Плата за наивность

Внимание! Отсутствуют главы 11-15, 21-до конца

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

...

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 1

— Штеффи, но нельзя же все время только учиться, — капризно сказала Регина. — Нужно и о себе подумать. Этак старой девой останешься.

Она вытащила у меня из рук конспект и захлопнула его с громким треском. Заниматься ей больше не хотелось. Хотелось гулять и развлекаться. Конечно, это было намного привлекательней. Вот только те, кто слишком много развлекались, надолго в академии не задерживались. А Регина никак понять этого не могла. Ей хотелось всего и сразу — любви, денег, успехов в учебе. Но только чтобы это было дано ей просто так. Потому что она — это она. Вот придет кто-то и возложит на свои широкие мужские плеч заботу о ней и все ее проблемы. Главное — это его найти. А как его найти, если злая подруга заставляет сидеть за учебниками и не дает идти на поиски личного счастья?

Наша многолетняя, проверенная временем и приютским условностями, дружба, явственно начинала давать трещину. Начитавшаяся любовных романов Регина была уверена, что жизнь — легка и приятна, а прекрасные принцы уже выстраиваются в очередь, чтобы упасть на колени и предложить ей руку, сердце, а в неопределенном будущем — еще и царство в придачу. А значит, ее главная задача — просто выяснить, где эта очередь находится, и сделать выбор. А учебу она рассматривала лишь помехой в поисках.

После выхода из приюта, где мы с ней выросли, до конца первого курса она прожила в доме моей тети, которую я обрела совершенно неожиданно для себя. Искать своих родственников я не собиралась, но так получилось, что судьба сама привела меня к ней, хотя не сказать, что путь был таким уж приятным. Вместе с тетей я тогда получила и отца, а вот моя мать к этому времени уже давно была мертва. Мамина сестра, одинокая дама уже в приличном возрасте, была настолько счастлива найти близкого по крови ей человека, что решила позаботиться еще и о моей подруге. Регина вместе со мной занималась с преподавателями из академии, что позволило нам сдать экзамены за первый семестр и дальше ходить на занятия уже вместе с группой. И вот это общее обучение повлияло на мою подругу крайне отрицательно. Тетя Маргарета по натуре не очень жесткий человек, но требовала выполнения определенных правил. А Регине эти правила поперек горла встали, она хотела влиться в вольную студенческую жизнь и делать то, что считает нужным. Поэтому на втором курсе ушла в общежитие. Правда, тетю Маргарету она расцеловала на прощание и сказала, что очень ей за все признательна, но не может все время жить за ее счет, нужно привыкать к самостоятельной жизни. Тетя повздыхала, но сделать ничего не могла, хотя и была уверена, что за Региной присмотр нужен. Я с ней соглашалась -подруга лишь чудом не завалила сессию после первого же семестра второго курса, но это ее ничуть не отрезвило, и теперь сидеть над учебниками не желала. У Регины были планы на этот вечер, а я заставляла ее и готовиться в читальном зале к завтрашним занятиям.

— Регина, не будешь заниматься — тебя отчислят, — попыталась я ее вразумить.

— Да сколько можно заниматься? — она зевнула и с досадой на меня посмотрела. — Так вся жизнь пройти мимо может. Сидишь здесь, корпишь над учебниками, а толку-то? Все приличные парни уже заняты. Штеффи, пойми, я не старушка, я хочу раз-вле-кать-ся, — четко выговаривая каждый слог, выдала она мне. — А учебники никуда не убегут. Вот, перед прошлой сессией чуток позубрила — и все в порядке.

— Скажешь тоже, — возмутилась я, — да к тебе просто со снисхождением отнеслись. Не будь ты сиротой, уже жила бы у родителей.

Ренина явственно надулась. Тема родителей была для нее очень болезненной. После выхода из приюта она пыталась найти свою мать, но так и не продвинулась ни на шаг. Но все равно была уверена, что счастливое воссоединение не за горами. Ведь ее мама наверняка тоже пыталась спрятать ребенка в приюте от неминуемой смерти, как и моя. Разве могло быть иначе? Представления о жизни Регина черпала из книг, а то, что жизнь вокруг не походила на написанные истории, ее волновало мало. Она была уверена, что судьба ее будет как у героинь любимых романов — трудная, но счастливая. Свое она уже отстрадала, теперь осталось лишь радоваться.И вот эта ее наивность вкупе с желанием получить от жизни все, что та ей задолжала, представляло из себя опасную смесь.

— Злая ты, Штефани, — выпалила Регина. — У тебя отец есть и тетя, а у меня — совсем никого. И ты меня этим постоянно попрекаешь!

— Да нет же, — растерялась я. — Я просто хочу тебе объяснить, что намного лучше будет, если ты сможешь рассчитывать на собственные силы, а для этого выучиться нужно.

— Все равно у меня Дар слабее твоего, — недовольно ответила она. — Что я смогу? Работать лаборанткой при алхимическом производстве? Вот спасибо, счастье какое! И ради этого я должна теперь чахнуть над конспектами и гробить свою жизнь? Я не хочу хоронить себя заживо, как твоя тетя!

Регина даже ногой топнула от избытка чувств. В хорошенькой туфельке, купленной ей, между прочим, как раз тетей Маргаретой, которая даже после ухода моей подруги в общежитие продолжала о ней заботиться. Но я ей говорить об этом не стала. Ничего, кроме обид это не вызовет.

— Регина, тебя никто не заставляет хоронить себя заживо, — недовольно ответила я. — Но и обязанности никто с тебя не снимает. Сделаешь, что нужно, — и свободна.

— Я и так свободна, — она зло прищурилась. — И собираюсь пойти погулять с Моникой. А ты меня не остановишь. Нет у тебя такой власти.

Регина забрала свою тетрадь с конспектами, развернулась и ушла. К Монике, своей соседке по комнате, такой же безголовой девице, думающей только про парней и одежду. Возможно, подсели ее к кому другому, а не к этой инорите, отношение к учебе было бы лучше. Но Моника и сама училась еле-еле — Дар слабый и желания развивать что-то не было. Ко всему прочему, у нее еще были богатые любящие родители, покупающие одежду в количествах, достаточных чтобы одеть весь наш приют. Правда, по характеру Моника была легкой и незлобивой, лишние платья у нее не задерживались — она щедро раздаривала их многочисленным подружкам. Регине тоже доставались обновки. А больше ей ничего для счастья и не надо было. Разве что принца...

Я вздохнула и захлопнула учебник. Сама я эту тему знала прекрасно, пыталась объяснить ее Регине, но у нее мысли были совсем не о занятиях, вот у нас ничего и не получилось. И ведь специально для занятий выбрала читальный зал, думала, что обстановка сразу настроит подругу на рабочий лад. Рядом с Моникой точно бы ничего не вышло — та постоянно отвлекает и совсем не по учебным вопросам. Но и здесь, где все усиленно готовились к занятиям, Регина не нашла в себе ни малейшего желания выучить все, что нужно на завтрашний семинар. Опять на вопросы будет невнятно мычать и тянуть время. И как только ей не стыдно?

Но стыдно ей будет завтра, а сегодня — очень даже весело. В чем я и убедилась, когда подготовившись по другой, нужной уже мне теме, возвращалась домой. Регина и Моника, довольно глупо хихикали в компании курсантов Военной Академии. Надо же, как им сегодня повезло — девушки давно уже мечтали познакомиться хоть с кем-то из этого заведения, очень уж форма там была красивой. Но до сегодняшнего дня у них ничего не получалось. Теперь Регина точно уверится, что учеба — зло. Ведь останься она сегодня в читальном зале, и Моника обрела бы счастье без нее. С другой стороны, трое Регининой соседке и не нужны, наверняка поделилась бы таким счастьем с подругой. Стояли они как раз на моем пути, я остановилась и уже подумывала, не свернуть ли мне на соседнюю улицу, пока меня не заметили. Но тут Регина, отвлекшаяся на минуту от флирта с явно нравящимся ей кавалером, неожиданно меня увидела.

— Штеффи! — завопила она так, что прохожие оглядываться начали. — Иди к нам скорее!

Приютское воспитание слетело с нее за эти полтора года, как шелуха с семечки, обнажив натуру. Наверно, мать-смотрительница недовольно покачала бы головой при виде этой картины и сказала бы, что вести себя надо немного скромнее. Но Регина лишь рассмеялась бы в ответ, она была в кои-то веки счастлива и хотела поделиться своим счастьем со всем миром. Или хотя бы только со мной. Свернуть на соседнюю улицу, сделав вид, что я их не замечаю? Не слишком умный поступок, да и Регина на меня точно обидится. Я нехотя продолжила идти к ним, но для себя решила, что распрощаюсь сразу, как поздороваюсь. На меня мундиры военных не производили такого сокрушительного впечатления, как на моих одногруппниц. Устраивать свою личную жизнь я тоже не торопилась, хотя желающие скрасить мое одиночество находились, но никому из них не удалось затронуть что-то в моей душе. Что-то, что позволило бы ей раскрыться навстречу. У Регины поклонники тоже находились, но все они слишком сильно отличались от образа романтического героя, трепетно ее выпестованного в сердце на основе многочисленных прочитанных любовных романов.

— Штеффи, как здорово, что мы тебя встретили, — затараторила Моника. — Нам как раз одной девушки не хватало. А с тобой — полный комплект. Сейчас я тебя познакомлю.

— Не стоит, — я попыталась улыбнуться как можно вежливее — уж чему-чему, а этому в магазине тетушки научилась. — Боюсь, из меня комплекта не получится. Придется вам встречать кого-то еще.

Регина посмотрела на меня с видимым возмущением. У нее просто в голове не укладывалось, как можно отказаться от того, что плывет тебе прямо в руки. А если из-за того, что я откажусь, это еще и мимо проплывет, так она меня вообще завтра замечать не будет.

— А что так, инорита... Штефани? — спросил один из курсантов, довольно приятный, светловолосый, со следами еще летнего загара на лице. Или это результат их тренировок?

— Не хочу менять планы на этот вечер, извините, — ответила я. — А вам его желаю хорошо провести. До свидания.

— Я вас провожу, — не терпящим возражения тоном сказал этот же курсант.

— Не стоит, мне недалеко, — ответила я.

Я бросила взгляд на Регину и с удивлением обнаружила на ее лице настоящую злость, очень редко там появляющуюся. Не думаю, что она могла так отреагировать на мое нежелание остаться в этой компании. Видно, у нее планы были не только на вечер, но и на этого молодого инора, что собрался меня провожать. Но его симпатии от моего желания никак не зависели.

— И все же я провожу, — он фамильярно взял меня под руку. — Позвольте представиться — Николас Лоренц.

При кажущейся небрежности хватка у него была просто железная, а уж наглости хватало на всю компанию. Моника тоненько захихикала, сразу догадавшись о моем затруднительном положении. А вот Регина начала злиться еще больше — глаза ее превратились в две узенькие щелочки, а нижнюю губу она прикусила, отчего лицо ее перекосилось и потеряло свою обычную жизнерадостную миловидность.

— Мне кажется, инор Лоренц, — холодно сказала я курсанту, — вы непозволительно фамильярны.

— Инорита училась в пансионе?

— Инорита вышла из приюта, — резко ответила я и попыталась вернуть свою руку себе.

Надеюсь, теперь он от меня отстанет.

— По манерам не похоже, — чуть насмешливо сказал он.

Действительно, раз его этим напугаешь? Теперь я кажусь ему совсем легкой добычей, учитывая мое незаконнорожденное происхождение и, соответственно наследственность.

— Инор Лоренц, давайте вы отвлечетесь от моих манер и вернетесь к своим друзьям, — как можно более неприятно процедила я. К такому тону я обращалась впервые, но покупательницы в нашем магазине довольно часто к нему прибегали. Особенно, если ничего из себя не представляли. — Уверяю вас, я прекрасно доберусь сама.

Но, как оказалось, наших доблестных военных испугать столь же сложно, как и продавщиц косметики. Он не перестал улыбаться и руку мою так и не отпустил. Моника продолжала веселиться. Еще бы — мы целое представление устроили. Регина ее веселья не разделяла, по ее лицу было похоже, она уже горько пожалела о том, что вообще меня заметила. Не знаю уж, чем ее так привлек этот курсант. Разве что ростом? Возвышается надо мной на добрую голову, даром что я на каблуках, небольших, конечно, но все же. Я хмуро на него посмотрела.

— Так куда вас проводить, инорита Штефани?

Он сделал шаг от своей компании, увлекая меня за собой, я невольно последовала за ним и растеряно оглянулась. Регина была еще мрачнее и смотрела на меня с нескрываемой злостью. Остальным было весело. Один из приятелей моего нынешнего спутника нахально мне подмигнул и сказал:

— Да, Николас — он такой, всегда добивается, чего хочет.

Глава 2

Устраивать сцену не хотелось. Вырываться на виду у хихикающей Моники мне было бы неприятно, поэтому я постаралась словами донести до курсанта всю некрасивость его поведения.

— Инор Лоренц, я вам уже сказала, что в провожатых не нуждаюсь. Будьте так любезны, отпустите мою руку и возвращайтесь к своим друзьям. Боюсь, что разлука с вами окажется для них слишком тяжелым испытанием.

— Инорита Штефани, а вы точно воспитывались в приюте? — ответил вопросом этот нахал. — А то меня большие сомнения.

— Точно, — ответила я. — В Королевском приюте Гаэрры.

Не могу сказать, что я гордилась этим фактом, но и стыдиться мне было нечего. Попадали туда не по собственному желанию, а по решению родителей, чаще всего — одиноких матерей, которые не видели другого выхода. Правда, в среде обывателей бытовало мнение, что девочки оттуда порочны уже по факту своего рождения, считалось, что у нас дурная наследственность. Но что будет считать этот курсант, мне совершенно все равно. Даже если он и рассчитывает на легкую победу, непременно поймет, что ничего ему не светит.

— Надо же, — ответил он, — как сэкономили ваши родные на воспитании. У меня есть младшая сестра. На редкость избалованная девица. Как вы думаете, смогут ее там воспитать должным образом? А то у нее уже третья гувернантка сменилась.

— Если бы ваши гувернантки применяли методы, принятые в приюте, то не сменилась бы даже первая, — резко ответила я.

Не любила я шутки на тему места, где выросла. Да, это вам не богатая любящая семья, там не покапризничаешь. Наказание следовало незамедлительно за провинностью, и было оно совсем не видимостью.

— Извините, — неожиданно серьезно ответил курсант. — Я не хотел вас обидеть.

Я нехотя кивнула головой, показывая, что извинения приняты. Хорошо уже, что он понял неуместность своего высказывания. Но говорить с ним мне все равно не хотелось, хотя я с удивлением обнаружила — от веселой компании мы ушли довольно далеко.

— Вы учитесь вместе с Моникой и Региной? — попытался он зайти с другой стороны.

— Да, — нехотя ответила я, — учусь с Моникой и Региной в одной группе.

— И как?

— Что как? Как учусь или как учиться вместе с ними?

Он рассмеялся.

— Скорее — как учитесь. Эти инориты забавны, конечно, но не слишком интересны.

— Зачем вам знать, как я учусь? — уже не скрывая своего раздражения, ответила я. — Вы меня сегодня видите первый и последний раз. К чему вам засорять мозги сведениями, вам совершенно ненужными?

— Ненужных сведений не бывает, — ответил он мне и улыбнулся.

Улыбка у него была очень располагающая. Я наконец поняла, что нашла в нем Регина, кроме роста и формы. Только вот мне его улыбка внезапно напомнила события полуторалетней давности. Потому что точно так же улыбался Петер Гроссер, которого убил Эдди в погоне за рецептами моей тетушки. Убил он не только его, но задержать преступника не удалось, и он до сих пор разгуливает на свободе. Воспоминания нахлынули неожиданно, и было это очень неприятно. Лица участников той страшной истории калейдоскопом закружились передо мной. Я остановилась и прикрыла глаза на пару мгновений. Та история закончилась, все, продолжения не будет.

— Что с вами? — удивленно спросил курсант. — Вам нехорошо?

— Нет, со мной все в порядке, — ответила я. — И будет еще лучше, если вы меня отпустите и вернетесь к своим друзьям.

— Теперь я точно должен вас довести до дома, — ответил он, внимательно на меня глядя. — А то гадай потом, дошли вы или нет. Я привык все до конца доделывать.

До нашего магазина осталось не так уж и долго идти, пожалуй, это время и потерпеть его рядом можно.

— Странная вы девушка, Штефани, — задумчиво сказал курсант. — Скажите, а вы с кем-либо встречаетесь?

— Да зачем вам это?

— Затем, что вы мне нравитесь, — ответил он и опять улыбнулся.

Но я теперь была к этому готова. Не так уж он похож на беднягу Петера. Это просто мое воображение сыграло плохую шутку.

— А вы мне — нет.

— В самом деле? — он расхохотался. — Первый раз девушка мне говорит, что я ей не нравлюсь. Я думал, что услышу такое лет в пятьдесят, не раньше.

— Всем нравиться попросту невозможно, — убежденно ответила я.

— Да я всем и не хочу, — ответил он. — Но обычно, нравящимся мне иноритам нравился и я.

— Все когда-то случается впервые, — равнодушно ответила я. — Я уже пришла. Всего хорошего.

— Эберхардт? — прочитал он вывеску. — Моя мама здесь крема заказывает. А вы значит, тоже пользуетесь этой косметикой? Я могу подождать, пока вы купите, что надо, и проводить до дома, что скажете?

— Я уже сказала, что в вас не нуждаюсь.

Возможно, это прозвучало несколько грубо, но он не клиентка нашего магазина, а значит, я не обязана ему улыбаться и объяснять что-либо тоже не обязана. Так что я лишь простучала каблучками по трем ступенькам и скрылась за дверью, оставив своего провожатого снаружи. Надеюсь, что навсегда. Анна, наша продавщица, скучала в одиночестве и радостно меня приветствовала в надежде поболтать, поделиться впечатлениями за этот день. Но я не была сегодня настроена на беседу, поэтому ограничилась парой фраз и поднялась к себе. Из моего окна прекрасно была видна улица. Курсант так и стоял перед магазином, ожидая моего выхода. Забавно, сам придумал и поверил в это. Интересно, что он решит, когда я не появлюсь? Наблюдать за ним было увлекательно. Долго стоять на одном месте ему не нравилось, так что он начал с важным видом расхаживать перед входом. А потом и это ему надоело, он решительно поднялся по ступенькам и зашел в магазин. Этого еще не хватало. Я торопливо пошла вниз, желая узнать, что он будет выспрашивать обо мне у Анны. Но пока я спустилась, он уже направлялся к выходу, что было видно через дверь, разделяющую жилую и торговую половины дома. С нашей стороны дверь была совершенно прозрачная, что позволяло наблюдать за работой продавщиц, а вот со стороны магазина она казалась совершенно непроницаемой. Я подождала еще пару минут, чтобы убедиться, что он окончательно ушел, и открыла дверь.

— Анна, что хотел этот курсант?

— Спросил, куда выходит дверь черного хода и можно ли ему ей воспользоваться.

Решил, что я таким образом от него сбежала? Зашла за покупкой и вышла на другой улице? Никогда не думала, что меня можно заподозрить в таких шпионских уловках.

— И что ты ответила?

— Что инора Эберхардт не позволяет посторонним пользоваться дверью черного хода

Она с видимым разочарованием посматривала в сторону, куда ушел столь привлекательный объект. Еще одна поклонница военных мундиров? Или обаятельных улыбок? Но до обычных продавщиц такие типы не снисходят, разве что для того, чтобы обеспечить приюты постоянным пополнением.

Почему-то эта встреча разбередила раны, который, казалось уже затянулись с той страшной истории, случившейся полтора года назад. Рудольф, после того как я вернула ему браслет, больше ни разу не появлялся на моем пути. Хотя я и лелеяла в глубине души надежду, что та привлекательная девушка, с которой я его видела, совсем ничего для него не значила или даже была его родственницей. Сестрой к примеру. Ну да, белокурая сестричка и смуглый черноволосый братец. Чего только не выдумывают себе девушки в попытках оправдать неверность любимых. И некоторым это даже удается. Но я не Регина, обманывать себя не буду. Ведь если бы я что-то для него значила, он, даже если бы тогда ушел, непременно бы вернулся. От отца, который так и продолжал работать в ближайшем отделении сыска я знала, что Рудольф у них не задержался, а перешел в центральное управление почти сразу после того провала с поимкой Эдди. О человеке, чей обручальный браслет мне так неудачно довелось поносить, я больше ничего не знала, хотя вспоминала очень часто. Возможно, отец мог бы рассказать что-то о его дальнейшей судьбе, но я никогда не спрашивала.

Я делала вид, что сижу над учебниками, но учить ничего не могла, лишь думала, и думы эти были не очень приятными. Возможно, Регина права, и просто нужно больше развлекаться? Тогда и времени не будет на такие грустные мысли. Глупо как-то ходить в одиночестве в девятнадцать лет. Но флиртовать по примеру своих одногруппниц я не могла. Что говорить, я даже танцевать не умела — не учили в нашем приюте столь полезному навыку. Я бесцельно листала страницы, ни на чем долго не задерживаясь. Пару раз ко мне заглядывала тетя Маргарета, желая о чем-то поговорить, но решила не отвлекать и спустилась в магазин. А я так и продолжала сидеть, уткнувшись невидящими глазами в свои записи...

Утро хороших мыслей не прибавило. Да еще и Регина не преминула мне высказать:

— Нехорошо с твоей стороны уводить чужих парней.

— Ты о чем? — я даже сразу не поняла, что же она мне хочет поставить в вину.

— О Николасе, — надулась она. — Я наконец-то познакомилась с инором, который мне ну очень-очень понравился, — глаза ее на краткий миг заполнились дымкой мечтательности, которая тут же пропала при ее следующей фразе. — А ты его увела. Подруги так не поступают. Я первая с ним познакомилась. Значит, право выбора за мной.

— А он права выбора не имеет? — не удержалась я, но тут же добавила не дожидаясь возмущения подруги: — Ина, твой Николас меня только проводил, хотя я этого и не хотела, как ты это могла заметить. И ушел сразу, — рассказывать о том, что он сначала ожидал, а затем пытался меня найти в магазине, я не стала. Подруга и без этого была расстроена. — Пошла бы с нами, вернулись бы вместе с этим курсантом к Монике и тем двоим, что с ней были.

— Ага, вернулись бы, — недовольно сказала Регина. — Он так и не пришел больше, — она подозрительно на меня посмотрела. — А ты точно никуда с ним не пошла?

— Я разве когда тебя обманывала? — недовольно ответила я. — Никуда я с ним не ходила. Нне нужен мне твой Николас.

— Правда? — Регина просто расцвела. — Я всегда говорила, что ты — лучшая из подруг.

Она обхватила меня руками за шею и полезла целоваться. От матери-смотрительницы за такое поведение любая воспитанница приюта сразу же схлопотала бы выговор, но монахинь здесь не было, поэтому Регина вела себя как хотела.

— Монике другой приглянулся, — затараторила она, довольно мне улыбаясь. Надо же, сколько радости принес ей мой отказ от того, что и так мне не принадлежало. — Она с ним уже и на сегодня договорилась, что мы опять все вместе погуляем. Ну опять всей компанией, понимаешь?

Она выглядела такой счастливой от одной мысли об этой встрече, что оставалось лишь порадоваться за нее. Пусть все получится, как она того хочет.

— Вот и славно, — ответила я. — Только смотри, чтобы у тебя проблем с учебой из-за этого не было.

Но Регина уже радостно улыбалась, до каких-то проблем, которые могут возникнуть в отдаленном будущем, ей не было никакого дела. Она жила сегодняшним днем. А день сегодняшний от нее требовал ходить на свидания и радоваться жизни, а не зубрить скучные учебники, от которых зевотой сводило скулы. Подруга сразу начала строить планы на этот вечер, а я поняла, что сегодня она в читальный зал со мной ни за что не пойдет — голова ее забита совсем другими мыслями, не имеющими отношения к учебе. Так что после занятий я направилась сразу домой, а то еще опять встречу эту веселую компанию и испорчу Регине вечер, на который она возлагает столько надежд. Вот только не успела я выйти из ворот Академии, как ко мне сразу же устремилась высокая мужская фигура в военной форме.

— Добрый день, инорита Штефани, — сказал мужчина мечты Регины. — Долго же вас пришлось караулить. Пришлось даже свои занятия пропустить.

— Я была уверена, что у вас с этим более строго, — ответила я. — И нельзя по собственному желанию прогуливать.

— Нельзя, — согласился он. — Но тогда я и не увидел вас сегодня.

— Думаю, вы бы ничего не потеряли, инор Лоренц, — сказала я.

— Как это ничего? — усмехнулся он. — А вас?

Вся эта история становилась совсем неприятной. Ему развлечение, а мы с Региной непременно поссоримся, если он будет продолжать вот так демонстративно за мной ухаживать.

— Меня вы бы тоже не потеряли. Нельзя потерять то, чего у вас нет.

— Вот это и обидно, — ответил он. — Ловко вы вчера придумали с черным ходом. А я уже настраивался на интересный вечер в вашей компании, инорита Штефани. А вы — раз — и исчезли.

— Не знаю, на что вы там настраивались, я вам лишь повторить могу — мне ваша компания не нужна.

— Да, я помню, вы сказали, что я вам не нравлюсь, — с легкой насмешкой в голосе ответил он. — Но, возможно, лишь потому, что вы недостаточно хорошо меня знаете?

— Возможно, — ответила я. — Но у меня нет никакого желания узнавать вас достаточно хорошо.

Меня начинало тревожить, что Регина увидит наш разговор, придумает себе непонятно что и обидится на меня. Расстраивать подругу я не хотела, а уж сориться с ней по столь незначительному поводу — тем более. Так что я просто отвернулась от собеседника и пошла домой. Он ожидаемо оказался рядом.

— Сегодня вы тоже собираетесь в магазин косметики? Вот думаю, может мне тоже стоит там купить что-нибудь жизненно необходимое...

— Инор Лоренц, что вы от меня хотите? — не выдержала я.

— Я пытаюсь за вами ухаживать, — невозмутимо ответил он. — Разве непонятно?

— Вокруг ходит множество девушек, которые будут просто счастливы, приди вам в голову такая идея относительно них. Попробуйте удачи с кем-нибудь другим.

— Мне это неинтересно, инорита Штефани.

Я ругала себя, что не свернула вчера на соседнюю улицу. Что мне стоило сделать вид, что не слышу, как меня зовут? Так нет же, решила проявить вежливость, и вот теперь за это расплачиваюсь. Спутник мой не ощущал никакого неудобства. Речь его плавно перетекала с одной темы на другую, будто он пытался найти что-то, что меня привлечет. Но я упорно молчала всю дорогу до нашего магазина и лишь у его двери открыла рот, чтобы сказать:

— Прощайте, инор Лоренц.

— Ну нет, в этот раз вы так просто от меня не скроетесь, — он галантно приоткрыл передо мной дверь. — Я пойду с вами.

-В магазин косметики? — чуть насмешливо уточнила я.

