Но "Василиск" потерял свой лед под воздействием наших лазеров. Рано или поздно он бы заменил его, но без него был ужасно уязвим. А его собственная система защиты от столкновений была занята борьбой с нашим оружием ближнего радиуса действия. Одного маленького куска было достаточно, чтобы вывести его из боя.
Это дало нам достаточную надежду, чтобы начать сопротивляться. Когда "Василиск" вышел из строя, наша собственная команда смогла покинуть корабль, не опасаясь, что ее поджарят или сотрут в порошок. Ван Несс первым выбрался из шлюза, я — чуть позади. Через пять минут нас было двадцать три человека, наши скафандры были увешаны доспехами и старинным оружием. С "Василиска" прибыло по меньшей мере тридцать пиратов, и снаряжение у них было получше. Но они потеряли поддержку своего корабля-носителя, и, должно быть, осознавали, что ситуация претерпела радикальные изменения. Возможно, это заставило их сражаться еще яростнее, учитывая, что теперь только наш корабль уцелел хотя бы наполовину. Раньше они планировали украсть наш груз и разобрать "Петронел" на полезные запчасти; теперь им нужно было захватить "Петронел" и заявить на него свои права. Но у них не было поддержки со стороны "Василиска", и, судя по тому, как развивалась битва, им, похоже, мешало нечто большее, чем просто отсутствие прикрывающего огня. Они сражались так хорошо, как только могли, проявляя при этом ужасную индивидуальную решимость, но не общую координацию. Впоследствии мы пришли к выводу, что их средства связи между скафандрами и даже системы пространственной ориентации, должно быть, зависели от сигналов, передаваемых через их корабль. Без него они были глухи и слепы.
Мы все равно потеряли хороших людей. Потребовалось шесть часов, чтобы подавить последнее сопротивление пиратов, и к этому моменту у нас было одиннадцать убитых и еще трое серьезно раненых. Но к тому времени все пираты были мертвы, а у нас не было настроения брать пленных.
Но мы были в настроении взять у "Василиска" то, что нам было нужно.
Мы ожидали встретить серьезное сопротивление на борту поврежденного корабля, но ошиблись. Когда Ван Несс провел нашу абордажную команду через дрейфующие обломки, масштабы ущерба стали пугающе очевидны. Корабль был выпотрошен изнутри, внутри его основного корпуса почти не осталось неповрежденных конструкций, поддерживающих давление воздуха. Для большей части экипажа, оставшейся на борту в момент столкновения, конец должен был наступить милосердно и быстро. Лишь немногие выжили при первоначальном столкновении, и большинство из них, должно быть, вскоре погибли, поскольку воздух утекал из корабля через полученные пробоины. Мы не обнаружили никаких признаков того, что на борту "Василиска" были замороженные пассажиры, хотя, поскольку взрыв уничтожил целые внутренние отсеки, оставив после себя лишь связанную цепочку обугленных, почерневших пещер, вероятно, никогда не узнаем наверняка. Те немногие выжившие, с которыми мы столкнулись, не пытались сдаться или вступить в переговоры. Это облегчило нам задачу. Если они оставались на месте, мы стреляли в них. Если они убегали, мы все равно стреляли в них.
За исключением одной.
Мы поняли, что в ней есть что-то особенное, как только увидели ее. Она не выглядела и не двигалась как ультра. В том, как она выскользнула из-под света наших фонарей, было что-то кошачье или змеиное, что-то текучее и дикое, что-то гладкое и отточенное, чему не место на борту корабля с пиратской командой. Мы сдержали свой пыл с того момента, как ее глаза впервые сверкнули в нашу сторону, потому что знали, что она не может быть одной из них. Широко раскрытые глаза с белыми каемками на лице девушки, ее волевой подбородок выражали безжалостный самоконтроль и непринужденное превосходство. На ее черепе не было волос, лоб переходил в костяной гребень, обрамленный с обеих сторон мерцающими цветными тканями.
Девушка была конджойнером.
