Плата за наивность

— Как тебе в академии? — спросил он. — Нравится?

— Нравится, — ответила я.

— Больше не жалеешь, что на ткацкую фабрику не попала?

На лице его была легкая насмешливая улыбка. Видно вспомнил, как я переживала, что устроилась на работу в косметический магазин по рекомендации знакомой, а не пошла на ткацкую фабрику, куда нас отправляли из приюта, когда мы достигали совершеннолетия.

— Не знаю, — ответила я. — В академию я бы и из фабрики попала, ведь так? И тогда Сабина и Петер были бы живы.

— Возможно, — задумчиво сказал он, — а возможно, и нет. Хофмайстер не из тех, кто свидетелей оставляет. Думаю, Сабина в любом случае была приговорена. Как сообщница она его устраивала, возможно, и как любовница. Но делиться с ней он не стал бы.

— Его так и не поймали? — зачем-то спросила я, хотя от отца знала, что нет.

— Поймаем, — зло сказал Рудольф, — рано или поздно поймаем, будь уверена. Никуда он не денется.

Лицо у него стало жестким, по скулам заходили желваки, лоб прорезала складка, возникшая между насупленными бровями. За какой-то миг он стал много старше и серьезней. Похоже, поймать Эдди стало для него навязчивой идеей, которая не давала спокойно жить. Я сочла за лучшее больше не говорить с ним про бывшего компаньона моей тети, которому удалось уйти от наказания. Рудольф зло щурился в окно. Не знаю, что он там хотел высмотреть, но думаю, если бы там внезапно появился Эдди, уйти ему уже не удалось бы. Мой спутник был готов к аресту преступника в любой момент и при любых условиях.

Когда дело дошло до десерта, Рудольф в окнах уже никого не высматривал, а перевел взгляд на меня. От неожиданности я попыталась проглотить кусочек вафли, так ее и не разжевав, пришлось спешно запивать чаем. Вафля провалилась глубже, царапая горло, и полностью испортила мне удовольствие от обеда.

— Какие у тебя отношения с тем курсантом, что вчера тебя забрал? — неожиданно спросил Рудольф.

— Мне кажется, это не твое дело, — ответила я.

Остаток вафли потерял для меня всякую привлекательность. Разговор пошел о том, о чем мне говорить не хотелось. Ни говорить, ни вспоминать. Я выразительно посмотрела на Рудольфа, пытаясь ему это внушить. Но он униматься не желал.

— Надеюсь, ты понимаешь, что у тебя с ним ничего серьезного быть не может? — спросил он.

— Почему ты так в этом уверен?

— Он тебе не подходит.

— Надо же, как у вас много общего. Он уверен, что мне не подходишь ты, — язвительно сказала я. — А сам он как раз очень даже подходит.

Вот значит как? Полтора года я ему совсем была не нужна, а увидел, что кто-то другой мной заинтересовался, сразу пытается отвадить? Самому не нужна, но и другому не отдам.

— Я не шучу, — недовольно сказал Рудольф. — Тебе не следует с ним встречаться. Ничего хорошего из этого не выйдет.

— Ты так уверен? — я встала из-за стола и небрежно бросила салфетку на стул. — В отличие от тебя, помолвку он мне предлагает не фальшивую. Или ты считаешь, что я его недостойна? Что единственное, для чего я гожусь, изображать твою невесту в этом дурацком представлении для Хофмайстера? А в перерывах между этим хоронить себя заживо среди баночек с косметикой в магазине тети?

— Я этого не говорил и не думал даже.

— Твои слова по-другому понять нельзя, — возразила я. — Рудольф, у тебя нет никакого права указывать мне, что я должна или не должна делать. Не лезь в мою жизнь. Вот из этого точно ничего хорошего не выйдет.

— Штеффи, ты не понимаешь, — тоскливо протянул он.

— И не хочу понимать. Прощай.