— Мне срочно нужен шампунь, — совершенно серьезно ответил он. — Где еще я могу купить столь необходимую мне вещь?

— Добрый вечер, тетя Маргарета, — сказала я, входя внутрь и обнаруживая свою дражайшую родственницу за прилавком. — Инору нужен самый лучший шампунь, а то он рискует остаться без волос. А лысые курсанты уже не столь привлекательны для противоположного пола, не так ли, инор Лоренц?

— Тетя? — не скрывая своего удивления спросил он. — Но вы же говорили, что воспитывались в приюте?

— О, это такая грустная история, — тетя театральным жестом поднесла было платок к глазам, но тут до нее дошло, как назвала своего спутника. — Инор Лоренц? — заинтересовалась она, оставив платок в покое. — Одна из моих постоянных покупательниц — леди Лоренц. Она вам, случайно, не родственница?

— Это моя мама, — ответил курсант. — Она очень довольна покупками у вас.

Если он и был растерян, то не показывал этого.

— Думаю, дальше вы договоритесь без меня, — с легкой насмешкой сказала я. — Тетя Маргарета подберет вам самые лучшие средства для ухода за волосами. Всего доброго, лорд Лоренц.

Я ушла наверх, даже решив не смотреть, как он будет выкручиваться из этой ситуации. Скорее всего, действительно купит шампунь. Для него наши цены не страшны. Да, Регине в этот раз не повезло. С аристократом у нее ничего не сложится, в этом я даже не сомневалась. Теперь главное — уберечь ее от неосторожных поступков. Он не выглядит в ней заинтересованным, но вот подруга... Я не уверена, что она не наделает глупостей, если уже определилась с целью. А что она определилась, в этом я не сомневалась. Раньше ей никогда не пришло бы в голову устроить мне сцену из-за любого, пусть даже очень симпатичного инора.

Караулить у окна, как скоро он уйдет и сколько покупок вынесет из магазина, в этот раз я не стала, а просто села за учебники. Время потихоньку шло, я увлеклась и даже не сразу обратила внимание, что уже вечер, магазин закрыт, а тетя Маргарета пришла ко мне в комнату и уже сидит какое-то время напротив, не желая отвлекать. Увидев, что я ее заметила, она встрепенулась и, блестя глазами от возбуждения сказала:

— Штеффи, это же просто прекрасная партия для тебя.

— Партия? — недоуменно спросила я. — вы сейчас о чем, тетя Маргарета.

— Я про этого молодого человека, что сегодня тебя провожал, — на полном серьезе ответила она. — Он очень заинтересован в тебе, а тебе рано или поздно нужно будет выходить замуж. Я не хочу, чтобы ты повторила мою жизнь. А из него получится просто прекрасный муж для тебя. Обеспеченный, хорошо воспитанный — чем не кандидат?

Мне вдруг стало очень смешно. Бедный курсант всего лишь проводил меня два раза до дома, а его уже заподозрили в намерении жениться. Знал бы он об этом — бежал отсюда без оглядки.

— Извини, тетя Маргарет, я непременно подумаю, если мне встретится еще один такой кандидат. А этого я уже обещала Регине, — с самым серьезным лицом ответила я ей.

Глава 3

На следующий день первой лекцией у нас была алхифакторика, на которой ни Регины, ни Моники не было. Наверняка опять решили поспать подольше, а не ходить на столь скучный предмет. Регину уже несколько раз возмущалась, что придумали непонятно зачем новый предмет, лишь бы добавить нагрузки бедным студентам. Ей лично и алхимии с артефакторикой вполне достаточно. По алхимии у нее действительно дела шли неплохо, особенно на практических занятиях, так как наряду с неплохой памятью у подруги были еще точность и аккуратность, так необходимые в этом непростом деле. А вот на артефакторике она откровенно отставала, причем отставание становилось все сильнее и сильнее с каждым занятием. Одно непонимание тянула за собой другое, а разбираться с самого начала она не хотела. Поэтому вполне естественно, что предмет, возникший из стыка двух дисциплин, одна из которых была ей ненавистна, никакого энтузиазма не вызывал. Мне же, напротив, было чрезвычайно интересно. Я поставила себе задачу разобраться, как были сделаны артефакты моей мамы, которые были весьма высоко оценены со стороны специалистов, но повторить которые так никому и не удалось. У меня было преимущество — мамины рабочие записи, но до понимания, что же там написано было еще очень далеко. Пока знаний не хватало просто катастрофически, так что лекции и практические занятия по алхифакторике для меня были просто необходимы. А если учесть, что лекции читал инор Вайс, буквально влюбленный в свой предмет и способный увлечь своей любовью кого угодно... Нет, пожалуй, не кого угодно — Регину ему увлечь так и не удалось. Пожалуй, она его даже недолюбливала, считая не слишком умным. Возможно, потому, что он был чрезмерно рассеянным и иной раз забывал, для какого курса он читает лекцию или ведет занятие, в связи с чем случались разные забавные казусы. Наши студенты уже привыкли к этому и в случае малейших сомнений сразу напоминали забывчивому преподавателю, что мы учимся только на втором курсе, а значит, многих тонкостей можем не знать. Он мило извинялся и возвращался к нужному курсу. Но сегодня никаких неожиданностей не было, инор Вайс просто продолжил тему, начатую на прошлом занятии.

Ко второй паре Регина все же подошла, полностью довольная жизнью и собой. Говорить ей что-то про пропуски занятий было бесполезно, да и была она сейчас полностью поглощена вчерашними событиями. Она ухватила меня за руку и радостно защебетала:

— Мы так здорово вчера погуляли, так здорово. Эти курсанты такие замечательные, с ними так весело! Раске столько смешных историй знает.

— Раске?

— Это тот, что за Моникой ухаживает, — пояснила Регина и, понизив голос добавила: — Он ей тоже нравится. Здорово, правда?

Подруга была необычайно возбуждена тем фактом, что прямо на ее глазах разворачивается новая история любви — соседки по комнате с таким привлекательным молодым военным. Наверно, даже собственный роман не доставил бы ей столько радости, как наблюдение за чужим. Только вот военные отличались большой небрежностью по отношению к девушкам, и истории любви, начинавшиеся иной раз довольно красиво, заканчивались куда хуже. Моника была столь же легкомысленна, как Регина, и к чему могут привести эти встречи, только Богиня знает. Говорить им это бесполезно, но я все же попыталась

— Вы бы с ними поосторожнее, — попыталась я ее предостеречь.

— А что такого? Мы же просто гуляли, ничего более.

— Гуляли наверняка допоздна?

— Да нет, у них же режим, — голос Регины был полон разочарования. — Они не могут. И Николас не подошел...

— Ты знаешь, что он из аристократов?

— Правда? — почему-то мои слова вместо того чтобы огорчить, необыкновенно ее обрадовали. — Мне он сразу показался таким необычным, так отличающимся от остальных курсантов, — мечтательно протянула она.

Чтение любовных романов в больших количествах никогда не проходит бесследно. И если в приюте их было не так много, и ходили они тайком по рукам, то вырвавшись на волю, Регина только и делала, что поглощала новые увесистые томики с яркими обложками. Иной раз в ущерб и учебе, и сну.

— Ты же понимаешь, что у вас с ним ничего быть не может? — попыталась вернуть ее я на землю.

— Почему это? — она подозрительно прищурилась. — Себе хочешь забрать? А говорила, что не нужен...

— У меня с ним тоже ничего не может быть, — резко ответила я ей. — Никаких легких ни к чему ни обязывающих отношений у меня ни с кем не может быть. А женятся они всегда в своем кругу.

— Исключения тоже бывают, — ответила Регина, тут же успокоившись на мой счет. — Редко, но бывают. Так почему не я?

— Ина, его мама покупает тетушкины крема, сделанные лично для нее, — ответила я. — Откуда о его статусе я и узнала. Ты уверена, что его семья обрадуется приютской девочке?

— Конечно, — уверено ответила она мне, — мы же друг друга любим. Значит, он будет счастлив только со мной. Они это непременно поймут, я уверена.

— Если я не ошибаюсь, — ответила я. — С твоей стороны пока лишь обычный интерес. А с его — даже этого нет. Не лучше ли тебе постараться его из головы выбросить, пока не стало слишком поздно и ты в него окончательно не влюбилась?

Регина надулась и ничего мне отвечать не стала. Я тоже больше не донимала ее рассуждениями по этому поводу. Еще решит, что я противоречу из зависти к ее блестящему будущему. Она уже распланировала все, а тут я с нравоучениями. Хорошо еще, она не знает, что Лоренц меня вчера провожал, а то совсем уверится, что я на него глаз положила и хочу себе забрать. А известие о том, что тетушка посчитала его прекрасной партией для меня будет воспринято не со смехом, как мне раньше казалось, а с горькой обидой на нас. Нет, все же любовные романы — зло. Думаю, там количество аристократов, которые женились на нищенках, превысило всю популяцию оных на Рикайне. Вот Регина и уверена, что этот курсант непременно в нее влюбится и женится, хотя оснований у нее для этого — лишь многократно перечитанные пухлые томики, не имеющие к жизни никакого отношения. Казалось бы, жизнь в приюте должна была предостеречь от такого поведения, но нет — она живет, будто за спиной у нее богатая важная семья, и ни о чем думать не хочет. Остается только надеяться, что Лоренц ею не заинтересуется и не испортит ей жизнь, а она встретит потом достойного инора, с которым и найдет свое счастье.

Регина так и дулась на меня до конца занятий, на перерывах она демонстративно болтала с Моникой. Они вспоминали вчерашнюю прогулку, потому что непрерывно хохотали и подталкивали друг друга локтями в бока. Вместе им было необычайно весело. Я впервые подумала, что мы с Региной слишком разные, что такая подруга, как Моника подходит ей много больше меня. Наверно, я кажусь им занудной. Я вздохнула. Что ж, у всех свои особенности характера. Я не могу жить только сегодняшним днем, я всегда невольно думаю, к чему приведут мои поступки. Но мы с Региной уже столько лет дружили и всегда находили что-то общее, так что исчезнет этот курсант из нашей жизни, и все пойдет по-прежнему.

Из Академии я выходила с некоторой опаской. Если этот Лоренц будет продолжать меня караулить, то рано или поздно Регина об этом узнает и очень на меня обидится. Но курсанта у входа не оказалось, и я вздохнула с облегчением. Наверно, тетушка вчера проговорилась ему о своих планах по пристраиванию племянницы в хорошие руки, а это хоть кого отпугнет. Особенно если у этого кого-то не было никаких серьезных намерений, а было лишь желание развлечься с молоденькой магичкой.

В магазине был наплыв покупателей, поэтому мне там пришлось задержаться, чтобы помочь Анне. Она уже с ног сбивалась, стараясь всем угодить. Тетя Маргарет как раз принимала заказ на крем индивидуального приготовления, поэтому в зале ее не было. Торговля наша процветала, несмотря на тот скандал полуторогодовалой давности. А может, и благодаря ему — привлеченные запахом преступления приходили любопытные дамы, покупали что-нибудь на пробу, да и становились постоянными покупательницами. Отказываться от работы тетя не хотела, слишком привыкла она за эти годы к определенному образу жизни и без него себя даже не представляла. Часть забот по приготовлению индивидуальных кремов взяла на себя я — Дар у меня был много сильнее, поэтому все это меня не выматывало до полной потери сил, как тетю. Она ревниво наблюдала за каждым моим движением, но не критиковала и результатом всегда была довольна. Но заниматься этим всю жизнь? Это же тоска смертная. А у меня столько возможностей вырисовывается, что просто дух захватывает. А имея перед собой весь мир, кому захочется замыкаться в тесной раковине? Мне было интересно заниматься чем-то новым, придумывать что-то свое, а это получалось даже с тем небольшим набором знаний и умений, что у меня были. А ведь будет намного больше. И что, все это бросить на придумывание нового рецепта крема от морщин?

Я вежливо улыбалась, подавая нужные баночки и коробочки, но внутри была очень далеко отсюда. Нет, мое место не здесь. Но где, я пока и сама не знала. Я старалась не уподобляться Регине и не отвлекаться на бесполезные пока мечтания. Кто знает, может им и сбыться-то не суждено и мне придется провести всю жизнь здесь, продолжая дело мамы и тети? Время шло, поток покупательниц иссяк и я наконец смогла передохнуть. Анна теперь прекрасно справится и без меня.

— Наверно, нужно еще двух продавщиц брать, — тетя подошла для меня совсем незаметно. — Уже и в первой половине дня бывает, что покупателей слишком много. А уж в такое время как сейчас всегда полно. Не дело это, чтобы ты стояла за прилавком.

— Почему? — удивилась я. — Я не считаю это зазорным. Да и ты сама включаешься в торговлю, если это необходимо.

— Не дело, — убежденно повторила тетя. — Не для тебя это. У тебя должна быть другая жизнь. Наши покупательницы не должны видеть в тебе обслугу.

Очень было похоже, что вчерашняя идея по пристраиванию меня в аристократическую семью никуда не делась, а напротив — глубоко укоренилась и расцвела пышным цветом. Ей бы в племянницы Регину — они так прекрасно поняли бы друг друга. И даже если бы с этим Лоренцом, на которого уже нацелилась моя дражайшая родственница, ничего бы не получилось, с таким же интересом начали бы ожидать другого подходящего случая.

— Тетя Маргарета, они в любом случае не будут считать меня ровней себе, — напомнила я.

— Почему это? — возмущенно сказала она. — Ты маг, а это много стоит. И не просто маг, а очень перспективный.

Моими успехами в учебе тетя очень гордилась, постоянно о них говорила и вспоминала мою маму. Но она никогда не думала, что ни сильный Дар, ни успехи в учебе значат для обывателей много меньше, чем происхождение, которое у меня было не очень достойное. Родилась я вне брака и восемнадцать лет провела в приюте при монастыре. На приют мне было грех жаловаться — образование нам давали неплохое, да и к жизни во внешнем мире готовили как могли. Но и гордиться пребыванием там я не могла

— Тетя Маргарета, — обняла я ее, — не надо настраиваться на то, чего никогда не будет. И жениха мне искать не надо. Я уж как-нибудь сама с этим справлюсь.

— Справится она, — проворчала тетя и ласково провела по моим волосам. — Ты же жизни совсем не знаешь. Найдешь себе проходимца какого-нибудь и страдать потом будешь.

— Так до сих пор же не нашла? — возразила я. — Даже за инора Хофмайстера не вышла, хотя ты настаивала. Как лицо, хорошо знающее жизнь, между прочим.

Тетя явственно смутилась. Предлагала она мне это, когда о нашем родстве не знала, а компаньона считала порядочным, пусть и немного грубоватым, инором. Тогда она была уверена, что такой брак для приютской девочки — очень удачная партия, а сейчас замахивается на верхушку гармского общества.

— Скажешь тоже, настаивала, — пробормотала она. — Просто высказала свое мнение. Но ты молодец, сразу поняла, что он из себя представляет. Видно, нутром почувствовала.

Я важно покивала, хотя ничего я тогда не чувствовала, просто не нравятся мне такие наглые типы, пусть даже они имеют честные намерения относительно бедных сироток. Но мысль о моем замужестве, засевшую в тетиной голове, нужно было непременно заменить чем-то другим. Так что пусть уж считает, что в людях я разбираюсь лучше, чем она.

— Поэтому я сразу пойму, проходимец или нет, — убедительным тоном сказала я. — думаю, тебе следует мне довериться.

— Может быть, — сомнений, которые я посеяла в тете, было совсем недостаточно, чтобы она сразу свернула с намеченного пути. — А этот, Лоренц, как, по-твоему, что из себя представляет?

— Тетя Маргарета, да какая нам с вами разница? — ответила я. — Все равно он больше на нашем горизонте не появится. Разве что придет сюда матушку сопровождать за покупками.

— Ой, Штеффи, — скептически сказала он, — да ты у него в голове засела крепче, чем гвоздь в балке. Он все время, что здесь провел, смотрел не на меня, а на дверь, за которой ты скрылась. Все надеялся, что ты выйдешь. И отвечал так, что сразу было понятно — он и не думает, что говорит.

На мой взгляд, скорее, Лоренц засел в голове у тети, чем я — в его. Не думаю, что он столь же часто вспоминает обо мне. Нет, пора положить конец этим разговорам.

— Тетя Маргарета, в самом деле, не имеет никакого смысла о нем говорить. Вы же не Регина, это она уверена, что аристократы спят и видят, как им жениться на бедных приютских девочках, — сказала я. — А у этого Лоренца наверняка давно невеста есть. А я ему, возможно, и нравилась, но только как временное развлечение, понимаете? Вот он обдумал вчера и сегодня не пришел. Так что мы больше его не увидим.

— Возможно, ты и права, — разочарованно сказала она. — Но, девочка моя, я так хочу видеть тебя счастливой.

В этом наши желания совпадали. Вот только очень было похоже, что счастье мы представляли по-разному.

Глава 4

На практике по алхимии мы продолжали заниматься с Региной в паре. С этим предметом ни у кого из нас проблем не возникало. Наверно, сказывалась привычка к обязательной в приюте работе на кухне. Разве что здесь требовалось больше внимания к количеству ингредиентов и времени приготовления, а так, в сущности, — никакой разницы. Разве что в алхимии в некоторых рецептах требуется магия, так и в кулинарии недавно вошла в моду готовка по экзотическим рецептам, для которых нужны заклинания, пусть и не особо магиеемкие.

Я помешивала содержимое высокого стеклянного сосуда, посматривала на часы и одновременно пыталась не пропустить тот самый момент, когда готовящееся зелье начнет менять цвет, и в него срочно нужно будет добавлять следующий ингредиент, нужное количество которого уже было отмерено и лежало рядом на бумажке. Подруга увлеченно кромсала выданный корень, что не мешало ей делиться впечатлением от вчерашней прогулки.

— Этот Вернер такой забавный! — уже в который раз повторяла она, даже не замечая этого.

Восхищение было таким искренним, что я заподозрила бы ее во влюбленности в поклонника Моники, если бы не знала так хорошо. Мало того, что Регина никогда бы не стала интересоваться тем, кто был уже выбран подругой, так она еще и не столь давно сокрушалась, что Лоренц так и не появлялся, хотя друзья и обещали его привести в следующий раз. Насколько я поняла, один из курсантов в той компании проявлял интерес к самой Регине, вот только с ее стороны ничего не было.

— И совсем не важный, как это часто бывает с сильными магами, — продолжила Регина. — Правда его друзья сказали, что раньше у него был Дар так себе, даже стоял вопрос, сможет ли он Академию закончить. Но в этом году вдруг резко вырос.

Услышанное меня настолько поразило, что я даже отвлеклась на миг от стакана с готовящимся зельем и посмотрела на подругу.

— В самом деле? Я никогда не слышала, чтобы Дар резко возрос.

Тема эта была для нас необыкновенно важной. Ведь для магов Дар очень важен, от его величины во многом зависит будущее. Поэтому все методики по увеличению многократно обсуждались в нашей студенческой компании, но все они требовали непрерывной работы и определенного времени. Был, конечно, еще вариант связи с сильным магом, работы он не требовал, но и прирост давал постепенный.

— Вернер сказал, что это их семейная наработка, завязанная на возраст мага, — важно ответила Регина, явно пытаясь в точности процитировать слова курсанта.

— Семейная... — разочарованно сказала я, уже понадеявшись на интересные сведения. — Да, таким не делятся. Такое хранят исключительно в семье.

— Он так Монике и сказал, — хихикнула Регина, перейдя на полушепот, — когда она стала ныть, что ей жизненно необходимо Дар увеличить. Вот, мол, была бы она его женой, так поделился бы, а так, с посторонней иноритой ни за что. А она ему — "Это можно считать официальным предложением?"

— Ого, — удивленно сказала я. — До чего они уже договорились.

— Ага, — Регина опять довольно хихикнула и продолжила: — А он ей — "Ваши родители вряд ли согласятся на наш брак. Я для этого слишком беден.". А она — "Так их можно и не спрашивать". Представляешь?

— Они так и до храма дошутиться могут, — невольно усмехнулась я. — И что тогда этот Вернер делать будет?

— Не знаю, — ответила Регина с некоторым разочарованием. — Он ей на это сказал, что с ее артефактом без согласия родителей ничего с браком не выйдет. Тут Моника как покраснеет, прямо вся бордовая стала. Я думала, она лопнет от прилившей крови.

— А что за артефакт такой?

— Я тоже у нее спросила, но потом, когда мы вдвоем были. Видно же, что там что-то этакое.

— Ну и что?

— Даже не знаю, говорить ли тебе, — протянула Регина. — Все же не моя тайна...

— Ты же знаешь, что я никому не расскажу, — обиженно ответила я.

— Знаю. Но все равно, нехорошо как-то. Мне доверили по секрету, а я разболтаю.

— Ну не говори, — согласилась я, перевела взгляд на готовящееся зелье и испуганно ойкнула. — Чуть не прокараулили.

Действительно, еще секунд десять, и вся работа пошла бы насмарку, нужно было ьы начинать заново. Да и сейчас идеально уже не получится, но Принять все равно должны. Я быстро вмешивала приготовленный порошок, приговаривая нужную формулу. Успела вовремя — раствор был лишь чуть темнее, чем нужно, но запах не поменялся, и это главное. Теперь только нарезанный Региной корень добавить, и все, можно больше не переживать. Подруга сосредоточенно кромсала нужную добавку и помалкивала, но по взглядам, которые она на меня бросала было понятно — рассказать ей хочется, и нужен лишь небольшой толчок, чтобы она проговорилась. Но мне секрет Моники был намного менее интересен, чем секрет Вернера, так что я решила не выпытывать больше.

— Ну ладно, скажу, — прошептала Регина, когда мы высыпали нарезанный ею корешок и молча дожидались результата. — Мы же с тобой такие подруги, почти сестры, да? И ты никогда никому?

— Никогда, никому, — подтвердила я. — Ты же знаешь.

— Так вот, у Моники такой артефакт интересный, что воспринимается на уровне аур как помолвочный браслет, то есть в храме их женить не станут, если она артефакт не снимет, а она сама снять не может, там защита такая хитрая, что ой! — возбужденно зашептала Регина. — Но краснела она не поэтому, а потому, что он еще — как это сказать-то? — блюдет ее целомудрие, вот!

По некоторым вопросам чтение любовных романов сделали необычайно образованной. Да, Вернеру не повезло, если он действительно хотел обзавестись женой с приданым. Родители Моники, отпуская дочь учиться, обезопасились от неподходящего зятя со всех сторон. В храм тайком не сбегаешь и девушку не скомпрометируешь, чтобы жениться уже по факту.

— Не доверяют родители Моники своей дочери, — заметила я.

— Она сказала, что они сильно об ее безопасности переживают, даже учиться не хотели отпускать. Все же у них дочь одна. Но она их уговорила. Сказала, что здесь выбор женихов больше. А сильные маги — они и без денег выгодная партия.

— Так этот Вернер сейчас как раз сильный маг, — заметила я. — Может, и подойдет родителям Моники в качестве зятя.

Конечно, об этом слишком рано было говорить. Думаю, там все дело шуточками и ограничится, но Регина выглядела настолько заинтересованной этой темой, что и мне захотелось что-то сказать.

— Да, но он военный, — по ответу Регины, сопровождающемуся тяжелым вздохом, стало понятно, что вчера они с соседкой по комнате это обсуждали и пришли к неутешительным выводам. — У военных магов доход меньше, посылают их, куда корона скажет, да и убить могут.

— Он же из армии уйти может, — удивилась я. — Если уж так захочется жениться на твоей Монике.

— Шутишь? — ее удивление было искренним. — Гражданской профессии у него нет, — начала она загибать пальцы, — академию отработать должен, да и друзья говорят, дар у него нестабилен, иногда падает до прежнего уровня. Вдруг один раз упадет навсегда?

— Нестабильно? — пришла моя очередь удивляться. — Так ведь если повышается, то уже навсегда, разве нет?

— Вернер говорит, что в конце концов все наладится, — уверенно сказала Регина.

Мне бы ее уверенность. История Вернера мне казалась очень странной. О таких случаях даже слухи не ходили, которые в магической среде непременно должны быть. Нет, бывало, магия уходила, иногда возвращалась, иногда — нет, но всегда, если уходила — уходила полностью, а если добавлялась, то к прежнему уровню уже не падала. Впрочем, если это семейные наработки, то могли и в секрете храниться. И если уж наследник методики считает, что все в норму придет, значит, так оно и будет. Я придирчиво осмотрела зелье, которое еще кипело, чтобы лишняя жидкость выпарилась, и решила, что достаточно. Лучше оно не станет, а вот хуже — запросто, особенно если передержим.

Инора Схимли, сухонькая старушка, не утратившая, впрочем, к своему немаленькому возрасту зоркости взгляда, принимала нашу работу с явным неудовольствием:

— Ройтер, Беккер, для вас вот это, — потрясла она нашим стаканом, — недопустимо. Да, по действию оно будет разве что чуть хуже, чем должно. Другим студентам я бы и слова не сказала, более того, для некоторых в вашей группе это просто прекрасный результат. Но не для вас. Будьте в следующий раз внимательнее. Вы меня очень сегодня расстроили.

— Извините, — покаянно сказали мы с Региной. — Мы постараемся больше не отвлекаться.

— Да уж, постарайтесь, — удовлетворенно кивнула она, — К вашим талантам в алхимии необходимо прилежание, чтобы добиться высших результатов. И никак иначе.

Инора Схимли прочитала нам краткую лекцию о важности своей дисциплины. Регина опустила голову вниз, делая вид, что ей очень стыдно, но насколько я ее знала, просто не слушала, что ей говорят. Да и я смысла в этом выговоре особого не видела. Мы и сами понимали, что так относиться нельзя. Ведь при работе над некоторыми зельями малейшая неточность в исполнении может привести к намного более серьезным последствиям, чем ослабление действия. Но вот то, что мы делали сегодня, простейшее по исцелению фурункулов, не требовало такого уж пристального внимания. Подумаешь, до полного исчезновения пройдет на десять минут больше. Такие погрешности допускали и те, кто много больше нас практиковал.

— Хорошо, идите, — вздохнула инора Схимли. — Надеюсь, это первый и последний раз.

— Конечно, в последний раз, а как же иначе, — горячо сказала Регина и потянула меня на выход. — До свидания, инора Схимли.

Я тоже попрощалась и пошла с подругой. Занятие у нас было последнее, да и впереди выходной. Заниматься не хотелось даже мне, а уж она точно настроилась на вечернюю прогулку в компании будущих военных.

— Нет, точно в последний, — убежденно сказала Регина. — Вот еще, выслушивать эту часовую нудоту еще раз. Нет уж, лучше все сделать правильно и освободиться пораньше, правда?

— Конечно, — ответила я, уже готовая к ее следующей прощальной фразе.

— Я вот думаю, — неожиданно сказала она, — не навестить ли сегодня твою тетю? Она так ко мне добра, а я у вас дома давно не была. Купим по дороге тортик, как думаешь?

— Тетя Маргарета будет рада. Но разве вы с Моникой не идете на очередную прогулку с курсантами?

