Тень - это место для страхов

Хозяин фермы довольно долго молчал. Каланча слышал топот башмаков по деревянному полу и тихие голоса.

— А какой вам прок от запада? — рявкнул, наконец, фермер.

— Хотим туда прийти. Тебе-то какая разница?

— Идите направо, там увидите холм. Поднимитесь и увидите дорогу, там указатель.

— Спасибо! Встать-то можно?

— Да вставайте на здоровье. Только знайте, что я за вами слежу!

Корвел медленно поднялся и, прикрыв собой Селену, медленно пошёл в указанном направлении. В животе поселился неприятный холодок, но всё-таки от человека он не чувствовал такой опасности, как от монстра. И всё же расслабиться удалось только спустя сотню ярдов.

— За что он нас так? — чуть не плача спросила Селена. — Мы же ему ничего не сделали.

Каланча облизал пересохшие губы.

— Наверное, сейчас здесь ходит много людей, которые могут и хотят ему что-то сделать. А ему нужно защищать семью.

Холм, и довольно высокий — футов в пятьсот, был неподалёку. Взобравшись на вершину, Корвел первым делом огляделся.

Впереди их ждала ровная, как стол, местность. Кругом поля и деревеньки. Кажется, в Столице всё было спокойней, чем вчера, по крайней мере, дым над трущобами не поднимался. Чёрные колонны поменяли своё расположение, и, как назло, на западе, на фоне виднеющегося вдали голубого неба, одна к другой торчали аж семь штук. Впрочем, выглядели они как тонкие нити, и сложно было сказать, как далеко они располагаются друг от друга. Возможно, они стоят не кучно, а ему так кажется отсюда. Хотя, кто знает.

— Никто как будто бы не летает, — сказал Корвел вслух. — Возможно, стоит пройти какое-то время по дороге, так будет быстрее.

— Думаешь, стоит рискнуть?

— По пересечённой местности мы до вечера не дойдём.

Селена кивнула и начала спускаться к дороге. Всё-таки какая-то целеустремлённость в ней есть, не только страх перед грызунами и кровью. Корвел представил себе реакцию Чайзер на кровоточащую мышь и хихикнул. А если сверху ещё паука посадить...

По дороге, если верить указателям, они за пару часов сделали семь миль — столько же, сколько и вчера, им оставалось миль десять. Но с каждым шагом Корвел становился всё мрачнее. Колонны приближались равномерно, а значит, они стоят кучно. Вероятно, придётся сделать большой крюк, чтобы их обогнуть. Но, если граница тени будет так близко, какая разница — прийти туда на час раньше или позже?

Только бы не началась охота.

Прошёл ещё час, за который они преодолели ещё две мили — усталость давала о себе знать. Корвел предложил Селене перекусить в лесу, мимо которого они проходили.

— Дальше пойдём здесь, — сказал он, доев.

Его спутнице это не очень-то понравилось, но она промолчала.

После короткого отдыха они зашагали по лесу, но далеко от дороги не отходили, опасаясь потерять направление. Когда до границы тени оставалось миль пять, Корвел резко забрал вправо.

— Нужно находиться как можно дальше от столпов, — объяснил он.

Здесь его Селена поддержала — чудовища вызывали у неё животный ужас.

Не прошли они и пару сотен шагов, как откуда-то из оврага, расположенного в шагах десять от тропы, раздался жалобный оклик. Корвел резко остановился, пряча за своей спиной девушку. Конечно, не все посходили с ума, но всё-таки лучше перестраховаться. Сейчас он страшно пожалел, что потерял ножи.

— Кто там? — спросил Каланча.

— Помогите...

Корвел стиснул зубы. Лезть в овраг не хотелось. Нет, он всегда готов был помочь человеку, но предчувствие у него было дурное. Наверное, это из-за нависшей над головой громадины. Скорее всего, так. Но...

— Что случилось?

— Я... упал. Нас разбили. Разбили, понимаете?

— Это солдат, — шепнула Селена.

Корвел повёл плечом и скорчил рожу, предлагая ей заткнуться. Разбойников здесь отродясь не было, но кто знает, что этому человеку могло взбрести в голову? Для многих наступил конец света, а значит, можно воровать, убивать и вообще творить всё, что заблагорассудится.

