Атолл

Миа. Большей паскудницы я за всю жизнь не встречал. А может у неё и вправду какая психологическая хрень? Только за что именно мне с этой хренью разбираться? Хватит, был уже женат — хватило. Знаем мы вашу, женскую натуру. И любовь до гроба и без гроба, но с рюречками.

Но в Мие что-то было. Если обычные девушки поступали, вначале давя на нежные чувства, а потом избавлялись грубыми, то она приняла меня грубыми, а прощалась нежными. Нет. Ни хрена я в девушках не разбираюсь. А раз нет — то и нечего морочить себе голову.

Не слишком то и благородно оставлять меня ночевать на этом уступе. Хотя, возможно она лишь разыграла этот ход — до темноты поднять меня она всё равно бы не успела, а так и меня, мол, проучила, и рисковать мной не стала.

Ночевать на уступе было не слишком то и комфортно — особенно этому способствовал открытый зев пещеры, который только нагонял страху. Ещё не успело рассвести, как краем уха я уловил движение каната. А значит, Миа не выдержала, и решила начать спасательную операцию, как можно раньше. Переживала, видать, всю ночь.

Подъем больших хлопот не доставил. Я, обвязавшись с ног до головы канатом, привязанному к тросу с лебёдкой, раскачивался и отдыхал всё то время, что понадобилось Мие для поднятия меня на такую высоту. Потом мне ждать попросту надоело и, когда я преодолел высоту, где трос шёл впритирку со скалой, взял инициативу в свои руки, упёрся ногами в камень, и выбрался самостоятельно.

— Ну и куда мы прячем свои подлые глазки? — уставился на Мию я.

— Забудем, — так вот просто отмахнулась она, — какие наши дальнейшие планы?

— Ладно, — согласился я, — для начала надо запастись едой. Нам придётся много подежурить. С тебя птицы, а с меня рыбы. Ну или другая нечисть, что водится в Верхнем.

До вечера я поймал двух крабов и трёх увесистых рыбин, названия которых я не знал. Пропитание я не умерществлял, а привязал шнуром к рифу и пустил в озеро. Птиц мы зажарили.

— Итак, — произнёс я, когда следующим утром мы стояли над 'отхожей полянкой', — мы имеем опыт ловли петлёй птиц — у нас уже очень неплохо получается данный вид охоты. Чем рептилия отличается от птицы? Правильно — габаритами! Но у нас и верёвочка теперь покруче. А поскольку гадят они строго в одном месте, потом, выгребая экскременты в сторону, то проблему поимки рептилий я не вижу.

— Я вижу проблему в том, как разложить петлю, — Миа догадалась о моих планах и сейчас наблюдала, как из металлического троса я мастерю петлю.

— Сначала я хотел попробовать петлю закинуть с обрыва. Но, думаю, это слишком рискованно. Если с первого раза петлю затянуть удачно не получится, может сдаться, что рептилии сообразят, что к чему, и больше на такую ловушку не купятся. Придётся спускаться вниз. Слава богу, это можно сделать не отходя от кассы — ведь теперь у нас есть канат.

Риск, конечное был, и я это прекрасно понимал, когда спускался по канату. Упорно казалось, что из густого кустарника на тебя кто-то смотрит. Однако, всё обошлось — я удачно разложил петлю и поднялся наверх. Другой конец троса мы прикрепили к толстому коралловому наросту, выходящего прямо из земли наверху. Оставалось только ждать.

Мие пришлось взять на себя роль повара и охотника, а я лежал на солнышке и посматривал за полянкой. Вечером я понял, что в мой план вкралась ошибка. А что если рептилию припрёт именно ночью, когда вообще ничего не видно. Ведь я не наблюдал за полянкой по ночам и совершенно неизвестно, есть ли для хищников разница между днём и ночью.

Рептилия пришла через три дня. Рано утром. Точнее, пришёл, так как это был Самец. Меня он увидел сразу, но к моему присутствию отнёсся абсолютно равнодушно. Зыркнул, развернулся ко мне спиной, и принялся за свои дела. Двумя задними лапами он стал по самому центру петли.