Тетя действительно всегда радовалась, когда Регина к ней приходила. Легкий, живой характер подруги очень располагал к ней окружающих, которые даже прощали ей взбалмошность и необязательность.

— Нет, — вздохнула Регина. — Моника договорилась сегодня с Вернером вдвоем встретиться, третий им не нужен.

Надо же, не испугал курсанта страшный семейный артефакт, который носит Моника. Или он рассчитывает его снять, когда Дар станет более стабильным? Или ни на что не рассчитывает и ему так нравится девушка, что он согласен с ней просто встречаться, без каких-либо обязательств с ее стороны, ни на что не надеясь. В данной ситуации за Монику я была полностью спокойна — не такая это девушка, которая позволит разбить себе сердце, а о том, чтобы она не наделала глупостей, позаботились ее родители. Что касается Вернера, то он мужчина и переживать о нем я не собиралась.

По дороге в наш магазин мы зашли в кондитерскую лавку, где Регина оказалась перед сложным выбором из тортов разных типов, поэтому она купила набор пирожных, чтобы наверняка каждому хоть что-то пришлось по вкусу. Сама она как была любительницей сладкого в приюте, так и оставалась ей по сей день. Мне казалось, что ей никогда не наскучит пробовать все новые десерты или повторять полюбившиеся старые.

Тетя Маргарета очень обрадовалась нашему приходу. Вот только в магазине опять был наплыв покупательниц, поэтому я привычно встала за прилавок. Регине же тетя предложила подняться вверх и подготовить все к нашему чаепитию. Отправляла она и меня, но я отказалась — должен же кто-то помочь ей внизу, подруга же наверху и сама прекрасно справится. Регина радостно кивнула и скрылась за дверью, а я приняла заказ от очередной нетерпеливой клиентки. Не так уж и много их было. Втроем — с тетей и сменной продавщицей — мы быстро их обслужим, а потом спокойно посидим за чашкой чая с пирожными. Прогнозы мои оправдались — скоро в зале стало совсем пусто. Вот только подняться к подруге я не успела.

— Инорита Штефани, рад вас видеть. К сожалению, в прошлый мой визит сюда шампунь подобрать не удалось. И я с ужасом изучаю каждое утро свою подушку, опасаясь увидеть на ней остатки своих волос. Но вы ведь непременно мне поможете и избавите от страха стать недостаточно привлекательным для лиц прекрасного пола?

— Лорд Лоренц, рада, что вы выбрали наш магазин, — ответила я привычной фразой.

Но никакой радости я не испытывала. Я совсем про него забыла, да и вспоминать не хотела. А вверху, в жилой части дома, была Регина, которая может в любой момент спуститься вниз, увидеть, что выбранный ею курсант пришел ко мне и расстроиться до потери нашей дружбы. А этого бы мне совсем не хотелось. Что ж буду надеяться, что заполучив свой шампунь, он сразу уйдет. Хотя я прекрасно понимала, что пришел он сюда совсем не за шампунем.

Глава 5

Тетя осталась в торговом зале, хотя покупательниц не было, и посматривала в нашу сторону с явным одобрением. Так и не удалось мне ее убедить в иллюзорности мечтаний о моем выгодном со всех сторон замужестве. Курсант ей понравился, чего она не скрывала, и сейчас она была уверена, что все движется в нужную сторону — в направлении одного из крупных храмов Гаэрры. Возможно, в мечтах она уже представляла, где будет заказывать мне свадебное платье — глаза у нее были необыкновенно мечтательные. И этому нужно было положить конец. Срочно. Пока тетя Маргарета еще может поменять свою точку зрения.

— Но мне кажется, лорд Лоренц, — холодно сказала я, — что при таких серьезных проблемах с выпадением волос вам все же нужно в первую очередь обратиться к целителю. Он сделает полную диагностику, выявит причину, которая в вашем случае вполне может быть и магической, и назначит лечение. Я вам могу даже специалиста посоветовать.

Я действительно могла посоветовать целителя — у нас было множество визиток самых разных специалистов, просто необходимых тем нашим клиенткам, которым одной косметикой было уже не помочь. Нам с такого перенаправления деньги шли, но столь незначительные, что вручение кусочка картона с адресом можно было считать актом милосердия, а не способом зарабатывания.

— Спасибо, инорита Штефани, — расхохотался Лоренц, — но я согласен туда идти, только если вы меня проводите лично.

— Боитесь целителей? — попыталась я его задеть. — Я была уверена, что страх нашим военным неведом.

— Страх всем ведом, — ответил он. — Главное — ему не поддаваться. Но поскольку я пришел сюда к вам, а не в магазин, то и согласен уйти отсюда только с вами. И лучше не к целителю. Мне все же кажется, что необходимости в этом нет. У меня есть прекрасная идея, как провести этот вечер.

— Извините, лорд Лоренц, но в мои планы не входит проводить этот вечер с вами.

— А что вам мешает их изменить? Я уверен, ваша тетя возражать не будет. Мы с ней так мило поговорили позавчера. Мне кажется, я ей понравился.

— Ну так и приглашайте ее, — невозмутимо ответила я. — Если у вас такие глубокие взаимные чувства.

— Я разве это говорил?

— Хотите сказать, лорд Лоренц, что моя тетя Маргарета вам не нравится? — ехидно спросила я.

— Не до такой степени, чтобы приглашать ее в театр, — парировал он,

Он не переставал улыбаться, настолько его забавляло мое поведение. А вот его — злило меня необычайно. Я вдруг подумала, что Регина может спуститься вниз в любой момент. Сколько там времени понадобится на стол накрыть? А сидеть в одиночестве она не любит. И что тогда она обо мне подумает?

— Мне кажется, в этом магазине моя тетя — единственная, кто согласится принять ваши ухаживания, — ответила я и тут же заметила восхищенный взгляд нашей продавщицы, направленный на высокого подтянутого курсанта. Пожалуй, с выводами я поторопилась, что не помешало мне продолжить: — Так что, если вы твердо настроили провести этот вечер в театре, то только с ней.

— Да, ваша тетя ко мне намного более участлива, — заметил он.

Мне пришло в голову, что если я ему выложу причину ее участия к такому замечательному кавалеру, то он нас немедленно покинет. Мужчины вовсе не горят желанием принимать на себя брачные обязательства и пытаются избегнуть их до самого последнего момента. Так что, как только он поймет, чего от него здесь ждут, сразу сбежит.

— Видите ли, лорд Лоренц, — начала я с самой милой улыбкой, предназначенной для самых богатых клиенток, — ей кажется, что вы для меня — прекрасная партия. Тетя озабочена устройством моей личной жизни.

И улыбнулась ему еще раз, на прощанье. Он выглядел достаточно растерянным, чтобы уйти сразу, даже не подбирая вежливых слов для отказа. К примеру, рассказать о невесте, которая где-то там его преданно ждет, пока жених в столице развлекается, пытаясь подцепить девицу на время. А то одному скучно. Но он не уходил, напротив, улыбнулся и посмотрел на меня чуть снисходительно.

— Желание вашей родственницы вполне понятно, — ответил он. — Действительно, я прекрасная партия почти для любой девушки Гарма.

— Я в этом не сомневаюсь, — ответила я, надеясь, что он наконец найдет слова для вежливого прощания и покинет наш магазин, чтобы никогда больше сюда не возвращаться.

— Но все же, — продолжил он, — мне кажется, что прежде чем делать предложение, нужно узнать немного больше о невесте. Так вы пойдете сегодня со мной в театр?

Теперь уже растерялась я. Если уж это его не проняло, то что я могу сказать еще?

— Лорд Лоренц, — четко выделяя слово "лорд" ответила я, — я вам уже сказала, что на этот вечер у меня совсем другие планы.

Надо же, видно, этот тип оказался из тех, кто каждую встреченную девицу испытывает на физическую совместимость, чтобы потом честно сказать: "Извини, дорогая, ты мне не подходишь". Кажется, я сказала это вслух, так как Лоренц поперхнулся словами, которыми он собирался меня уговаривать, и посмотрел с немалым изумлением.

— Какого вы обо мне мнения, оказывается, — сказал он. — И чем я, по-вашему, успел заслужить такое отношение, инорита Эберхардт?

— Ройтер, — машинально поправила я, — инорита Ройтер.

— Я вас не об этом спрашивал, — холодно сказал он.

Да теперь было видно, что он действительно лорд. Только я бы на его месте не стала бы требовать объяснений, а просто повернулась и ушла. Я умоляюще на него посмотрела, пытаясь внушить нужную мысль. Но способностей к ментальной магии у меня как не было, так и не появилось, несмотря на крайнюю нужду. Он стоял и ждал ответа, и было видно — без него не уйдет.

— А что я должна думать? — ответила я не менее холодно, чем он. — Поверить в серьезность ваших намерений относительно девочки из приюта? В самом деле? Кто вы, а кто я. Я прекрасно понимаю разделяющее нас расстояние. А значит, ухаживаете вы за мной только лишь, чтобы поразвлечься. Мне это понравиться никак не может. Именно поэтому я уже не единожды просила вас уйти. Но вы безо всякого уважения относитесь к моим просьбам, что только подтверждает мои мысли.

— Я волен в выборе невесты, — резко ответил он, — и не вижу причины, по которой вы не могли бы ею стать. В вашем случае сомнительное происхождение полностью искупается уровнем Дара и прекрасным воспитанием. Ваши предположения о моих возможных мотивах оскорбительны.

— Извините, — ответила я, не чувствуя раскаяния и желая только одного — никогда его больше не видеть. — Я не хотела вас оскорбить.

— Извиню, — тон его стал мягче и уже не отдавал металлом, — но только если вы составите мне компанию на этот вечер. Только тогда я буду уверен, что вы действительно не хотели меня оскорбить. Мы все-таки идем этим вечером в театр, не так ли, инорита Штефани?

— Извините, лорд Лоренц, но у меня другие планы на этот вечер, — твердо ответила я. — Сегодня я с вами никуда не пойду.

— Я могу и в другой день прийти, — звонкий голос Регины хлестнул меня как пощечина. — Я же не знала, что ты с ним встречаешься. Могла бы и сказать, я бы поняла. Я думала, мы подруги...

Слезы она сдерживала с трудом и смотрела на меня с такой обидой, что я невольно почувствовала себя виноватой перед ней, хотя и сделала все, чтобы избежать этой неприятной ситуации.

— Я с ним не встречаюсь, — уже с отчаяньем сказала я. — Лорд Лоренц предложил мне пойти в театр, я отказалась. Это не называется "встречаться". Он сейчас уйдет, и мы с тобой займемся тем, чем и собирались, — выпьем чаю с тетей Маргаретой.

— У меня есть другое предложение, — сказал этот назойливый лорд. — Я приглашаю в театр и вашу подругу тоже. А потом мы втроем попьем чай где-нибудь в кафе. Что скажете?

Не знаю, догадался ли он о чувствах к нему моей подруги, но ему удалось безошибочно нащупать мое слабое место. Глаза у Регины стали как у ребенка, которому пообещали волшебный праздник, и она с таким обожанием посмотрела на Лоренца, а потом — с такой мольбой на меня, что стало понятно — этой прогулки избежать не удастся.

— Штеффи, ну пожалуйста, пожалуйста, — почти пропела она, — я так хочу в театр.

Лоренц вопросительно на меня посмотрел, ожидая ответа. Но мне сдаваться не хотелось.

— Может быть, тогда вы и сходите вдвоем? — предложила я, даже не надеясь на согласие.

Нет, Регина была готова идти с ним вдвоем хоть сейчас, но вот сам курсант посмотрел на меня с таким укором, что я теперь почувствовала себя виноватой еще перед ним.

— Вы мне по-прежнему не доверяете, поэтому и идти не хотите? — чуть ехидно сказал он. — Но готовы пожертвовать своей подругой, чтобы проверить мою благонадежность?

По виду Регины было понятно, что она готова ради меня на любую жертву, особенно на такую, как посещение театра с нравящимся ей юношей. Глаза ее сияли, а ноги уже нетерпеливо переступали на месте, готовясь идти, куда позвали. О вопросах благонадежности кавалера она даже не задумывалась.

— Мне казалось, мы выяснили этот вопрос, — ответила я. — И я даже извинилась. Сами подумайте, если бы я вам не доверяла, согласилась бы отправить с вами свою подругу.

— А я ответил, что театр — это искупление вины, и только так. Что ж, не хотите сегодня, давайте в другой раз, когда вы не будете связаны обещанием семейного чаепития.

Его удар опять попал в цель. Регина посмотрела на меня с возмущением. Общество столь желанного кавалера становилось недоступным и призрачным, и все по моей вине. Я уже представляла, как она будет после его ухода выговаривать, что я встала между ней и ее счастьем. Лоренц идти вдвоем с ней не собирался. Но, возможно, побыв немного в ее компании, он переключит свой интерес на более жизнерадостную Регину, умевшую привлечь к себе внимание?

— Нет, она пойдет, — торопливо сказала Регина, испугавшись, что я откажусь раньше, чем она успеет согласиться, и что курсант сейчас развернется и покинет нас, унеся с собой ее надежды на этот вечер. А ведь другая возможность еще не скоро представится. В том, что она будет, подруга не сомневалась, но ждать просто ненавидела. — Непременно пойдет сегодня. Правда, Штеффи?

— Хорошо, — ответила я.

Лоренц довольно улыбнулся. И Регина просияла так, что никакое магическое освещение с ней не смогло бы сравниться. А вот я, я была недовольна и этим днем, и вынужденным согласием. Нельзя сказать, что курсант так уж мне не нравился, но идти с ним куда-нибудь мне все равно не хотелось.

— Ну что, инориты, — сказал он, беря нас обеих под руки, — тогда отправляемся в театр?

— А что мы так и будем друг к другу обращаться официально? — Регина кокетливо стрельнула глазками в предмет своих мечтаний, который был совсем рядом и даже позволял за себя подержаться. — Лорд, инорита... Или вы не любите фамильярного обращения? Но ваши друзья звали вас просто Николасом...

Она сделала паузу и выжидательно посмотрела на Лоренца. На ее лице восхищение было написано просто огромными буквами. Вблизи он оказался для нее еще привлекательней.

— С моей стороны никаких возражений, — он полностью оправдал ее надежды. — Но, боюсь, вашей подруге будет неприятно, если я обращусь к ней просто по имени.

Мне показалось, что к этому времени Регина уже благополучно забыла, что я иду вместе с ними. Ведь вид на меня ей загораживал такой замечательный курсант, за которым просто ничего больше не было видно. Да и видеть особо и не хотелось.

— Штеффи будет неприятно? — запротестовала она. — Да с чего вы это взяли, Николас?

Гордая своей победой, она смотрела только на него, а он — на меня. Мне же ни на кого из них смотреть не хотелось.

— Вы же сами видите, Регина, — ответил ей Лоренц, не отрывая от меня пристального взгляда, — она даже со мной говорить не хочет, а уж если я к ней обращусь просто по имени, обидится до смерти.

— Штеффи? Да что вы, Николас, Штеффи она такая, такая... — она повисла на его руке и хотела было произнести прочувствованную речь о моих достоинствах, но вспомнила, что это совсем не в ее интересах. — Она даже после того, как свою семью нашла, ничуть не загордилась и продолжает со мной советоваться.

— С вами советоваться?

В голосе Николаса была нотка сомнения, но столь легкая, что Регина даже не уловила. Она энергично закивала, будто жесты могли придать большей убедительности ее словам.

— А с кем ей еще советоваться, сами посудите, Николас? — гордо сказала она. — Я даже со счету сбилась, сколько я ей этих самых советов надавала.

Лоренц кашлянул, подавив возникший смешок, и посмотрел на меня.

— Уверен, Штефани, — ехидно сказал он, — что вам советы Регины оказались очень полезны и своевременны. И следуете вы им безукоризненно.

Я не разделяла его веселья. Он прекрасно понял, что она говорит неправду. И если его это забавляло, то меня душил стыд за подругу. Конечно, ей хотелось выглядеть привлекательно в его глазах, но способ, который она выбрала, оказался слишком уж неудачным и не возвысил ее в глазах предмета мечтаний.

— Не всегда, конечно, — ответила я, пытаясь сгладить впечатление от слов Регины. — Но иной раз даже просто посоветоваться с кем-то бывает очень полезно. И помощь Регины для меня неоценима.

Я посмотрела на него с вызовом. Но он не был настроен спорить со мной.

— Да, иной раз посоветоваться с кем-то просто необходимо, — сказал он. — И, к сожалению, не всегда бывает, с кем.

Говорил он сейчас о чем-то своем, не имеющем никакого отношения к Регине. Взгляд его казался обращенным внутрь, к каким-то проблемам, о которых и рассказать было некому.

Глава 6

Спектакль оказался необычно длинным, так что от похода после него в кафе пришлось отказаться. Правда, в антракте Лоренц угостил нас чаем в театральном буфете, и очень сокрушался, что план на вечер оказался сорван.

Когда мы вышли из театра, уже начинало темнеть. Регина оживленно щебетала, повиснув на руке Лоренца. Ей наконец удалось полностью завладеть его вниманием. Отвечал он ей односложно, но более длинные реплики ему вставить и не удалось бы. Слишком хорошо он был воспитан, чтобы перебивать даму. По его кислому виду было заметно, что теперь идея пригласить в театр мою подругу, чтобы не дать возможности мне отказаться, не казалась ему привлекательной. Стратегическая ошибка — так, если не ошибаюсь, принято говорить у военных? Или тактическая? Уточнять я не стала. Даже не потому, что не хотела мешать подруге — она уже сделала все, чтобы вызвать неприятие у курсанта — а потому, что он мог посчитать этот вопрос за проявления интереса, мне же ответ был не так уж и нужен.

Восторги Регины не утихали. Спектакль она просмотрела не первый, но всячески пыталась убедить Лоренца, что ничего лучше она в своей жизни не видела. И актеры были просто шикарные, а выбранная пьеса вызывала сплошной восторг. А костюмы! А декорации! А пирожные в буфете, куда мы зашли во время антракта! Она в жизни ничего подобного не пробовала, но очень надеется, что этот раз не последний. Регина сделала паузу в своем бесконечном монологе и кокетливо посмотрела на курсанта, ожидая от него приглашения. По ее твердому убеждению, он должен был уже забыть, что хотел пригласить в театр только меня, и не только забыть — теперь я должна казаться ему помехой, третьей лишней в их компании.

— Мне так жаль, что мое свободное время закончилось, — сказал Лоренц. — Я успеваю лишь проводить Регину до общежития, а потом Штефани до дома.

Легкая тень недовольства набежала на лицо моей подруги. Вечер перестал складываться так, как ей хотелось.

— Можно наоборот, — с надеждой в голосе предложила она. — Тетя у Штеффи более требовательная, чем дежурные в нашем общежитии. Да и закроется оно нескоро.

— Наоборот я тоже не успеваю, — ответил он. — Мне очень жаль, — он вытащил из нагрудного кармана часы и сокрушенно поцокал языком. — Инориты, чтобы я довел вас до места, где вы живете, а не волновался потом, как вы дошли, нам надо идти побыстрее. А то посадят меня на гауптвахту за опоздание в общежитие. А поскольку это будет уже вторая за неделю, то выйти мне удастся нескоро.

— А первая за что была? — с живым любопытством спросила Регина. — Николас, вы не выглядите злостным нарушителем.

— Ушел с занятий, — усмехнулся он, выразительно на меня взглянув. — Обычно мне такое не свойственно, но ситуация требовала срочных действий.

Я сделала вид, что ничего не поняла. Надо же, подкарауливание ничего не подозревающей девушки у входа в Академию — это, оказывается, ситуация, требующая срочных действий. Можно подумать, что-то изменилось бы, если бы он меня увидел на день позже, или вообще не увидел. Второй вариант мне нравился даже больше. Регина замолчала. Быстрая ходьба у нее плохо сочеталась с разговорами — слова путались, из них выпадали куски, и речь становилась совсем невнятной. А шли мы очень быстро. Подруге теперь приходилось цепляться за курсанта не от распирающих ее восторженных чувств, а из страха запнуться и упасть. У входа в общежитие Лоренц торопливо, но с подобающей церемонностью простился с Региной, даже руку ей поцеловал и сразу потянул меня к выходу с территории Академии.

— Куда вы так бежите, Штефани? — спросил он меня сращу как мы оказались за ее пределами.

— Вы же не хотите попасть на гауптвахту, — ответила я. — А я не хочу, чтобы вы из-за меня пострадали.

— Страдать из-за вас — счастье, — ответил он.

Посмотрела я на него с насмешкой. Он думает, что столь заезженный комплимент найдет путь к моему сердцу? Или даже рассчитывает, что я приду в восторг от такой банальности упаду к нему на грудь? Зря. Нет, грудь у него широкая, выдержит, но вот желания у меня как не было, так и не появилось.

— Мне кажется, вы уже достаточно пострадали, — ответила я. — Избыток страданий вреден.

Он расхохотался, остановившись прямо посреди улицы. Руку мою не отпускал, и я чувствовала себя довольно неловко. И от этого, и от того, что он явно посчитал мои слова намеком на Регину, я же хотела сказать, что не стоит нарушать правила их Академии ради того, чтобы произвести на меня впечатление.

— Да, когда ваша подруга пытается привлечь к себе внимание — это то еще испытание, — ответил он, отсмеявшись. — Инорита она миленькая, но такая назойливая.

Хоть я подозревала о таком его впечатлении, все равно услышать его мне было неприятно.

— Я совсем не об этом говорила. А Регина вовсе не такая плохая, как вам показалось, — резко сказала я.

— Я разве говорил, что она плохая? — улыбнулся он, глядя прямо мне в лицо. — Вовсе нет. Ее поведение мало отличается от поведения множества других девушек. Кого-то она несомненно привлечет.

— Но не вас.

— Но не меня, — согласился он.

Смотрел он при этом так, что его слова прозвучали как намек, что его привлекает совсем другая девушка. Та, что стоит напротив. И был он слишком близко от меня. Пусть мы были на центральной улице, но ощущения были, словно мы стояли где-то далеко отсюда, и только вдвоем. Наверно, будь на моем месте Регина, сейчас она бы просто млела от счастья, от столь явно выказанной симпатии. Но мне скорее было неприятно.

— Если вы будете стоять здесь как столб, — заметила я, пытаясь от него отстраниться, — то от гауптвахты вас ничего не спасет.

— Почему вы так упорно не хотите давать мне ни единого шанса?

— А почему вы так упорно пытаетесь этот шанс получить?

— Не знаю, — улыбнулся он. — Вот и хочу узнать, почему.

Стал он при этом необычайно привлекательным. Пожалуй, его улыбку можно считать оружием нападения, не улыбнуться ему в ответ было очень сложно, но я смогла и даже виду не показала, что мне этого хотелось.

— Пойдемте, — теперь я потянула его вперед, и он неохотно тронулся с места. — Мне кажется, есть знания, без которых можно прекрасно обойтись.

— Не получается, — ответил он. — Вы мне снитесь, а днем я постоянно о вас думаю. Странное состояние, у меня раньше такого не было.

Это было почти признание в любви. Я не знала, сердиться ли мне или расстраиваться. Любой девушке приятно услышать такое от поклонника, я исключением не являлась. Но было два момента, которые отравляли мне всю прелесть его слов. Первый — интерес, и нешуточный, к нему подруги. И второй — сам он, при всех своих достоинствах, не заставлял мое сердце биться чаще.

— Я думаю, Николас, это скоро должно пройти, — твердо сказала я. — Я и привлекла ваше внимание тем, что не выказала в вас заинтересованности. Стоило мне повести себя, — я хотела сказать "как Регина", но вовремя опомнилась, — как ведут себя обычно девушки в вашем присутствии, и вы бы обо мне не вспомнили уже на следующий день.

— Вы так думаете, Штефани? — с сомнением в голосе спросил он.

— Уверена.

— А давайте попробуем? — неожиданно предложил он. — Вдруг и правда пройдет?

— Что попробуем?

— Вы попробуете вести себя так, как необходимо для того, чтобы у меня пропал к вам интерес, — пояснил он. — А я попробую избавиться от навязчивого желания вас поцеловать.

А избавляться он явно собирался путем воплощения этого самого желания в жизнь. Вон как глаза хитро поблескивают. Или это отражение осветительных шаров? Я нахмурилась. Разговор выходил за рамки, которые я считала приличными.

— Николас, вам придется избавляться от собственных желаний без моей помощи, — предупредила я его. — Я не хочу с вами встречаться. Совсем не хочу, понимаете?

Мы уже пришли и стояли перед входом в магазин. Там было темно, но я знала, что тетя Маргарета не спит, ждет моего возвращения, а может и смотрит, как мы прощаемся с Николасом у двери. И я не хотела, чтобы она подумала, что ее планы могут и в жизнь воплотиться. От брака с этим замечательным курсантом я была столь же далека, как Регина, хотя и по разным причинам. Он с ответом не торопился, смотрел на меня и о чем-то размышлял. Разрабатывал новую тактику, если старая оказалась провальной?

— Это из-за Регины? — спросил он.

— Нет. Из-за меня.

— Вы влюблены в кого-то?

— Вовсе нет, — резко ответила я. — С чего вы взяли? В кого мне влюбляться? И знаете, Николас, давайте закончим на этом наш разговор. Прощайте.

Я взялась за ручку входной двери, показывая, что я твердо намерена уйти.

— До свидания, Штефани, — сказал он, взял мою ладонь и очень нежно ее поцеловал. — До свидания.

Защитное заклинание уже меня опознало и позволило зайти в магазин. На Николаса я больше не смотрела. Его прощальные слова были подчеркнутым обещанием новой встречи, прекращать осаду он не собирался, лишь изменить метод. "Николас всегда добивается своего" — некстати вспомнились мне слова его друга, сказанные в тот день, когда мы встретились. Что ж, придется ему записывать первую неудачу на свой счет — меня ему добиться не получится.

Тетя Маргарета действительно не спала, и вид из ее окна на наше прощание ее не порадовал. Но выговаривать она мне не стала, лишь со вздохом заметила, что к таким кавалерам можно быть и повнимательней. Я ей пообещала это сделать в следующий раз, если он наконец купит у нас столь желанный шампунь. И для него это единственная возможность безраздельно завладеть моим вниманием. Потом поцеловала приунывшую родственницу и пожелала ей спокойной ночи. Ужинать я не стала. Может, поэтому и приснился мне Николас Лоренц — все же сны на голодный желудок приятными бывают редко, а я курсанта и наяву видеть не хотела. Проснувшись утром, первым делом я подумала, как же сделать так, чтобы он обо мне забыл, но в голову ничего не приходило. Напротив, начали появляться странные мысли, может, я зря так сопротивляюсь, и наши встречи могли бы вылиться во что-то большее? Такие размышления были настолько мне не свойственны, что я даже посмотрела, не вышел ли из строя артефакт против ментальной магии. Но он был полностью исправен и заряда в накопителе оставалось прилично. Значит, просто пришло то время, когда не хочется быть одной. На меня и раньше накатывала тоска, но никогда она не была столь острой. Жду непонятно кого и непонятно чего, а жизнь проходит мимо. Пожалуй, если бы не Регина, я бы не была столь резко настроена против Николаса.

