#20 восьмая

Ларионова стискивает челюсти. Но деваться ей некуда (сама себя в угол загнала), и она достает мобильный. Нажимает быстрый вызов и громкую связь. Гудок, два, три, четыре. Наконец, её закадычная подруга соизволит ответить.

— Ленок, ты? — поёт Сиротина. ('Ногти, что ли, точит? — думаю я. — И что за привычка дурацкая...') — Ну, Ленок, как там в Дании?

— Н-ничего так.

— Скажи, ты хорошо развлекаешься?

Я злорадно хмыкаю.

— Ага, на всю катушку, — уныло бормочет Лена.

— Молодец, — хвалит её Сиротина. — А как там наш Алексей Михайлович?

Ларионова скрежещет зубами. Я изображаю мимикой, что Сиротиной поклон до земли и, вообще, жизнь — просто прекрасная штука.

— А я тебе как раз насчёт Андреева и звоню, — у Ларионовой даже голос окреп. — Тань, Алексей Михайлович хочет со мной отдельную встречу провести.

— Ну, так проведи с ним встречу. -Таня бессердечно смеётся.

— У себя в номере, — скользнув по мне ястребиным взглядом, уточняет Лена.

— А тебе у себя сподручней?

'Нет, Сиротина — всё-таки редкая стерва. Но — с элементами остроумия. Может, оставить её в 'Systems One' в качестве придворного клоуна?'

— Тань, да что ты такое говоришь? — Ларионова страдальчески морщится и, кажется, пытается пустить слезу. Я трогаю её за плечо и качаю головой: не смей мне эксперимент портить.

— Ленок, — пользуясь образовавшейся паузой, Сиротина театрально вздыхает. — Я конечно, понимаю, что ты у нас Мисс Вселенная, ну и всё такое, но поверь моему опыту — мужчины иногда по работе проводят встречи с женщинами. В своём номере. Тем более, что у Алексея Михайловича не твой однобедный сьют с видом на внутренний дворик, а настоящие бизнес-апартаменты, со спальней и с офисом. И Лё... Алексей Михайлович действительно там работает. И даже проводит совещания. Сегодня днем, например, пока ты болталась по городу, он встречался у себя с Элен Паркинссон и своим шефом Эрлихом. Или ты считаешь, что он там с Эрлихом спозаранку на двоих порол Элен?

Элен Паркинссон было пятьдесят пять. Эрлиху — шестьдесят два. Представить наше трио в разгар половых утех было, мягко говоря, затруднительно. Я фыркнул и отвернулся. Ларионова помотала головой:

— Нет, я так не считаю.

— Вот именно! — одобрительно подчеркнула Таня. — Видишь, Ленок, — в заключении назидательно добавила душка-Сиротина, — это у них там хараccмент , а здесь ты, как миленькая, пойдешь в номер к начальнику, да ещё и поблагодаришь за приглашение. И — оказанное тебе доверие. До-ве-ри-е. Слышь, Ленок? Ну всё, удачи. И не благодари меня за добрый совет.

Таня отключилась, а Ларионова растерянно прижала мобильный к губам.

— Ну как, подруга Таня тебе очень помогла? Не зря ей духи купила? А, кстати, самолетик кому, Сычу или тоже Тане? — продолжил изгаляться я. — Кстати, насчет Сыча... ценю твоё остроумие. А меня ты как назвала? — Ларионова побледнела. — Ну, так как? — не отстаю я.

— Никак. Из-извините, Алексей Михайлович, а вы про 'Сыча' ВладимВладимирычу не расскажете?

— Нет, не скажу. Я буду нем, как Рыбы, — усмехаюсь я.

— А почему как 'рыбы'? — Ларионова навострила уши.

— Ни по чему, — отрезал я. — Так как насчёт моего номера?

— Хорошо, я... я приду. — Лена отворачивается.

— Молодец, Ларионова, — похвалил её я. — Ну всё, иди отдыхай. И к вечеринке готовься. Кстати, не хочешь оставить мне один танец в качестве благодарности?

— А вы что, идёте с нами на вечерний коктейль-party? — Ошарашенная Лена чуть не падает на лавочку. Я злорадно киваю и, насвистывая 'maybe, maybe...', готовлюсь отойти, когда слышу:

— Алексей Михайлович, я на фуршет не пойду. Я себя плохо чувствую. И у меня нет подходящего платья, и я...

