Рыцарь в алмазных доспехах. Принцесса и рыцарь

Судя по ее лицу — не наврала. Даже больше, сделала что-то еще, более ужасное, о чем не стоит говорить даже мне.

— Вы выросли, повзрослели, и они больше не будут. Дядя твой тоже наверняка пересмотрел позицию и встретит тебя с распростертыми объятиями. Плюс, там мама, увидишь ее. Наконец...

— Хуан, для чего ты мне это говоришь? — вспыхнула она.

— К тому, что уйдя из взвода, ты окажешься на Земле, — не моргнул глазом я. — Нет, я не рассказываю страшилку, и даже не отговариваю, не думай. Ты большая девочка, и такие решения принимать должна только сама. Просто понимаешь, ты верно сказала вчера, что нужна Лее как ламе пятая лапа. А значит, Лея вышвырнет тебя, как только почувствует в тебе угрозу дочерям. ПОЧУВСТВУЕТ, Паулита. Даже не увидит. Она задумала грандиозную авантюру с колоссальными последствиями, и путать карты какой-то Земной принцесске... — Я покачал головой. — Нет, она не станет рисковать.

— Если я вдруг выберу тебя, как вчера советовала мама, — продолжил я, — тебя просто выпроводят, 'забив' на меня и мои хотелки, погрозив для порядка пальцем. Они не станут меня спрашивать, не станут слушать. Как и тебя.

— ...Но я тебя не выберу, вот в чем дело!.. — воскликнул я. И замолчал, картинно задумавшись.

— Короче, mia cara, предлагаю подумать, как нам с тобой поступить, — продолжил я после долгой паузы. — И прежде всего определиться, чего ты хочешь?

Она молчала. Лицо ее было растерянно.

— Объясняю. Вчера тебя, скорее всего, слышали. Твои признания и угрозы влезть в проект, потянув одеяло на себя. Я поговорю с Мишель, она не даст записям ходу — сделает всё, чтобы их не услышала королева. Думаю, это возможно; 'жучки' в квартире, скорее всего, курирует ДБ, и они с ее высочеством как-нибудь договорятся. Они ведь далеко не дуры, наши сеньорины. Но если ты демонстративно покинешь взвод и корпус, этим я только подставлю их, не добившись своих целей. Ты таки вылетишь на Землю, я же при этом лишусь пусть и призрачных, но рычагов влияния на свой проект.

Снова пауза. И как итог:

— Потому повторю, определись, Паулита, ты хочешь на Землю, или нет?

Паула сидела ошарашенная. Такого разговора от меня не ждала. Я же бил именно логикой, используя 'государственный' подход. Она авантюристка, и не может не оценить его. В конце концов, все эти 'ню-ню', 'сюси-пуси', 'люблю', 'оставайся', слезы и сопли... Девочки на такое поведутся, она — нет.

— Хуан, ты предлагаешь оставить всё, как есть? — растерянно пробормотала девушка.

— Ни в коем случае. — Я отрицательно покачал головой. — Лишь обрисовываю тебе реальность. Что будет, если сделать так, а не эдак.

Глубоко вздохнул, перезаряжая свои 'САУ' и 'РСЗО', готовя к бою вторую порцию аргументов:

— Во-первых, я тебя осуждаю. Осуждаю за то, что ты бросила маму.

Пауза. На этом можно было бы закончить, ее лицо вспыхнуло, но тут же виновато осунулось, но я продолжал бить:

— Во-вторых, осуждаю, что ты сдалась без боя. Нет, конечно, не без боя, и твои кузены наверняка это подтвердят. Но ты СДАЛАСЬ! — повысил я голос. — Сбежала!

Так, а теперь голосок потише, и тональность вниз.

— Мерседес, я понимаю, что ты — не я. Ты всего лишь слабая женщина, какой бы сильной ни казалась. И не обвиняю тебя. Ни в чем. Но вот тут, — похлопал я по левой стороне груди, — я тебя осуждаю. Прости.

Потому повторюсь, решать, оставаться на этой планете, или лететь доой — тебе, — закончил я.