На удивление, в этот раз подруга не опоздала на первую пару. Но пригнала ее не жажда знаний, а желание узнать, что о ней говорил курсант. Вчерашний марш-бросок до общежития посеял в ней сомнения в том, что ей удастся добиться ответных чувств. Но надежда на это все же оставалась.

— Мы вчера мало о чем говорили, — разочаровала я ее. — Попрощались перед нашим магазином, и он ушел.

— Но вы договорились с ним еще встретиться? — спросила Регина.

— Нет, — ответила я, — ни о чем я с ним не договаривалась. Да и встречаться с ним не собираюсь. Даже так, как вчера.

— Да, — вздохнула Регина, — у Моники все как-то правильней получается. Вернер вчера ей принес такую красивую розу, словно из Королевского парка. Моника ее в вазочку на стол поставила и весь вечер мне рассказывала, как им было хорошо, и как они опять собираются лишь вдвоем сегодня пойти гулять по городу. Настоящая любовь и должна быть такой — с первого взгляда и на всю оставшуюся жизнь.

— Иногда одного взгляда недостаточно, чтобы понять человека, — заметила я.

— Наверно, — она опять вздохнула, — но мне теперь кажется, что если с первого взгляда ничего не получилось, то успеха уже не будет.

Она тоскливо на меня посмотрела, ожидая поддержки и уверений, что у нее все получится, не с первого взгляда, так со второго или третьего. Но я молчала. Я была уверена, что Николас никогда ею не заинтересуется — она вчера все для этого сделала, поэтому убеждать, что отношения у нее сложатся с ним наилучшим образом, я не стала. Врать никогда не любила и не умела.

Регина мое молчание поняла правильно, поэтому последний ее вздох был самым тяжелым. Прострадала она до конца занятий, заниматься со мной после них не захотела и отправилась в общежитие. Соседку же ее в этот день я так и не увидела. Наверное, готовилась к самому важному событию в своей жизни — прогулке с Вернером. Ее отсутствие меня не расстроило. Не расстроило и то, что в этот день Николас не появился. То легкое помрачение, которое было у меня поутру, прошло бесследно.

Глава 7

На следующее утро Регина выглядела необычайно довольной, от вчерашнего плохого настроения следа не осталось. Я решила, что Моника с Вернером отыграли перед ней очередную страницу своего романа, никуда не уходя из общежития. Кажется, вчера погода была не слишком подходящей для гуляния, время от времени порывался пойти дождь, но так и не пролился. Так что эта парочка могла решить не покидать уютной комнаты Регины и Моники, а посидеть прямо там и поболтать на разные темы, что было любимым занятием обеих девушек. А уж если можно было не только болтать, но и наблюдать за стремительным развитием чужих отношений, Регина была совсем счастлива. Но как оказалось, дело было совсем не в этом.

— Штеффи, я тут подумала, — неожиданно сказала подруга и тут же замолчала.

Такие слова для нее были несколько необычны, поэтому я внимательно на нее посмотрела. Выглядела она сосредоточенно, как на экзамене, когда пыталась подобрать слова для ответа, которого не знала. Выглядела она при этом необычайно умной, но только для тех, кто ее плохо знал.

— И о чем ты подумала? — осторожно спросила я.

— О Николасе, — ответила подруга. — Мне кажется, я мешаю твоему счастью.

— Что за глупости ты говоришь? — удивилась я.

— Вовсе нет, — запротестовала она. — не скажи я тебе тогда, что первой его увидела, так у вас бы сейчас все сладилось. Ты настоящая подруга, — горячо сказала она, — но не надо ради меня жертвовать своим счастьем.

— Ина, я ничем не жертвую. Не надо выдумывать. Я с ним никогда не хотела встречаться.

Поведение Регины было слишком странным, непохожим на нее. Да, вчера она была расстроена, что Моника с Вернером друг друга нашли, а у нее ничего не получилось с Николасом, но у нее и в мыслях не было пытаться устроить с ним мою личную жизнь. Это было несколько подозрительно.

— А зря не хотела, — продолжила она. — Вы с ним такая прекрасная пара. Он к тебе так трогательно относится. Думаешь, я ничего не заметила?

Все это становилось все более странным. Наблюдательностью она никогда не страдала, раньше ничего такого и не замечала, а сегодня вдруг уверилась в его особом ко мне отношении.

— Ина, вы с ним вчера разговаривали? — спросила я прямо.

Она явственно смутилась. Хотела скрыть от меня, но на прямой вопрос придется ответить правду — Регина никогда не врала.

— С чего ты так решила? — попробовала она увильнуть. — Я ведь вчера тебе сказала, что у нас с ним ничего не получится, а было это еще утром.

— Что не получится, ты могла и сама решить, — согласилась я. — А вот что мы с ним прекрасная пара — это уже не твоя идея. Даже если бы такое пришло тебе в голову, то не так быстро. Все же позавчера ты была еще полна надежд на его счет. Ина, я уверена, что он к тебе приходил и просил помочь, ведь так?

— Так, — неохотно ответила она, — только он просил оставить наш разговор в тайне.

Да, если штурм не получается, а осада имеет весьма туманные перспективы, нужно идти другим путем. Вербовать сторонников прямо внутри неприступной крепости. Они и ворота откроют, и веревочную лестницу сбросят, и население уговорят, что лучше сразу сдаться, чем испытывать терпение осаждавших.

— И ты согласилась? — осуждающе сказала я.

— А что такого? — обиделась подруга. — Если бы ты слышала, как он о тебе говорит. Так нежно, так трепетно. Я и сама это замечала, конечно, но одно дело подозревать, а другое — слышать. Не помочь вам понять друг друга было бы просто преступлением с моей стороны.

У меня были большие сомнения по поводу того, что она замечала нежность и трепетность со стороны Лоренца. Наверняка пришел вчера и с порога — "Такая наблюдательная инорита не могла не заметить..." Лесть — тоже оружие, если умеешь применять. К концу вечера Регина была полностью убеждена, что она сама все поняла и что между счастьем ее лучшей подруги и такого замечательного курсанта не только нельзя вставать, но и нужно ему всячески способствовать.

— Он же тебе самой нравится, — напомнила я.

— И что? — ответила Регина. — Ему-то нравишься ты. А тебе — он. И зачем я буду вам мешать?

— Ты забыла — мне он не нравится.

Регина посмотрела на меня довольно скептически. С ее точки зрения, мое заявление прозвучало не очень правдоподобно. Как такое может быть, чтобы столь привлекательный молодой человек в таком красивом мундире не нравился? И это на нем еще курсантская одежда, а как военную форму наденет, будет вообще неотразим. Вслух она этого, конечно, не произнесла, на лицо ее отражало ее мысли не хуже, чем зеркало — внешность.

— Это потому, что я тебе сказала, что первая его заметила, — важно пояснила она. — Не скажи я тебе этого, так у вас бы уже давно все сладилось. Но зачем я буду вам портить жизнь, сама подумай?

— Что ты ему пообещала? — мрачно спросила я.

— Ничего особенного. Просто помочь. Только ты ему не говори, что я тебе рассказала, а то нехорошо получится, — смущенно сказала подруга.

— И как ты помогать собралась? — невольно заинтересовалась я.

Надо же знать, откуда веревочные лестницы свисать будут.

— Убедить тебя, — ответила она. — Ты не думай, ничего такого. Просто объяснить, что он мне не нужен, и все.

— Не нужен?

— Если у нас уже с первого взгляда ничего не получилось, — с мученическим видом начала подруга пояснять свою точку зрения, — так значит, ничего уже и не получится. Я просто ошиблась, и моя судьба где-то еще ходит.

— Так и у нас с первого взгляда ничего не получилось...

— Это потому, что ты его моим считала. Но я твердо решила — он мне не нужен. Так что можешь с ним встречаться.

Я не знала, смеяться мне или плакать. Представления Регины об отношениях так и остались взятыми из красивых книжечек о любви. И теперь она как верная подруга готова была страдать, но отступить в сторону и не мешать моему счастью, которое придумала за меня.

— А если я не хочу с ним встречаться?

— Хочешь, — убежденно ответила она. — Просто ты сама от себя это скрываешь, чтобы меня не обидеть. Тебе нужно начать с ним встречаться.

Видна была хорошо проделанная работа со стороны Лоренца. Регина убеждалась довольно легко, ее просто нужно было направить, чтобы она думала и действовала согласно его плану. Вот только он не принял во внимание, что я как не хотела раньше, так и сейчас не загорелась желанием быть рядом с ним. Энтузиазм подруги нужно было срочно гасить.

— Что он у тебя обо мне спрашивал?

— Почему ты решила, что что-то спрашивал? — опять постаралась она увильнуть.

— Ина, я тебя знаю. И о его характере тоже получила представление.

— Да ничего такого. Про нашу жизнь в приюте. Как получилось, что ты там оказалась при родной тете. Встречалась ли с кем-нибудь. Что тебе нравится, что — нет.

Интересно, кем он готовиться стать в армии? Вербовка агентессы проведена совершенно незаметно для этой самой агентессы, который теперь убеждена, что действует исключительно всем на благо, как настоящая подруга.

— Это все?

— Еще он расписание наше спрашивал, — едва заметно поколебавшись, сказала подруга. — Штеффи, ты на меня сердишься?

Я сердилась, вот только не на нее — на Лоренца. Она считала, что делает все ради моего счастья, а вот относительно его намерений у меня не было никакой уверенности. Слова о том, что он волен в выборе невесты, — только слова. За несколько дней воспылать такой страстью? В приюте нам постоянно повторяли — за красивыми мужскими словами иной раз не стоит ничего, кроме желания поразвлечься. Возможно, к нему еще примешался азарт — ведь обычные методы на мне не срабатывают...

— Штеффи, — умоляюще сказала Регина, — я не думала, что ты так расстроишься. Я уверена, что он тебе тоже нравится.

— Ина, — вздохнула я, — вот именно, что не думала. Но что сделано — то сделано.

Подруга расстроено замолчала. Впрочем, разговаривать дальше нам и не получилось бы — как раз начиналась лекция. Слушала я невнимательно, записывала лишь отдельные фразы, врывавшиеся в размышления. С Лоренцом я встречаться не хотела. Нельзя сказать, чтобы он вызывал у меня такое уж отвращение, но я не могла представить с ним никакого будущего. Нужно придумать, как отвадить его раз и навсегда. В голову пока не приходило ничего, но меня не оставляла уверенность, что я непременно что-нибудь придумаю.

В этот день я сделала то, чего раньше никогда не делала, — ушла с последней пары. Если Лоренц знает мое расписание, с него станется опять меня встретить у входа, а я не была готова к разговору. Возвращаться в магазин не хотелось, и я решила зайти в книжную лавку, что была мне как раз по дороге. Время от времени я там что-нибудь покупала — то справочник, то учебник, то сборник рецептов. В этот раз меня привлекла небольшая брошюра по орочьим зельям. Вид у нее был неказистый, я даже не сразу ее заметила в книжных развалах, но вот содержимое явно было написано человеком, хорошо в них разбирающимся. Для разрешенных у нас даже рецепты приводились, правда, для меня они были бесполезны, так как требовали, за редким исключением, шаманства. Но даже простые знания, из чего сделаны эти зелья, могут пригодиться. Ведь во многих маминых рецептах используются как раз в качестве добавок шаманские наработки.

Я не переставала листать находку и после покупки, находя там все более и более интересные вещи, поэтому выходила невнимательно, за что и поплатилась. Я запнулась и почти упала, когда меня обхватили крепкие мужские руки и не позволили этого сделать. Я подняла глаза на своего спасителя, чтобы поблагодарить и потребовать меня отпустить. Сердце пропустило удар, а потом забилось часто-часто.

— Я смотрю, твои привычки не меняются, — сказал Рудольф, — все так же вылетаешь и пытаешься сбить с ног ничего не подозревающих прохожих.

Его лицо, которое я так часто вспоминала, почти не изменилось с нашей последней встречи. Разве что появился маленький, едва заметный шрам около правой брови, который захотелось потрогать, чтобы убедиться он настоящий. А еще захотелось, чтобы его руки крепко меня обняли, а в ушах прозвучало: "Я так скучал по тебе, Штефани".

— Рад тебя видеть, Штефани, — сказал он и отпустил мою талию без всяких просьб с моей стороны. — Выглядишь просто прекрасно.

Он радостно мне улыбнулся, и я очнулась. Действительно, что за глупости лезут мне в голову? Скучал бы — нашел возможность встретиться. И все же обида, совершенно необъяснимая, но от этого не менее горькая, начала заползать в мою душу. Я прекрасно помнила, что он мне никогда ничего не обещал, но вот такая встреча, как будто ничего и не было... Нет, не такой я ее представляла. Я одернула себя — не стоит походить на Регину, строить глупые планы, мечтать о несбыточном, а потом расстраиваться, что все оказалось совсем не так, как хотелось — и сказала:

— Добрый день, инор Брайнер. Вы тоже прекрасно выглядите.

— Инор Брайнер? — переспросил он. — Когда это мы успели перейти на "вы"?

Мне показалось, что в интонации проскользнуло огорчение, но меня это не порадовало. Мне хотелось не огорчить его, а сделать так же больно, как было мне сейчас. Богиня, прошло полтора года, почему я его не забыла?

— Насколько мне помнится, инор Брайнер, на "ты" мы перешли только ради достоверности легенды, — ответила я и сделала шаг назад, несколько от него отстраняясь. — Как ваши успехи на службе?

— Я сейчас в центральном управлении, — ответил он, внимательно на меня глядя. — Кабинет номер тридцать восемь.

— Личный кабинет? Какой карьерный рост. Примите мои поздравления.

— Не совсем личный, на двоих, — ответил он. — Но рост есть, ты права. Не самое последнее лицо в Сыске. Так что если возникнет необходимость...

— Надеюсь, не возникнет, — ответила я.

Он мне понимающе улыбнулся, но я улыбаться ему не стала. Быть рядом с ним мне было тяжело, а предлог, чтобы распрощаться и уйти, не находился.

— Штефани, добрый день, — раздался за спиной бодрый голос Лоренца, и впервые его появление меня обрадовало.

— Добрый день, Николас, — сказала я приветливо.

— Встретили старого друга? — поинтересовался он.

— Нет, просто случайный знакомый, — твердо ответила я.

— Я — случайный знакомый? — усмехнулся Рудольф, но в этот раз как-то невесело. — И это после всего, что между нами было? После того, как ты вернула мне браслет и вдребезги разбила мое сердце?

— Боюсь, что ваше сердце, инор Брайнер, не так легко бьется, — ответила я. — Николас, а что вы здесь делаете?

Я отвернулась от Рудольфа, не желая больше смотреть на него. Внутри кипела ничем не объяснимая злость. Я боялась, что если постою рядом с ним еще немного, то сделаю что-то совсем неподходящее для воспитанной инориты.

— Хотел встретить после занятий самую прекрасную девушку в Гаэрре, — ответил курсант. — Но увидел ее, даже не дойдя до Академии.

— Следующий кандидат на возврат браслета? — насмешливо сказал Рудольф. — Штефани, смотрю, ты серьезно отнеслась к воплощению в жизнь моей маленькой идеи. Хотя о чем это я? Ты всегда ко всему относишься серьезно. Даже к коллекционированию помолвок.

И прозвучало это так, словно в разрыве нашей целиком и полностью была моя вина. Я возмущенно к нему повернулась, хотела было высказать, что думаю, но меня остановило выражение его лица. Странное такое выражение, с непонятной мне обидой.

— Что бы я не коллекционировала, вас это больше никак не касается, — сказала я.

— Штефани, вы обедали сегодня? — невозмутимо спросил Лоренц.

— Нет, — сказала я, не отводя взгляда от Рудольфа.

— В таком случае приглашаю вас пообедать, — он бесцеремонно взял меня под руку, как обычно, не дожидаясь согласия, но сейчас это было как нельзя вовремя. — Всего хорошего, инор.

— Прощайте, инор Брайнер.

— До свидания, Штефани, — донеслось мне вслед.

Глава 8

Я не оборачивалась, но мне все равно казалось, что Руди смотрит нам с Лоренцом вслед. Я чувствовала его взгляд, словно он был осязаемым, словно прикасался ко мне, горячо, но вместе с тем и нежно. Но это было лишь плодом моего воображения, лишь отголоском давнего желания — Рудольф не сделал попытку меня задержать, не догнал, ни сказал ничего, кроме уже прозвучавшего "до свидания" на мое "прощай".

— Штефани, вы меня совсем не слушаете, — Лоренц легко положил свою руку поверх моей, привлекая внимание, и тут же убрал. — Он так много для вас значил?

— Кто? — с деланным недоумением спросила я, хотя прекрасно понимала, о ком он говорит.

— Ваш неожиданно появившийся бывший жених, — курсант пытливо на меня смотрел, даже не думая менять тему. — Если он вам так дорог, то почему вы вернули ему браслет?

Про фиктивную помолвку с Рудольфом Регина не знала и ничего ему сказать не могла. Сначала я не хотела пугать той историей, где выступала приманкой для убийцы, а потом смысла рассказывать не было. Все "кавалеры", о которых мечтательно говорила подруга, враз исчезли из моей жизни. Каждый — по своей причине.

— Если бы он был мне дорог, то вряд ли я вернула ему браслет, не находите? — ответила я.

Рассказывать, что помолвка все равно была фиктивной, я не стала. Мне казалось, что если я произнесу это вслух, то из моей жизни окончательно уйдет что-то очень важное. Да и не сильно я кривила душой — для меня она была почти настоящей. Но только для меня.

— Вы сейчас выглядите очень опечаленной, — заметил он. — Обычно довольно сложно понять, что вы чувствуете, но не сейчас.

— Просто вспомнилось, что было тогда, — неохотно ответила я. — Неприятные воспоминания.

— Нехорошо расстались? Он вам угрожал?

— Угрожал? — я невольно улыбнулась, представив угрожающего мне Рудольфа. — Нет, что вы. Да и говорю я сейчас не о нем. Тогда в моей жизни столько всего случилось. Я нашла тетю и отца, но чуть не потеряла жизнь. А двоих моих знакомых убили.

— Вы мне расскажете?

Он задал вопрос с таким видом, что я бы непременно поверила, что он ничего не знает, если бы не была уверена, что Регина ему рассказала. Ту историю она знала, пусть и без особых подробностей. Мы с тетей Маргаретой не любили вспоминать эти грустные события.

— Не думаю, что хочу про это кому-нибудь рассказать, — ответила я. — Вот забыть — да. Только не получается.

— Получится, — уверенно сказал он.

Моя рука, лежавшая на сгибе его локтя, как-то незаметно оказалась прижатой чуть больше, чем позволяли нормы приличия. В знак поддержки и дружеской помощи, не иначе. И вид у него был при этом необыкновенно собственнический. Наверно, с его стороны все выглядело, будто увел он девушку прямо из-под носа соперника. Вот только Рудольф соперничать с ним не будет, сегодняшняя встреча тому подтверждение. Но хватит думать о Рудольфе — он же обо мне и думать забыл. Вот рядом со мной идет сейчас во всех отношениях достойный мужчина — завистливые взгляды встречных инорит были тому подтверждением. Может, и стоит к нему присмотреться. Я подергала рукой.

— Николас, мне так неудобно, — сказала я.

В конце концов, присматриваться — это совсем не значит ощупывать. Без таких вот тесных контактов с ним я могу и обойтись. И смотреть лучше на расстоянии, как можно большем расстоянии. Так лучше видно.

— Извините, Штефани, — невозмутимо ответил он, и моя рука обрела относительную свободу. — Я слишком увлекся разговором с вами, не заметил. А чем, вы говорили, занимается ваш бывший жених?

— Я не говорила, — недовольно ответила я. — Но могу и сказать. Он работает в Сыске.

— В Сыске? — презрительно переспросил Николас. — Тогда понятно, почему вы с ним расстались. Он вам не пара.

— А что вы имеете против Сыска? — с невольным возмущением спросила я..

— Ничего не имею, — ответил он. — Кто-то должен и такой работой заниматься.

Но пренебрежение из его голоса так никуда и не ушло.

— Мой отец, к примеру, — гневно сказала я и выдернула свою руку. На свободе ей было намного лучше, — Вы считаете его работу недостойной?

— Штефани, я не хотел вас обидеть, — спокойно ответил он. — Извините, если мои слова вас задели. Но знаете, мы, маги армии, привыкли, что к нам относятся с большим уважением, чем к остальным людям, носящим форму.

Он примиряюще улыбнулся и попытался опять взять меня под руку. Но я уже ни обедать с ним не хотела, ни присматриваться.

— Штефани, извините, — сказал Николас. — Я не хотел вас оскорбить. Успокойтесь. Вы себя хорошо чувствуете?

В его голосе была искренняя забота. Мне очень хотелось ответить, что чувствую я себя просто отвратительно, так отвратительно, что хочу закрыться в своей комнате и больше никого не видеть. Но делать я этого не стала. Он же не виноват, что я встретила сегодня Рудольфа, да и Рудольф не виноват в том, что я хочу больше, чем он может дать. Я постаралась взять себя в руки, даже слушала, что мне курсант говорил, и иногда отвечала. Но теперь предметом нашего разговора были темы нейтральные. Николас вспоминал забавные происшествия, случившиеся с ним и его друзьями за годы учебы, делился своим мнением о погоде и рассказывал о поездке в Лорию. Слушать его было интересно, и я поневоле отвлеклась от своих грустных мыслей.

В ресторане, куда он меня привел, раньше я никогда не была, слишком уж дорогое заведение. Да и предпочитала я есть дома, ни на кого не оглядываясь и не думая о своих манерах. Пусть Николас и хвалил мое воспитание, но мне всегда казалось, что я не знаю многих тонкостей, которые естественны для людей, выросших в его среде. Вот и сейчас он галантно подвинул мне стул, что было непривычно и внове. Я скомкано его поблагодарила, чувствуя при этом ужасную неловкость, он же невозмутимо улыбнулся и сел напротив. Принесли карточку с перечнем блюд, название которых мне ничего не говорили, сколько я их не перечитывала. Так что я ее просто отложила.

— Выбрали что-нибудь, Штефани? — спросил Николас.

— Даже не знаю, — улыбнулась я ему. — А что вы посоветуете? Вы же здесь не первый раз. Я полностью полагаюсь на ваш вкус.

Николас отказываться не стал, быстро и четко дал заказ официанту, и когда тот ушел, сразу обратился ко мне:

— Штефани, а вы были когда-нибудь в Королевском Парке?

— Нет, — теперь я улыбнулась ему по вполне понятной причине. — Кто бы меня туда пустил?

— У меня есть пропуск, — сказал он небрежно, — и я могу вас туда провести. Предлагаю прогуляться там после обеда. Что скажете?

К королевской семье у меня не было такого восторженного отношения, как сразу после выхода из приюта, но побывать в Королевском Парке было бы интересно. Даже то, что видно обычным жителям через забор и магическое марево, вызывало восторг не только у Регины, но и у меня. А сколько в нашей академии ходило слухов, зачастую самых невероятных! Да, увидеть все своими глазами мне бы очень хотелось. Вот только получается, что я останусь должной человеку, который имеет на меня непонятные виды.

— Значит, сразу после обеда туда и идем, — невозмутимо сказал Николас, когда понял, что ответа ему придется ждать долго. — Представителей королевской семьи не обещаю, но знаменитый розарий королевы Ниалии сможете увидеть.

Я решила не отказываться. Кто знает, выпадет ли мне еще раз такая возможность? Я его о таком одолжении не просила, он сам вызвался, а значит, кроме слов благодарности, ни на что от меня рассчитывать не может. Прогулка в парке, даже королевском, это всего лишь прогулка.

— О розарии рассказывают столько всего невероятного, — заметила я.

— Тогда, боюсь, вы будете разочарованы, — ответил Николас. — В нем ничего удивительного нет. Разве что размеры и разнообразие сортов. А еще то, что цветение там поддерживается круглый год. Но сколько на это магии тратится, — неодобрительно добавил он. — Сильных магов не так уж и много, и использовать их Дар на такое мне всегда казалось нерациональным.

— Да, сильных магов у нас не так уж и много, — с грустью согласилась я. Дар мой, хоть и был побольше, чем у Регины, все же был много меньше того, что бы мне хотелось. — Жаль, что нельзя развить Дар от исходного больше определенного предела. Но мне Регина говорила, что вашему другу Раске это как-то удалось. Сказала, там какая-то семейная методика. Я о таких раньше не слышала.

— Я тоже, — голос курсанта почти незаметно изменился. — Но она не слишком надежная. У него уже несколько раз Дар возвращался к исходному. Он тогда жутко злиться начинает.

Он улыбнулся, хотя тема была ему заметно неприятна. Интересно, почему? Друг не желает делиться семейными секретами и с ним? О том, что они друзья, Регина говорила, и не один раз. Значит, дело не в том, что сам Вернер ему не нравится.

— Но сейчас с ним же все в порядке? — уточнила я. — С ним встречается Моника, она живет с Региной в одной комнате. Регина считает, что Монике очень повезло, таким интересным ей кажется Раске. Возможно, у него больше проблем с Даром и не будет. Мало ли, какие тонкости могут быть в методике, о которой никто не знает.

— Возможно, — неохотно согласился Николас и тут же увел разговор в строну: — В последнее время Вернер только и говорит, что о Монике. Забавная девушка, такая непосредственная. Мне кажется, они друг другу подходят.

— Регине тоже так кажется, — согласилась я.

На тему Моники и Вернера мы говорили довольно долго, к теме королевских парков и странно ведущих себя Даров не возвращались. Но в сам парк направились сразу после завершения обеда, очень даже неплохого. Десерт оказался просто изумительным, мне подумалось, что день сегодня не такой уж плохой, и встреча с Рудольфом перестала вспоминаться столь ужасной. Наверно, судьба свела меня с ним как раз для того, чтобы показать — хватит мечтать о том, чего никогда не будет, пора всю эту глупую влюбленность оставить в прошлом, как мое старое платье из приюта, и попытаться построить что-то свое с тем, кому я нужна. Я искоса бросила взгляд на Николаса. Не будь он аристократом, возможно, я бы поверила в серьезность его намерений.

В Королевский Парк мы попали через боковую калитку. Неприметную, совсем не с той стороны, откуда мы с Региной бросали восторженные взгляды на парк, но охраняемую не хуже центральных ворот. Старший маг наряда проверял пропуск Николаса с такой тщательностью, словно был уверен — перед ним подделка и нужно лишь найти ее признаки. Но признаки так и не нашлись, поэтому он с недовольным видом разрешил нам войти. Мы прошли через караулку и оказались в самом Парке. Сразу пахнуло жарким летним днем. Солнце, уже по-весеннему ласковое в Гаэрре, здесь стало почти обжигающим. Пришлось снять теплую накидку, перед тем как идти дальше по ровной аллее, лучиком устремлявшейся к центру. От нее отходили множество мелких боковых ответвлений в самые разные стороны. Все они были пустынны, словно это был не Королевский Парк, а какое-то давно забытое место, которое лишь по недоразумению сохранило свою первоначальную форму. Если бы не птичий пересвист, то здесь было бы даже неуютно. Ничего из того, о чем ходили слухи, я пока не увидела. Парк и парк, только совершенно безлюдный.