Прошло три дня, прежде чем мы нашли ее снова. Она знала этот корабль со звериной хитростью, как будто весь этот искореженный и почерневший лабиринт был логовом, которое она соорудила для себя. Но с каждым часом у нее оставалось все меньше возможностей, поскольку из разбитого корабля выходило все больше и больше воздуха. Даже конджойнерам нужно было дышать, а это означало, что на корабле оставалось все меньше и меньше места, где она могла бы спрятаться.
Ван Несс хотел двигаться дальше. Ван Несс — хороший человек, но никогда не отличался богатым воображением — не интересовался тем, что может сделать для нас случайный конджойнер. Я предупредил его, что двигатели "Василиска" находятся в нестабильном состоянии и что у нас не будет времени отойти на безопасное расстояние, если прогнувшийся лонжерон привода окончательно сломается. Теперь, когда мы набрали достаточно неповрежденного материала корпуса другого корабля, чтобы самостоятельно устранить повреждения, Ван Несс не видел причин задерживаться. Но мне удалось уговорить его позволить нам поймать девушку.
— Она из конджойнеров, капитан. Она не оказалась бы на борту этого корабля по своей воле. Это значит, что она пленница, которую мы можем освободить и вернуть ее народу. Они будут благодарны. Это значит, что они захотят вознаградить нас.
Ван Несс одарил меня снисходительной улыбкой. — Парень, тебе когда-нибудь приходилось иметь дело с пауками?
Он по-прежнему называл меня "парень", хотя я проработал в его экипаже двадцать лет, а родился еще за двадцать до этого, по корабельному счету. — Нет, — признался я. — Но пауки — конджойнеры — это не те страшные существа, которых некоторые люди любят изображать.
— Я имел с ними дело, — сказал Ван Несс. — Я намного старше тебя, парень. Помню те времена, когда отношения между пауками и остальным человечеством были не такими приятными, когда была жива моя жена.
Рейфу Ван Нессу потребовалось немало усилий, чтобы опять ворошить прошлое. За все годы, что мы были вместе, он упоминал о своей жене всего несколько раз. Она была ботаником и работала над программой терраформирования Марса. Ее застигло внезапное наводнение, когда она работала в одном из больших кратеров, проверяя запасы растений для демархистов. Все, что я знал, это то, что после ее смерти Ван Несс покинул систему на одном из первых пассажирских кораблей. Это был его первый шаг на долгом пути к тому, чтобы стать ультра.
— Они изменились с прежних времен, — сказал я. — Мы доверяем им настолько, что используем их двигатели, не так ли?
— Мы доверяем двигателям. Это не совсем одно и то же. И если бы у них не было такой монополии на производство этих вещей, возможно, нам вообще не пришлось бы иметь с ними дело. В любом случае, кто эта девушка? Что она делала на борту "Василиска"? Почему ты думаешь, что она им не помогала?
— Конджойнеры не одобряют пиратство. И если мы хотим получить ответы, у нас нет другого выбора, кроме как поймать ее и выяснить, что она может сказать.
В голосе Ван Несса внезапно зазвучал интерес. — Ты имеешь в виду, допросить ее?
— Я этого не говорил, капитан. Но, возможно, мы захотим задать ей несколько вопросов.
— Мы бы играли с огнем. Ты же знаешь, что они могут все изменить, просто подумав об этом.
— У нее не будет причин причинять нам вред. Мы спасем ей жизнь, просто сняв ее с "Василиска".
— Может быть, она не хочет, чтобы ее спасали. Ты подумал об этом?
— Мы выясним это, когда найдем ее, капитан.
Он скорчил гримасу, по крайней мере, ту часть его лица, которая еще могла что-то выражать. — Я даю тебе еще двенадцать часов, парень. И не больше. Затем мы удалимся от этого места крушения настолько, насколько позволят Бог и физика.
Я кивнул, понимая, что бессмысленно ожидать большего от Ван Несса. Он и так проявил большую снисходительность, позволив нам так долго откладывать отлет. Учитывая его отношение к конджойнерам, я не собирался тянуть с этим еще какое-то время.