— Когда разбили? — спросил Каланча солдата. — Вечером?

— Утром, утром нас разбили. Ты поможешь мне выбраться из этой чёртовой ямы? Я ранен!

Громковат голос для раненого. Но...

— Стой здесь, — шепнул Каланча своей спутнице. — Если что-то случится — беги.

Кажется, Селена не слишком-то понимала, что может случиться такого. Она же дочь капитана гвардии, какой солдат посмеет её обидеть? Когда-то Корвел думал примерно в том же направлении.

Он осторожно двинулся к краю оврага. Когда до него оставалось не больше шага, Каланча запнулся и полетел лицом вниз.

Нет, не запнулся. Налетел на растяжку. Судя по всему, к их приходу приготовились. Всё-таки нужно было идти более скрытно.

Корвел проехал лицом вниз футов десять прежде, чем остановился. Он ободрал ладони, несколько раз ударился головой и чуть не выколол себе глаз какой-то веткой, но, кажется, отделался легко.

Взвизгнула Селена. Корвел вскочил и принялся взбираться вверх. Он был готов порвать ублюдков голыми руками. Его отрезвил наконечник копья, направленный ему в лицо.

— Спокойно, — сказал солдат. На его лицо была надета какая-то маска, но, судя по доспехам и вооружению, это был именно солдат. — Мы вас не тронем. Просто отдайте нам свою еду.

— Девушку отпустите, — осипшим голосом проговорил Корвел.

— Отпустим. Только сначала отдай оружие.

— Я не вооружён.

— Хорошо. Медленно поднимайся. Руки подними!

— Если я подниму руки, то не смогу выбраться.

— Ладно, — после секундного молчания сказал солдат, отступая. — Можешь поднять руки, когда поднимешься.

Корвел медленно выбрался из оврага и поднял руки.

Солдат было четверо. Двое действительно ранены. Один из них держал Селену, зажав левой рукой, замотанной окровавленной тряпкой, ей рот, а правой жадно ухватившись за грудь. Второй раненый сидел на краю оврага, в его руках был арбалет. Последний солдат держал меч, острие которого было угрожающе направленно в грудь Корвелу.

— Забери у него сумку, — сказал копейщик свободному раненому.

Каланча, не сопротивляясь, отдал свою сумку и дал себя обшарить.

— Не врёт, — буркнул раненый.

— Хорошо. Теперь можешь идти.

— Отпустите девушку, — упрямо произнёс Корвел.

— Отпустим. Когда захотим.

— Когда захотим, — поддержал раненый, забравший у Каланчи сумку. — Мы, твою мать, кровь за вас, ублюдков, проливали, а вы что? Да нам кусок хлеба никто не кинул, понимаешь, сволочь ты эдакая? В меня стрелу пустили. Стрелу! — Он ткнул в своё раненое бедро. — За что я, спрашивается, на смерть шёл? За что наших столько поубивали?

— На западе есть военный лагерь, — сказал Корвел. — Там вам наверняка окажут помощь.

Мечник заржал.

— А ты думаешь, мы не знаем, где у нас военный лагерь? Что мы провинциальные простаки, заблудившиеся в трёх соснах? Ну уж нет, не на тех напал. Я не хочу, чтобы мои глаза выгорели, как у других.

— Ладно, закончили, — буркнул копейщик. — Иди, парень, девушку мы отпустим, когда ты отойдёшь на сто шагов. Понял? Нам просто нужна ваша еда, и всё, никто никого не тронет. Вот, смотри, иди вон туда, там дорога. Сто шагов, и она свободна, понял?

Корвел стоял, сжимая зубы. Он знал, что произойдёт с ним, когда он отвернётся. Солдаты просто воткнут ему в спину копьё, а после изнасилуют Селену. И стоит ей пикнуть, что она дочь капитана гвардии, ей станет ещё хуже. Этим дезертирам терять было нечего.

— Ну, иди, — сказал копейщик почти ласково.

Корвел повернулся к дороге. А потом резким движением нырнул копейщику в ноги. Острие копья воткнулось в землю, едва не проткнув его бедро.