— Здесь всегда так? — спросила я.

— Обычно — да, — ответил Николас. — Вам здесь не нравится?

— Вы обещали розы, а их все нет, — уклончиво ответила я.

Мне хотелось выйти на более открытое место. Меня неожиданно стало тяготить его присутствие, я чувствовала неловкость от того, что мы с ним тут лишь вдвоем.

— Я хотел провести вас к центральному пруду, — ответил он, — но если вам розы нужны непременно в первую очередь, то туда можно и быстрее дойти.

Увлекая меня за собой, Николас тут же свернул в одну из боковых аллеек, она была намного уже, а ветви деревьев сплетались над ней, образуя плотный полог. Здесь царил полумрак, в котором вспыхивали при нашем приближении яркими разноцветные огоньки. Вспыхивали и рассыпались крошечными фейерверками, указывая дорогу. Ажурный мостик над крошечным ручейком висел в воздухе. Легкое журчание воды переплеталось с нежной едва уловимой музыкой. Наверно, это тоже было настроено на приближение людей, не будет же это все постоянно использоваться? Правда, Николас говорил, что здесь очень много магической энергии уходит на поддержание. И все равно, он прав, нерационально это, хоть и красиво. Я осматривалась в надежде заметить хоть один артефакт, но так ничего и не нашла. Занимались этим маги много сильнее меня.

— Здесь тоже роз нет, — сказал неожиданно Николас.

— Но здесь интересно, — улыбнулась я ему.

— Да, интересно...

Незначительное изменение в его голосе заставило меня насторожиться, но когда он меня обнял, я лишь испуганно ахнула и попыталась вырваться. Такого поведения я от него не ожидала и не была к нему готова. До этого момента он был образцом вежливости и внимания, но сей час и не подумал меня отпустить, напротив — объятия стали еще более тесными, одна его рука легла мне на затылок, не давая отвернуться, а губы встретились с моими. Я пыталась вырваться, но поцелуй становился все более страстным, обжигающим, требовательным, пробуждая во мне что-то глубинное, ранее никогда не испытанное. Голова кружилась, желание сопротивляться уходило, оставляя место совсем другим желаниям. А промелькнувшая мысль "если бы это был Рудольф" не только не отрезвила, напротив — заставила ответить на поцелуй. Я не нужна Рудольфу, а он не нужен мне, и только так. И лишь когда поцелуй прервался, меня обожгло осознание случившегося.

— Штефани, извините, — почти прошептал он, не давая мне отстраниться и сейчас. В голосе его раскаяния не было, скорее — удовлетворение. — Не в моих правилах добиваться силой, но иначе вы бы так от меня и бегали.

Он опять наклонился ко мне, но в этот раз я отвернулась, и он лишь прошелся поцелуем по виску и щеке. Меня начала бить крупная дрожь. Было холодно и страшно.

— Штефани, я не причиню вам вреда, — мягко начал уговаривать меня Николас. — Успокойтесь.

— Отпустите меня.

Я уперлась руками ему в грудь, но ничего этим не добилась. Оставалось лишь возмущенно на него смотреть и надеяться, что все ограничится лишь одним поцелуем.

— Непременно, — ответил он. — Но только после того, как вы ответите на мой вопрос.

— Какой вопрос? — нервно спросила я.

— Вы примете от меня браслет, Штефани?

Мне показалось, что я ослышалась. Я подняла голову и удивленно на него посмотрела. Он был необычайно серьезен и пристально на меня смотрел. Да, ему хотелось получить ответ. Вот только я не готова была дать ему тот, на который он надеялся.

— Не вы ли не так давно говорили, что прежде нужно узнать друг друга получше? Зачем вы торопитесь, Николас?

— Мы завтра уезжаем на сборы, — ответил он, — и для меня невыносима даже мысль, что я не буду вас видеть целых две недели.

— Возможно, за эти две недели вы и думать обо мне забудете, — ответила я.

— Не забуду.

— Тогда мы и вернемся к этому разговору.

А сейчас мне хотелось одного — уйти отсюда. Розы королевы Ниалии уже не казались мне привлекательными, а Королевский Парк — безопасным. Даже журчание ручья было тревожным.

Глава 9

Весь следующий день Моника ходила с покрасневшими глазами и совершенно несчастным видом. Так замечательно развивавшийся роман оказался жестоко прерван армейским ведомством, отправившим курсантов на опасную далекую практику. Регина постоянно вокруг нее увивалась и утешала как могла, хотя и сама выглядела довольно уныло. Боюсь, утешить их обеих могло только триумфальное возвращение Вернера, которого за совершенный им во славу Гарма подвиг наградят личным имением и пожизненной королевской пенсией, что незамедлительно позволит ему просить руки Моники, не опасаясь отказа ее семьи. Возможно, Регину утешило, если нашелся бы красавец военный, влюбившийся в нее с первого взгляда и воплотивший ее мечты о настоящем романе в жизнь. Но в этом я не была уверена — переживать за других она не перестала бы, даже если своя личная жизнь у нее будет не менее бурной, чем у Моники до отъезда Вернера.

Я их переживаний не разделяла. Напротив, волновалась лишь, не появится ли мой неожиданно обретенный поклонник раньше, чем закончатся эти сборы, начавшиеся так вовремя. Вчерашний день выдался для меня нелегким, сначала я встретила Рудольфа, затем Николас неожиданно полез с поцелуями. Свой первый поцелуй я представляла совсем не таким и совсем не с тем. И тем ужасней для меня оказалось, что я, сама не знаю зачем, уступила Николасу. Он долго меня не выпускал из объятий, зачем-то завел разговор о помолвке, хотя я прекрасно понимала, что без согласия родных ему ее заключать нельзя. Он может говорить, что волен в выборе спутницы жизни, но родители так же вольны его не одобрить. Но курсант все равно пытался получить мое согласие, хотя с браслетом мог подойти только после сборов. Голова у меня кружилась, мысли путались, но согласия я ему так и не дала, хотя он был необычайно настойчив. Немного пришла в себя я лишь по дороге к дому, так что попрощалась с ним почти спокойно, пытаясь выбросить из головы так взволновавшие меня события, но когда он опять сказал мне, что сожалеет о случившемся, я не выдержала:

— Зачем вы это повторяете? Вы же не сожалеете, совсем не сожалеете, что меня поцеловали.

— Вы правы, — ничуть не смутился он. — Я не сожалею. Сожалеть о том, что было прекрасно, было бы странно. Теперь, пока мы не вернемся в Гаэрру и я не смогу вас видеть, мне остается только вспоминать о том, что было, о ваших губах, таких нежных, таких восхитительных на вкус. Вспоминать и надеяться, что за эти две недели вы меня не забудете и мне удастся повторить это опять.

Смотрел он при этом мне в прямо в глаза, уверенный в своей правоте. И смотрел так, что я почувствовала, как жаркая волна выплеснулась краской на мое лицо, не пощадив ни шею, ни уши. На его губах промелькнула тень улыбки, что вконец меня разозлило.

— Не удастся, не надейтесь, — бросила я. — Я больше не хочу вас видеть. Прощайте.

Я резко развернулась, так, что юбка даже захлестнула по его ногам, и быстро поднялась по ступенькам к двери. Удерживать меня он не стал, наверно, сполна насладился моей беспомощностью за этот день, или при свидетелях не хотел показывать поведение, не соответствующее его происхождению.

— До свидания, Штефани, — донеслось мне вслед. — Я приду к вам сразу как приеду.

Вот когда я пожалела, что нашей дверью нельзя хлопнуть. Закрывалась она тихо и беззвучно, за что отвечал специальный артефакт, который на моей памяти ни разу не ломался. Не случилось это и сейчас. В торговом зале была одна лишь Анна, в моей помощи она не нуждалась, так что я с ней лишь поздоровалась и сразу ушла к себе. В одном Николас прав — забыть его мне не получится — воспоминания о его поцелуе прочно засели в моей голове, не желая уступать место ничему. Конечно, я и раньше иной раз в мечтах представляла, как это будет, но никогда не подозревала о шквале эмоций, что меня захлестнет. Захлестнет, закружит водоворотом. Только были эти эмоции не мои — отражение чувств Николаса, которые ему удалось передать через поцелуй. Слишком их много было, этих чувств, слишком сильными и горячими они были. Нет, нужно держаться от него подальше, не следует дразнить мужчину, от которого меня так много отделяет. И я твердо решила — никуда я с ним больше не пойду. И браслет его брать не буду, пусть он хоть из лунного металла будет сделан.

Регина бы меня не поняла. Она не привыкла думать о будущем, оно казалось ей простым и счастливым. Влюбится, женится, и заживут они душа в душу. А как же иначе? Сердце ее было опять открыто для новых поисков, но на горизонте ни одного мундира не было. Поэтому она пока довольствовалась наблюдением за чужим счастьем, и разлука любящих сердец казалась ей жестокой несправедливостью. Только Моника и Вернер нашли друг друга, и на тебе — ему уже уехать пришлось. Думаю, если бы я выразила хоть малейшее сожаление по поводу отъезда Лоренца, мне тоже досталась бы своя порция утешений. Но я такой глупости не сделала, поэтому все внимание Регины безраздельно принадлежало Монике с красными глазами. Та страдала, грустно грызла кончик карандаша и с отсутствующим видом сидела на всех занятиях. С таким же видом с них и уходила в сопровождении участливой Регины. Я проводила их глазами до входа в общежитие, вздохнула и пошла домой. Мне тоже хотелось обсудить с кем-то случившееся, но было не с кем. Не тете Маргарете же рассказывать? Да и не уверена я, что Регине стоит о таком рассказывать — ведь не так давно она была заинтересована во внимании Николаса. Не будет ли ей обидно и неприятно меня выслушивать?

Я шла, полностью поглощенная в свои мысли, поэтому окликнувший меня Рудольф застал врасплох:

— Штеффи, какая неожиданная встреча!

Лицо его выражало искреннюю радость и удивление, словно он не поджидал меня здесь, о чем я почему-то сразу подумала, а просто проходил мимо. В душе зашевелилось смутное беспокойство. Если он меня захотел настолько срочно увидеть, значит, я опять оказалась рядом с чем-то нехорошим. В то, что у него внезапно проснулись чувства после полутора лет отсутствия, я ни за что не поверила бы. Хотя поговаривали, что ревность иной раз вытворяет странные вещи, а основания для нее у Рудольфа вчера появились. Только основой ревности все равно должна быть любовь, а ее не было.

— Добрый день, инор Брайнер, — ответила я. — Не смогли вчера найти нужное в книжном магазине? Решили сегодня вернуться?

Рудольф радостно мне улыбнулся, словно я его пригласила в гости на чай с собственноручно приготовленным тортом. Но я улыбаться в ответ ему не стала, лишь сделала попытку его обойти и пойти дальше.

— Штеффи, ты на меня злишься из-за вчерашнего? — спросил он. — Мне не следовало этому курсанту говорить о нашей помолвке.

— Я не злюсь из-за вчерашнего, — ответила я. — Вы имеете право говорить все, что считаете нужным, инор Брайнер.

— Забавно, — сказал он, — ты совсем не меняешься. Такая же церемонная и независимая.

— Рада, что вас позабавила, — сухо ответила я. — Всего хорошего, инор Брайнер.

— Штеффи погоди, — сказал он. — Мне нужно с тобой поговорить.

Почему-то мне показалось, что он хочет объясниться. Рассказать, где он был и почему не имел возможности прийти ко мне раньше. Возможно, с этим как-то связан его шрам, к которому все так же хотелось протянуть руку. Но права на это у меня не было. Поэтому я просто остановилась, чтобы его выслушать.

— Не будем же мы здесь торчать посреди улицы? — проворчал он. — Ты обедала?

Я невольно улыбнулась — вчера о том же и тех же самых словах спрашивал у меня Николас. Видно, Рудольф вспомнил о нем же, так как нахмурился и переспросил:

— Так как, обедала?

— Нет, у меня только кончились занятия, — ответила я.

— Тогда я тебя приглашаю, — он галантно подал мне руку, за которую я взялась, чуть помедлив.

Рука его, твердая и теплая даже сквозь рукав, казалась надежной опорой. Но я ни на миг не забывала, что лишь казалась, хотя забыть очень хотелось. Забыть и вернуться назад на эти полтора года. Мне вдруг стало необычайно обидно, что мой первый поцелуй достался не ему. Возможно, тогда все сложилось бы по-другому? Я повернула к нему голову, он смотрел на меня, задумчиво, изучающе, без улыбки и безо всякого недовольства.

— Мы так и будем стоять? — спросила я. — Или обед к нам сам придет прямо сюда?

— Нет, — усмехнулся он, отвел от меня взгляд, и мы двинулись вниз по улице.

— О чем вы хотели со мной поговорить, инор Брайнер? — спросила я.

— Слишком серьезный разговор, его нельзя начинать на голодный желудок, — отшутился он. — Штефани, давай ты будешь обращаться ко мне как раньше? А то меня несколько нервирует, когда ты говоришь "инор Брайнер". Я себя ощущаю собственным даже не отцом — дедом. Или мне тоже начать обращаться к тебе официально "инорита Ройтер"?

Он не прижимал мою руку к своему боку, хотя сейчас я не стала бы этому возмущаться. Напротив, мне хотелось быть к нему как можно ближе. Вчерашний поцелуй пробудил во мне смутные желания, только были они связаны совсем не с тем, кто их пробудил, а с тем, кто сейчас шел сбоку от меня и ждал моего решения. Правильно было бы согласиться на "инориту Ройтер", но это значило лишь дальнейшее отчуждения, чего я всей душой не хотела. Сейчас мне казалось, что в эту минуту мы близки даже более, чем раньше.

— Хорошо, Рудольф, — ответила я. — На собственного дедушку ты пока не похож. Шрам — это еще не морщина. Кстати, откуда он?

— Да по собственной глупости, — недовольно ответил он. — Неужели так заметно?

— Почти нет, — ответила я. — И все же, как ты его заработал?

— Может быть, расскажу как-нибудь потом, — ответил он. — Не сегодня. Или не расскажу. История такая, не для посторонних ушей.

Иллюзия близости лопнула, как радужный мыльный пузырь, оставив от красивых переливов лишь грязное мокрое пятно. Я все так же оставалась для него чужой. Ничего не изменилось от того, что он был рядом и держал меня под руку. Я замолчала и отвернулась. Глупой идеей было пойти с ним на обед. Ничего хорошего из этого не получится.

— Штеффи, не обижайся, — мягко сказал Руди. — Я не могу пока рассказать. Не потому что ты посторонняя, а потому что ты — это ты.

Его слова меня удивили. По ним выходило, что он мог бы рассказать другому, к примеру, Регине, но не мне. Или я его неправильно поняла?

— Я не обижаюсь. Не хочешь рассказывать — не говори.

— Обижаешься, — ответил Рудольф. — Я это вижу. Дело не в том, что я не хочу. Просто я глупость большую сделал, исправить нельзя никак. И рассказать тебе о ней не могу. По хорошему, мне и сейчас здесь быть нельзя, но я посчитал этот повод достаточно веским, чтобы с тобой поговорить.

К моему удивлению, посмотрел он даже виновато, но слова его были слишком туманными, чтобы объяснить что-то. И мне опять показалось, что я для него что-то значу. Что рано или поздно он объяснит, где был все это время и все у нас будет хорошо. День, вроде бы пасмурный и мрачный, неожиданно расцвел всеми красками лета, хотя была сейчас лишь весна. Весна — прекрасное время года, просто удивительное. Я улыбнулась Рудольфу, сама не знаю, почему. Он открыл передо мной дверь, и мы оказались в маленьком ресторанчике. Надо же, я и не заметила, как мы до него дошли. Заведение было не столь помпезным как то, где я вчера была с Лоренцом, и в книжечке со списком предлагаемых блюд незнакомых слов не было, так что я справилась с заказом сама. Есть мне почему-то совсем не хотелось, я ждала, когда Рудольф скажет, ради чего он меня сюда пригласил. Но он совсем не торопился.

— Как тебе в академии? — спросил он. — Нравится?

— Нравится, — ответила я.

— Больше не жалеешь, что на ткацкую фабрику не попала?

На лице его была легкая насмешливая улыбка. Видно вспомнил, как я переживала, что устроилась на работу в косметический магазин по рекомендации знакомой, а не пошла на ткацкую фабрику, куда нас отправляли из приюта, когда мы достигали совершеннолетия.

— Не знаю, — ответила я. — В академию я бы и из фабрики попала, ведь так? И тогда Сабина и Петер были бы живы.

— Возможно, — задумчиво сказал он, — а возможно, и нет. Хофмайстер не из тех, кто свидетелей оставляет. Думаю, Сабина в любом случае была приговорена. Как сообщница она его устраивала, возможно, и как любовница. Но делиться с ней он не стал бы.

— Его так и не поймали? — зачем-то спросила я, хотя от отца знала, что нет.

— Поймаем, — зло сказал Рудольф, — рано или поздно поймаем, будь уверена. Никуда он не денется.

Лицо у него стало жестким, по скулам заходили желваки, лоб прорезала складка, возникшая между насупленными бровями. За какой-то миг он стал много старше и серьезней. Похоже, поймать Эдди стало для него навязчивой идеей, которая не давала спокойно жить. Я сочла за лучшее больше не говорить с ним про бывшего компаньона моей тети, которому удалось уйти от наказания. Рудольф зло щурился в окно. Не знаю, что он там хотел высмотреть, но думаю, если бы там внезапно появился Эдди, уйти ему уже не удалось бы. Мой спутник был готов к аресту преступника в любой момент и при любых условиях.

Когда дело дошло до десерта, Рудольф в окнах уже никого не высматривал, а перевел взгляд на меня. От неожиданности я попыталась проглотить кусочек вафли, так ее и не разжевав, пришлось спешно запивать чаем. Вафля провалилась глубже, царапая горло, и полностью испортила мне удовольствие от обеда.

— Какие у тебя отношения с тем курсантом, что вчера тебя забрал? — неожиданно спросил Рудольф.

— Мне кажется, это не твое дело, — ответила я.

Остаток вафли потерял для меня всякую привлекательность. Разговор пошел о том, о чем мне говорить не хотелось. Ни говорить, ни вспоминать. Я выразительно посмотрела на Рудольфа, пытаясь ему это внушить. Но он униматься не желал.

— Надеюсь, ты понимаешь, что у тебя с ним ничего серьезного быть не может? — спросил он.

— Почему ты так в этом уверен?

— Он тебе не подходит.

— Надо же, как у вас много общего. Он уверен, что мне не подходишь ты, — язвительно сказала я. — А сам он как раз очень даже подходит.

Вот значит как? Полтора года я ему совсем была не нужна, а увидел, что кто-то другой мной заинтересовался, сразу пытается отвадить? Самому не нужна, но и другому не отдам.

— Я не шучу, — недовольно сказал Рудольф. — Тебе не следует с ним встречаться. Ничего хорошего из этого не выйдет.

— Ты так уверен? — я встала из-за стола и небрежно бросила салфетку на стул. — В отличие от тебя, помолвку он мне предлагает не фальшивую. Или ты считаешь, что я его недостойна? Что единственное, для чего я гожусь, изображать твою невесту в этом дурацком представлении для Хофмайстера? А в перерывах между этим хоронить себя заживо среди баночек с косметикой в магазине тети?

— Я этого не говорил и не думал даже.

— Твои слова по-другому понять нельзя, — возразила я. — Рудольф, у тебя нет никакого права указывать мне, что я должна или не должна делать. Не лезь в мою жизнь. Вот из этого точно ничего хорошего не выйдет.

— Штеффи, ты не понимаешь, — тоскливо протянул он.

— И не хочу понимать. Прощай.

Я подумала, что стою уже здесь слишком долго, словно пытаюсь перед ним в чем-то оправдаться. Я сказала уже все, что считала нужным, больше от меня он ничего не услышит. Я злилась. Злилась на него. На себя. На себя — больше. Мне не следовало с ним идти и его слушать. Все равно ничего из того, что мне так хотелось услышать, сказано не было. Я не должна встречаться с Лоренцом, видите ли. Да я не только буду с ним встречаться, я браслет у него возьму, когда он вернется со сборов. И пусть Рудольф дает свои ценные советы кому-нибудь другому. Все, больше мы с ним никогда не увидимся.

— До свидания, Штефани.

Его слова донеслись до меня, когда я была уже у двери. Но я не обернулась. Как сказала бы Регина, последняя страница нашего романа перелистнулась и книжка закончилась. Пришло время другого романа.

Глава 10

До конца недели я упорно пыталась выбросить из головы любые мысли о Рудольфе. Получалось плохо. Встреча с ним разбередила в моей душе что-то, для чего я никак не могла подобрать подходящее слово. Любовь ли это была или просто уязвленное самолюбие отвергнутой женщины? Кто знает? Я — точно нет. Возможно, если бы не поцелуй Лоренца, я не восприняла бы случившееся так остро. Не было бы этого мучительного сожаления о несбывшемся, этого желания повторить с другим, мне недоступным.

Я перебирала в памяти разговор с Рудольфом вне своего желания. Иногда казалось, что за его словами стоит что-то большее, чем я услышала, но потом я вновь убеждала себя, что занимаюсь самообманом. Если бы стояло большее, то оно подтверждалось бы чем-то, кроме слов, которые толковать можно было по-разному. Я ходила на занятия, старательно записывала, делала все, что нужно, но душой была очень далека от Академии. Хотелось изменений. Хоть каких-нибудь. Чтобы меня перестала выматывать эта монотонность и внутренняя тоска. Но ничего не менялось, разве что Регина стала проводить с Моникой времени еще больше, пытаясь хоть как-то смягчить для соседки горечь отъезда Вернера. Та была безутешна, жалела ее теперь вся группа, хотя курсант должен был приехать чуть больше чем через неделю, живой, здоровый и все так же в нее влюбленный. Ведь если, как уверяла меня Регина, у них настоящая любовь, то за две недели она пройти не может. Моника убивалась, словно разлука длилась вечно и конца ее не было видно. Училась она и раньше через силу, а теперь даже видимость создавать не хотела, ходила, вцепившись в Регинину руку, и причитала о несправедливости жизни. В результате с подругой за всю неделю поговорить мне так и не удалось, вот и сейчас мы лишь помахали на прощанье друг другу рукой, и я пошла домой.

В торговом зале было оживленно, но моя помощь не требовалась. Тетушка, как решила, что нам нужно нанять еще двух продавщиц, так и не отказалась от этой мысли. И вот уже несколько дней девушки работали попарно. Новенькая выглядела уверенной, бойко отвечала на вопросы, Анна лишь изредка поглядывала в ее сторону, проверяя, не нужна ли помощь. Но той помощь не требовалась, она была счастлива получить это место и теперь делала все, чтобы здесь задержаться не только на испытательный срок. Отвлекать я их не стала, сразу прошла наверх. Тетя сидела в крошечной комнатке, ею гордо именуемой кабинетом, и что-то сосредоточенно подсчитывала. При моем появлении отвлеклась, отложила бумаги и спросила:

— Внизу справляются или мне спуститься нужно?

— Нет. Я бы там задержалась, если была необходимость. Но они вдвоем все прекрасно успевают.

— Да, подруга Анны оказалась очень расторопной иноритой, — согласилась тетя Маргарета. — но она уже имела представление о работе — приходила в магазин и раньше.

Артефакт вызова в торговый зал издал противный зудящий звук, тем самым прекратив наш разговор.

— Наверно, очередной личный заказ, — с легким недовольством сказала тетя. — Многовато их стало в последнее время. Уже и высокая цена не отпугивает.

— Подними еще выше, — со смехом предложила я. — Может быть, передумает кто-нибудь.

— Куда уж выше, — вздохнула она и начала спускаться по лестнице.

Я зашла в нашу кухоньку, но есть не хотелось, так что просто взяла чашку с повышающим внимание отваром, который приготовила еще утром, перед уходом в академию, и направилась к себе. Я даже успела сделать несколько глотков, когда вернулась запыхавшаяся тетя.

— Штеффи, это к тебя, — глотая второпях окончания, сказала она. — Лорд Лоренц.

Сюрприз был не очень приятным. Прямо скажем — совсем неприятным. Не то у меня было состояние, чтобы с ним разговаривать. Да и не должен был он сейчас здесь находиться, или армейская дисциплина на лордов не распространяется?

— У него сборы еще не закончились, — недовольно сказала я. — Тетя, скажи ему, что меня нет. Что ушла, а ты не заметила. Не хочу с ним встречаться.

— Это его отец.

Теперь только я заметила, что тетя была не запыхавшаяся, а напуганная. На щеках горели алые пятна, руки нервно сжимали друг друга, а глаза были круглые, как у фарфоровой куклы, и готовые пролиться слезами. Отцу Николаса удалось произвести на нее впечатление, и теперь она не будет считать курсанта подходящей для меня партией. Все это пронеслось в моей голове за единый миг, а потом страх пришел уже ко мне.

— Зачем он пришел?

— С тобой поговорить хочет. И вид у него... — тетя пыталась подобрать нужное слово, но так и не смогла, поэтому просто сказала: — Он нам всех покупательниц распугает.

Оттягивать неприятный — а никаким другим он быть не мог — разговор не было никакого смысла. Если лорд решил со мной встретиться, он своего добьется, не посмотрит, что у меня нет желания с ним беседовать. Его сына чужие нежелания не заботили. Тетю я попросила не спускаться — только переволнуется лишний раз, а со здоровьем у нее и так не очень хорошо.

Лорда Лоренца я рассматривала, не выходя в торговый зал, — это позволяли особенности нашей двери, прозрачной со стороны жилой части дома. Был он грузен, но не толст, скорее — внушителен. Богатый камзол облегал фигуру, скрадывая ее недостатки, которые при лишнем весе непременно должны быть. Дар у него был много меньше, чем у сына, почти как мой, так что военным магом в отставке быть он не мог, да и просто военным. Не тот у него был вид, по которому лица, носившие военную форму, сразу выделяются из толпы, даже если они в гражданском. Но на лице оставила свой отпечаток привычка повелевать. На праздного бездельника он не был похож, так что скорее всего работает в каком-нибудь столичном ведомстве. И еще было очень заметно, что он испытывает неловкость от того, что находится в магазине, торгующем косметикой. Он постоянно косил глазами на вновь входящих, не иначе как опасаясь встретить знакомых дам, которые могут подумать — о, ужас! — что он пришел сюда за покупками.

— Добрый день, лорд Лоренц, вы хотели меня видеть?

Улыбаться я ему не стала — покупать он у нас ничего не собирался, а показывать ему свое расположение мне было не нужно. Не заинтересована я в нем была. Ни в лорде, ни в его расположении.

— Добрый день. Вы — инорита Ройтер? — он оценивающе на меня посмотрел.

— Да, это я.

— Я хотел с вами поговорить, — тон его не допускал никаких возражений.

— Прошу вас.