Мы поймали ее одиннадцать часов спустя. Загнали ее так далеко, как только могли, перекрыв пути к отступлению, взорвав несколько окружающих помещений, в которых еще оставалось давление воздуха. Я был первым, кто заговорил с ней, когда мы, наконец, загнали ее в угол.
Я поднял забрало шлема, вдыхая спертый воздух, чтобы мы могли поговорить. Она забилась в угол, сжавшись, как какое-то животное, готовое броситься наутек.
— Перестань убегать от нас, — сказал я, когда мой фонарь пригвоздил ее к полу и заставил прищуриться. — Тебе больше некуда идти, а даже если бы и было, мы не хотим причинять тебе боль. Что бы эти люди с тобой ни сделали, что бы они ни заставляли тебя делать, мы не такие, как они.
Она прошипела в ответ: — Вы ультра. Это все, что мне нужно было знать.
— Да, мы ультра, но все равно хотим тебе помочь. Наш капитан просто хочет как можно быстрее избавиться от этой бомбы замедленного действия. Я уговорил его дать нам несколько дополнительных часов, чтобы найти тебя. Ты можешь пойти с нами, когда захочешь. Но если предпочитаешь остаться на борту этого корабля...
Она посмотрела на меня в ответ и ничего не сказала. Я не мог угадать ее возраст. У нее было лицо девочки, но стальная решимость в ее оливково-зеленых глазах говорила о том, что она старше, чем выглядит.
— Я Айниго, инженер корабля "Петронел", — представился я, надеясь, что моя улыбка выглядит ободряющей, а не угрожающей. Протянул ей руку, правую, и она отпрянула. Даже в скафандре, даже скрытая перчаткой, моя рука была явно механической. — Пожалуйста, — продолжил я, — пойдем с нами. Мы будем хорошо обращаться с тобой и вернем тебя к твоим людям.
— Почему? — прорычала она. — Почему вас это волнует?
— Потому что мы не все одинаковые, — сказал я. — И ты должна поверить в это, иначе умрешь здесь, когда мы улетим. Капитан хочет, чтобы мы приготовились к старту менее чем через час. Так что давай.
— Что случилось? — спросила она, оглядывая поврежденный отсек, где находились мы. — Я знаю, что "Василиск" атаковал другой корабль... Как вы это сделали?
— Мы этого не делали. Нам просто очень, очень повезло. Теперь твоя очередь.
— Я не могу уйти отсюда. Мне нужно быть на этом корабле.
— Этот корабль взорвется, если кто-то из нас чихнет. Ты действительно хочешь быть на борту, когда это произойдет?
— Я все еще нужна здесь. Оставьте меня в покое, я выживу сама. Конджойнеры найдут меня снова.
Я решительно покачал головой. — Этого не произойдет. Даже если этот корабль не взорвется, он все равно будет дрейфовать со скоростью двадцать пять процентов от скорости света. Это слишком быстро, чтобы доставить тебя обратно к Шиве-Парвати, пусть даже на борту этой штуки есть шаттл. Слишком быстро, чтобы кто-нибудь вблизи Шивы-Парвати смог перехватить и спасти тебя.
— Я знаю это.
— Тогда ты также знаешь, что эта скорость недостаточно велика, чтобы успеть куда-либо до того, как здесь закончатся ресурсы. Если только ты не думаешь, что сможешь продержаться пятьдесят лет на борту этой штуки, пока не доберешься до следующей колонизированной системы, не имея возможности замедлить ход.
— Я рискну.
В моем шлеме раздался голос. Это был Ван Несс, настаивавший на том, чтобы мы вернулись на "Петронел" как можно скорее. — Извини, — сказал я, — но если ты не пойдешь добровольно, мне придется доставить тебя туда в бессознательном состоянии. — Я поднял тупое дуло своего пистолета.