Каланча схватил противника за колени и повалил его на землю. Он приложил копейщика по лицу, почувствовав, как хрустнул его нос. Рука у Корвела всегда была тяжёлой.

Времени почти не оставалось. Корвел услышал свист арбалетного болта и последовавший за ним сдавленный стон. Главное, что прошло мимо, и он ещё сможет побороться. Каланча вскочил на ноги, ушёл от удара меча и вцепился в мечника. Ни копьё, ни меч не предназначены для борьбы, и этим нужно было пользоваться.

Мечник, выругавшись, потянулся к кинжалу, висящему на поясе, но Корвел перехватил его руку. Они с секунду боролись, а потом солдат просто зарядил Корвелу своим шлемом в нос. Каланча отшатнулся и тут же получил второй удар. Нос перестал дышать, во рту стало солоно. Корвел зарычал и, чувствуя, что теряет сознание, схватил левой рукой противника за лицо. Это было какое-то инстинктивное движение, наверное, он хотел избежать третьего удара.

На него кто-то навалился сбоку. Тот копейщик, что держал Селену, ещё ползал по земле, захлёбываясь в своей крови и стараясь стянуть с лица маску. Корвел зарычал, стараясь вывернуться, но всё, что он мог делать, так это держать правой рукой кинжал мечника, а левой сжимать его лицо.

Держать правой рукой кинжал?

Действительно, рука противника обмякла. Корвел поудобней перехватил кинжал и пырнул им раненого, но тот успел увернуться. У него, кажется, вообще никакого оружия не было.

Просвистел болт. Опять мимо. Это хорошо. Но кроме косого арбалетчика осталось ещё двое. И мечник, будто потерявший сознание.

Корвел отпустил его лицо. И увидел то, чего увидеть не ожидал никто.

От лица мечника осталась только окровавленная рана с рваными краями. Пошатнувшись, солдат повалился на спину — он всё ещё стоял только из-за того, что Корвел держал его.

— Что это за тварь? — завизжал арбалетчик и, бросив своё оружие, поковылял прочь.

Длинное сегментированное, как у сороконожки, существо с пастью, куда поместился бы крупный арбуз, извиваясь, торчало из руки Корвел. Пасть чудовища была полна зубов, располагающихся концентрическими кругами. Тело постоянно меняло свою длину, будто бы тварь искала новую жертву.

— Я не знаю, — честно признался Корвел. Перед его глазами до сих пор плыли серые круги. — Нужно спросить у Маски Боба.

Но его уже никто не слышал. На краю оврага остались только Корвел, Селена и мёртвый мечник. Наверное, поняв это, тварь захлопнула свою пасть и исчезла в руке Корвела, почувствовавшего только лёгкую щекотку. Единственное, что можно намекать на существование паразита, так это ровный шов на ладони.

— Селена, всё хорошо, — сказал Каланча, немного придя в себя. — Селена!

— Мне... больно...

Корвел повернулся к ней. Его ноги буквально чуть не отнялись.

Девушка лежала на траве в позе эмбриона и сжимала руками древко болта, торчащего из её живота.

— Селена!

Каланча подлетел к ней. В голове царил полный сумбур. Он же не врач, как он сможет ей помочь? Успеет ли он донести её до армейских медиков до того, как она умрёт? И вообще, лечат ли такие раны?

Чёрт. Чёрт. Чёрт!

Корвел чуть не рыдал. Но ему в голову пришла мысль хотя бы зажать чем-нибудь рану. Или, если повезёт, он сможет вытащить или вырезать болт... Ладно, пока нужно осмотреть рану. Корвел выматерился и принялся расстёгивать курточку Селены. Девушка тихо постанывала.

Через пару секунд Корвел понял, что крови нет, хотя Селена обязана истекать ей. Вообще нет, ни капли. Повинуясь странному порыву, Корвел осторожно высвободил из рук девушки болт. Он, как ни в чём не бывало, упал на траву.

Это было уже за гранью понимания. Корвел рванул куртку, а после и блузку девушки. На траву посыпались пуговицы. Но они не слишком-то интересовали Каланчу. Он провёл рукой по животу Селены. Он был твёрдым, как сталь, и его покрывали ромбические образования телесного цвета. Корвел прикоснулся к животу ещё раз и, внезапно, он стал мягким, как и положено.