— Скажу честно, ты нужна мне. — Я поднялся и сел перед ней на стол. — Очень нужна! — Провел рукой по волосам, приподняв подбородок. От свалившегося на нее 'артиллерийского удара' на щеках проступили слезы, но она держалась. — Мне будет ОЧЕНЬ, невероятно сложно без тебя! — Намотал ее локон на пальцы, пытаясь навести мост из разряда тех, что не видно глазу, но очень хорошо чувствуешь духовно. — Паулита, мой 'я' внутри не хочет, чтобы ты улетала. Но я пойму...

— Хуан! — Слезы таки брызнули. Я спустился, сев на стул рядом, и прижал ее к себе. 'Артиллерия' дело сделала, клиент дозрел. — Хуан, я не смогу, как прежде! Я люблю тебя!

— Это не любовь, дурочка! — гладил я ее по голове.

— Это ты нашей Восточной красавице расскажи! Я не она! — повторила эта сеньорита вчерашний аргумент.

— Чика, ты хотела мужчину, который бы взял на себя ответственность? — мой голос налился свинцом, но оставался при этом нежным. — Ты сама сказала, что нашла его. Это так, Мерседес, нашла, и я никому не дам тебя в обиду!.. — Я оторвал ее от себя и заглянул в глаза. Эти слова так же шли от сердца, и зрительный контакт для убеждения был необходим. — И никому тебя не отдам!

— ...Так доверься мне! Доверься, как МУЖЧИНЕ! Ты моя девочка, хочешь этого, или нет. Просто поверь, и сделай, как будет лучше!

— Я не смогу быть... Подстилкой! — плакала она навзрыд. — Не смогу... Зная, что ты с этими!.. Этими!..

— Я бы сказал, с одной из них, — задумчиво парировал я.

— Не важно! — плакала она. — Я не смогу делить тебя! Кого угодно, но не тебя!

— Тогда полетишь на Землю. И действительно не будешь ни с кем делить.

Я прижал ее покрепче. Да, подлый аргумент. А что вы от меня хотите? Я не бог, не могу сделать так, чтобы одновременно все были счастливы. И тем более абсолютно никак не могу повлиять на ее чувства.

Любовь? Это ведь на самом деле целый комплекс чувств и взаимоотношений. Это нечто гораздо большее банальных слов 'нравишься' и 'хочу'. И один из вариантов этого определения я и собирался ей дать, как бы грубо ни звучал он со стороны.

— Паулита, Мерседес, мы КОРПУС! — продолжил я убаюкивающим голосом. — Корпус, понимаешь? Взвод! Монолит! А они... — Скривился. — Всего лишь они, девочки за воротами. Меня у тебя никто не заберет, как и тебя у меня.

— Хуан, тебе не кажется, что это попахивает полигамией? — хмыкнула она и, кажется, даже перестала плакать.

— Полигамией? — Я картинно удивился. — А не это ли устраивают некоторые ваши девочки, вылетая из 'гнезда'? Общие семьи, обмен супругами, группен-секс...

— Они однополые! — Паула сконфузилась, но я был неумолим.

— Это никого не колышит. Либо традиция есть, либо нет. И никакая Мишель, и тем более никакая Лея не властна над нею. Не говоря уже о милашках принцессах.

Мы — взвод. И что происходит внутри взвода — для всех табу.

— Хуан, Лея распнет тебя! — в голосе Паулы промелькнули веселые нотки, но это было истерическое. — А я... Я буду угрожать ее милашкам еще больше!

Я покачал головой и снова погладил ее по щеке.

— Ты будешь моим ДРУГОМ. Другом, с которым я буду делиться всем. Напарницей. Советчицей. Паула, я не смогу без твоих советов!.. — прижался я губами к ее лбу, вновь ощущая неуловимый момент построения духовного моста. — Я не люблю тебя, chica! Люблю, но не так! Но это не значит, что не люблю тебя совсем! Просто ты другая, и нужна мне по-другому!

— Я не смогу спать с тобой! — Она задрожала. Я знал, что она скажет это и вновь погладил по голове. — Я не смогу быть твоей подстилкой!

— Ну, до этого же как-то обходились? — хмыкнул я.

Повисло молчание. Наконец, она подвела итог:

— И что, всё как раньше?

— Если уйдешь — я пойму, — прошептал я.

Да, нас слушали. Но то, что мы говорили друг другу, было правдой, на самом деле. И я на самом деле мог потерять эту девушку, чего, о, мой эгоизм, не хотелось.