Я указала ему в строну уголка для клиентов. Мягкие кресла, низкий столик — все располагало для непринужденной беседы. Можно еще попросить чай принести. Но лорду Лоренцу мое предложение по вкусу не пришлось. Он недовольно поворочал шеей в высоком воротнике и процедил:

— Не здесь.

— А где?

— В дом вы меня пригласить не хотите, инорита Ройтер? — спросил он с каким-то подтекстом, понятным лишь ему одному.

— Извините, лорд Лоренц, но нет, — твердо ответила я.

Приглашать в жилую часть дома лорда, пришедшего с непонятными целями, я не собиралась. Да и не так это было просто — для этого нужно было перенастраивать защиту, что сейчас пропускала лишь меня, тетю и Регину, а это требовало времени и магической энергии. И все только потому, что ему не понравились кресла для покупателей, стоявшие в торговом зале.

— Такое неуважение к представителю семьи, в которую вы собираетесь войти? — голос его сочился ядом, не хуже чем гадюки в серпентарии, когда у них сцеживали этот полезный ингредиент.

— Я собираюсь войти? Впервые об этом слышу, — резко ответила я.

Николас говорил о браслете, но я сочла это прихотью, не стоящей внимания, а оказалось, он сообщил своим родным. Только что сообщил? Лорд Лоренц хотел что-то сказать, но заметил, что для тех нескольких наших покупательниц, что были в торговом зале, косметика потеряла всякий интерес. Теперь их жадное любопытство было направлено в гашу сторону. Пахло скандалом и свежими сплетнями. Разве с этим может сравниться аромат самых лучших духов?

— Инорита Ройтер, здесь недалеко есть приличное кафе. Мы можем там поговорить за чашечкой чая, если уж вы столь негостеприимны. Как вам мое предложение?

— Хорошо, лорд Лоренц.

Руку он мне не предложил, демонстративно подчеркнув разницу в нашем социальном положении, что говорило не в его пользу. Хорошо воспитанные люди такого себе не позволяют. У меня же необходимости в поддержке не было, без его руки я прекрасно обошлась. Столик он занял в углу. Наверное, чтобы случайно зашедшие сюда знакомые его не заметили, не иначе. Это, конечно, не косметический магазин, но лорд в обществе девушки сомнительного происхождения тоже неприличное зрелище. Но потом лорд Лоренц решил, что происхождение у меня на лице не написано и успокоился. Сидеть в кафе с красивой девушкой уже не так страшно

— Что будете заказывать, инорита Ройтер? — попытался он проявить вежливость.

— Чай, лорд Лоренц.

— А к чаю, инорита Ройтер?

— Ничего, лорд Лоренц. Мы пришли сюда не есть.

Он нахмурился. Мой отказ ему не понравился. Он опять оттянул тугой ворот и огляделся, боялся показаться жадным в чужих глазах, если его спутница будет сидеть только с чашкой чая. Меня позабавило, насколько он зависел от мнения окружающих, но говорить я ничего не стала, он и без этого был настроен против меня. Поэтому когда он предложил взять для меня пирожное, которое делали только здесь, не стала возражать. Лишний раз его злить не стоило.

— Инорита Ройтер, — сказал он, лишь только официант принес наш заказ и отошел от столика, — предлагаю говорить начистоту, без всяких этих обычных женских экивоков. Ситуация сложилась неприятная, и я хотел бы ее разрешить с наименьшими потерями для семьи. Итак, сколько вы хотите?

— Извините, лорд Лоренц, но я вас не понимаю. Что я должна хотеть?

— Все вы прекрасно понимаете, — бросил он мне с прорвавшимся раздражением, — а строите из себя не меньше, чем герцогиню. Но если вам так нужно, чтобы я сказал прямо, пожалуйста, инорита Ройтер, мне не трудно. Сколько вы хотите денег за то, чтобы оставить моего сына в покое?

— Оставить вашего сына в покое? — возмущенно сказала я. — Но это он меня постоянно преследует, не я. Так не лучше ли задать этот вопрос ему? Если уж собираетесь платить, то не лучше ли собственному сыну?

— Инорита Ройтер, вы считаете меня идиотом? — лорд Лоренц высокомерно прищурился. — Я в таком возрасте, что прекрасно понимаю, жертвой каких ваших штучек стал мой сын. Вполне возможно, что он сам уверен, что преследует вас, а вы его отвергаете. Но на деле — завлекаете его вы. И я хочу выяснить, что вам нужно.

— Мне ничего не нужно ни от вас, ни от вашего сына, — холодно ответила я.

— Хорошо, если бы это было так. Но с вашими словами никак не вяжется заявление сына. Он сказал, что по приезде со сборов собирается вручить вам семейный браслет. Браслет, который был символом помолвки в нашей семье многие, даже не годы — столетия. И носили его исключительно достойные девушки.

Он высокомерно на меня посмотрел, пытаясь придать своим словам дополнительный вес, подчеркнуть, что меня он за достойную своего сына девушку не считает. Я говорила Николасу, что мое происхождение его семью не устроит, но сидеть и выслушивать оскорбления не собиралась.

— Я не давала согласия вашему сыну, — чеканя каждую букву выговорила я. — И не дам. Советую вам донести до него эту простую и незатейливую мысль. И надеюсь, что больше никогда не увижу ни его, ни вас. Всего хорошего, лорд Лоренц.

Я встала, намереваясь уйти, но он схватил меня за руку и зашипел:

— Куда это вы? Я с вами еще не договорил. А ну, сядьте!

— Жене своей приказывать будете, — холодно сказала я. — Отпустите. А то я позову стражу.

— Инорита Ройтер, пожалуйста, не надо устраивать скандал, — сказал он почти миролюбиво. — Сядьте, пожалуйста, и выслушайте меня.

Я немного помедлила, но все же села. Дожидаться от него извинений было бессмысленно, он даже не понял, что меня оскорбил. Если бы я продолжила вырываться, а он — не отпускать, это непременно привело бы к скандалу, который мне совсем не нужен. Наш магазин совсем рядом, и на его репутации такое происшествие непременно скажется.

— Вы сказали, что не дали согласия моему сыну. Почему?

Не думаю, что для лорда Лоренца будет веской причиной, что я не люблю его сына. Еще оскорбится, не дай Богиня. Он уверен, что Николас — завидная партия, за такого не пойдет — побежит любая, не обращая внимания на такие мелочи как любовь.

— Мне показалось его предложение несерьезным, — ответила я. — Хоть он и уверял, что волен в выборе невесты.

— Да, волен, мы ему это говорили, — лорд Лоренц зримо поморщился. — но предполагалось, что он сделает выбор в своей среде. Я рад, что вы благоразумная девушка и понимаете всю разделяющую вас пропасть. Понимаете, что вы не устроите нашу семью в качестве будущей леди Лоренс. У нас безупречная родословная и приютских де...вушек в ней до сих пор не было.

Мне показалось, что он хотел сказать более грубое слово, но одумался в последний момент. И на том спасибо. Разговор меня тяготил все больше, он был бессмысленный и неприятный для обеих сторон.

— Если это все, что вы собирались мне сказать, лорд Лоренц, то я все же хотела бы вас покинуть.

— Нет, не все, — раздраженно сказал он. — Я считаю, что сына распалила ваша недоступность. Дайте ему один раз, что он хочет, а я заплачу любую сумму, которую вы запросите. В пределах разумного, естественно.

Я смотрела на него, силясь понять услышанное. Возможно, он подразумевал что-то другое?

— Я не понимаю, чего вы от меня хотите, — с трудом выдавила я из себя.

— Да что тут непонятного? — с еще сильнее возросшим раздражением сказал он. — Можно подумать, приютская девка чиста и невинна, как бутон розы в Королевском Парке. Я предлагаю вам провести с ним ночь и оплатить ваши услуги.

Я не знаю, что на меня нашло. Пощечина получилась настолько звонкой, что обернулись все посетители кафе. Лорд Лоренц почти мгновенно побагровел от гнева, но и на этом фоне выделялся четкий отпечаток моей руки. К выходу из кафе я почти бежала, не пытаясь сохранить даже видимость достоинства. Щеки горели, будто отхлестали меня, а не я. В голове вертелась глупая мысль — Николасу достался мой первый поцелуй, а его отцу — моя первая пощечина.

Глава 16

Регина долго переживала, что умудрилась незаметно для себя устроиться к Вайсу лаборанткой. Мне тоже не понравилось такое мгновенное решение преподавателя, который услышал то, что хотел, а не то, что ему говорили, и решил не терять времени даром. Но в том, чтобы поработать на кафедре алхифакторики, я видела слишком много положительных сторон, чтобы сразу отказываться. Если магазин сможет обходиться без моего присутствия, то я, пожалуй, и поработаю здесь, даже если зарплата будет совсем мизерной. А вот Регине это и раньше было не слишком интересно, и теперь, когда ее запихали против всякого ее желания, она страдала, как никогда раньше в жизни.

— Как он мот так с нами поступить! — причитала она. — Никто к нему идти не хочет, так что же = хватать первых попавшихся в коридоре и в лаборантки пихать?

— Положим, мы сами к нему пришли, — возразила я. — А если уж тебе так не хочется этим заниматься, могла бы сразу же отказаться.

— Ага, сразу же, — проворчала она, — У нас же экзамен впереди. Думаешь, я хочу, чтобы он мне припомнил, как он меня согласился взять в лаборантки, а я отказалась. О том, что я туда работать и не собиралась идти, они и не вспомнит.

— Так он уже через неделю и не вспомнит, что пытался тебя завербовать к себе в лабораторию, — усмехнулась я. — Уж забывчивость Вайса широко известна.

— Какая-то она у него избирательная, эта забывчивость, — заметила Регина. — У какого курса читает лекции, он не помнит. Зато сразу сообразил и как нас зовут, и с какого мы курса. Так что нет, уверена, что не забудет. Или забудет, но на экзамене непременно вспомнит. Причем в варианте — "Я не зря не захотел вас к себе брать. Ничегошеньки вы не знаете",

— А ведь в самом деле, — удивилась я. — И фамилии, и курс, и то, что инора Схимли нас хвалила — он все это сказал.

— Вот и я о чем, — насупилась Регина. — Все, что хочет, он прекрасно помнит. А уж если я ему скажу: "Извините, но я совсем у вас не мечтаю работать", он это до конца моей учебы будет помнить. Да она и не продлится дальше первой сессии.

Регина пригорюнилась.

— Два часа в день, — как заклинание повторяла она. — Целых два часа в день гробить на этого проклятого Вайса!

— Можно попробовать найти в этом что-то положительное, — предложила я ей.

— Да что в нем положительного? — она махнула рукой. — Эх...

Договаривать она не стала, но и так было понятно — в иноре, на котором нет военного мундира, а есть алхимические пятна, она ничего положительного найти не могла, да и не очень хотела.

— Возможно, экзамен зачтет, — предположила я, — если решит, что твоя работа этого стоит. Да и зарплата у лаборанток должна быть.

— Думаешь, может зачесть? — оживилась она. — Это было бы хорошо, конечно, если бы не два часа в день...

— Инор Вайс говорил, что не возражает, если мы решим задерживаться в лаборатории, и обещал, что никому об этом не расскажет, — поддела я ее.

— Шутки у тебя, Штеффи, — фыркнула Регина. — не дождется Вайс, чтобы я у него задерживалась. Этак над реактивами вся жизнь пройдет. И кому от этого хорошо будет? Разве что Вайсу.

— Так не вся жизнь, — заметила я. — После окончания академии тебе сдавать экзамены не придется, а значит, и необходимости не будет в лаборантках оставаться. Да и ему может не понравиться наша работа, тогда уволит сразу.

— — Это еще хуже, — недовольно сказала подруга. — Если Вайсу не понравится наша работа, то я точно сессию не сдам, — она вздохнула. — Нет уж, придется помучиться хотя бы до каникул. И зачем я с тобой пошла?

— Ты не только пошла, ты сказала Вайсу, что хочешь к нему на диплом, — напомнила я.

— Так я уверена была, что откажет. Два часа, целых два часа...

Так я ее и оставила, повторяющей эти два слова, как какое-то волшебное заклинание, что могло избавить несчастную студентку от всех забот и печалей, если повторять его достаточно часто и усердно. До завтра она непременно успокоится и решит, что все не так уж и плохо. Все же она не одна будет, а со мной. Если только у меня получится там работать, в чем я была совсем не уверена.

Но Анна выполняла свою работу выше всяких похвал. В торговом зале царило оживление, но моей помощи не требовалось, девушки справлялись прекрасно. Я отвлекать разговорами их не стала, а сразу поднялась наверх, в жилую часть дома — узнать, как себя чувствует тетя Маргарета, с которой мы договаривались, что вниз она не будет спускаться ни при каких условиях, и даже наблюдать за работой в зале. Тетя сидела в кресле и читала какую-то книгу. При моем появлении она торопливо ее захлопнула, даже не заложив страницу, которую изучала, и встала мне навстречу.

— Штеффи, ну наконец-то, — радостно сказала она. — Я не представляла, что это так тоскливо, когда целый день ничего не делаешь.

— Наши клиентки с этим как-то справляются, — сказала я, целуя ее в щеку, пропахшую нежными цветочными ароматами.

— Они находят себе развлечения — ходят по магазинам, на выставки, в театры, наконец, — заметила она. — Редко кто вот так целыми днями сидит дома. Я думала, выйду из госпиталя, станет легче, но нет. Даже чтение сейчас не увлекает, все кажется таким надуманным.

— Даже не знаю, что сказать, — задумалась я. — Инор Брайнер ясно сказал, что тебе сейчас надо поменьше волноваться, а магией не заниматься совсем. А у нас с Региной сегодня еще такая история случилась...

И я рассказала о своей неудачной попытке пристроиться с дипломом на кафедру алхифакторики. И что попытка эта в результате оказалась удачной по устройству лаборанткой туда же. И что теперь я не знаю, отказываться или все же попытаться поработать какое-то время.

— А Регина? — заинтересовалась тетя, когда отсмеялась. — Регина что решила?

— Она решила, что если откажется, то не сдаст Вайсу экзамен, поэтому сейчас страдает о двух часах, которые нагло крадут из ее личной жизни.

— Возможно, ей это даже полезно будет, — заметила тетя Маргарета. — Хоть какая-то ответственность. Тем более, что алхимия у нее хорошо идет.

— Мне тоже так кажется, — согласилась я. — Но если бы ты видела ее лицо, когда Вайс сказал, что ректор подписал приказ о приеме нас на работу, — я невольно рассмеялась. — Жаль, что я себя со стороны не видела. Уверена, выглядела столь же глупо.

— Учудил этот ваш Вайс, — сказала она. — К нему совсем желающих нет?

— Не знаю. Но очень похоже, что нет. Странно, он так много знает и рассказывает так интересно.

Я хотела добавить, что, вполне возможно, он сам не очень хочет связывать себя обязанностями. Все же дипломная работа — это ответственность для руководителя. А так — объявил о наборе на потоке второго курса, в случае чего с чистой совестью скажет, что звал. А что третий курс ничего не знает, так это не его вина. После слов Регины я тоже задумалась, так ли рассеян Вайс, как нам кажется. Скорее всего, действительно не хочет отвлекаться от занятий. Любые дипломники мешают, а вот лаборантки, напротив, должны помогать, сплошная выгода...

Хотела, но не успела. Прозвучал сигнал вызова в торговый зала. Тетя Маргарета встрепенулась, но я покачала головой и напомнила, что ей пока от дел всех нужно отойти. Заказ принять я и сама могу.

— А если это лорд Лоренц? — спросила она.

— Если это лорд Лоренц, то Анна должна была вызвать Сыск, а не меня. Мы с ней так договаривались. С ним я не собираюсь церемониться. Тетя Маргарета, не волнуйся, это клиентка из тех, что у нас заказывает.

Про леди Лоренц я почему-то не подумала, а это оказалась она. Возможно, я и не стала бы выходить в торговый зал — не будет же она меня ждать часами? Но она стояла, повернувшись спиной к нашей замечательной двери, поэтому я не сразу поняла, кто это. А когда вышла и она повернулась мне навстречу, отступать было уже поздно. Еще решит, что я их боюсь, а не просто не хочу разговаривать. Так что я внутренне подобралась в ожидании неприятного разговора, и только.

— Добрый день, леди Лоренц, — улыбаться я ей не стала. — Вы хотели меня видеть?

— Добрый день, инорита Ройтер, — она обворожительно мне улыбнулась, пытаясь показать, что счастлива меня видеть. — Я хотела с вами поговорить.

— Не думаю, что в этом разговоре есть необходимость, — холодно сказала я. — Все, что хотела, я вам уже сказала. Больше мне добавить нечего.

— И все же, инорита Ройтер, я хочу с вами поговорить, — все с той же любезной улыбкой отвечала она мне, делая вид, что не замечает моего отношения. — Где вам было бы удобнее это сделать?

— Леди Лоренц, я уже сказала, что не хочу видеть никого из вашей семьи. Ни видеть, ни разговаривать. Этот разговор ничего не изменит.

— Инорита Ройтер, пожалуйста.

Она опять улыбнулась мягкой притягательной улыбкой, а я почему-то подумала, что все это она неоднократно отрабатывала перед зеркалом. Эта — для поклонников, эта — для равных по положению, эта — для прислуги... Интересно, для семьи у нее тоже что-то есть в таком духе, или там она улыбается естественно? Представить ее улыбающейся лорду Лоренцу я не смогла, и это меня несколько с ней примирило. Я бросила взгляд в торговый зал, но там все кресла были заняты, да и не тот у нас разговор, чтобы вести его при посторонних. Но у нас был небольшой кабинет на первом этаже, где шли переговоры по заказам косметики, что делалась тетей, а потом и мной, лично для клиентов. Подойдет она и для разговора, который никто слышать не должен.

Леди Лоренц привычно устроилась в удобном кресле напротив стола и посмотрела на меня уже безо всякой улыбки.

— Муж мне рассказал о произошедшем конфликте.

— В самом деле?

В искренности лорда Лоренца я сомневалась. Особенно, после его замечательного письма ко мне, которое предполагало извинение с его стороны, но выглядело лишь как дополнительное оскорбление.

— В самом деле, — леди Лоренц отметила мою недоверчивость и постаралась ее рассеять. — Нет, поначалу он пытался увильнуть и обвинить в случившемся вас. Но я слишком хорошо его изучила за годы брака, чтобы понять, когда он говорит неправду. Так что будьте уверены, инорита Ройтер, он выложил мне все от начала и до конца.

Я ей ничего не ответила. Сказал он ей правду или нет — для меня ничего не меняло в отношениях с их семьей. Желания видеть кого-нибудь из них это не прибавляло.

— Ваше возмущение я искренне понимаю, — продолжила она. — Но поверьте, я ничего не знала о разговоре Николаса с отцом. По всей видимости, сын хотел устроить мне сюрприз.

— Не думаю, что он вас обрадовал.

— Стоять на пути его желания я не буду, — ответила она. — Если он собирается на вас жениться, значит, так оно и будет.

Я невольно отметила, что леди Лоренц не стала выражать бурных восторгов по поводу возможного моего вступления в их семью. Но и негодовать не стала. Свое отношение к выбору сына она не показала никак, лишь уточнила, что его примет.

— Я не собираюсь выходить замуж, — ответила я. — Согласия вашему сыну я не давала.

— Вот как? Почему же?

В ее тоне прозвучали нотки уязвленного самолюбия, поэтому говорить, что я не люблю ее сына, я не стала.

— Хотя бы потому, что была уверена в реакции его семьи. Такой, какой она была со стороны вашего мужа. Я очень жалею, что сразу твердо не отказала вашему сыну, поскольку была уверена, что это лишь минутная прихоть, о которой он забудет еще на сборах. Но это не давало права вашему мужу вести себя таким образом. Настолько меня оскорбить раньше не удавалось никому. Я не давала ни малейшего повода считать меня...

Я замялась, не желая повторять те выражения, которыми меня охарактеризовал лорд Лоренц. Мне казалось невозможным повторить такое вслух. Но и подобрать слова для замены не удавалось. Впрочем, леди Лоренц меня прекрасно поняла, что неудивительно. Если она утверждает, что муж ей рассказал все, то знает, что он обо мне думает и без уточнений.

— Это мнение моего мужа, не мое, — ответила она. — Я никогда ничего подобного о вас не говорила.

И по отношению к другим тоже. В этом я уверена. Моя собеседница слишком хорошо умеет владеть собой, чтобы разбрасываться оскорблениями. А что она думает про себя, никто не знает. Вполне возможно, что ее мысли еще хуже, чем слова ее мужа. Наверное, я была к ней несправедлива, но это приходило ко мне в голову вне зависимости от моего желания.

— Вы — не говорили, — согласилась я. — Но о своем намерении ваш сын сказал только отцу. И это показывает, кто в вашей семье принимает решения.

— Потому что фамильный обручальный браслет лежит в банке и чтобы взять его оттуда, требуется согласие мужа, — она чуть прищурила глаза, явно недовольная моими словами. — Но это — единственное, что от него зависит. Да и зависит ли? В нашей семье он ничего не решает. Решаю я. А я вам уже сказала, я не буду возражать против вашего брака.

От милой улыбчивой женщины ничего не осталось. Твердый холодный взгляд ясно давал понять — говорит она то, что есть на самом деле. То, что посторонним обычно не показывают.

— Вот как? — сказала я не зная, как на это реагировать.

Не думаю, что я в одночасье перестала быть для нее посторонним человеком. Значит, этот миг откровенности ей для чего-то нужен. И следующие слова ее доказали правоту моих размышлений.

— Я прошу вас, инорита Ройтер, чтобы вы приняли браслет от Николаса. Если вы окончательно уверитесь, что не хотите за него выходить, то вернете ему браслет, и все. Помолвка должна продлиться не меньше месяца. Со своей стороны я выполню любую вашу просьбу.

Глава 17

Ее слова застали меня врасплох. Такого предложения от нее я не ожидала, да и мне совершенно непонятно было, зачем это нужно леди Лоренц. Не думаю, что она меня находила привлекательной в плане будущей невестки и надеялась, что за время помолвки Николасу удастся меня уговорить не разрывать ее, а завершить браком. Также не думаю, что наша косметика представляет для нее такую ценность, что она даже сыном готова была пожертвовать. Нынешняя популярность нашего магазина объяснялась скорее тем, что нам благоволила кронпринцесса. Пусть у конкурентов продукция была не столь высокого качества, но не так уж плоха. Я молчалась, пытаясь понять мотивы своей собеседницы.

— Инорита Ройтер, неужели это так сложно для вас? — спросила леди Лоренц. — Все, что от вас потребуется, — это надеть браслет. У вас нет никакой сердечной склонности, иначе бы мой сын не был уверен, что вы можете согласится на помолвку. Не надо мне повторять, что вы не соглашались, — она заметила мой протестующий жест. — Главное, что у вас нет никаких обязательств, ведь так?

— Так, — ответила я. — Но все же я не смогу выполнить вашу просьбу. Я уже говорила, могу сейчас повторить — я не хочу никаких отношений с вашей семьей. Я предпочла бы больше никого из вас не видеть. А помолвка предполагает обратное.

— Инорита Лоренц, я понимаю, оскорбление, нанесенное моим мужем, очень сложно простить. Но он извинился.

— Извинился? — я нервно рассмеялась. — Он написал, что не хотел меня оскорбить и что я поняла его неправильно. Где уж мне понимать правильно, если меня в лицо называют продажной девкой!

Я проговорила это вслух, и мне стало немного легче. А вот леди Лоренц заметно смутилась, опустила глаза на свои руки, до той поры мирно лежащие на коленях, и чуть слышно проговорила:

— Нужно было посмотреть, что он написал, но до сих пор подобные письма он составлял безукоризненно.

Безукоризненно врать — это тоже нужно уметь. Только мне никогда не нравились люди с подобными умениями. От таких лучше держаться подальше, как бы красиво ни было их вранье. А в случае лорда Лоренца письмо явно выражало желание автора оскорбить меня еще сильнее. Удивительно, как он только цветы ядом не пропитал. Возможно, усомнился, что я их вообще приму, а делать лишнюю работу не хотел? Но как бы то ни было в розах никаких посторонних добавок не было — отец взял корзину в Сыск для проверки, так как розы ему тоже показались подозрительными. Но ничего в лаборатории не нашли.

— Инорита Ройтер, — устало сказала леди Лоренц, — поведение моего мужа поставило нашу семью в очень непростое положение. Если мои извинения могут для вас что-то значить, я приношу их вместо мужа и прошу выполнить мою просьбу.

Ее слова были для меня непонятны. Как могло оскорбление, нанесенное мне лордом Лоренцом, что-то изменить для их семьи. Не могла же леди Лоренц говорить такое всерьез о моем отказе делать для нее косметику и дальше? Что еще могло для них измениться? Впрочем, проблемы их семьи моими стать не могут.

— Извините, леди Лоренц, но я вам уже ответила.

— Можете себе представить, Штефани, каково столько лет быть замужем за идиотом? — внезапно спросила она.

Мне поразили не столько ее слова, сколько фамильярное обращение, предполагающее степень близости, которой у нас не было и которой я стремилась избежать.

— Одной из причин, по которой я настояла, что мой сын выберет себе спутницу жизни по своему вкусу, было то, что я вышла замуж по решению семьи, которая хотела свести капитал в одни руки. Мой троюродный брат был единственным наследником, как и я. Хорошо, что в брачном договоре был пункт о раздельном владении имуществом. Со стороны лорда Лоренца капиталов не оказалось, они тщательно это скрывали, так что правда выплыла нескоро. И все, что принес муж в семью — долги, родовую спесь и глупость, которая стала для меня невыносимой уже в первые дни семейной жизни. А ведь мне приходилось его не только слушать, мне приходилось делить с ним постель...

Она посмотрела на меня странным невидящим взглядом. Казалось, говорит она не мне — себе. Я была лишней сейчас, хотя понять ее, наверное, могла. Мне было бы противно даже если бы ее муж просто находился рядом.

— Его с трудом удалось пристроить в министерство, но несмотря на всю знатность рода, за годы работы там ему не удалось занять хоть сколько-то приличной должности. Он умудрялся проваливать и портить все, за что брался, — продолжала она. — С тем, что он испортил мою жизнь, я давно смирилась, но сейчас он пытается испортить жизнь нашему сыну. А этого я допустить никак не могу, понимаете, Штефани?

Мне было намного проще, когда она обращалась ко мне более официально. Было намного сложнее держать дистанцию, но сейчас я не могла понять, добивалась ли она такого или просто оговаривалась. Леди Лоренц казалась слишком отстраненной и от меня, и от своего рассказа.

— Извините, но нет, — ответила я. — Я не вижу связи между поведением вашего супруга и будущим вашего сына.

— В самом деле? — она потерла лоб, то ли пытаясь собраться с мыслями, то ли привычным жестом разглаживая возможные морщинки. — Даже примерно не догадываетесь?

— Нет.

— А что вы знаете о супруге принца Эвальда?

— Почти ничего, — вопрос меня удивил. Если леди Лоренц считала, что я уловлю связь между ее рассказом, ее просьбой и супругой наследного принца, то она очень ошибалась. — Она училась в нашей академии, у нее в родне есть орки и... Пожалуй все.

