Гении места или Занимательная география

Это так странно, что Михаил не сразу понимает, о чем тот говорит. Такое возможно, Михаил знает. Возможно только с согласия другого. Он не пробовал ни разу, это глубоко личное, не всякий рискнет пустить в свое сознание чужого. Он кивает, с трудом сглотнув внезапно пересохшим горлом. И упирается взглядом в темные, почти черные глаза напротив.

Ему выкинули спустя секунду, не дали посмотреть много. Но он совершенно точно увидел: Фарид не врал. И — да, теперь он знал его имя. Фарид Куркин, Альфаир первого уровня. Такой же, как и сам Михаил.

И вот тут силы вдруг внезапно кончаются. И Михаил грузно оседает на снег под ольхой. Вмиг отяжелевшими руками притягивает к себе Дениса, устаивает голову и плечи мальчика у себя на коленях. И начинает баюкать ребенка, раскачиваясь и вполголоса напевая что-то, невесть как выплывшее из глубин памяти, из самого младенчества, видимо, когда мать пела ему самому колыбельные, из тех времен, о которых он не помнит, конечно.

— Твой сын? — негромко спрашивает присевший на корточки рядом Фарид.

— Ученик.

— Какой ученик?

— Мой, — Михаил приподнимает ставшие вдруг такими же тяжелыми, как руки, веки. — Из моей школы. Директор я.

— Так, давай-ка, вставай! — Фарид поднимается на ноги. — Нечего тут сидеть! Давай, я парнишку возьму, а ты дорогу показывай!

Михаил снова закрывает глаза. Тихим убийцей наваливается сонливость. Когда же он так устать успел? Как никогда в жизни...

— Давай-давай! — тормошит его Фарид. — Пошли! Мальчишке помощь нужна, врач! Помрет, не дай Бог, тут у нас на руках!

Только это заставляет Михаила встать, держась за ствол дерева. Мальчик уже снова у Фарида на руках.

— Пойдем. Давай, держись, Хранитель.

Его новый знакомец младше самого Михаила, да и физически, наверное, слабее — более худой, немного ниже ростом. Но сейчас именно он командует парадом. У Михаила сил хватает только на то, чтобы подчиняться.

_____________

Как только они вышли к селу, их встретили. На лицах сельчан смесь эмоций. Радость, что нашли. Страх за состояние мальчика. Дениса тут же приняли с рук Фарида, отнесли в ФАП, там уже ждала заведующая. Диагноз — переохлаждение и сотрясение головного мозга. Михаил через силу, на последнем усилии воли отвечает на вопросы. Первый раз с ним такое, что отключается на ходу буквально. В разговор вступает Фарид, словно сквозь сон Михаил слышит, как тот разговаривает с сельчанами. Как рассказывает, где нашел мальчика, и импровизирует на тему, кто он сам такой. Родственник Михаила, приехал повидаться, а тут такое! Ну как не помочь горю? Сейчас им верят, все на взводе, взбудоражены. Потом, наверное, появятся еще вопросы, а сейчас... сейчас они наконец-то могут уйти, оставив Дениса Селезнева на попечение фельдшера и родни.

— Все, скоро все, — шепчет Фарид, подхватывая его под руку. — Далеко живешь?

— На соседней улице...

— Вот и хорошо. Давай, пойдем, потерпи чуть-чуть.

________

То, что дома у Михаила их встречает еще один кифэй, Фарида уже не удивляет. Свой лимит по удивлению он за последние часы явно исчерпал. Отмахивается от попытки того представиться.

— Помоги лучше!

Вдвоем они доводят Михаила до кровати, разувать его приходится тоже самим.

— Что с ним?

— Не знаю. Вымотался, наверное. Говорит, второй день на ногах, по пояс в снегу. Мальчика искали. Нашли. Ну, и там место такое пакостное было в лесу ...

— Я в курсе, — Мо задумчиво смотрит на мгновенно заснувшего Михаила. — Пакостное — не то слово. Там такое... — Спохватывается, протягивает руку Фариду совершенно человеческим жестом. — Магомед.

— Фарид, — отвечая на рукопожатие.