— Если там и есть шприц с транквилизатором, то на меня он не подействует. Моя нервная система не такая, как у вас. Я сплю только тогда, когда сама этого хочу.
— Я так и подумал. Вот почему увеличил дозу в пять раз по сравнению с обычной. Не знаю, как ты, но я готов попробовать и посмотреть, что получится.
На ее лице отразилась паника. — Дайте мне скафандр, — сказала она. — Дайте мне его, а потом оставьте меня в покое, если вы действительно хотите помочь.
— Как тебя зовут?
— У нас нет имен, Айниго. По крайней мере, таких, которые вы могли бы произнести вслух.
— Я готов попробовать.
— Дайте мне скафандр. Затем оставьте меня в покое.
В ушах у меня снова зазвучал крик Ван Несса. С меня было достаточно. Я направил дуло на нее, целясь в мякоть ее бедра, где она поджала под себя ноги. Я нажал на спусковой крючок и выстрелил капсулой с транквилизатором.
— Ты дурак, — сказала она. — Не понимаешь. Ты должен оставить меня здесь, с этим...
Это было все, что она успела сказать, прежде чем потерять сознание. Потеряла сознание гораздо быстрее, чем я ожидал, как будто у нее кончились последние силы. Я просто надеялся, что не слишком увеличил дозу транквизилизатора. Она и так была достаточно большой, чтобы убить любого нормального человека.
Ван Несс был прав, когда беспокоился о нашей близости к "Василиску". Мы едва успели отойти от него вдвое дальше, как на нем отказал лонжерон привода, из-за чего левый двигатель сместился в сторону от своего аналога по правому борту. Спустя несколько мучительных минут расстояние между двумя двигателями превысило тысячу шестьсот метров, и двигатели сработали двойным взрывом, испытав на прочность нашу защиту. Вспышка, должно быть, была видна на всем пути до Шивы-Парвати.
До этого момента девушка была без сознания, но когда взорвались двигатели, она дернулась на койке, куда мы ее положили, как будто ей приснился яркий и тревожный сон. Волнистые структуры по бокам ее гребня переливались яркими красками, сменяя друг друга. Затем она снова погрузилась в сон на много часов, и игра красок стала спокойнее.
Я смотрел, как она спит. Я никогда раньше не был рядом с конджойнерами, не говоря уже о таких, как эта. На борту корабля, когда мы ловили ее, она казалась сильной и потенциально опасной. Теперь она была похожа на какое-то полуголодное животное, доведенное до грани безумия голодом и чем-то неизмеримо худшим. По всему ее телу были ужасные синяки, некоторые из них выглядели совсем свежими. На черепе виднелись тонкие шрамы. У одного из ее резцов не хватало кончика.
Ван Несс все еще не был уверен в разумности решения взять ее на борт, но даже его неприязнь к конджойнерам не дошла до мысли выбросить ее обратно в космос. Тем не менее, он настоял на том, чтобы она была привязана к койке прочными ремнями в бронированной каюте под охраной сервитора, по крайней мере, до тех пор, пока мы не узнаем, кто она такая и как оказалась на борту пиратского корабля. Он также не хотел, чтобы рядом с ней находилась сильно вооруженная команда: не тогда, когда (как он, очевидно, полагал) у нее были средства для управления любой машиной поблизости и, следовательно, она могла одолеть или даже завладеть любым членом экипажа, у которого был череп, полный имплантов. Я пытался объяснить ему, что это не так: конджойнеры могут разговаривать с машинами, да, но не со всеми машинами, и мысль о том, что они могут воздействовать колдовством на что-либо, внутри чего есть электронные цепи, просто наводит иррациональный страх.
Ван Несс выслушал мои аргументированные возражения, а затем проигнорировал их. Я рад, что он это сделал. Если бы он послушал меня, то, возможно, поручил бы кому-нибудь другому из команды допросить ее, и тогда я не узнал бы ее так хорошо, как это случилось. Поскольку у меня была только металлическая рука, а все остальное было из плоти и крови, он решил, что я в безопасности от ее влияния.