Я подумала, что стою уже здесь слишком долго, словно пытаюсь перед ним в чем-то оправдаться. Я сказала уже все, что считала нужным, больше от меня он ничего не услышит. Я злилась. Злилась на него. На себя. На себя — больше. Мне не следовало с ним идти и его слушать. Все равно ничего из того, что мне так хотелось услышать, сказано не было. Я не должна встречаться с Лоренцом, видите ли. Да я не только буду с ним встречаться, я браслет у него возьму, когда он вернется со сборов. И пусть Рудольф дает свои ценные советы кому-нибудь другому. Все, больше мы с ним никогда не увидимся.

— До свидания, Штефани.

Его слова донеслись до меня, когда я была уже у двери. Но я не обернулась. Как сказала бы Регина, последняя страница нашего романа перелистнулась и книжка закончилась. Пришло время другого романа.

Глава 10

До конца недели я упорно пыталась выбросить из головы любые мысли о Рудольфе. Получалось плохо. Встреча с ним разбередила в моей душе что-то, для чего я никак не могла подобрать подходящее слово. Любовь ли это была или просто уязвленное самолюбие отвергнутой женщины? Кто знает? Я — точно нет. Возможно, если бы не поцелуй Лоренца, я не восприняла бы случившееся так остро. Не было бы этого мучительного сожаления о несбывшемся, этого желания повторить с другим, мне недоступным.

Я перебирала в памяти разговор с Рудольфом вне своего желания. Иногда казалось, что за его словами стоит что-то большее, чем я услышала, но потом я вновь убеждала себя, что занимаюсь самообманом. Если бы стояло большее, то оно подтверждалось бы чем-то, кроме слов, которые толковать можно было по-разному. Я ходила на занятия, старательно записывала, делала все, что нужно, но душой была очень далека от Академии. Хотелось изменений. Хоть каких-нибудь. Чтобы меня перестала выматывать эта монотонность и внутренняя тоска. Но ничего не менялось, разве что Регина стала проводить с Моникой времени еще больше, пытаясь хоть как-то смягчить для соседки горечь отъезда Вернера. Та была безутешна, жалела ее теперь вся группа, хотя курсант должен был приехать чуть больше чем через неделю, живой, здоровый и все так же в нее влюбленный. Ведь если, как уверяла меня Регина, у них настоящая любовь, то за две недели она пройти не может. Моника убивалась, словно разлука длилась вечно и конца ее не было видно. Училась она и раньше через силу, а теперь даже видимость создавать не хотела, ходила, вцепившись в Регинину руку, и причитала о несправедливости жизни. В результате с подругой за всю неделю поговорить мне так и не удалось, вот и сейчас мы лишь помахали на прощанье друг другу рукой, и я пошла домой.

В торговом зале было оживленно, но моя помощь не требовалась. Тетушка, как решила, что нам нужно нанять еще двух продавщиц, так и не отказалась от этой мысли. И вот уже несколько дней девушки работали попарно. Новенькая выглядела уверенной, бойко отвечала на вопросы, Анна лишь изредка поглядывала в ее сторону, проверяя, не нужна ли помощь. Но той помощь не требовалась, она была счастлива получить это место и теперь делала все, чтобы здесь задержаться не только на испытательный срок. Отвлекать я их не стала, сразу прошла наверх. Тетя сидела в крошечной комнатке, ею гордо именуемой кабинетом, и что-то сосредоточенно подсчитывала. При моем появлении отвлеклась, отложила бумаги и спросила:

— Внизу справляются или мне спуститься нужно?

— Нет. Я бы там задержалась, если была необходимость. Но они вдвоем все прекрасно успевают.

— Да, подруга Анны оказалась очень расторопной иноритой, — согласилась тетя Маргарета. — но она уже имела представление о работе — приходила в магазин и раньше.

Артефакт вызова в торговый зал издал противный зудящий звук, тем самым прекратив наш разговор.

— Наверно, очередной личный заказ, — с легким недовольством сказала тетя. — Многовато их стало в последнее время. Уже и высокая цена не отпугивает.

— Подними еще выше, — со смехом предложила я. — Может быть, передумает кто-нибудь.

— Куда уж выше, — вздохнула она и начала спускаться по лестнице.