Я глубоко вздохнул, даже перекрестился, и с силой дёрнул за трос. Петля стянулась, обхватывая зразу две лапы, а я заработал лебёдкой так быстро, как только мог. Самец несколько недоумённо посмотрел на трос, потом на меня, но процесс испражнения не прекратил — не придал происходившему какого-либо важного значения.

Тем временем трос достаточно сильно укоротился, чтобы начать потихоньку двигать саму рептилию. Тут до Самца дошло, что что-то происходит не так, и он будто взорвался, оттолкнулся задними лапами от земли, пытаясь отпрыгнуть с опасного участка земли. Трос от этого стянул задние лапы ещё сильнее, а Самец, взлетев в воздух на несколько метров, тяжело рухнул на грунт.

Раньше я никогда рептилий в такой ярости не видел. Поглощали они своих жертв тихо и культурно, разве что поиздеваться могла. Сейчас же на беснующегося зверя без содрогания смотреть было невозможно. Дерьмо от полянки долетало даже до меня, а окружающие кусты покрылись равномерным толстым слоем испражнений. Извиваясь всем телом, махая головой, хвостом и передними лапами, Самцу всё-таки удалось освободить одну лапу. На душе у меня похолодело. Догадайся он сейчас подойти к самому уступу, чтобы натяжение троса исчезло, и хорошо помахать лапой, он бы без труда освободился.

Но рептилию сгубила ярость. Рыча и ревя, он со всех сил рвался против того направления, куда вытягивал его я.

Работая лебёдкой, я совсем не заметил, что на крики прибежала Миа, которая с утра ушла на рыбалку.

— Вот это силища, — восторженно произнесла она, глядя на беснующуюся рептилию.

— Я вот и боюсь, — задыхаясь, произнёс я, что не выдержит каменное основание, за которое крепится трос. За сам трос я не боюсь — он и для больших нагрузок предназначен.

— А вот и дама проснулась, — Миа указала на заросли кустарника. Среди зелени будто торпеда, только листочки и веточки во все стороны летели, на помощь Самцу бежала Самка. Самец, увидев её, внезапно успокоился. Нога его, к тому моменту, задиралась вверх на скалу. Самка мгновенно оценила ситуацию, подбежала, прежде всего, к петле, помызгала её зубами, после чего прислонилась лбом к голове Самца, и оба они застыли.

— Похоже, они общаются. — выдвинула версию Миа.

Мне было не до версий. Мне всё это не нравилось. Пот заливал глаза, но я даже его не вытирал, а качал рычаг лебёдки.

Рептилии, наконец, перестали 'разговаривать', и Самец начал пытаться подтянуться на подвешенной лапе, но ему мешала скала и его же большой вес.

— Неужели он догадался, что петлю можно ослабить!? — в ужасе произнёс я.

— Не, — сказала Миа. — Сам — не догадался. Ему Самка подсказала.

Впрочем, уже было поздно. Самец мало того, что выбился из сил, так уже и попросту висел в воздухе, подвешенный за лапу. Физиологически он, вероятно, не мог поднять свой вес выше её.

Он уже не бился в истерике — только злобно урчал, свесив вниз голову.

— Ну что? — крикнул ему я, — голова не кружится?

На меня, вдруг, уставилась Самка. Молящими глазами.

Говорят, крокодилы плачут не из-за того, что сантиментальны и ранимы — так они избавляются от избытков солей в организме. Самка же плакала совсем не из-за солей. Так, пристально на меня глядя, она просидела минут пять, пока не поняла, что на жалость её я не куплюсь. Потом в её взгляде что-то резко изменилось в весьма злобную и нехорошую сторону. Рептилия фыркнула и скрылась в кустарнике.

— Она тебя за всё это никогда не простит, — Миа рассматривала тоскливо висящего Самца.

— Больно нужно мне её прощение, — брезгливо сморщился я.

— Мне кажется, что она уже в такую ловушку не попадётся. Больно умная.

— С этим мы потом разберёмся. Я боюсь, что она Самца как-нибудь постарается освободить.

