Дом

— Меня зовут Павел, я журналист "Советской Сибири". — первое, что пришло в голову. Не представляться же охотником за привидениями. А так, журналист на задании. Звучит убедительно.

— Очень приятно, Павел.

— Я пишу небольшой очерк о жизни "Юбилейного", вот и заинтересовался вашим двориком. Прямо напротив вас, ведь, стоит готовящийся к сносу дом?..

— Да.

— Вы знаете, о нем ходят очень интересные слухи.... — Паша затаил дыхание. Удочка заброшена, теперь нужно ждать клева. Клюнет, или нет.

— Какие, например?

— Ну, например, что там погибла целая семья от отравления, и что чем они отравились — никто понятия не имеет. — это была уже больше, чем удочка. Это спининг с радиолокационным крючком.

— Вовсе нет. Все живы остались, кроме одной девочки, царствие ей небесное. Даже не помню, как ее звали.... Да и отравилась-то, если что, большая часть дома. Его тогда и решили сносить — мол, все системы ветхие до невозможности, вот где-то и произошла поломка. Водопроводные трубы лопнули, что ли, и питьевая вода смешалась с какой-то гадостью. Вот народ и сселили. По весне это было, в апреле, что ли.

— А пожар в нем когда случился, вы не помните?

— Ну, пожаром-то это назвать нельзя. Так, чердак чуток прогорел, как я видела. У меня, вообще-то, окна на другую сторону выходят, так что самого пожара я не видела.

— Он случился уже после съезда жильцов?

— Да. Ночью на девятое мая. Уж не знаю, что там происходило... Может бомжи что-то забыли, может ребятня баловалась.... Хотя, после того, как там шестеро детишек задохнулись, малышня туда не очень-то совалась.

— Задохнулись? — Паша сжал телефонную трубку так крепко, что побелели костяшки пальцев. "Шестеро, плюс та девочка, Таня.... Семеро! Семь портретов было вокруг девочки в центре..." — То есть, как, задохнулись?

— Ну, молодой человек, тут вы уже опоздали. Об этом статья в "Комсомолке" была.

— Не припоминаю. Да и вообще, я этой темой заинтересовался совсем недавно, так что, ранних публикаций мог и не видеть. Вы не расскажете мне, о чем там писали?

— Ну... — женщина ненадолго замолчала, то ли вспоминая давно прошедшие события, то ли просто набивая себе цену перед "журналистом", — Я обо всем этом тоже знаю лишь из газетной статьи, да из сплетен, что слышу у подъезда. В общем, как-то, ближе к вечеру, шестеро детишек забрались в этот дом. Еще не горевший, но уже готовый к сносу. Их родители об этом, наверное, знали, но не пытались помешать их собраниям. Дом казался всем безопасным, не то, что сейчас, когда он выглядит так, словно готов вот-вот обрушиться.... Наверное, я все-таки умалили значение того пожара.... Ну так вот, собирались они там, наверное, частенько, и вроде неплохие ребята были. Кому десять лет, кому двенадцать.... Самому старшему в этой компании едва стукнуло четырнадцать. Этакий ребенок из неблагополучной семьи. Он уже даже на учете в детской комнате милиции постоять успел, так что, не удивительно, что именно он принес в тот вечер пару тюбиков с моментом, да несколько целлофановых пакетов. Попробовать.... Они и попробовали! Пятеро мальчишек, и одна девчонка с ними.

— И что? — с замиранием сердца спросил Паша. Он уже знал ответ. Он видел их лица на фанерной дощечке.

— Они все умерли! — сначала он даже не понял, что слышит голос не из телефонной трубки. Эти слова произнесла стоявшая рядом с ним Мина.

— Они все умерли. — ответила женщина на том конце провода.

— Задохнулись в пакетах, задремав от паром клея. — добавила Мина.

— Задохнулись в пакетах, задремав от паром клея.

Паша недоуменно смотрел на нее.

— Грустная история, но, увы, довольно частая в этой стране.