— Я Альфаир, — слегка запоздало.

— Я тоже, — усмехается Фарид. — Вот и познакомились.

— Ты помнишь, как тут оказался?

— Нет.

Мо показалось, что при ответе Фарид слегка запнулся. Но сосредоточиться на этой мысли не успел.

— А там кто? — Фарид кивает в сторону дивана, на котором угадываются под одеялом две спящие фигуры.

— Рокс и Водзар.

— Ого! — Фарид понимает, что все-таки не исчерпал лимит по удивлению. — Однако... Прямо-таки слет нечисти... на Лысой горе.

Мо отвечает нервным смешком.

— Есть хочешь? — на правах временно исполняющего обязанности хозяина, пока сам хозяин спит.

— Вот чего я хочу, так это понять — что случилось, — задумчиво произносит Фарид.

— Тут я тебе не помощник. Слушай, — с внезапной надеждой — а ты со своими можешь связаться?

И снова все повторяется. Паника и отчаяние на лице Фарида. Нет, напрасны надежды. И Фарид тоже внезапно осиротел, как и все они тут.

После. Мо, Фарид, Мика, Лина и Михаил.

Словно по какой-то негласной договоренности они не говорят о том, как оказались здесь. Что увидели и почувствовали. Наверное, оба решили, что это стоит обсуждать только вместе со всеми остальными. Вместо этого они говорят о своей работе. И не о работе Хранителей, о которой они не знают толком ничего, ибо выполняли ровно то, чему их научили в свое время при инициации. Выполняли, даже не понимая, зачем. Нет, вместо этого они говорят о том, чем занимаются помимо этого.

О том, например, что делает Фарид в своей мастерской в поселке, живущем лесозаготовкой. О тяжелой технике — трелевочниках, лесовозах, харвестерах. Эта тема близка и Мо — оператору портового крана. И они с увлечением беседуют именно об этом: о производителях тяжелой промышленной техники, об особенностях эксплуатации и ремонта. Со стороны кажется, что это беседует коллеги, люди близкие именно в профессиональном плане, работающие бок о бок. В каком-то смысле, так оно и есть. Но о своей миссии Хранителей они предпочитают сейчас не говорить. Вполне возможно, это психологическая защитная реакция. Слишком много всего на них навалилось за последнее время. Их мир в одночасье рухнул, но сами они избегают сейчас даже думать об этом.

А потом, уже в тот час, когда жители села отправляются спать, в этом доме обитатели просыпаются. Сначала Лина и Мика. Садятся на диване, недоуменно спросонья смотрят на еще одного неизвестного — молодого темноволосого парня с лохматой кудрявой шевелюрой и странно встревоженными глазами, сидящего за столом рядом с Мо. Потом переглядываются между собой. Он быстро встает, чтобы поприветствовать, как его учили в свое время.

— Фарид Куркин, Альфаир первого уровня, Россия.

— Опять Альфаир, — зевает совершенно не по протоколу Мика. — Плюнуть некуда — одни Альфаиры кругом.

— Ангелина Куприянова, Водзар первого уровня, Россия, — откликается, как и положено, Лина. — А это моя сестра Доминика, она Рокс.

— Да-да, — Мо замечает удивленный взгляд Фарида, — они существуют!

А потом от их голосов просыпается Михаил. Он выглядит неважно, но утверждает, что чувствует себя нормально. Пытается взять на себя функции гостеприимного хозяина, но его быстро отправляют за стол, убеждая не суетиться. И что гости сами на стол соберут. Впрочем, собирать нечего, и без того весьма скромные холостяцкие запасы съестного почти полностью оскудели.

— Извини, Миш, мы тут тебя совершенно объели, — виновато улыбается Лина.

— Это все вон та прожора, — тоном профессионального ябедника кивает Мо на Мику.

— Поздно уже, — трет лоб Михаил, — ну да ничего. Сейчас перебьемся чем-нибудь, а завтра в магазин схожу. Лично я и есть не хочу, только чаю если.

— Да, давайте чаю попьем. Да и поговорим уже нормально.

— А у тебя сухариков нет никаких? — видно, что Мике слегка неловко. — Или хотя бы варенья... к чаю.