— Каким образом? Освободить его можно только опустив трос, а сделать это можно только сверху. Повесит пару дней, и здохнет от голода и жажды.

Самка пришла в этот же день вечером. В зубах она держала здоровенную рыбину килограмм на пятнадцать.

— Ты смотри, — мы не рискнули в этот день уйти с этого места, чтобы, так сказать, проконтролировать весь процесс, — у них отношения, как у нас с тобой. Она еду приносит, она, вон, на крик прибежала тогда. Как и ты.

Самка потянула рыбину к Самцу.

— Надо разнообразить ей процесс кормления, — Миа выискала на земле приличных размеров булыжник, и кинула в рептилию, но промахнулась. — так она вскармливать его может вечно.

Однако всё оказалось куда прозаичнее. Видно анатомия рептилий была такова, что пищу они могли проталкивать в себя как угодно, но только не вниз головой. Больше часа Самка пыталась скормить рыбину супругу — он старался, как мог, но рыба вываливалась из его пасти.

В конце концов, отчаявшись, Самка легла брюхом на землю и тихо заскулила.

Мы не знали, когда Самец здохнет. Опустим так трос, а он оживёт. Так что пусть повисит. Самка не отходила он него ни на шаг. Трое суток спустя, когда я заглянул на 'отхожую полянку', Самки не было.

Конечное, Самка могла схитрить, чтобы вынудить меня опустить трос, но даже визуально глядя на Самца было хорошо видно, что он мёртв. Жаркое солнце быстро выпарило из него влагу, а нахождение в перевёрнутом состоянии трое суток не сказалось положительно на здоровье. Трос, тем не менее, я не отцеплял. Мне он пока не нужен, а Самец пусть повисит. Пока не завоняет.

В этот же день мы заметили изменения на острове. Самка не вышла на дежурство. Учитывая, что рептилии друг друга сменяли, а теперь осталась она одна — это не удивительно.

— Главное, чтобы Самец не успел её обрюхатить, — говорила Миа. — Может она сейчас на яйцах сидит. Тогда все наши усилия коту под хвост.

Кота, кстати, Миа полюбила. Ра сейчас сидел у неё на коленях.

Самец завонял уже на четвёртый день. Избавиться от него оказалось не просто. Я поднял его лебёдкой до края уступа, где лапа рептилии переломилась, тело же по-прежнему висело. Но отрезать лапу было нечем — эмблема и заточенные ключи помогали слабо. Потом до меня дошло, что достаточно просто-напросто отстегнуть карабин...

Прошло больше недели, а Самки мы так нигде и не увидели.

— Может она закончила жизнь самоубийством? — тупо предположил я, когда мы с Миа сидели на моём любимом валуне, рассматривая пляж Нижнего озера.

— Это каким образом? — возмутилась Миа, — таблеток наглоталась или вены перерезала?

— Но куда-то она исчезла!

— Здесь некуда исчезнуть.

— Знаешь, — вспомнил я, — у собак были такие случаи, когда после смерти хозяина, собака впадала в депрессию, ничего не ела, и, в конце концов, умирала.

— Ты надеешься на это же?

Внимание моё привлекло какое-то движение на пляже.

Кто-то беспечно гонял небольшого краба по берегу Нижнего озера. Я внимательно присмотрелся — это оказался мой кот...

— Ты это видишь? — толкнул я Мию локтём в бок, — похоже, котик ужен ничего внизу не боится.

— А ты считаешь, что это говорит об отсутствии Самки?

— Более, чем уверен. Когда Самец был ещё жив, а Ра дорогу на верх ещё не нашёл, я его внизу нигде не видел. Тем более, глядя на его беспечность... Нету внизу Самки. Наверное, сама здохла.

— Я, почему-то так не уверена.

— Ты предлагаешь подождать ещё некоторое время?

— Хотя бы недельку.

Я немного подумал и согласился. От нечего делать, опять принялся промышлять на 'отхожей полянке'. Самец там неплохо её перепахал — на поверхность должно было попасть множество новых предметов. Однако, долго там промышлять было практически невозможно — от нескольких тонн гниющего мяса Самца смердело так, что долго я не выдерживал. Тем не менее, выловил то, о чём мечтал — нож десантника. Ножны у него были пластмассовые, так что он неплохо сохранился. Теперь разделывать рыбу и птицу стало несравненно легче.

