыку Михаила Круга "Кольщик нарисуй мне купола, рядом чудотворный крест с иконами", расписывал хрюшек в уголовной тематике, аккуратно выводя тушью на откормленных свиных боках соборы и святые распятия.

Свиньи, как ни странно, обожали эти сеансы иглотерапии, так как испытывали настоящее райское наслаждение от выпитой водки, к которой они не были равнодушны, как все местные жители, да от приятных покалываний Сашкиного "станка", сделанного из старой электробритвы.

— Что за черт тебя принес? — спросил Зек, сидя верхом на пьяной свинье.

— Там, Санек, махвия бормотухиная приехала. Машку ищут и хотят яёный кулон отобрать. Говорят огромных денег стоить! Я Шумахера за Прохором послал, битву будем организовывать.

— Я, Сеня, против кровопролития... Я что, зря зону тапочками полировал? Мы ту махвию так напужаем, что они до конца жизни не очухаются. Ты пойди и сам им скажи, что Машка тут на свинарнике. А я их тут встречу, как полагается. Вон глянь, у меня "братвы" сколько. Я им такой рамс раскачаю, мама не горюй!

Сеня, вновь подвернув полы своей дубленки, помчался к Шумахеру, чтобы сказать непрошеным гостям, чтобы они искали Машку в свинарнике.

Уже через несколько минут "Козел", упершись в сугроб, замер невдалеке от местного свинокомплекса. Монгол и еще трое бормотухинских авторитетов вышли из машины, взяв с собой бутылку водки, и направились прямым ходом в свинарник, в надежде, что как раз там они и застанут врасплох свинарку Максимовну с огромным бриллиантом на шее и напоят ее водкой до беспамятства.

Первое, что бросилось им в глаза, это какой-то таинственный мужик в черном плаще, который стоял посреди этого свинарника. На его лице громоздились большие очки в роговой оправе. В руке он держал палочку и, махая ей, проговаривал:

— Мгодиум инсектру патронум! Мгодиум инспектру патронум! Трах тибидох!!!

— Босс, это кто? — спросил один из бормотухинских мафиози, показывая на Зека пальцем.

— Я так понимаю, это местный Гарри Поттер! Сейчас мы у него узнаем, где эта швабра с бруликом, — спокойно сказал Монгол, не зная какое представление сейчас разыграется.

— Эй ты, Гарри Порттер, где нам эту бабу найти!?

Сашка Зек сквозь замазанные свиными испражнениями очки взглянул на фото и, сделав суровое лицо, спокойно сказал:

— Её, мужики, вчера "братва" из Пскова искала! Только у них ни хрена не получилось!

— И что? — спросил Монгол, закуривая сигару.

— Я их усих в свиней превратил! Вот уже целые сутки волшебной палочкой махаю, а обратно в людей ну никак не могу. Что-то не получается!!! Может вы поможете!?

— Да что ты, убогий, гонишь? Да я сейчас тебе... — не успел сказать Монгол, как Сашка Зек взмахнул палкой и зычным голосом пролепетал заклинание:

— Вингардиум лови-осса! Вингардиум лови-осса! Ахалай-махалай!!!

— Ваша водка, бродяги, стухла и превратилась в кошачье дерьмо! — сказал Зек, зная особенности местной аномальной зоны.

— Ха-ха-ха!

— Да что, Монгол, что он такое трет!? — спросил один из мафиози, который в руках держал бутылку для оплаты услуг свинаря в поисках Машки, — Дай я ему по его окулярам ввалю! Будет знать, как нас дурачить!

— А ты, босяк, попробуй, попробуй свою водку — сказал Зек и вновь захохотал ужасным дьявольским голосом, — Ха-ха-ха!

Мафиози открутил пробку и ради любопытства опрокинул бутылку в рот. Мгновенно он выплюнул содержимое и заорал на весть свинарник так, что даже свиньи, сидящие в клетях, неистово завизжали от страха и гулко затопали копытами по деревянному настилу.

— Стухла, сука! Правда, Босс, она стухла! На, сам попробуй!

— Не гони беса, Кучерявый! Водка стухнуть не может, — сказал ковбой и, взяв бутылку присосался к ней, словно к груди матери.