— Негусто, — подытожила моя собеседница. — Придется вам рассказывать то, что считается государственной тайной. Хотя какая там тайна? — она небрежно махнула кистью. — Вся верхушка аристократии об этом знает. Но все же я бы попросила вас, чтобы разговор остался между нами, чтобы все, что я вам рассказала, так и не покинуло стен этой комнаты.

— Мы никогда и никому не выдаем тайн наших клиентов, — напомнила я ей.

— Но я же теперь не являюсь вашей клиенткой, — заметила она. — Или вы передумали?

— Нет. Но тайны бывших клиенток мы тоже не выдаем. Не думаю, что вы можете припомнить хоть один такой случай. Если хотите, могу дать вам клятву.

Она ощутимо заколебалась. Наверное, все же сначала хотела клятву с меня стребовать, но потом решила, что этим лишь больше меня настроит против себя. Поэтому лишь улыбнулась и сказала:

— Нет, не хочу. Я вам полностью доверяю.

Ее доверие польстило бы мне, если бы перед этим она не упомянула, что тайна, которой она хочет со мной поделиться, вовсе и не тайна. И вполне возможно, не только для нашей аристократии. Просто меня никогда не интересовали сплетни, касающиеся королевского семейства, которые Регина, к примеру, просто обожала. Так что подруга могла быть и в курсе того, что мне сейчас под большим секретом хотели рассказать. Но все же леди Лоренц удалось меня заинтриговать.

— Принцесса Асиль — незаконнорожденная, — сказала она. — Это тем более печально, что и кронпринцесса Лиара тоже является внебрачной дочерью. Но ее отец был хотя бы королем, а сама она рождена в законном браке. Но вот с женой принца Эвальда все обстоит много хуже — ее отец совершенно точно был орочьим шаманом, кто мать — неизвестно. Королевская семья, с одной стороны, всячески скрывает этот факт, а с другой — очень не любит случаев, когда кому-то предъявляют претензии, связанные с его происхождением. И когда на всех внебрачных детей вешается ярлык порока, тень его падает и на принцессу Асиль, как бы ни было безупречно ее поведение.

— Я никогда такого не слышала, — задумчиво сказала я. — Но неужели королевскую семью такой брак устроил?

— Вслух такое никто говорить не будет, — заметила леди Лоренц, — но я уверена, что нет. Они предпочли бы получить наследнику жену из более приличного семейства, недаром Лауф пытался пристроить Эвальда. Но против природы оборотней не пойдешь, Асиль — истинная пара принца.

— Наверное, он мог не жениться?

— Не мог, если им нужен был наследник, — леди Лоренц терпеливо просвещала меня в вещах, которые наверняка были известны даже детям, но совсем не интересны мне. Раньше не интересны. — Эвальд даже не взглянул бы на другую. Единственной возможностью другого выбора было убийство девушки, когда выяснилось, что между ней и Эвальдом возникла связь, но королевская семья по каким-то причинам на это не пошла. На мой взгляд, Гарм от этого только выиграл.

— Выиграл? — недоверчиво спросила я. — От того, что на трон в будущем взойдет незаконнорожденная полуорчанка?

— От того, что на трон в будущем взойдет конкретно эта незаконнорожденная полуорчанка, — ответила леди Лоренц. — Богиня дала Эвальду лучшую пару из возможных. Лучшую для Гарма, я имею в виду. Она — настоящая королева, хотя пока ей не является, но король Лауф считается с ее мнением и относится очень тепло. Более того, скажу я вам, когда придет время Эвальда, для Гарма наступит золотые годы. И это не только мое личное мнение.

Мы молчали. Она ждала хоть какого-то моего отклика на свой рассказ. Я же пыталась осознать только что услышанное, оно было странным, непривычным и плохо укладывалось в ту картину мира, которую я уже успела нарисовать в своем воображении. Картины мира, в котором таким как я следовало знать свое место и не пытаться занять чужое.

— А теперь представьте реакцию общества на слова моего мужа, который гордо заявляет, что сын собрался жениться на безродной девице, и не просто безродной, а незаконнорожденной. Но он, как отец, ни в коем случае позволить такого не может, ведь все знают, что дети наследуют пороки своих родителей. А что ждать от девушки, чья мать не только не была замужем, но и подбросила ребенка в приют?

— Я думаю, его поддержали очень многие, — чуть поморщившись от упоминания приюта, ответила я. — Я не истинная пара вашего сына, так что мне можно дать отставку без ущерба для его душевного здоровья.

— Вы неправы, Штефани, — сказала леди Лоренц, — совершенно неправы. В настоящее время такие высказывания — прямое оскорбление короны. Даже если кто-то такое думает, вслух не говорит. Если он не совсем идиот.

Она зло посмотрела в сторону нашего сейфа. Думаю, на его месте она видела своего супруга. Иначе ее неприязнь была бы необъяснимой — ведь наш сейф совсем неболтлив, наверное, потому, что там ничего важного не хранится, и стоит он просто для важности и придания комнате делового вида. И как подставка для цветочного горшка, с которого обильно спускалась пышная зеленая волна, кое-где расцвеченная скромными белыми цветочками.

— Мне удалось притушить немного слухи, — неохотно продолжила леди Лоренц, — но лишь притушить. Я слишком поздно узнала о случившемся. Словами "Вы же знаете, что у моего мужа иной раз шутки бывают очень странными" можно убедить большинство, но не всех. Понимаете, Штефани, — меня опять покоробил ее фамильярный доверительный тон, — единственная возможность убедить всех, что ничего такого не было, — показать, что помолвка состоялась. В противном случае, неприятности будут у Николаса. Его карьера закончится, не начавшись. Кому нужны военные маги, чья семья в опале у короны?

— Мне кажется, вы преувеличиваете, — неуверенно сказала я.

— Если бы. Поверьте, дорогая, я знаю, что говорю, — уверенно ответила леди Лоренц. — Не я выбирала сыну отца увы. Остается только радоваться, что Николас ничего не взял со стороны моего мужа. А вот дочь, к сожалению...

Она не договорила, решив, что мне не стоит об этом рассказывать. Но я все равно вспомнила слова Николаса о том, что у его сестры постоянно меняются гувернантки и поняла причину этого. Если девочка пошла в папу, с ней долго никто не выдержит.

— Но речь сейчас идет не о моей семье, а о будущем моего сына, которое может быть полностью перечеркнутым, — продолжила леди Лоренц. — Даже если все будут делать вид, что ничего не случилось, в его личном деле может появиться запись, которую уже ничем не удалить. Поэтому, Штефани, я вас умоляю сделать вид, что ничего не случилось и принять этот браслет. С моей стороны для вас будет сделано все, о чем вы попросите, если только это будет в моих силах.

Она умоляюще на меня посмотрела, но я не могла дать ей тот ответ, который она от меня ждала.

— Я не могу этого сделать, леди Лоренц. Если ваш сын действительно хочет на мне жениться, то взяв у него браслет, я внушу ему ложные надежды. Мне кажется, будет лучше, если я всем любопытствующим буду говорить, что ему отказала. И верну вам возможность заказывать у нас косметику.

— Да как вы не понимаете, Штефани? К чему мне сейчас ваши крема? Все намного серьезнее, чем вам кажется. Одними словами обойтись нельзя.

— Это все, что я могу для вас сделать, — твердо ответила я. — Мне не нужна фиктивная помолвка, которая неизвестно чем и как закончится. У меня нет доверия к вашей семье. Думаю, вы понимаете, что у меня есть все основания для этого.

Она прищурилась и чуть прикусила нижнюю губу, и без того довольно тонкую, а под зубами ее почти совсем не было видно. Но сейчас ее не заботил собственный внешний вид. Она решала, не сможет ли меня убедить выполнить ее просьбу, что-то просчитывала, но вслух ничего не высказывала. Наконец, она пришла к чему-то, улыбнулась и сказала:

— Должна признать, выбор сына мне нравится. Признаю, он понравился бы мне больше, пойди вы мне навстречу в моей просьбе. Но я привыкла уважать чужие решения. И все же хочу вас попросить, Штефани, обдумать мою просьбу и поговорить с Николасом по его приезду. Вы же не откажете мне в столь мизерной просьбе?

Она опять мне улыбнулась, чуть просительно, но с долей уверенности, что я соглашусь, а уж у сына найдутся аргументы куда более убедительные для молодой девушки. Она была бы права, если бы не один маленький нюанс, о котором она не знала и который полностью перечеркивал ее планы. Я была влюблена в другого.

— Не откажу, — ответила я. — Я поговорю с вашим сыном, леди Лоренц, но уже сейчас могу вам сказать — это ничего не изменит.

— Возможно, — по губам ее скользнула тень победной улыбки, и я пожалела, что дала согласие. — Я вам очень благодарна, Штефани.

Глава 18

Работать у инора Вайса оказалось необычайно интересно. Я даже задерживалась бы после положенных двух часов, если бы не беспокойство за тетю Маргарету. Она все так же страдала от вынужденного бездействия и одиночества, книги ее увлечь не могли, ей требовалось что-то более привычное, более подходящее человеку, привыкшему ежедневно заниматься магией, а сейчас лишенного этой возможности. Дела в магазине шли просто прекрасно. Личные заказы постоянных клиенток она брала сразу, тщательно записывая в журнал, а новым советовала прийти вечером и поговорить со мной, так как нужно было провести личные замеры. Не всем это нравилось, некоторые вечером не приходили. Но меня это не расстраивало = всех денег не заработаешь, а лишние обязательства мне сейчас ни к чему. Мне более чем хватало и тех, что у нас были. Да и от них я бы отказалась с превеликим удовольствием — постоянное приготовление всех этих однообразных субстанций нарабатывало опыт алхимии, но слишком уж однообразный, не привносивший никаких новых знаний. Я знаю, что некоторым людям такая работа тоже приносит удовлетворение, но, увы, не мне. Занималась я всем этим только ради тети Маргареты, других причин у меня не было. Восторженные отзывы и благодарности клиенток уже не трогали так, как в первое время, и казались неискренними и фальшивыми. Работа была тоскливой и не приносила никакого удовлетворения, но в то же время требовала полной на ней концентрации.

А вот у инора Вайса, напротив, постоянно было что-то новое. Он загорался идеей, которую следовало немедленно проверить разными способами, чтобы подтвердить или, что было намного чаще, опровергнуть. И загорался так, что сумел зажечь даже Регину, у которой разговоры теперь пошли не о красивых военных мундирах, а о присадках, катализаторах и лучшем сырье для экспериментов. Хотя мы и числились лаборантками, но четкого ограничения в работе инор Вайс не давал, напротив — поддерживал любые самостоятельные работы.

Новое увлечение Регины не нашло понимания у Моники, у которой случилась новая беда — Вернер написал, что сборы продлевают и он задерживается еще на неделю. Все это сопровождалось уверениями в вечной любви и просьбой опять отнести записку по адресу, где Моника с Региной уже были. В этот раз Моника храбро отправилась туда в одиночестве, что для меня выглядело очень глупо. Но уж очень ей хотелось выказать моей подруге свою обиду на невнимательность, чтобы потом рассказывать с придыханием в голосе, как она рисковала в одиночестве. Хорошо хоть инор оказался не столь глуп — напоил ее чаем и посадил в экипаж, а не заставил в одиночестве выбираться из столь отдаленного района Гаэрры. Но Монику это ничуть не отрезвило, она постоянно говорила Регине о своих страданиях, о том, что та ее совсем забросила, и о том, что ожидание Вернера стало для нее невыносимым. Регина чувствовала себя виноватой, но от Вайса сбегать не торопилась, зато уделяла подруге все свободное время, чтобы хоть как-то примирить ее с затянувшимся ожиданием возлюбленного.

— Она же так страдает, — виновато говорила подруга, убирая за собой рабочее место в лаборатории Вайса. — А тут еще родители ее хотят, чтобы она приехала к ним на следующие выходные. Как раз тогда, когда Вернер освободится от занятий и они могли бы вволю нагуляться.

— А что так срочно ее домой вызывают? — спросила я с некоторым удивлением. Все же родители обычно не дергали студентов, пока шли занятия.

— Моника сама не знает. Она боится, что кто-то донес, что она встречается с неподходящим парнем.

— Так может, для ее родителей он покажется подходящим? — сказала я. — Из хорошей семьи, будущий военный маг. Или у него опять проблемы с Даром?

— Да нет, — Регина улыбнулась. — Напротив, написал, что Дар стабилизировался, и надеется, что теперь окончательно.

— Не нравятся мне эти его колебания, — неожиданно для себя отметила я. — как будто он чем-то временно поднимает, а потом, когда действие заканчивается и Дар падает, поднимает опять.

— Если бы такие средства существовали, мы бы о них непременно знали, — возразила Регина. — И потом, он же говорил, что для их семейной разработки такие колебания нормальны, и что потом у всех стабилизировался на максимуме. Он это при мне говорил.

— Если только особенности семейной разработки, — мои сомнения никуда не хотели уходить, хоть оснований для них никаких и не было. — Тогда я не понимаю, чего Моника так боится этой поездки.

— Ей кажется, что ей запретят возвращаться в Академию, — ответила подруга. — Учится же она не очень, вот и думает — вдруг родители нашли ей жениха и хотят срочно замуж выдать.

— Силком? — мне эта мысль показалась такой смешной, что я невольно рассмеялась. — Регина, как они могут ее заставить? Если этот вопрос встанет серьезно, и выбор родителей ей не понравится, она всегда может начать учиться и попробовать прожить на стипендию. Вещей у нее столько, что до конца учебы покупать новое не придется.

— Так она же за модой следит, — напомнила мне Регина. — А до конца нашей учебы сколько раз фасоны поменяются...

— Если ей новые платья дороже Вернера, в которого она влюблена, то пусть выходит за жениха, выбранного родителями.

— Злая ты, — улыбнулась Подруга.

— Регина, она только предполагает, зачем ее родители вызвали. А ты уже уверена, что она ничем жертвовать не будет. Значит, думаешь, что Вернера она не любит, да?

Регина начала горячо протестовать, уверять, что любовь Моники самая что ни на есть настоящая, и что Моника наверняка пожертвует ради Вернера всем. А уж платьев ей будет точно не жалко. Чтобы не расстраивать подругу, я с ней согласилась, хотя совсем не была уверена в ее правоте. Но ссорится не хотелось, особенно после того, как она рассказала о задержке курсантов.

Меня известие о продлении сборов скорее порадовало, чем расстроило, — разговор с Николасом откладывался, и я очень надеялась, что навсегда. Надежда эта была совсем призрачной. После нескольких вопросов наших постоянных покупательниц, не постеснявшихся у меня лично расспрашивать все нюансы этой пикантной для них истории, не было никакой уверенности, что Николас забудет ко мне дорогу. Круги от брошенного его отцом камня разбегались, грозя полностью перевернуть жизнь Лоренцов. Даже если сам Николас уже успел пожалеть о своем опрометчивом предложении, общество не даст ему забыть обо мне. Пока я всем ровно отвечала, что отказала курсанту сама и что его отец очень был оскорблен за сына. Это не входило в противоречие с версией, которой придерживалась семья Лоренц, но мне не очень-то верили. Кивали с этаким снисходительным сожалением, всем своим видом намекая, что рассказ мой не слишком правдив. С этим я ничего поделать не могла, разве что теперь задерживалась в торговом зале только при необходимости.

Тетя Маргарета нашла себе занятие. Она упорядочивала оставшиеся после моей мамы записи, и делала дополнительные заметки к ним, основанные на книге по орочьим зельям, которую я купила в тот день, когда встретила Рудольфа после долгого перерыва. Вот о нем я совсем не хотела думать, но почему-то иной раз какая-нибудь незначительная мелочь вызывала совершенно глупые и ненужные воспоминания. Я злилась на себя, но ничего не могла сделать — все это было помимо моего желания. Вот и сейчас, глядя на аккуратные строчки тетиных записей, я вспоминала, его саркастические слова о коллекционировании помолвок, а вовсе не о родной матери. Но о матери я знала лишь с тетиных слов, а ... Тут я все же взяла себя в руки и стала внимательно слушать тетю.

— Вот это зелье, смотри, оно полностью блокирует человеческую магию, — говорила тетя, показывая мне разворот купленной мной брошюры, — но только если его без других использовать. Если комбинировать, то результат может быть самым разным. Мне вот интересно, как Эльза додумалась с ним вообще экспериментировать? Она же могла и собственный Дар притушить.

— А поднять им Дар можно? — заинтересовалась я, сразу вспомнив про разговор с Региной. — Не самим этим зельем, конечно, а в комплекте с другими.

— Вряд ли, — после недолгого раздумья сказала тетя. — У Эльзы ничего такого в записях нет, а уж она вдоль и поперек проверила. Вот смотри, — она раскрыла теперь мамины записи, — у нее отмечено, нейтрализация какой части зелья дает какой эффект. Видишь? Ничего подобного нет.

— А если два брать, то есть две части нейтрализовать, что будет? Мама такого не пробовала делать?

— Нет, — ответила тетя Маргарета. — Мне кажется, эффект на основе орочьего зелья будет не слишком продолжительным, это раз. И два — момент, когда действие прекратится, трудно рассчитать, они же выводятся, — она немного замялась, но подобрала нужный эвфемизм и продолжила, — естественным путем, понимаешь? То есть завязано на метаболизме организма. А новую порцию желательно принимать, только когда старая полностью вышла.

— То есть Дар будет прыгать?

— Получается, да, — неуверенно сказала она. — Но здесь слишком много предположений, Штефани. Это же кто-то должен был на себе эксперименты проводить. Нужно быть совсем ненормальным, чтобы на такое пойти.

— На себе — да, — согласилась я, — а вот на других... Но это все общие рассуждения, ты права.

— На ком на других? — недоуменно спросила тетя Маргарета. — Кто на такое согласится? А без согласия проводить — это преступление.

Да, конечно, преступление. У нас. Только орки живут по своим законам, поэтому испытывать зелье могли на пленных магах безо всяких угрызений совести. Но опять я делаю слишком много допущений. Ведь нет ни одного подтверждения, что орочье зелье, пусть не это, другое, можно использовать для таких целей. Ни одного слуха, который непременно бы просочился, будь это возможным. Да и стал бы связываться будущий военный маг с таким ненадежным источником повышения Дара? А если стал бы, то как он мог о нем узнать и выйти на поставщиков? Но даже если все это сложилось, то можно ли использовать такое незаметно для сокурсников и преподавателей? Нет, все это глупости, просто у меня в последнее время мысли о курсантах вызывают лишь досаду, вот и пытаюсь найти этому оправдания.

Но единожды появившаяся мысль не давала мне покоя не только весь вечер, но и всю ночь. Мне снились странные сны, пугающие какой-то потусторонней жутью. Мне приснилось и мое первое соприкосновение с шаманской магией, после которого я долго приходила к в себя, но приснилось в такой жуткой, гипертрофированной форме, что я в ужасе подскочила на кровати, будучи уверенной, что прямо сейчас из меня вытягивают жизнь. Понемногу, по капле, но до самого донышка. А взялась рукой за противомагический амулет, он был успокаивающе теплый. Ничего страшного не происходило, это просто моим разгулявшиеся фантазии.

Поутру я взяла с разрешения тети Маргареты ее записи и после занятий показала их Вайсу, сразу как только оказалась в его лаборатории. Он сразу понял, что попало ему в руки, внимательно вчитался и сказал:

— Спасибо, что показали, инорита Ройтер. Это просто потрясающе интересно. Вот к этому компоненту мне не удавалось до сих пор подобрать нейтрализатор, а оказывается, ваша мать уже давно его нашла. Такое потрясающее своей элегантностью решения. И ведь лежало на поверхности. Какой же я болван, оказывается!

Он даже стукнул себя по лбу в досаде. Выглядело это довольно комично. Регина негромко хихикнула, но инор Вайс не обратил на это внимания, оно целиком и полностью принадлежало записям моей мамы. Наконец, он со вздохом захлопнул тетрадь и расстроенно сказал:

— Жаль, но все остальное я уже знаю. Какая досада!

Выглядел он при этом донельзя обиженным то ли на меня, что я так и не внесла свою лепту в исследования моей мамы, то ли на нее, что она их не завершила, то ли на себя, что до сих пор не разобрался.

— Я хотела у вас спросить, что будет, если нейтрализовать сразу несколько компонентов? — задала я столь интересующий меня вопрос.

— Не получится, — уверенно ответил он. — Смотрите, инорита Ройтер, любое смешивание нейтрализаторов приводит к тому, что...

Он разразился длинной речью, суть которой сводилась к тому, что смешивание приводит к нейтрализации самих нейтрализаторов, а это может привести лишь к тому, что зелье в которое будут добавлены оба нейтрализатора, вернет свои первоначальные свойства. Он начал чертить на листе бумаги формулы, иллюстрируя свои размышления. Регина, на удивление не скучала, а не отрываясь смотрела за движениями его карандаша.

— Понятно, инор Вайс, — дождавшись паузы, сказала я, а что будет, если добавить что-то, что не позволит нейтрализаторам реагировать?

Сама не знаю, почему я с таким упорством пыталась разобраться именно с противомагическим зельем, ведь оно не единственное у орков, менявшее свои свойства от добавки лишних компонентов. Наверное, мне чудилась связь между блоком магии и ее усилением. Но ведь присадки давали эффекты совсем не связанные с магией...

— Я о таком не знаю, — задумчиво сказал Вайс. — На как вы сегодня убедились, если я не знаю, то это не значит, что такого не может быть. Попробуем гипотетически представить, что такой компонент есть, тогда...

Он начал увлеченно вырисовывать, перечеркивать и опять вырисовывать. Потом зло выругался, не обращая на нас ни малейшего внимания, и начал с остервенением грызть карандаш.

— Инор Вайс... — неуверенно сказала Регина.

— Что? — очнулся он. — Инориты, идите вы по домам. Что вам тут делать? Занятия давно закончились, время консультаций вышло. Я занят. Могу я поработать, никем не отвлекаемый? Всего хорошего.

И он бесцеремонно вытолкал нас из лаборатории, даже не дав отработать оговоренные два часа. Я еле успела захватить тетину тетрадь. Дверь за нами захлопнулась, Мы ошарашенно переглянулись, потом Регина расхохоталась.

— Он забыл! — сквозь смех с трудом выговорила она. — Забыл, что взял нас на работу. Как так можно, а, Штеффи?

Я пожала плечами, оглянулась на закрытые двери, по которым уже прошли охранные плетения, отрезающие инора Вайса от внешнего мира, чтобы дать возможность спокойно работать. Да уж, наш преподаватель иной раз ведет себя очень странно.

— Нужно было нам пойти к ректору и объяснить ситуацию, — вздохнула я. — думаю, Вайс и не вспомнил бы, что нас взял. А так тебе страдать приходиться.

— Что ты, — сказала подруга, — какое страдать? Мне там интересно. Где еще дадут возможность бесплатно на такое представление посмотреть?

— Разве что? — фыркнула я. — Тогда, может, зайдешь к нам? Тетя Маргарета соскучилась.

— Я зайду, как Моника уедет. Непременно зайду, — виновато сказала она. — Но сейчас, сама понимаешь...

Она пошла в общежитие, а я направилась домой. Настроение, несмотря на то, как Вайс с нами обошелся, а может, как раз поэтому, было замечательным, легким, воздушным. Казалось, стоит сделать лишь небольшое усилие, чтобы взлететь. Я в очередной раз пожалела, что так и не научилась танцевать — душа требовала как раз чего-то такого. Танец — он же так близок к полету.

— Штефани, добрый день.

Голос Николаса вернул меня на землю сразу же, словно заклинание, выпустившее газ из воздушного шара. Но что он здесь делает? У них же продлили сборы на неделю, а сегодня только пятница. Я не была готова разговаривать с ним, но не думаю, что он согласится сейчас уйти.

— Добрый день, Николас, — ответила я и сама поразилась противоречию слов и своему внутреннему ощущению.

Нет, этот день определенно добрым не был...

Глава 19

— Я очень перед вами виноват, Штефани, — серьезно сказал Николас. — Но если бы я только знал, к чему приведет мой разговор с отцом, я бы его отложил до отъезда. Но мне так хотелось прийти к вам уже с родовым браслетом...

Он сделал паузу. Наверно, ждал, что я как воспитанная девушка, непременно начну его уверять, что ничего страшного не случилось, что я уже забыла тот неприятный день и что даже разговора о нем заводить не стоит. Но я тоже молчала. Идти ему навстречу я не собиралась, пусть разговор с леди Лоренц настроил меня на более мирный лад. Если бы Николас приехал сразу после скандала, устроенного его отцом, я бы даже разговаривать с ним не стала. Не думаю, что он стал бы применять силу, а другой возможности сказать мне, что он хочет, у него бы не было.

— Штефани, — вздохнул он, — меньше всего я хотел причинить вам неприятности, сделать объектом некрасивых слухов.

Я невольно подумала, что его отец собственной семье принес намного больше проблем, у меня же все ограничилось уязвленным самолюбием. Разве что еще жадный интерес склонных к сплетням клиенток появился, но он быстро пошел на спад, после того, как все в очередной раз убедились, что я не буду им ничего рассказывать. Говорить Николасу ничего не хотелось. Но это было необходимо — только твердое "нет" покажет семье Лоренц, что больше, чем я уже сделала, они от меня не получат.

— Я думаю, вы слишком хорошо должны знать своего отца, чтобы догадаться — он не одобрит ваш выбор. И не думаю, что его поведение было чем-то отличающимся от его обычной манеры.

— Поэтому я и не говорил ему, что хочу на вас жениться.

Николас попытался улыбнуться, но вышло у него не очень хорошо — не было такой тренировки мышц лица, как у меня. Работа в торговом зале приучила меня улыбаться почти естественно, даже когда мне этого не хотелось. Но сейчас я не считала нужным изображать радость от встречи.

— Лорд Лоренц пришел ко мне, а не к кому-то другому.

— Мы с вами были в Королевском Парке. Это скрыть невозможно. Не знаю, дошли ли до него слухи, или он сам навел справки, но после того как я просил его о браслете... — Николас едва заметно поморщился и продолжил: — Мне следовало поговорить с мамой, но я хотел ей представить вас уже как свою невесту.

— Николас, я не давала вам согласия, — напомнила я. — Мы слишком мало знаем друг друга, чтобы принимать такие решения. Серьезные решения, от которых зависит и ваша, и моя жизнь. Да и жизнь наших близких тоже.

— Штефани, счастье в браке не зависит от того, сколько супруги знают друг друга до брака.

Эти слова больше подходили зрелому инору, чем молодому курсанту

— Возможно, и не зависит, — согласилась я. — Но когда есть возможность узнать человека поближе, удается избежать отношений, которые с самого начала обречены. Николас, мне не кажется, что мы с вами смогли бы быть счастливы.

Он приблизился ко мне почти вплотную, пристально глядя мне в лицо странным горячечным взглядом, и попытался взять меня за руку. Но я чуть сдвинулась в сторону и недовольно нахмурилась. Позволять ему вольности я не собиралась.