— Грустная история, но, увы, довольно частая в этой стране.

По Пашиной спине пробежал холодок, скрывшийся на затылке, заставив волосы подняться дыбом, словно уступая ему дорогу.

— Руфина Ивановна, — произнес он дрожащими губами, — Подождите, пожалуйста, одну минуточку. Хорошо?

Прикрыв трубку ладонью он вновь повернулся к Мине.

— Что это значит? — спросил он. — Как ты можешь знать, что она ответит мне?

Вместо ответа Мина просто протянула ему фанерку с портретами.

"Мертвых" лиц на ней прибавилось. Место рядом Сергеем заняло еще одно проявляющееся на глазах лицо. Не видны были лишь глаза человека, но определить черты лица уже было возможно. Пожилая женщина с закрученной бигуди прической....

— Это она? — прошептал Паша, и Мина кивнула. — Но откуда ты это знаешь.

— ОН сейчас рядом с ней. Видит, слышит и чувствует ее. Готовится нанести удар. Амулет слышит ЕГО. Я слышу амулет. Он говорит со мной.

— Руфина Ивановна! — Паша вновь поднес трубку к лицу. Нет ответа...

— Поздно! — прошептала Мина, глядя на дощечку. — Она ушла к НЕМУ!

— Руфина Ивановна! — Паша сорвался на крик.

— Да, молодой человек.

Холодный ком, опустившийся на сердце, разом потеплел, давая ему возможность снова биться в нормальном ритме.

— Слава Богу! Руфина Ивановна. Я должен сказать вам кое-что важное. Вы только выслушайте меня, не сочтите за сумасшедшего.

— Говорите, Павел, мы вас слушаем.

Мина села на диван, закрыв лицо руками и тихо всхлипывая.

— Вы должны немедленно уйти из дома. Пойдите к соседям, к друзьям, куда угодно, только не оставайтесь одна! Я потом вам все объясню. А сейчас, пожалуйста, только не оставайтесь одна!

— А я и так не одна. Нас здесь много.

Паша не сразу обратил внимание на изменившийся тембр голоса собеседницы. Не сразу заметил слова, сказанные тихим заговорщическим тоном. Вообще не задумался, кто это "мы" его слушают, и кого это, "нас" там много.

— Тогда просто закройте окна и двери, и будьте поближе к другим людям. Они ваши родственники?

— Ты что, еще не понял? — подала голос Мина, — Она уже мертва!

— Что?... — он повернулся к ней, но голос, зазвучавший, словно бы не в трубке, а совсем рядом, не дал ему сказать ей больше ни слова.

— Нет, Павел, они мне не родственники. И даже не друзья. Они просто такие же мертвецы, как и я!

— Что?...

— Вы что, не расслышали меня, молодой человек, — в голосе женщины зазвучали жуткие иронические нотки, — Мы все здесь мертвы.

Мертвы, и ждем вас!

Вас, с вашей милой девушкой!

Приходите, и тогда вы сможете рассказать мне все, что хотели. Вам сказать адрес, или вы и так его знаете? Пустующий дом....

Приходите, и мы поговорим.

Приходите, а главное, приносите то, что вы посмели взять! Тогда мы поговорим!

Иначе разговора не будет!

Иначе я просто убью вас!

И я не обещаю, что сделаю это так же быстро, как с этой милой старушкой!

Паша бросил трубку на аппарат с такой силой, что непрочный пластик треснул по всей ее длине.

— Он не перестанет убивать. — произнесла Мина, и голос ее, исходящий из-за скрывающих лицо ладоней, звучал глухо и безжизненно, — Если раньше он делал это из лишь из необходимости, питая себя, то теперь он делает это просто так. Он находит в этом некое удовольствие! Если раньше ему нужны были лишь люди, обладающие большим реном, то теперь он убивает просто так, ради какой-то, одному ему понятной игры.

— Теперь я верю. — после недолгого молчания сказал Паша, — Прости, что отказался верить раньше.

— Поздно сожалеть об этом. Теперь вопрос стоит очень просто: Он нас, или мы его?