Я зашла в нашу кухоньку, но есть не хотелось, так что просто взяла чашку с повышающим внимание отваром, который приготовила еще утром, перед уходом в академию, и направилась к себе. Я даже успела сделать несколько глотков, когда вернулась запыхавшаяся тетя.

— Штеффи, это к тебя, — глотая второпях окончания, сказала она. — Лорд Лоренц.

Сюрприз был не очень приятным. Прямо скажем — совсем неприятным. Не то у меня было состояние, чтобы с ним разговаривать. Да и не должен был он сейчас здесь находиться, или армейская дисциплина на лордов не распространяется?

— У него сборы еще не закончились, — недовольно сказала я. — Тетя, скажи ему, что меня нет. Что ушла, а ты не заметила. Не хочу с ним встречаться.

— Это его отец.

Теперь только я заметила, что тетя была не запыхавшаяся, а напуганная. На щеках горели алые пятна, руки нервно сжимали друг друга, а глаза были круглые, как у фарфоровой куклы, и готовые пролиться слезами. Отцу Николаса удалось произвести на нее впечатление, и теперь она не будет считать курсанта подходящей для меня партией. Все это пронеслось в моей голове за единый миг, а потом страх пришел уже ко мне.

— Зачем он пришел?

— С тобой поговорить хочет. И вид у него... — тетя пыталась подобрать нужное слово, но так и не смогла, поэтому просто сказала: — Он нам всех покупательниц распугает.

Оттягивать неприятный — а никаким другим он быть не мог — разговор не было никакого смысла. Если лорд решил со мной встретиться, он своего добьется, не посмотрит, что у меня нет желания с ним беседовать. Его сына чужие нежелания не заботили. Тетю я попросила не спускаться — только переволнуется лишний раз, а со здоровьем у нее и так не очень хорошо.

Лорда Лоренца я рассматривала, не выходя в торговый зал, — это позволяли особенности нашей двери, прозрачной со стороны жилой части дома. Был он грузен, но не толст, скорее — внушителен. Богатый камзол облегал фигуру, скрадывая ее недостатки, которые при лишнем весе непременно должны быть. Дар у него был много меньше, чем у сына, почти как мой, так что военным магом в отставке быть он не мог, да и просто военным. Не тот у него был вид, по которому лица, носившие военную форму, сразу выделяются из толпы, даже если они в гражданском. Но на лице оставила свой отпечаток привычка повелевать. На праздного бездельника он не был похож, так что скорее всего работает в каком-нибудь столичном ведомстве. И еще было очень заметно, что он испытывает неловкость от того, что находится в магазине, торгующем косметикой. Он постоянно косил глазами на вновь входящих, не иначе как опасаясь встретить знакомых дам, которые могут подумать — о, ужас! — что он пришел сюда за покупками.

— Добрый день, лорд Лоренц, вы хотели меня видеть?

Улыбаться я ему не стала — покупать он у нас ничего не собирался, а показывать ему свое расположение мне было не нужно. Не заинтересована я в нем была. Ни в лорде, ни в его расположении.

— Добрый день. Вы — инорита Ройтер? — он оценивающе на меня посмотрел.

— Да, это я.

— Я хотел с вами поговорить, — тон его не допускал никаких возражений.

— Прошу вас.

Я указала ему в строну уголка для клиентов. Мягкие кресла, низкий столик — все располагало для непринужденной беседы. Можно еще попросить чай принести. Но лорду Лоренцу мое предложение по вкусу не пришлось. Он недовольно поворочал шеей в высоком воротнике и процедил:

— Не здесь.

— А где?

— В дом вы меня пригласить не хотите, инорита Ройтер? — спросил он с каким-то подтекстом, понятным лишь ему одному.

— Извините, лорд Лоренц, но нет, — твердо ответила я.

Приглашать в жилую часть дома лорда, пришедшего с непонятными целями, я не собиралась. Да и не так это было просто — для этого нужно было перенастраивать защиту, что сейчас пропускала лишь меня, тетю и Регину, а это требовало времени и магической энергии. И все только потому, что ему не понравились кресла для покупателей, стоявшие в торговом зале.