— Ах да, — оборачиваюсь, — совсем забыл. Это — моё второе условие.

Дружелюбно похлопал её по плечу, развернулся, пошёл досматривать конференцию'.

Глава 5. Kungelei

Схватка бульдогов под ковром — ничего не видно, только время от времени вываливается загрызенный насмерть бульдог.

Стефан Киселевский

28.

'Я его ненавижу. Я его презираю. Почему он меня подавляет? Потому что я так не уверена в себе? Потому, что боюсь его?

Да, я могу обжечь словом не хуже раскалённой плиты, но только в редких случаях. Я никогда не была сильной и беспощадной, твёрдой и независимой. Нет у меня ни гипнотических глаз, ни хрипловатого голоса, который проникает в душу. Я плохо владею собой, и на моём лице всегда заметны и замешательство, и волнение. И мне совсем не безразлично мнение других людей обо мне. Я очень нуждаюсь в добрых словах и хороших оценках.

В моём доме всегда главенствовал отец, потом — отчим. Когда отчим умер, контроль перешёл к маме, после неё — к Максу. С Сафроновым мы редко ссорились, но даже если такое случалось, то я припасала свой гнев для выяснения отношений только наедине. Потому что у меня, по большому счёту, есть лишь одно хорошее качество: я никогда не забываю добра, однажды мне оказанного.

Именно поэтому я влезла в ту схему с отмывом денег.

В 'Ирбис' меня устроил Кристенссен. Сиротиной был нужен кто-то в помощь, а моё резюме висело на ленте в отделе кадров 'Systems One'. Кристоф побеседовал со мной, а потом порекомендовал меня в партнёрский отдел 'Ирбис'. Почему он так сделал — я не знаю, но я благодарна ему за то, что он дал мне это место и возможность сделать карьеру самостоятельно. И я отрабатывала за это, как могла.

Ну и что мне теперь делать? Рассказать об этом Андрееву? Но тогда я подставлю Кристофа. Валить всё на Таню? Но у Сиротиной и так уже проблемы с Сычом. Так что же мне делать?

Хочу домой. Хочу, чтобы Макс был рядом. А может быть, мне взять и просто позвонить маме? Она — своеобразный человек, но она очень меня любит. И она много знает. Она много читает, и порой мне даже кажется, что моя мама говорит не от себя, а из прочитанных ею книг. И тут в моей голове всплывает одна сказанная мамой фраза. Правда, мама соотнесла её с подарком Макса, принесшего мне на день рождения традиционный букет глянцево-розовых роз. 'Знаешь, Лена, — мама задумчиво тронула шипы на самом красивом и самом розовом цветке. — Есть такой растение, называется чертополох. Огромный и колючий, он считается символом того месяца, в котором родилась ты. У этого цветка есть аромат, который мало кто замечает. Чертополох пахнет, как дурманящая весенняя ночь. Вот и ты у меня такая же... У тебя есть характер и к тебе никогда не подходил розовый цвет. И ты сама поймешь это, когда встретишь мужчину, который полюбит тебя — всем сердцем, со всей заботой...'

Мужчина, который любит меня, это Макс. А Андреев меня просто хочет. Как, наверное, хотел в детстве заводной вертолётик: чтоб поиграть, разломать и выбросить. Ну, зачем я ему? Чтобы воспользоваться моей промашкой и переспать со мной? Или, чтобы широким бреднем прочесать нашу с Таней 'работу' и получить очередной бонус себе в карман?

Оборачиваюсь. Андреев торопливо докуривает у 'Марриотта', кидая на меня исподлобья короткие, жадные взгляды. Проверяет, жива ли я, стою ли я на ногах или уже их раздвинула? Ну нет, чего-чего, а этого он от меня не дождётся! И я в первый раз не прячусь от него, не отвожу взгляда. Я даже улыбаюсь ему. Андреев растерянно моргнул и уставился на меня. Это невыносимо, но я заставляю себя смотреть на него. И, кажется, я победила, потому что впервые с момента нашего знакомства Андреев первым отводит глаза, отворачивается и уходит. А я бессильно опускаюсь на лавочку. Покрутила в пальцах мобильный. Хотела позвонить Максу, но от него, оказывается, уже пришла смс-ка: 'Лена, я у заказчика. Извини, что сразу не ответил. Очень занят, перезвоню тебе завтра'.