— Зачем ты меня лапаешь? — ледяным тоном спросила Селена.

— Я не...

Корвел с трудом увернулся от пощёчины и покраснел.

— Ты жива, это главное, — сказал он, улыбаясь.

— Ты пялился на мою грудь? Признавайся?

Вообще-то ему было не до того, он искал рану, но кое-что, конечно же...

Вторая пощёчина достигла своей цели.

— Ты мне всё разорвал, — пытала Селена. — Все пуговицы поразлетались, а мне их даже пришить нечем. И как я в таком виде пойду к отцу? А знаешь, что? Я ему скажу, что ты хотел меня изнасиловать. Понял?.. — Она на миг замолкла и сразу же разрыдалась. — Я живая... Папа, я живая...

Корвел поднялся на ноги и поднял с травы свою сумку. Дезертиры всё-таки утащили сумку Селены. Но главное — они живы. Благодаря чуду. Или, скорее, чудовищам, живущим внутри них.

Вопросов к Маске Бобу только прибавилось, хоть теперь и понятно, почему у Корвела так болела рука, а у Селены живот. Каланча решил про себя, что после того, как сдаст девушки отцу, сразу отправится на поиски проповедника. До границы тени оставалось недалеко.

Единственное, что смущало в его плане, так это слова дезертира о сгоревших глазах.

XI

Старший лейтенант Ричард Вольф с унынием оглядывал неровный вал, возводимый солдатами у границы Тени. Гвардейцы и простые вояки поглядывали на него в ответ, и в их взглядах не читалось обычного подобострастия. Более или менее весело выглядел только рыжий Отто, но он всегда ухмылялся и весело щурился, будто бы каждый раз предлагая сотворить что-нибудь эдакое. Уйти в самоволку, например, или купить что-нибудь не очень легальное. Ричарду никогда его ухмылка особо не нравилась, но Отто был чуть ли не единственным из младшего комсостава, кто поддержал офицеров во время утреннего бунта.

— Я всё понимаю, — бубнил он Дику, когда солдаты собрались в кучу и, побросав оружие, молча уселись на землю. — Приказ есть приказ. Но нужно же и нас понимать, да? Никто не хочет просто пойти и бесцельно сдохнуть, господин офицер. Или стать вот таким, — он кивнул на одного из ослепших, которого тащили в лазарет.

Дик тогда помалкивал, тиская правой ладонью рукоять меча. Если б солдаты решились на более активный бунт, то офицеров вырезали бы за четверть часа, не помогли бы и верные своему долгу сержанты вроде Отто.

"Он уже старший сержант, — поправил себя Ричард. — И действительно ли он был верен долгу или же просто поддержал офицеров, чтобы получить повышение?".

Ответа на этот вопрос у Вольфа не было, поэтому он старался не думать на эту тему. Да и какая разница, какими мотивами был движим сержант?

Зато мотивы Железнозада... то есть генерала Айронлега понятны. Он предал своих солдат и повесился. Всё просто. И ему от этого проще — не нужно разгребать дерьмо. Полковник Чайзер всегда говорил, что Айронлег либо на коне, либо под конём. Не уметь найти компромисса — это плохо, компромисс есть всегда, добавлял Чайзер.

И старший лейтенант Ричард Вольф мучительно старался найти компромисс, но, кажется, полковник Чайзер либо лгал, либо был неправ. В сложившейся ситуации никакого компромисса быть не может. Либо он продолжает выполнять свой долг, либо дезертирует. А Чайзер на самом деле не менее упёртый в делах чести, чем Айронлег, с ним разговаривать бесполезно. Пусть даже...

Вольф сплюнул и принялся расхаживать около вала. Со страшной силой ныло сердце. Неизвестность — вот, что хуже всего. Или нет? Предательство — вот это, наверное, похуже будет. Предать своих родных, друзей, начальство, себя... то есть собственную карьеру. Как долго он к этому шёл, сколько всего перенёс... Ну, не то, чтобы много, им почти сразу начали гордиться, но предавать людей, которые действительно тобой гордились, предавать свою гордость не менее тяжело, чем ставить крест на карьере.