— Штефани, с того дня, когда я вас впервые увидел, больше ни о ком не могу думать. Вы не выходите у меня из головы. Вы даже снитесь мне по ночам. Поверьте, я знаю вас уже не хуже, чем вы сами.

— Вы верите, что знание приходит во сне, Николас? — чуть насмешливо сказала я, пытаясь скрыть неловкость от его слов, которые неожиданно оказались мне приятны.

Я все так же не верила в возможность нашего будущего, но все же мне стало интересно, почему столь успешный курсант Военной Академии, происхождение которого позволяло ему рассчитывать на любую блестящую партию, остановил свой выбор на мне. Любовь ли это? Или просто желание добиться своего любыми методами? Я не могла исключить второго. С самой первой нашей встречи поведение мое было слишком далеко от того, к которому он привык. Я не была им заинтересована и не скрывала этого.

— Штефани, разговор на улице не слишком хорош, — заметил Николас. — Мы привлекаем к себе внимание.

Это действительно было так. Проходящие мимо косились, пытаясь скрыть интерес. Безуспешно пытались. Но на удивление меня сейчас это не волновало. Пусть смотрят, лишь бы только молчали.

— Вас это беспокоит? — спросила я.

— Нет, — чуть помедлил он с ответом. — Я привык не обращать на такое внимания. Но я думал, это неприятно вам.

— Мне все равно.

— И все же я хочу пригласить вас куда-нибудь. Лучше вести беседу в спокойной обстановке, где ничего не отвлекает.

— Николас, это бессмысленно. Я уже сказала вашей маме все, что думаю. Другого от меня не услышит никто, в том числе и вы, — ответила я. — Могу повторить еще раз, лично для вас. Я не возьму у вас браслет.

Он пристально на меня смотрел, не желая принимать поражение, но и не видя дороги к победе. Единственное, чего ему удалось добиться, — застать меня врасплох. Я не ожидала столь раннего его появления. Не ожидала, но уже успела оправиться от неожиданности. Так что сейчас можно было спокойно прощаться и расходиться.

— Вот ведь как все изменилось из-за затянувшихся сборов, — заметил Николас. — Приехал бы я раньше, вы вели бы себя совсем по-другому.

Мне не хотелось дальше обсуждать то, чего не было, — наши отношения, но просто развернуться и уйти я почему-то не могла, так что решила сказать еще пару фраз о чем-то другом.

— Вернер написал Монике, что задерживается на неделю. Я была уверена, что это касается всех курсантов, кто был на сборах.

— Так и было, — он легко сменил тему. — Но нас отпустили раньше, чем говорили. Возможно, сыграл свою роль мамин приезд туда, она сочла нужным срочно рассказать мне о случившимся, но и с нашим командиром переговорила. По этой ли причине или из-за того, что мы выполнили намеченное, сборы закончили. Так что Вернер сейчас уже наверняка там, куда его звало сердце все эти долгие дни. Как и меня, впрочем. Но он счастливее меня в любви.

Он опять свернул в желательную для себя сторону, а я пожалела, что не обладаю волшебной способности Моники часами болтать ни о чем. Вот начала бы ему с восторгом описывать кружева на новом платье какой-нибудь инориты, так он бы уже сам от меня сбежал. Жаль, что все это мне интересно не более, чем ему.

— Мне кажется, об этом слишком рано говорить, — заметила я, имея в виду, что отношения Моники и Вернера могут прогореть так же быстро как и вспыхнули.

— Вот и мне так кажется, — ответил Николас, но говорил он совсем о другом, с сильным намеком на нас с ним. — Штефани, выслушайте меня.

И я вдруг поняла, почему до сих пор стою и слушаю его, почему не ухожу, небрежно бросив пару слов на прощанье. Мне хотелось любви, хотелось любить и быть любимой. Мне хотелось, чтобы был на свете человек, которому я небезразлична до такой степени, как сейчас Николасу. Я впитывала тепло его слов, они меня согревали и делали жизнь легче и красочней. Только я его не любила и ничего не могла дать. И все это было ужасно, ужасно эгоистично с моей стороны, но я ничего не могла с собой поделать. Мне хотелось его слушать, а ему хотелось побыть со мной рядом. Но равноценный ли это обмен? Нет — если он говорит сейчас правду, да — если все его действия направлены на то, чтобы я приняла его браслет, о котором он ни разу не упомянул. Девушки любят красивые слова, и я не исключение, но сейчас мне было необходимо, чтобы его слова были правдой. Мне, но не ему.

— Я только и делаю, что вас слушаю, — резко ответила я. — Николас, вы не сказали ничего, что бы я не слышала раньше от вас или вашей матери. Я ей обещала, что вас выслушаю, и я выслушала. А сейчас, простите, мне надо идти. Тетя Маргарета начнет волноваться, а ей этого нельзя.

— Я вас провожу.

Его тон не допускал возражений, действия — тоже. Моя рука лежала на сгибе его локтя каким-то непостижимым для меня образом, и вырвать ее можно было лишь устроив скандал. Я возмущенно посмотрела на Николаса, он же лишь недоуменно приподнял бровь.

— Я сожалею, что поведение моего отца было причиной болезни вашей тети, — сказал он. — Я надеюсь, сейчас она чувствует себя хорошо. Наша семья хотела бы возместить вам деньги, потраченные на лечение.

— Нет, — резко ответила я. — От вас мы ничего не примем.

— Но это наша обязанность, — возразил он. — Наша вина. Нет, моя вина. Но я и подумать не мог, что из-за моей просьбы к отцу столько гадкого случится. Если бы я только знал, Штефани, если бы я только мог представить! Мне очень жаль, что вам пришлось прийти через это и что я не смог вас оградить.

Я искоса на него взглянула, скрывая свой интерес за полуопущенными ресницами. Он выглядел огорченным и совсем не таким уверенным, как обычно. Сказать, что ему не следует себя винить? Но я так не думала, а слова утешения для него прозвучат надеждой, так что я сочла лучшим заговорить о другом:

— Как прошли ваши сборы, Николас? Только не надо опять переводить разговор на меня, пожалуйста.

Он задумчиво на меня посмотрел, потом чуть улыбнулся и сказал:

— Штефани, думаете легко думать о чем-то другом рядом с вами? — увидел, что я нахмурилась, и сказал менее игривым тоном: — А если серьезно, то я не могу вам этого рассказывать.

— Почему? — удивилась я. — Я похожа на шпионку или на тех, кто не умеет держать язык за зубами?

Он расхохотался, чуть запрокинув голову и показав, что зубы у него тоже есть — ровные, белые и все на своих местах. Было ли это результатом его мастерства как военного мага или стараний столичных целителей, сразу и не скажешь.

— Штефани, есть вещи, о которых посторонним говорить нельзя.

— Вы не так давно говорили, что я вам не посторонняя, — с обидой ответила я.

— Я не рассказал бы, даже будь вы моей женой, — заметил он. — Впрочем, в этом случае вероятность, что я проболтаюсь, намного больше. Кому доверять, как не собственной жене? Предлагаю обойтись без помолвки. Тогда сразу после посещения храма рассказываю о наших сборах, ничего не скрывая.

Теперь невольно рассмеялась я.

— Мне они не настолько интересны, чтобы ради этого срочно бежать в храм.

— А жаль, — немного грустно сказал он. — А что вам было бы настолько интересно? Есть ли что-то, ради чего вы бы пошли, если не на все, то на многое?

Его вопрос меня удивил. Я никогда не задумывалась об этом, но в моей жизни не так много было того, ради чего я могла согласиться на что-то, мне нежелательное, или отказаться от чего-то, важного для меня.

— Тетя Маргарета и Регина, — ответила я. — Ради них я пошла бы на все, точнее, почти на все — есть вещи которые я никогда не стала бы делать.

— А ваш отец? Он вам не столь дорог?

— Понимаете, Николас, — я попыталась облечь в слова свои чувства, получалось плохо, — я его всегда ощущаю немного чужим, а тетю и Регину — нет. Но что мы все обо мне? А для вас кто настолько дорог?

— Семья, друзья, и вы, Штефани, — ответил он. — Я понимаю, что бессмысленно просить вас принять браслет после того, что случилось. Понимаю и все равно не могу удержаться.

Ну вот мы и подошли к тому, ради чего говорились все эти красивые слова. Сейчас он заботился о том, чтобы прикрыть опрометчивый поступок. И не важно, чей он был — Николаса или его отца, платить за это предлагалось мне. Мне стало немного грустно, и я невольно попыталась задеть и его:

— У вас будут проблемы на службе из-за вашего отца?

— Не столь значительные, как кажется моей матушке, — он чуть снисходительно улыбнулся. — скандал есть, от этого никуда не деться. Но через пару лет история эта забудется. Скорее всего — уже через год. Я сильный маг, такими Гарм не разбрасывается.

— То есть вам не нужно, чтобы я изображала вашу невесту? — подозрительно уточнила я.

— Мне нужно, чтобы не изображала, а была, — пояснил он. — Вариант, который предлагала вам моя мама, меня не устроит. Мне нужны вы, Штефани, вы, а не видимость отношений для общества, чтобы избежать скандала. Скандал я переживу, не бойтесь

Мы так и не дошли до моего дома, и сейчас стояли на улице, не слишком людной в это время дня, но нас постоянно огибали спешащие по своим делам люди. Я чувствовала неловкость, что слова, мне предназначенные, мог слышать любой прохожий. И мой отказ тоже. Зря я не согласилась пойти с Николасом куда-нибудь. Он напряженно всматривался в мое лицо, ожидая ответа. А я никак не могла решиться произнести то, что вертелось у меня на языке, мне не хотелось делать ему больно. Но придется, рано или поздно. Так пусть уж лучше рано. Я обвела глазами улицу, чтобы хоть как-то настроиться, собраться с духом, и мой взгляд зацепился за Рудольфа. Был он не менее напряженным, чем Николас, словно он тоже задал мне вопрос и сейчас ждал ответа. И я ответила. Ему, а не тому, кто стоял напротив меня:

— Я согласна.

И лишь когда слова прозвучали, поняла, что наделала. Больше сказать я ничего не успела. Браслет защелкнулся с сухим неприятным треском, Николас поцеловал мою руку и сказал:

— Штефани, я сделаю все, чтобы вы не пожалели о своем решении.

Я взглянула туда, где видела Рудольфа. Но там было пусто. Быть может, его и не было, а со мной сыграло злую шутку воображение? Я подняла руку, в недоумении рассматривая приобретенное украшение. Массивный, старинного серебра, с чистыми рубинами, браслет был красив, но мне захотелось от него избавиться сразу же. Я покрутила, но там даже следа не было от замка, все казалось единым целым

— Как он снимается? — в панике спросила я.

— В храме после обряда или по обоюдному желанию расторгнуть помолвку, — пояснил Николас. — Но что с вами, Штефани? Вы же согласились? Иначе я не смог бы застегнуть на вашей руке семейный артефакт.

Глава 20

— Я на это не соглашалась!

Охвативший меня страх скрыть не удавалось. Голос подрагивал, как, впрочем, и руки. Я вертела браслет, но он был монолитным, ничего не указывало, что где-то есть замок, предательски застегнувшийся, когда я этого не ожидала. Но он должен быть, непременно должен!

— Но я задал вам вполне определенный вопрос, — Николас выглядел несколько растерянным, что было для него несвойственно. — Его никак нельзя было истолковать двояко. Штефани, вы дали согласие.

Я перестала бессмысленно крутить браслет и постаралась успокоиться. Помолвка — это не брак, да и продлится она всего ничего — пару минут, не более. Достаточно нашего общего согласия, как только что сказал Николас. Не будет же он меня насильно заставлять носить родовой артефакт?

— Николас, вы меня извините, — как можно более убедительно сказала я, — но я не собиралась соглашаться на помолвку. Мои слова имели отношения совсем к другому.

— На что же вы согласились?

Николас понимать меня не торопился, как и забирать свой артефакт. Но я не собиралась рассказывать об охватившем меня странном чувстве, заставившем увидеть то, чего нет, и ответить на вопрос, который никто не задавал.

— Это неважно, — я протянула руку с браслетом к своему собеседнику. — Снимите это, и будем считать случившееся недоразумением.

— Я не могу, — коротко ответил он.

— Но вы только что сказали, что достаточно обоюдного согласия, — возмутилась я. — Так неужели вы не пойдете мне навстречу? Не так давно вы мне говорили, что я о вас плохо думаю, не заставляйте меня думать еще хуже.

Мои слова были Николасу неприятны — он нахмурился, сжал зубы и посмотрел на меня с видом оскорбленной невинности. Я извиняться не торопилась, как и он — снимать с меня браслет, который с каждой минутой казался все тяжелее и холоднее.

— Штефани, — наконец выдавил он из себя, — я не могу снять его прямо сейчас. После активации артефакта должно пройти не меньше недели. Это было заложено при его создании, чтобы избежать скоропалительных решений.

— А ваше решение застегнуть его на мне не было скоропалительным?

— Не было, — парировал он. — У вас было достаточно времени обдумать мое предложение пока меня не было. Поэтому я был уверен, что ваш ответ — не сиюминутный каприз. Вы могли отказать, но вы согласились, а теперь пытаетесь обвинить в случившемся меня.

Я потерла рукой лоб. Той самой, на которой висело сейчас ненужное мне украшение, от которого я непременно должна избавиться. Любым способом. Что за дурацкая причуда — надевать обручальные артефакты ничего не подозревающим девушкам? Я опять постаралась успокоиться. Должен быть выход, непременно должен быть выход.

— Николас, я ни в чем не пытаюсь вас обвинить. Я просто хочу это снять, понимаете?

— Я уже сказал, что это будет возможно только лишь через неделю. Если хотите, мы можем пройти к любому магу, и он вам это подтвердит. То есть не к любому, конечно, а к магу достаточно высокого уровня, имеющего знания по драконьей магии.

— По драконьей? К чему такие сложности для обручального браслета? В конце концов, это всего лишь символ.

— Не скажите, Штефани, — сухо ответил он. — Основное предназначение этого артефакта — защита, и очень сильная, от любых магических вмешательств извне.

Почему-то мне показалась ужасно подозрительной его последняя фраза, но я решила не уточнять, Николас и без этого выглядел необычайно оскорбленным. Оскорбленным и расстроенным, этого нельзя было не отметить. Но мне от этого не было легче, пусть даже ему было сейчас намного хуже.

— Николас, мне очень неловко, что все так получилось, — как можно мягче сказала я. — Но давайте мы пройдем к какому-нибудь сильному магу, — он оскорбленно дернулся, и я продолжила чуть быстрее. — Не для того, чтобы проверить ваши слова, нет. Возможно, ему удастся снять артефакт, понимаете?

— Штефани, будь это возможным, я бы и сам снял, — ответил Николас. — Если хотите, мы можем пройти прямо сейчас и к тому магу, которого вы выберете. Но он повторит вам лишь то, что я вам сейчас скажу. Артефакт теперь завязан на своего временного владельца — на вас, и снять его прямо сейчас можно одним-единственным способом — в храме. Но вам это не подойдет, поскольку развод в этом случае я вам не дам.

Это прозвучало так неожиданно, что я посмотрела на него в изумлении. Эти слова противоречили сложившемуся у меня впечатлению о курсанте.

— Почему?

— А как вы думаете? — он усмехнулся, немного зло, немного уязвленно. — Я просто не смогу этого сделать, после того как в храме вас назовут моей женой. Штефани, — он заговорил жарко, быстро, вкладывая в каждое слово особое значение, — вы знаете, что вы для меня значите. Я вспоминал вас каждый миг, пока был вдали от Гаэрры. Ваш голос, ваши глаза, ваши нежные губы, такие, что забыть их попросту невозможно. Штефани, дайте мне хоть один шанс!

Его слова звучали для меня чарующей мелодией, пока внезапно в памяти не всплыли слова Вернера "Николас всегда добивается, чего хочет". Сейчас он хочет меня, вот и пытается получить разными способами. Леди Лоренц права — сын пошел в нее, во всяком случае, по части убеждения. Я сделала маленький, почти незаметный шаг назад, потом еще один такой же и еще. Сейчас мне хотелось быть от него как можно дальше. Браслет теперь беспокоил меня намного меньше, чем взявшаяся откуда-то твердая уверенность, что он меня непременно уговорит, если дать ему этот шанс.

— Николас, вы слишком торопитесь. Я не готова к такому стремительному развитию отношений.

— Разве я вас тороплю? — он чуть прищурился и оказался совсем рядом, словно я и не отступала от него.

— Торопите.

Я сделала шаг назад более явный, пусть это и показывало мое желание сбежать. Отступление — это не всегда окончательный проигрыш, сейчас мне надо время, чтобы обдумать и посоветоваться. Да, посоветоваться. Только с кем? С тетей Маргаретой нельзя — она сразу начнет волноваться, Регина попросту не поймет, что меня беспокоит, напротив, известие о браслете на моей руке ее необычайно вдохновит на выдумывание новой романтической истории со мной в главной роли. Отец, вот кто мне сейчас нужен.

— Помолвка будет длиться, сколько вы решите, — сказал Николас, не делая больше попыток ко мне приблизиться.

Но закончится в храме. Это не прозвучало вслух, но подразумевалось его тоном. Возможно, сейчас я была слишком пристрастна, но ненужное украшение на руке не способствовало хорошим мыслям. Я постоянно чувствовала этот браслет, как что-то холодное, давящее и чужое. Совсем чужое. И эта непонятная уверенность Николаса, чем закончится помолвка, невероятно пугала.

— Я ее вообще не хочу.

— Штефани, вы дали согласие, — напомнил он, — иначе артефакт бы не сработал.

Мы опять вернулись к тому, с чего начали. Если бы я не согласилась, то не получила бы это замечательное ювелирное украшение. Но я сама до сих пор не могла понять, кому и зачем я ответила.

— Я не знаю, как это вышло.

Он опять прищурился, недоверчиво на меня глядя. Возможно, с его стороны это все выглядело как желание набить себе цену, заставить поуговаривать и побегать. Но я точно знала, что ничего этого мне было не нужно. Сейчас я хотела лишь одного — отделаться от внезапно появившегося жениха хотя бы на время, если уж от обручального браслета не удается избавиться.

— Но вышло.

Он опять приблизился ко мне с видом человека, имеющего на это полное право. В голосе его не было обвинения, лишь простое подтверждение фактов. Но и это заставило меня почувствовать себя виноватой перед ним. Богиня, да если бы я только представить могла, чем закончится эта встреча, я бы вообще из Академии не вышла, так и заночевала бы перед закрытыми дверями в лабораторию инора Вайса!

— Николас, я прошу вас сейчас уйти, — как можно более твердо сказала я. — Мне нужно побыть одной, понять, что случилось.

— Вы уверены, Штефани? — спросил он. — Вы мне не поверили, не так ли? Не лучше ли пойти к магу, разбирающемуся в этих вопросах?

— Я вам верю, Николас, но сейчас я хочу, чтобы вы ушли.

Я умоляюще на него посмотрела. Лучше, конечно, было бы, если бы он ушел насовсем, но что-то мне подсказывало, что он не согласится даже на вариант, при котором он забирает свой браслет через неделю и навсегда исчезает из моей жизни.

— Это неправильно, Штефани. Вы сейчас в одиночестве только будете себя мучить.

— До свидания, Николас, — резко сказала я.

Стоять и выслушивать его уговоры у меня не было ни малейших сил, поэтому я повернулась и пошла к нашему магазину так быстро, как это позволяли приличия, благо он был совсем рядом. На Николаса я не оборачивалась, но знала, что он идет за мной. Правда, заходить не стал, до меня лишь донеслось; "До завтра, Штефани".

Проходить в жилую часть я не стала, дождалась, когда он скроется за углом, вышла и пошла к отцу. Должен же хоть кто-то мне пояснить, что случилось и чего мне ждать от всего этого.

Мне повезло, у отца в кабинете никого не было. Если он и был удивлен моим приходом, то успешно скрыл это за радостью от моего прихода. Правда, радость продлилась недолго — лишь до того момента, как я начала рассказывать о случившемся.

— Только этого не хватало, — проворчал он. — Думаешь этот курсант применил магию?

— Я не знаю, — с отчаяньем сказала я. — Мне хочется верить, что нет, да и противомагические артефакты у меня не сработали. Но ведь что-то случилось. Я не хотела соглашаться. Я только лишь пообещала леди Лоренц, что не откажусь от разговора с Николасом. И вот...

Я растеряно развела руками, на одной из которых был браслет, который и послужил причиной моего прихода сюда. Он сидел довольно плотно, неприятно прикасаясь металлом к коже, хотелось его постоянно двигать, хотя бы вертеть на руке, но от этого было лишь хуже.

— Да, все же курсант Военной Академии, — размышления отца шли совсем по другому пути, — их жестко отбирают. Не стал бы он идти на применение запрещенной магии. Да и не вижу я на тебе ничего такого. Значит, дело в артефакте.

Мы дружно посмотрели на этот неприятный предмет.

— Не может быть, — возразила я. — Я сначала дала согласие, а уж потом Николас надел его мне на руку. Или он сам застегнулся?

Я поняла, что совсем не помню этого момента, настолько быстро все произошло. Но предположение, что обручальный браслет семьи Лоренц мог захлопнуться самостоятельно, мне не понравилось еще больше.

— Драконьи артефакты не слишком хорошо изучены, — отец от своего предположения отказываться не хотел. — Думаю, дело все же в нем. Посиди пока здесь, я узнаю, на месте ли один инор.

Он вышел, а я настроилась на долгое ожидание и стала всматриваться в этот артефакт, пытаясь хотя бы уловить принцип его работы, чтобы понять, как же эту гадость можно снять. Но, увы, слишком все было непонятно, слишком непохоже на то, что мы изучали в Академии. В сердцах я стукнула браслетом об отцовский стол, но внутри его была моя рука, и она сразу заныла от удара.

— Боюсь, инорита, таким образом от него не избавиться, — насмешливо сказал пришедший с отцом незнакомый инор.

Это был эксперт отделения по драконьей магии, которого попросил отец о консультации. Был он довольно стар, волосы побелели почти полностью, а морщин было множество, как мелких черточек, так и довольно глубоких борозд, оставленных возрастом. Но черные, глубоко посаженные глаза блестели с юношеским азартом и любовью к жизни. За артефакт он схватился, словно ничего интереснее не видел и начал его вертеть, не обращая внимания на то, что внутри была моя рука.

— Итак, что мы имеем, — забормотал он. — Действительно артефакт драконьей магии, но обычный для нашей аристократии, ничего особенного.

— И что? — с надеждой спросила я. — Почему это случилось?

— Потому что, инорита, — насмешливо сказал он, — когда целуешься с одним мужчиной, нельзя думать о другом. Это не только оскорбительно для того, кто рядом, но и сбивает работу артефакта.

Он говорил, словно видел наш поцелуй с Николасом наяву, так что желание сделать вид, что он ошибается, пропало столь же быстро, как и появилось. Мне никто бы не поверил. Отец недовольно крякнул, неодобрительно на меня посмотрев. Но у меня было оправдание.

— Я не желала находиться с ним рядом, и поцеловал он меня силой. Да и какое отношение это имеет к артефакту. Или вы хотите сказать, что он тогда был у Николаса с собой и случившееся было намерено подстроено?

— Нет, не хочу, — ответил инор. — Эти артефакты довольно интересны по своему действию. Активируются они женихом и после этого начинают самопроизвольно настраиваться на его избранницу, пытаясь поймать нужное состояние. А если не удается, то чуть подправить.

— То есть все же намеренно? — расстроено сказала я. — Не думала я о нем так плохо.

— Он знал, что вы мечтаете о другом? — ехидно сказал эксперт. — Да нет, скорее всего, молодой человек рассчитывал на собственное обаяние и минутное колебание с вашей стороны. В его оправдание также хочу сказать, что уж он-то влюблен в вас по-настоящему. И здесь, скорее всего, еще наложилась сила его желания получить от вас согласие. Возможно, не зря вы о нем не хотели плохо думать?

Я не хотела сейчас думать о Николасе ни плохо, ни хорошо. Меня сейчас намного больше волновало их родовое украшение, которое нужно было срочно вернуть в их семью. И закончить, наконец, эту неприятную историю для обеих сторон. У семьи Лоренц теперь будут все основания говорить знакомым, что я разорвала помолвку сама, не желая связывать себя узами брака.

— И все же, как снять этот браслет? Если вы считаете, что это сбой артефакта, наверное, просто нужно что-то подправить?

— Это не так просто, — задумчиво сказал инор. — Под силу лишь дракону, да где они? Вот у вас есть знакомый дракон?

— Нет, — обреченно сказала я.

— И у меня нет, — добил меня эксперт. — Шварца такие знакомства тоже по жизни обошли.

Отец промолчал, но так как с его стороны возражений не было, стало понятно, что легкий путь через помощь знакомого дракона мне недоступен. Но, наверное, есть и другие, пусть более затратные по времени и магической энергии, но это неважно, главное — результат.

— Как это снять? — повторила я свой вопрос.

— Только так, как вам сказал жених — либо в храме, либо по взаимному согласию. Про срок он тоже сказал вам правду. Артефакт настраивается около недели, прервать это может только обряд в храме.

— Значит, придется ждать целую неделю, — убито сказала я. — С другой стороны, неделя — это не так много, как-нибудь дождусь. Поскорей бы она пролетела, чтобы можно было отдать артефакт.

— Не хочу вас расстраивать, инорита, — заметил эксперт, — но через неделю вы можете не захотеть возвращать его, а напротив, довести до логического завершения помолвки.

— Николас сказал, что артефакт не допускает никакого магического воздействия извне, — вспомнила я так не понравившуюся мне фразу.

— И ведь не соврал, паршивец, — довольно сказал инор. — Эти артефакты примечательны вот чем. Браки по договоренности, которые практиковались у нашей аристократии, да и сейчас практикуются, не всегда желанны для обеих сторон. Невеста может даже испытывать к жениху настоящее отвращение, особенно, когда тот стар или очень уродлив. И вот тогда на помощь приходит драконья магия. Когда активированный браслет оказывается на руке, он очень мягко, совсем незаметно для носящей девушки, начинает влиять на ее отношение к жениху. Чтобы добиться любви вместо ненависти, достаточно месяца, а у вас как я понимаю, даже отвращения нет, напротив — легкая склонность. Пока вы неосознанно сопротивляетесь, поэтому артефакт вам сильно мешает...

Теперь он стал мне мешать еще сильнее. И чувства по отношению к Николасу были далеки от легкой склонности, очень далеки. Я пожалела, что не попросила его проводить меня к отцу, и теперь не могу спросить у него ответа. Уж об этой замечательной особенности семейного артефакта он непременно знал.

— Его можно как-то заблокировать? — почти безнадежно спросила я.

— Нашими методами — нет.

Я расспрашивала этого инора очень долго, пытаясь найти хоть малейшую лазейку, но она находиться не хотела. Единственное, чем смог мне помочь этот сотрудник Сыска, — показал, как можно сделать артефакт невидимым для окружающих. И это показалось мне хорошей приметой. Нет уж, никакой артефакт не заставит меня влюбиться!

Глава 30

Глава 31