Так что же мне делать?..

И тут до меня доходит смысл маминых иносказаний. Мама права! К чёрту розовый цвет. И к чёрту мои страхи — я должна уметь защищаться! Я зло тру глаза, и слёзы высыхают. А в моей голове начинает проявляться одна идея — не скажу, что хорошая, но — многообещающая.

Выждав минут пять (и покрутив идею в голове), я возвращаюсь в конференц-центр. Прежде чем сесть в кресло, ищу взглядом Аверину. Киваю ей, прошу Ваню и Мишу поменяться со мной местами, и таким вот ловким маневром оказываюсь по правую руку Светы.

— Лен, что-то случилось? — спрашивает Янина. Она — рыженькая, и сидит по левую руку от Миши. Внимательно смотрит на меня: как и тогда, в школе, когда нашла меня в пустом классе и пообещала ничего не говорить моей бедной маме.

— Ничего не случилось, Яночка. Мне просто нужно кое-что обсудить со Светой. Не обижайся, но у нас свой разговор.

— Ладно, — уязвлённая Яна резко отодвигается. Аверина же, сообразив, что я недаром затеяла этот интимный девичник, наклоняется ко мне:

— Лена, Андреев что хотел?

Скорость, с которой задан этот вопрос, даже не удивляет.

— Твой Андреев идёт на нашу вечеринку и хочет потанцевать со мной. Аверина хлопает ресницами:

— Он... что, прости?

— Шучу, — я трогаю её дрогнувшую руку. — На самом деле, твой Алексей Михайлович был так добр предупредить меня, что он недоволен слайдами, которые я готовила для круглого стола. Так что мне придётся переделывать всю презентацию заново, буквально в авральном режиме.

— Тебе помочь? — Иногда Света чрезвычайна добра.

— Нет. Но мне будет нужно пораньше сбежать с фуршета.

— А может, тогда тебе вообще в ресторан не ходить? — невинно предлагает Аверина.

'Суперидея! Жаль только, Андреев её не оценит...'

— Не получится, — качаю головой я. — Твой Алексей Михайлович спит и видит, как меня подставить.

— Да ладно, ему-то это зачем? — Аверина поднимает точёную бровь.

— Зачем? — грустно фыркаю я. — Света, сообрази сама: фуршет организовал Кристоф. И Андреев меня предупредил, что я в любом случае должна быть там. Поэтому единственный для меня способ хоть как-нибудь подправить слайды, это попробовать незаметно смыться из ресторана... Скажи, а ты не могла бы во время фуршета очень громко сказать, что меня просили срочно позвонить в Москву? После этого я выйду и уже не вернусь.

— А неплохо, — оценив мой уход по-английски, хвалит меня Аверина. — А когда именно ты хочешь сбежать?

— Ровно через десять минут после начала фуршета, — клянусь я. Вспоминаю про 3-D звездопад и скрещиваю пальцы.

— Ясно. — кивает Света. И — опля, чудеса преображения! — передо мной снова жизнерадостная, улыбающаяся Аверина. Очевидно, сообразившая, что её фальшь-соперницы на коктейль-party не будет. — Конечно, я тебе помогу, — уверяет Света. — Я всё для тебя сделаю...

Я так и осталась сидеть с ней. Немного рассказала про Макса (у него интересные проекты и потрясающие показы). Все остальное время было посвящено сплетням Светы Авериной на тему: 'Жизнь и приключения Алексея Андреева'. Оказывается, Алексей Михайлович катается на горных лыжах, для чего постоянно мотается в Швейцарию. 'Так вот откуда у него шрам на скуле', — соображаю я, и тут же желаю Андрееву сломать себе ещё и ноги на горных перевалах. Тем временем Света пускается в вязкие воспоминания о том, как она за ним бегала (то есть, как это он ухаживал за ней). В какой-то момент она заговаривается до такой степени, что, кажется, даже не ждёт от меня никакой ответной реакции. И я, пользуясь её одержимостью (то есть, излишней эмоциональностью), периодически выключаюсь из беседы и проваливаюсь в сон (то есть, прикрыв глаза, слушаю). Через полтора часа конференция и воспоминания Светы заканчиваются. В шесть вечера я, сонная, утомлённая ранним перелётом, сплетнями и нервотрёпкой из-за Андреева, мечтаю только о том, чтоб заползти в свой номер и там лечь спать.