Ручей по-прежнему бил гейзером и теперь имел три русла — все они вели вниз и впадали, вероятно, в большое озеро. Самый тонкий из потоков протекал по старому руслу. Чтобы в будущем подниматься и спускаться по промоине было комфортно, я этот приток запрудил и добился того, чтобы он слился с соседним.

Ра по-прежнему разгуливал понизу без всякой боязни. Там, вероятно, хватало мелкой добычи, иначе с чего вдруг у меня он на пропитание просить перестал.

Недели мы не дождались, так как случилось непредвиденное.

В один из дней, когда я сидел на рыбалке, подбежала Миа.

— Перенос, — заявила она, и я вспомнил, как она говорила, что переносы она чувствует. Мы оба поспешили к обрыву.

На буе, оглядываясь по сторонам, стоял человек в кирзовых сапогах, ватных штанах и фуфайке.

— Духи, — бросил я Мие, и она помчалась за флаконом.

— Антонович! — крикнул я, — Ты плавать умеешь?

— Петя? — Антонович нашёл меня глазами. — Что это за бассейн?

— Антонович, я тебе потом всё объясню, — я старательно вглядывался в пляж, но никаких признаков рептилии пока не наблюдал. — Я сейчас тебе кину одну жидкость во флаконе из-под духов — ты должен её выпить. Чем скорее, тем лучше.

— Петя, ты чего? — Антонович привычно почесал затылок, и ещё раз осмотрелся.

К этому времени подоспела Миа, я взял у неё флакон и, предварительно предупредив Антоновича, бросил их, стараясь попасть как можно ближе к бую. Вышло не то, что близко. Антонович еле увернулся от флакона, после чего тот встретился с металлической поверхностью буя и разбился.

— Чёрт! — в отчаянии произнёс я.

— Петя! — закричал Антонович, и голос его показался мне каким-то странным, — Ты чего кидаешься?

— Антонович, — во мне зашевелились какие-то смутные догадки, — ты что? Пьяный?

— Так вместе же пили, — искренне удивился Антонович.

— Так что? — повернулся я к Мие, чувствуя, что закипаю, — для него это всё время, пока я здесь был, пролетело моментом!?

— Конечно.

— Так что ж ты мне раньше этого не сказала!? — повысил голос я, — На фига я с этими духами носился, как дурень с мобильниками!?

— А я что, знала, что вы вместе пили? — очень логично спросила Миа.

Я постарался успокоиться. Я не принял во внимание её, абсолютно другое, восприятие мира. Вот и прокололся.

— Антонович! — крикнул я, — сюда, наверх, ведёт только одна промоина в скалах. После того, как доплывёте до берега, идите вдоль скалы, чтобы её не пропустить. Я буду ждать Вас там. Да, и если встретите какого-нибудь монстра по дороге — не пугайтесь. Он Вас не тронет.

Проём Антонович нашёл довольно быстро, не без труда забрался наверх, где сразу же принял из моих рук кастрюлю с холодной водой. Даже небольшой прогулки под жарким солнцем хватило, чтобы по-настоящему ощутить жажду. Тем более с непривычки.

Я вкратце расписал ему всю ситуацию. В подробности не вдавался — всё равно, учитывая его не совсем трезвое состояние, делать это было бесполезно. На следующий день Антонович заболел. Появились вполне знакомые симптомы — озноб и чешущиеся глаза.

Миа ходила мрачная и озабоченная, то и дело поглядывая на Антоновича. В принципе, я тоже понимал, что сейчас мы здорово рискуем. Антонович в солидном возрасте и абсолютно неизвестно, что победит — алкоголь или болезнь. Мне оставалось только поить его водой и ждать. Ночью мы дежурили, пока, в пик болезни, решили-таки Антоновича связать.

— Петя, вы чего меня связали!? — утром третьего, после начала болезни, дня меня разбудил очень бодрый голос Антоновича.