— Что говорит тебе амулет?

— Говорит, что мы должны убить это существо.

— Как это сделать?

— Тебе виднее. — Мина позволила себе легкую вымученную улыбку, — Амулет говорит, что мужчины во все века были мастерами по части убийств. Область женщины — лишь интриги, так что, тут мы с ней тебе не помошники.

— С ней? — удивленно воскликнул Паша, — В нашем полку прибыло, или как?

Теперь улыбка Мины выглядела вполне естественной.

— Так ты еще не понял, что это такое? — она протянула ему амулет, и Паша инстинктивно отпрянул назад, все еще не доверяя этому сплетению нитей, увешанному бисером, вовлекшему их во все это.

— Да возьми же ты его в руки! Быть может, тогда ты поймешь.

Нехотя Паша протянул руки к амулету. Прикоснулся к нему пальцами, словно ожидая удара током, и лишь затем рискнув взять его в ладони.

— Чувствуешь? — спросила Мина.

Да, он чувствовал. Ощущал, как по рукам разливается доброе тепло, испускаемое амулетом. Ощущал, как уходит прочно обосновавшийся в душе страх перед неведомым... Его наполняло ощущение безграничной теплоты, проистекающей из лежащего у него на руках амулета, и Паша гадал, почему же он не ощутил этого в тот миг, когда впервые прикоснулся к нему.

И вдруг, на короткое мгновение, все изменилось. Тепло, которое дарил амулет, исчезло, словно бы разом втянувшись обратно. И Паша ощутил, как амулет уже не дарует ему свое тепло, а забирает его собственное. Его энергию. Его душу. Его рен!

Мгновение спустя амулет вновь засветился добрым теплом, но Паша уже не мог забыть ощущения близости той затягивающей воронки, что хотела поглотить его. Это было все равно, что взять на руки своего новорожденного сына, и, любуясь его по-детски невинным личиком, вдруг понять, что малыш мертв. Не умер, а мертв! Всегда был мертв. Холоден, словно лед, и твое тепло, которое ты хочешь подарить ему, уходит в эту мертвую пустоту.

Но амулет был живым, не смотря на то, что нечто, живущее на дне этой затягивающей воронки, пытается убить его. Умертвить. Сделать холодным, как пустота Вселенной.

Он протянул его Мине, испытав неимоверное облегчение, когда амулет покинул его ладони.

— Ты все время чувствуешь это? — спросил он.

— Чувствую что?

— Эти перепады.... Когда он то дает силу, то отнимает ее.

— Можно сказать, что все время. С сегодняшнего дня он начал говорить со мной, как с равным.

— Как ты это выносишь?

Мина вздрогнула, видимо, вспомнив это ощущение мертвого ребенка у тебя на руках.

— Выношу. — коротко ответила она. — Приходится выносить. Но все равно, он дает несравненно больше, чем дом забирает с его помощью.

— Что он такое? — спросил Паша, — Почему он такой, какой он есть? Что такое рен? Я чувствую это, но не могу понять.... Не могу ухватить сути. И почему ты говорила о нем, как о ней?

— Значит, ты не понял? — грустно спросила Мина, поглаживая рукой амулет. — Рен — это ты сам. Наверное, поэтому ты и не можешь осознать этого, дать рену определение. Рен — это душа. Это то, что наполняет тебя. У одних людей его больше, у других — меньше. Вот у Насти было много...

— У Насти.... — произнес Паша, озаренный смутной догадкой, никак не желающей обретать форму. — Так он?...

— Это она... — закончила Мина. — Амулет стал вместилищем ее рена. Ее новым воплощением, реинкарнацией. Ее дорогой с того света обратно в этот, и, в то же время, ее тюрьмой. Дом подчинил ее себе, используя ее рен для подпитывания своего.

— И амулет стал работать в обратную сторону. Как термос, которому все равно, какую воды ты в него заливаешь. Она хотела дарить всем тепло рая, а дом же заставил ее затягивать тепло в ледяной ад.