Может, кому-то и повезет — но только не мне, потому что я слышу:

— Русская группа, сюда, сюда. — Машет рукой Петер, который встречал нашу группу в аэропорту. Он стоит у кресел первого ряда. Направляюсь к скандинаву, ощущая себя немецкой военнопленной, которую прямо сейчас отправят в Германию на вечные земляные работы. К тому времени, как я спустилась вниз, рядом с Петером уже топчутся человек двадцать реселлеров плюс стоит Яна, холодный, как айсберг, Кристенссен и пока ещё странно-трезвый Денис. Андреева, к счастью, не вижу. Жаль, хотела бы я посмотреть на него. Вру, вообще не хотела бы...

— Ровно через час всех вас ждут внизу, — начинает поскрипывать Кристенссен. — Петер препроводит вас в ресторан 'Krebsegaarden', где мы снова увидимся.

— Как одеваться? — жеманничает Аверина, стреляя глазами в Петера. Яна презрительно хмыкнула, Петер смущённо захлопал ресницами. Кристоф бросил на Свету ледяной взгляд — точно камнем кинул. Аверина вздрагивает, но не сдаётся: она мило прищуривается. Петер покрывается забавным румянцем. Яна отворачивается, а Кристенссен уходит, забыв отпустить нас. Реселлеры, как крепостные, кланяются Кристофу в спину и расползаются по номерам. Я тоже иду в свой номер, но с высоко поднятой головой. Потому что у меня есть отличный план, как обставить Алексея Михайловича'.

IV.

Браво, маркиза, что за луна? Ленива капризна и холодна.

Музыка Штрауса еле слышна, возьмите бокал, я налью вам вина.

Я люблю запах ваших духов, бальные танцы, вино и любовь.

S'il vous plaît, мадам, мой экипаж — там я возьму вас на абордаж.

'Агата Кристи'

'В семь вечера Кристенссен и я садимся в такси. Направляемся в сторону 'Krebsegaarden' — это небольшая, чисто датская ресторация расположена недалеко от Датского университета, где преподает Магда, профессор русской словесности. Разглядывая город, который я знал так же хорошо, как и её спальню (в которой, надеюсь, Магда сейчас и пребывает, а не утюжит где-нибудь у ресторана), обсуждаю с Кристофом, как прошёл первый день конференции.

— Мне понравилось твоё выступление, Алексей, — неохотно хвалит меня Кристоф, — смелое, креативное.

'Ага, я знаю'.

— Спасибо, — я вежливо киваю.

— Ричардссон поддержит тебя на посту нового главы представительства. Ты ему нравишься.

'И это я тоже знаю...'

— Эрлих, думаю, также будет за тебя.

'Эрлих? Ну, ещё бы... Кстати, надо будет его Хелен двадцать девять роз послать — завтра у неё день рождения'.

— Знаешь, мне Магда звонила, — продолжает дребезжать Кристенссен.

— Да? — И я делаю заинтересованные глаза. — Она в ресторан приедет?

— Нет, она дома. Я так велел.

'А вот это отличная новость. Может, мне завтра Магде и Кристофу тоже розы послать, каждому по букету?'

— Магда, оказывается, сегодня приезжала встречать тебя в Каструп? А вот за родным отцом в аэропорт ни разу не приезжала. — Странно, но Кристоф умеет шутить. Очередной шок я переживаю, поняв, что Кристенссен смотрит на меня с искренней теплотой и улыбкой. — Похоже, у вас всё наладилось?

Перестав таращиться на злодея, примерившего на себя маску Оле Лукойе, принимаю вид вежливой немецкой сдержанности:

— У нас всегда всё было нормально, я уже говорил вам.

— Вы с Магдой сегодня гуляли? — докапывается до меня Кристоф.

— Да, я возил её на залив.

— Она по тебе скучает.

— Я тоже люблю её.

— А ведь ты никогда этого не говорил, Алексей.