— Хуан, не знаю! — Она вздохнула и снова прижалась к груди. — Я ничего не знаю! Как теперь быть?

— Думаю, что-нибудь придумаем, — подбодрил я и потянул ее вставать. — Давай, еще по кофе, и поехали. Девчонки внизу, поди, уже изнывают!

— Хуан, какая же ты все-таки сволочь! — улыбнулась она, беря в руки кофейник. После чего демонстративно посмотрела на мою змейку'.

Ай да Паула! Ай да... Я даже не нашел слов для сравнения!

'А вот теперь и думай, Чико, где первое дно, а где второе, — ухмыльнулся мой бестелесный друг. — Наряду с нашими сеньоринами. И не забывай, что нет в мире ничего коварнее женской мести...'

Глава 3. Укрощение строптивой (часть 1)

Feminae naturam regere desperare est otium

Надумав женский нрав смирить простись с покоем

(Публий Сир)

Дон Бернардо передал сообщение через Мишель. Почему бы нет, он в клане ОЧЕНЬ не последний человек, и сама Мишель для него по большому счету девочка на побегушках. Надо будет приказать — прикажет, и та не рыпнется. Пока же он просто уведомил, во сколько и где мне быть.

Итак, события решено не форсировать, и быть мне полагалось в очередной увал, но к десяти утра. О чем я, прогулявшись к узлу внешней связи у диспетчерской, уведомил Карена. Тот сказал, что они будут ждать с двенадцати, хотя, если старик решил за меня взяться, вряд ли я до этого момента освобожусь. Повторюсь, дон Бернардо очень трепетно относится к тем, кому предстоит у него учиться, отбирает всех сам, и ему нужно копнуть поглубже, что я из себя представляю. По словам Карена, после он может и забыть о моем существовании, определив одному из своих музыкальных руководителей, но первое занятие...

Конечно, то, что меня он по любому не забудет, Карену знать не полагается. Как и то, что для меня, скорее всего, сделают исключение, и заниматься он будет мною лично, ни на кого не перекидывая. Ну, или под постоянным контролем, что при его статусе одно и то же. Но не надо портить мне легенду, она и так рассыплется от любого толчка.

Итак, в десять утра, минуя развод (иначе не успел бы), я подходил к стойке администратора — все той же приятной молодой сеньоры с красивой улыбкой. Которая отправила меня в некую аудиторию, где уже ждали три человека — дон Бернардо и два его помощника, один по музыке, другой по вокалу.

Что происходило последующие пять часов вспоминать трудно. Вынули из меня все силы и всю душу. Вкратце лишь упомяну, что знаниями, почерпнутыми из самоучителей, они остались недовольны, а вокал...

В общем, дон Бернардо настоял на усиленной программе моего развития, обязав являться к нему на занятия три раза в неделю.

Я попробовал изъявить протест, но он жестом его пресек, коротко бросив:

— Куда они денутся!

На его лице заиграла мечтательная и даже немного мстительная улыбка. Видать, дедушка тоже немного недолюбливал ангелочков. После чего он сказал фразу, заставившую меня о многом задуматься:

— Парень, почему ты не пришел ко мне десять лет назад? Всего каких-то десять лет?

— Я занимался другим, сеньор, — убрал я глаза в пол. И перечислил все секции и кружки, какие посещал. Он недовольно покачал головой.

— Всё не то. У тебя могло быть большое будущее, сынок. Если б я только знал, если бы знал!.. — Он сокрушенно вздохнул. — Теперь же ничего не могу обещать. Ты парень способный, но время упущено. Слишком много времени!

— ...Но что можем — сделаем, — оптимистично закончил он и ободряюще подмигнул. — Вон, 'Алые паруса' в тебя уже вцепились — не оторвешь. Попробуй с ними, они неплохая команда для старта. Как полигон для испытаний. А после подберем что-нибудь посолиднее.

За дверью ждал Карен. Вид у него был угнетенный — часы показывали полчетвертого, и если они ждали меня с двенадцати... Короче да, 'Алые паруса' в меня вцепились.

— ЗдорОво! — обнял я гитариста. — Что, с полудня тут торчишь?