— Примерно так, — кивнула Мина.

— Забавно, я никогда и не верил в то, что ад полон огня. Мне всегда казалось, что он ледяной. Холодный и пустой. Этакое место, где температура всегда равна абсолютному нулю, и никакое движение, никакая жизнь там, в принципе, невозможна.

— Я спрашивала ее, каков рай, — сказала Мина, — Но она не ответила мне. Говорит, что я увижу это сама.

Паша задумался на секунду, обдумывая услышанное.

— Хорошо, — сказал он, наконец, — А Сергей? Водитель мотоцикла? При чем тут он?

— Его рен был поглощен домом, но для этого он сначала должен был пройти через амулет. Так было со всеми, кто умирал по его воле. Частичка их все же оставалась в амулете, что и позволяло ему до сих пор бороться с домом. Удерживать нейтралитет. Сергей пытался помочь нам, так же действуя через амулет.

Дом не может уничтожить амулет, так как он подпитывается его силой, и, фактически, живет, растворившись в нем. Живет, заставляя Настю пожирать, а не светить. Она же не может уйти, потому что тогда души погибших так и не обретут покой, оставшись под властью дома. Он не отпустит их.

— Нужно разрушить дом. Поджечь его, например.

— Пожалуй, что именно это и нужно.

Паша умолк, глубоко задумавшись. Поджечь дом. Казалось бы, все просто. Канистра бензина, "коктейль Молотова", брошенный через окно. Разумеется, это уже статья, которая потянет лет на десять, но... Его волновало не это. Если сделать все грамотно, засветившись по минимуму, не больше, чем нужно, то никто и никогда не найдет ниточки, ведущей к ним. Мало ли, какая шпана подожгла заброшенный дом.

Опасности для людей тоже никакой — вряд ли огонь сумеет перекинуться на ближайшие строения, да и пожарные не станут терять времени зря. Но какую ловушку приготовит им сам дом?

— Мина, — спросил он, наконец, — А это существо, Дом.... Он может слышать нас с тобой, как слышал ту старушку? Проникнуть в наши мысли?

Мина ответила не сразу, видимо, вслушиваясь в ответ амулета.

— В принципе, да, но амулет сделает все, чтобы помешать ему.

— Почему ты зовешь его амулетом? У нее, ведь, есть имя.

Мина рассмеялась, но как-то тоскливо и отрешенно.

— Глупенький. Разве можно называть собакой кошку, бывшую когда-то собакой? Амулет — это амулет. Он живет, чувствует и, в отличие от многих, помнит! Помнит, кем он был раньше. Но не смотря на это, амулет — это лишь амулет, пусть и впитавший в себя рен Насти. Девочка умерла, как и еще девять... уже десять, считая твою знакомую бабушку, людей.

Паша умолк, пытаясь осознать сказанное Миной и, чисто интуитивно, представить, какового это, быть одним, осознавая себя совсем другим.

— Мина.... А ведь дом уже горел. Сразу после смерти там шестерых подростков. Его тоже, наверное, кто-то поджег.

И снова долгая пауза перед ответом.

— Его пытались поджечь они сами. Души, заточенные в доме и амулете. Собрали силы в одну точку и воспламенили бумагу на чердаке. Но огонь не успел распространиться — дом вовремя позвал на помощь, манипулируя живущими по соседству людьми. Пожар быстро потушили, так что ОН пострадал не очень сильно.

— Почему бы им не сделать этого еще раз? Не поджечь дом самим?

— По многим причинам. — Мина смотрела на него укоризненно, — И одна из них — то, что дом жестоко накажет их за неповиновение. Так уже было однажды....

В задумчивости Паша направился в ванную, намереваясь попить воды, и опомнился лишь, когда прозрачная жидкость полилась в подставленные ладони.

"Опасно пить воду из-под крана. ОН может добавить в нее всего, что угодно. Черт! Так дальше не может продолжаться!"

Он прошел на кухню и, сполоснув стакан, налил в него "Чистой воды" из бутылки".