— Такое неуважение к представителю семьи, в которую вы собираетесь войти? — голос его сочился ядом, не хуже чем гадюки в серпентарии, когда у них сцеживали этот полезный ингредиент.

— Я собираюсь войти? Впервые об этом слышу, — резко ответила я.

Николас говорил о браслете, но я сочла это прихотью, не стоящей внимания, а оказалось, он сообщил своим родным. Только что сообщил? Лорд Лоренц хотел что-то сказать, но заметил, что для тех нескольких наших покупательниц, что были в торговом зале, косметика потеряла всякий интерес. Теперь их жадное любопытство было направлено в гашу сторону. Пахло скандалом и свежими сплетнями. Разве с этим может сравниться аромат самых лучших духов?

— Инорита Ройтер, здесь недалеко есть приличное кафе. Мы можем там поговорить за чашечкой чая, если уж вы столь негостеприимны. Как вам мое предложение?

— Хорошо, лорд Лоренц.

Руку он мне не предложил, демонстративно подчеркнув разницу в нашем социальном положении, что говорило не в его пользу. Хорошо воспитанные люди такого себе не позволяют. У меня же необходимости в поддержке не было, без его руки я прекрасно обошлась. Столик он занял в углу. Наверное, чтобы случайно зашедшие сюда знакомые его не заметили, не иначе. Это, конечно, не косметический магазин, но лорд в обществе девушки сомнительного происхождения тоже неприличное зрелище. Но потом лорд Лоренц решил, что происхождение у меня на лице не написано и успокоился. Сидеть в кафе с красивой девушкой уже не так страшно

— Что будете заказывать, инорита Ройтер? — попытался он проявить вежливость.

— Чай, лорд Лоренц.

— А к чаю, инорита Ройтер?

— Ничего, лорд Лоренц. Мы пришли сюда не есть.

Он нахмурился. Мой отказ ему не понравился. Он опять оттянул тугой ворот и огляделся, боялся показаться жадным в чужих глазах, если его спутница будет сидеть только с чашкой чая. Меня позабавило, насколько он зависел от мнения окружающих, но говорить я ничего не стала, он и без этого был настроен против меня. Поэтому когда он предложил взять для меня пирожное, которое делали только здесь, не стала возражать. Лишний раз его злить не стоило.

— Инорита Ройтер, — сказал он, лишь только официант принес наш заказ и отошел от столика, — предлагаю говорить начистоту, без всяких этих обычных женских экивоков. Ситуация сложилась неприятная, и я хотел бы ее разрешить с наименьшими потерями для семьи. Итак, сколько вы хотите?

— Извините, лорд Лоренц, но я вас не понимаю. Что я должна хотеть?

— Все вы прекрасно понимаете, — бросил он мне с прорвавшимся раздражением, — а строите из себя не меньше, чем герцогиню. Но если вам так нужно, чтобы я сказал прямо, пожалуйста, инорита Ройтер, мне не трудно. Сколько вы хотите денег за то, чтобы оставить моего сына в покое?

— Оставить вашего сына в покое? — возмущенно сказала я. — Но это он меня постоянно преследует, не я. Так не лучше ли задать этот вопрос ему? Если уж собираетесь платить, то не лучше ли собственному сыну?

— Инорита Ройтер, вы считаете меня идиотом? — лорд Лоренц высокомерно прищурился. — Я в таком возрасте, что прекрасно понимаю, жертвой каких ваших штучек стал мой сын. Вполне возможно, что он сам уверен, что преследует вас, а вы его отвергаете. Но на деле — завлекаете его вы. И я хочу выяснить, что вам нужно.

— Мне ничего не нужно ни от вас, ни от вашего сына, — холодно ответила я.

— Хорошо, если бы это было так. Но с вашими словами никак не вяжется заявление сына. Он сказал, что по приезде со сборов собирается вручить вам семейный браслет. Браслет, который был символом помолвки в нашей семье многие, даже не годы — столетия. И носили его исключительно достойные девушки.