— Да нет, — отмахнулся он, явно воодушевленный тем, что ожидание окончено. — Мы с пацанами меняемся. Сейчас моя очередь. Ладно, пошли! — и куда-то потянул, на ходу сообщив своим, что я освободился.

Минут через пять мы очутились в каком-то небольшом зале, судя по наличию техники на мини-сцене, репетиционном. Перед сценой стояло несколько рядов кресел, общим количеством мест под сто. И что-то мне подсказывало, что они здесь просто хранятся, как на складе — из-за скученности сидеть можно было только на первом и последнем, дальнем от сцены ряду.

— Вот тут мы и занимаемся, — произнес Карен, обведя зал рукой. Голос его потонул, почти не отражаясь от стен — то есть, комната звукоизолирована.

На сцене стояли оба его коллеги по группе — широкоплечий вечно довольный жизнью Хан и постоянно улыбающийся японец. Мы поднялись. Карен, чувствуя себя главным, глубоко вздохнул, мысленно подбирая ключик к дальнейшей беседе, и произнес:

— В общем, так, то, что мы давно обсуждали, произошло. И ввиду того, что делом собираемся заниматься серьезно, давай еще раз представимся. По трезве, так сказать.

При этих словах и он, и Хан, довольно улыбнулись.

— Карен, — тут же первым протянул он руку. — Пишу музыку и тексты. Может, не самые выдающиеся, но всегда готов к сотрудничеству и самосовершенствованию.

— В смысле, к диалогу открыт, — пояснил Хан. — Будут идеи — всегда выслушает.

Беря последний комментарий на заметку, я кивнул.

— Армянин?

Карен пожал плечами.

— Здесь мало кто знает, кто такие армяне. Вообще да, но для всех я русский, и не заморачиваюсь. Родился здесь, — предвосхитил он вопрос, — но это мало что меняет. Для латинос я такой же чужак, как и остальные русские.

— Понятно.

— Амирхан, — продолжил знакомство его товарищ. — Русский, подробности, хоть убей, не знаю. — Его улыбка стала настолько широкой и довольной, что я чуть не рассмеялся. — Но точно не армянин — мы себя, как они, не выделяем.

Далее последовал несильный тычок лидеру группы под ребра, на который тот ответил таким же тычком в плечо и тихим комментарием что-то об 'этих дагах'. Кто такие 'эти даги' — уточнять не стал.

— Мы с Кареном основали группу, — продолжил Хан. — Вместе занимались у дона Бернардо, и под конец решились. Я песен не пишу, но у меня другая роль — контакт с залом. Поверь, Ванюша, это важно, чтобы на сцене кто-то зажигал толпу. Эта морда армянская хоть и талантлива, но ему только колыбельные петь! — Снова тычок и снова ответный. — Так что моя задача поднимать зал, строить диалог, и не обращай внимания, что я такой веселый. Так надо!

— Понятно, — кивнул я. Действительно, группа, которая просто поет на концерте и группа, которая при этом общается со зрителем — две совершенно разные группы. И Карен... Ну совершенно не харизматичный! Без обид для Карена.

— Не сказать, что получается блестяще, — скривился Хан, — но как могу, так и работаю. Если у тебя получится лучше — будем натаскивать. Никакой ревности, дело важнее. Ты как?

— Я всегда за! — поднял я руку. — Но сначала ведь надо посмотреть, получится ли. Это же не просто.

— В Гаване обкатаем, — кивнул Карен. — В прошлый раз у тебя получалось, зачатки были.

Да, зачатки были. Правда, я был совсем не в той форме...

С другой стороны, как показывает практика последнего времени, работать языком на зрителя я могу. Особенно если вспомнить толпу и крышу министерства культуры.

'Х-м-м! — одернул я сам себя. — Ванюша, не надо о грустном. О хорошем лучше думай. О том, что надо, и как сделать это правильно.'

Трудно не согласиться с этим камаррадо, неправда ли?

— Наото, — продолжил знакомство последний участник группы. — Как уже говорил, японец. Местный, родился в Альфе. У нас здесь нет такой организованной общины, как на Обратной Стороне, потому примкнул к ребятам, — кивнул он на напарников. Под 'нами' очевидно подразумевал японскую мини-диаспору, о которой я, уроженец Альфы, в подтверждение его слов, никогда не слышал. — Специализируюсь на ударных, хотя вообще умею много на чем.