— Господи, глазам своим не верю! — театрально изумляется Мо. — Вот уж не думал, что у кифэйев бывают глисты!

Мика не успевает ничего сказать в ответ, на помощь ей неожиданно приходит Фарид.

— Зря ты так, Магомед. Это особенность Роксов, и совсем не смешно.

— Откуда ты знаешь?

— У меня отец — Рокс. У них метаболизм сумасшедший. Каждые несколько часов требуется топливо. И ничего с этим не поделаешь.

— Спасибо, Фарид! — с чувством отвечает Мика. — А то тут у некоторых Альфаиров глисты, похоже, в голове поселились.

Теперь уже неловко Мо.

А после Михаил вспоминает и откуда-то приносит трехлитровую банку именно — да! — варенья. Которой его кто-то одарил неизвестно сколько времени назад.

— Что за ягода, не пойму, — Мика орудует в банке стальной ложкой. — Но что-то древнее.

— Судя по состоянию — довоенное.

— Нет, — в ее руках у основания черенка ломается ложка, не выдержав битвы с вареньем, — дореволюционное.

С помощью уже ножа варенье было все-таки добыто и, размоченное в чае, оказалось смородиновым. И пятеро кифэйев под чай начинают обсуждать что, собственно, произошло. Старшим единодушно признан Михаил, хотя бы по праву хозяина, несмотря на то, что он не самый сильный кифэй из всех. Именно Михаил задает порядок в их начавшейся слегка сумбурно беседе.

Уже глубоко за полночь. Сначала они говорят о том, что предшествовало тому, как попали сюда. Рассказано и выслушано многое. У каждого своя история, свои эмоции, свое мнение. Лишь одно общее — они все совершенно не понимают и не помнят, как оказались здесь. Однако, спустя какое-то время угадывается еще кое-что общее. Все они, за исключением Михаила, разумеется, который никуда не перемещался и был все время здесь, перед этим "провалом", как они решили называть момент, в который они все перенеслись сюда, собирались разговаривать. Говорить с кем-то из своих, не голосом, ментально. Мо собирался говорить с отцом. Лина хотела поговорить с сестрой, Мика даже успела почувствовать зов Лины перед тем "провалом". Фарид тоже кивнул, что, дескать, и у него так же. Но кивнул, на взгляд Мо, как-то неуверенно.

Затем Михаил предлагает Мо, Мике и Лине рассказать, наконец-то, о том, что они видели там, в лесу. Троица переглядывается.

— Там было такое существо... — первым начинает Мо.

— Существо? Какое существо?

— Оно... круглое.

— Вытянутое! — Мика.

— Цилиндрическое, — вступает и Лина.

— И еще... глаза...

— Да, точно! Глаза! Такие...

— Какие?

Они все трое снова замолкают.

— А еще там был какой-то двигательный аппарат. Но мы его утопили.

— Как — утопили?! — это уже вмешивается в разговор Фарид.

— А вот так вот. Сначала угнали, а потом утопили.

Восхищение во взгляде Фарида совершенно не к месту, а Михаил вздыхает:

— Так, давайте-ка все по порядку и с самого начала.

Уже скоро рассветет. Бессонная ночь позади. А они так ничего и не поняли толком.

— Думаю, это все как-то связано, — подводит Лина итог их ночных бдений. — И то, что мы оказались здесь, и эти... в лесу. И то, что мы не можем ни с кем связаться. Кстати! Давайте попробуем еще раз позвать. Ну а вдруг?..

Чуда не случается, так им кажется поначалу. А потом они замечают выражение лица Михаила — люди бы сказали: "залип", "завис". Но кифэйи знают — он разговаривает. И они замирают, не сводя с отстраненного лица Миши тревожных взглядов. А потом, когда он моргает, словно просыпаясь, весь квартет хором:

— Кто?!

— Сестра, — у Михаила вид совершенно ошалелый. — Сестренка нашлась, Соня...

После. София.

Ян постарался — билеты в третий ряд. И вообще, все безупречно — и его восхищенный взгляд, и комплименты, и подаренная изящная бутоньерка из пары миниатюрных нежно-розовых роз. Ничто не предвещало того, как обернется вечер в театре.