В тот момент зловонная жидкость с запахом кошачьего дерьма ворвалась ему в рот. Монгол, раздув щеки, словно жаба, мгновенно выплюнул эту гадость, будто из распылителя. Ошибкой бандита было то, что остатки водки он тут же вылил из бутылки на пол. Приученные к алкоголю свиньи, почуяв знакомый запах, оживились, и от нетерпения сталикопытами карабкаться на деревянные перегородки.

Зек спокойно, как ни в чем небывало, открыл клети, и разрисованные в блатном боди-арт стиле свиньи гурьбой бросились в проход на запах алкоголя, не обращая никакого внимания на городских гостей.

— Босс, глянь и вправду братва! — крикнул один из приятелей Монгола, — Валим отсюда, пока этот придурок нас тоже в свиней не превратил!

Бормотухинские мафиози бросились из свинарника вон, оставив своего главаря на произвол судьбы. Монгол, оцепеневший от увиденного, так и остался стоять на одном месте. Он замер, словно в эту долю секунды был парализован ударом электрического тока. Татуированные, словно воры на сходняке свиньи, хрюкая и визжа от предвкушения благодати, сбили его с ног и стали вылизывать пролитую им водку, как лижут коты капли валерианы.

Испачканный с ног до головы свиными фекальными массами и потоптанный копытами, Монгол в страхе выполз на карачках из свинарника и, спотыкаясь, бросился к отъезжающему "Козлу".

Открыв дверь, он влетел в машину, стряхивая с себя остатки навоза.

— Ты видал!? Ты видал, что, тварь, делает? Братву в свиней превратить, — сказал Кучерявый, как бы оправдываясь за свое позорное бегство.

— Давай, жми железку! Поедем к фотоаппаратчику и навалим за то, что подписал на это дело областных пацанов. Видно, сука, работает на два фронта? Ох, не люблю я этих иудеев. Ох, не люблю! Я, пацаны, хоть и не антисемит, но никогда не прощу им, гадам, распятого Христа.

— Так Христос был тоже иудей, — сказал Кучерявый, вращая "баранку".

— Дурак ты! Христос, был нашим пацаном, русским! Он там от Ваньки Грозного прятался!

— А может, Босс, тот Поттер, блефовал? — спросил один из бандитов, — Может это и не братва вовсе, а настоящие свиньи?

— А, ты, сходи, проверь, может к вечеру и ты будешь хрюкать? — сказал Монгол, закуривая новую сигару.

— Я, пацаны, точно такие татушки у братков из области видел, на сходняке! Век мне воли не видать! Может, Кучерявый, скажешь, что и водка стухла еще в магазине?

— Да, водка стухнуть точно не может! Значит не блефовал тот Поттер, — сказал Кучерявый, задумавшись своим мозгом.

Дальше ехали молча. Хоть и пахло от Босса не цветочным ароматом, а дерьмом, никто не хотел гневить Монгола, который и так был взбешен. Желание заработать полмиллиона долларов хоть и осталось где-то в сознании Монгола, но увиденное своими глазами волшебство, словно шлагбаум перекрывал путь к достижению этого интереса.

Москва Телецент "Останкино" — где то утром или вечером.

Уже неделю, как Максимовна приехала в Москву. Первые пробы кастинга на "Комбинат шоу звезд" не дали ей ответа о наличии у нее таланта эстрадной певицы, но она не терялась. Зная о свойствах своего чудодейственного амулета, решилась Машка на самый отчаянный шаг. Где-то в кулуарах Останкинского телецентра, она, как бы случайно оказалась в лифте с продюсером этого проекта Аллой Борисовной Пугачевой. Прима Российской эстрады была дамой не первой свежести, но всегда старалась выглядеть по стать более юным дарованиям. Куча косметических операций, личные стилисты и стоматологи, делали все, чтобы хоть как-то поддержать ее увядающий организм. Машка знала, что ее камень сможет в течение недели лет на пятнадцать омолодить увядающую приму и этот факт мог гарантировать ей старт в новую жизнь московской элиты.

Выкатив наружу свой бюст, Максимовна, как бы промежду прочим, обнажила висящий на груди амулет с камнем "вечной молодости". Неловко повернувшись, она специально выпустила из рук папку с портфолио, и глянцевые фотографии скользнули на пол под ноги приме.