Юное дарование оказалось не таким уж и юным. Ну, в смысле, не старым, конечно, но лет двадцать пять ему есть. Представление предполагалась юмористическим, но Софии отчего-то не смешно. Она никак не может понять — что не так с этим парнем на сцене. И понимает это, в конце концов, когда он оседает на сцену, пытаясь удержаться за стойку микрофона. Безрезультатно, она тонкая и не способна выдержать его вес, и вот он уже лежит, стойка валяется рядом. Публика принимается сдержанно хлопать, думая, что это часть представления, но Софи знает, что это не так. И начинает пробираться к сцене, со скоростью и энергией, которую на первый взгляд и не заподозришь в девушке с такими пышными формами.

Аплодисменты смолкают, в зале повисает тишина, когда она взбегает на сцену. Видит страшное. Кто-то мог бы подумать, что это эпилептический припадок, но она уже точно знает, что это не он. Да, пена пузырится на губах, да, глаза добела подкачены под лоб, но... Нет, это не эпилепсия. София падает на колени, руками приподнимает светловолосую голову. В висках начинает давить, будто обруч стальной сжимается. А парень неожиданно открывает глаза.

— Госпожа... госпожа Тариг... — захлебывается, закашливается.

— Тише, тише...

— Госпожа... Как хорошо, что вы здесь... Не так страшно... Мне уже поздно... но вам...

— Что?!

— Только запомните меня... пожалуйста... Маргус меня зовут...

Он вдруг неожиданно крепко хватает ее за плечо, а потом и вовсе за шею, притягивает близко к своему лицу. Глаза в глаза, у него они голубые. И спустя пару секунд они закрываются. Насовсем. Последнее, что успевает осознать Софи — что она только что познакомилась с Альфаиром города, в котором живет. С ныне покойным Альфаиром. А потом на виски давит совсем остро. Она поворачивает голову, и темнота зрительного зала поглощает ее.

__________

Голоса существуют сами по себе, она сама по себе. Они будто из другого мира, она не знает, кому они принадлежат. Но отчего-то она их слышит.

— Сын, я так и не поняла, что же случилось.

— Ну, у этого парня, актера, случился приступ. Как там врачи сказали — инфаркт?

— Вроде бы. А такой молодой...

— Ну, наверное, дефект какой-то в сердце, врожденный. Никто не понял, что случилось, а Софи быстро сообразила. И побежала к нему, помощь хотела оказать, видимо. Но не успела. Да и что она могла сделать — она же не врач.

— А с ней-то что потом случилось?

— В обморок упала, наверное. У нее же на руках человек умер. Такое потрясение.

Софи... Софи... Знакомое имя. И знакомые события. О чем и ком говорят голоса? И кто она сама? И, внезапно, озарением: это же она — Софи! Вздрагивает всем телом, открывает глаза.

— Софи! Слава Богу! Наконец-то!

Этого смешного мальчика зовут Ян, она знает его. А вот женщину рядом — нет. Память возвращается волнами, как морской прибой.

— Софи, как ты себя чувствуешь? Мы с мамой ужасно беспокоились о тебе!

Значит, это мама Яна. Мама, мама...

— Где я?..

— У нас дома. Тебе стало плохо во время спектакля, помнишь?

Она медленно кивает. Мать Яна смотрит на нее со смесью тревоги и недоверия, будто ожидает от Софи в любой момент какой-то неприятности. Из глубин памяти все тем же мерным прибоем накатывает: лежащее на ярко освещенной сцене тело, светло-голубые глаза, пальцы, впившиеся в плечо. Проблеск, прозрение, не на уровне сознания — инстинкта, только инстинкта. Он... он отдал ей что-то! Он умер из-за нее! Но зачем?! И следом, все на том же инстинкте она зовет: мама... мама... отец... нет, тихо... брат... снова тихо.

Ян с матерью тревожно смотрят на ее лицо с неподвижным, будто остекленевшим взглядом. А потом Софи закрывает глаза, из-под ресниц к вискам прочерчивают блестящие дорожки слезы.