Шепот (общий файл)

Следующим утром, перейдя в ипостась волка, Тарон вышел из замка. Спокоен, предельно сосредоточен. Жёсткий взгляд чуть прищуренных желтых глаз внушает страх даже тем, кто уже привык к такому виду своего хозяина. Лёгким кивком принимая здравницы от работающих в полях, Тарон направился в сторону леса.

Знакомые, привычные с детства запахи, сразу окружили со всех сторон. Звуки птичьих голосов заглушали стук собственного сердца. Он шёл не торопясь, мягко переставляя огромные лапы по лесной подстилке. Вспугнутое мелкое зверье шумно разбегалось в стороны. Спешить некуда. День ещё не успел набрать силу, и солнце не припекало, просто грело, мягко распространяя свои лучи. Но скоро, скоро начнется жара и тогда...

Она пришла после полудня. Тихонько скользя по тропинке, спустилась к воде. Скинув расшитую туфельку, потрогала ногой воду. Собралась было снять платье, но не успела. Тарон прыгнул вперёд и одним ударом лапы оглушил жертву. Схватив зубами за одежду, мягко перекинул девчонку себе на загривок. Немного прошелся, примеряясь к обмякшему телу, которое сползло на спину. Не торопясь, чтобы не уронить ношу, выбрался из уключины и направился в замок.

С этого момента и начался весь тот бред, в котором он живёт уже полтора года.

Вея рвала и метала, едва пришла в себя и поняла, что находится не в отцовском тереме. Музыка её яростных воплей была приятна тёмной душе, но слуги в страхе разбегались и прятались по углам. Уворачиваться от бьющейся посуды и летящих в голову предметов становилось все труднее. Тарон не собирался ни искать благосклонности девчонки, ни завоевывать ее. Относительно Веи у него была четкая внутренняя установка — сломить и подчинить. Была ли хоть капля истины в том, что он прочел в книге или нет, но князь собирался уничтожить даже малейший шанс для Ловчих.

Приняв написанное, как буквальное руководство к действию, он пришёл к ней в покои. Девчонка встретила его взглядом такой ненависти, что Тарон удивлялся, почему ещё стоит на ногах, а не оседает пеплом на толстый ковёр. В тот день он грубо овладел девушкой. Как еще можно было ее сломить и подчинить? Других способов Тарон не видел. Пытка повторялась всякий раз, когда он бывал в замке. Врываясь в ее покои, повторял содеянное, закрепляя результат. Она орала во все горло, и крик, разносясь по коридорам, отражался от каменных стен. Дралась, кусалась, но результат всегда был неизменен. Сломленная, униженная Ловчая, глотая злые слезы, засыпала одна на слишком большом ложе.

Тарон даже трясся от удовольствия, размышляя над тем, что теперь делает Ловчий, что думает, как терзается. Каково тебе теперь, охотник? В садистском порыве через пару недель вновь ворвался к его дочери. И очень удивился, не увидев в её глазах ненависти — в них была обреченность. Опустив голову, девчонка попросила не трогать её больше. Тарону было плевать на её просьбы. Он сграбастал пленницу так, что та даже пошевелиться не могла. Тогда Вея выкрикнула прямо в лицо князя о том, что носит дитя.

Все подвластные князю селения гудели в недельном пиру. Тарон в счастливом угаре осыпал людей золотом, устраивал гульбища, миловал всех провинившихся. В покои теперь уже жены входил с тихим трепетом и замирающим сердцем. Не то, что трогать, даже дышать на неё боялся. Глядя на все более округляющийся живот не верил своему счастью.

Ведь у тёмных не может быть детей.

Осознав всю силу своей власти гордая Ловчая всячески пыталась принизить Тарона. Чтобы он ни делал, как бы трепетно не подносил ей многочисленные подарки, как ни старался угодить, всегда натыкался на стену. Она практически не разговаривала с ним, лишь смотрела на князя, будто говорила: не старайся — ты ещё поплатишься за то, что сделал со мной.

Тарону было тошно. Князь пытался загладить вину. Теперь Тарон хотел не только благосклонности. Проявляя неимоверные старания, он хотел любви. Ведь пусть и таким ненормально жестоким способом, но они стали семьёй. И эта женщина скоро подарит ему небывалое чудо, ребёнка о котором сложат легенды. Ведь он будет рожден от самой тьмы. Даже мысль о мести на какое-то время совершенно ушла из головы.

А зря...

Ловчие вели себя тихо. На удивление тихо. Тарон откровенно не понимал, почему они не приходят, не пытаются отбить у него свою, такую особенную в плане силы женщину. Почему Трувор не пришёл за дочерью? Терзаясь подобными вопросами, Тарон не знал, что Ловчие уже давно соткали канву его дальнейшей жизни.

Жадный до силы Трувор всячески подготовил свою дочь, уже изначально обладающую тем, что определило ее судьбу. Задача Веи сводилась к тому, чтобы выпить темноту из волка и сделав его беззащитным против умений Ловчих, наконец то покончить с ненавистным выродком Олафа. Но охотник просчитался.

Проклиная между стонами боли и Тарона, и своё ещё не родившееся дитя, Вея умерла, едва дав ему жизнь. Князь был зол. Как могла она наложить такие страшные слова на их сына? Как могла оставить мужа, который так тянулся к ней? Как могла умереть и бросить только что появившегося на свет ребёнка? Он был зол ... растерян и раздавлен случившимся.

Похоронив в скорби ту, к которой успел привязаться и которую по своему любил, князь, страдая всем своим тёмным сердцем, прижимал к груди крохотное и такое беззащитное тельце малыша, спрашивая у судьбы: что она приготовила для его сына?

Злодейка не заставила себя ждать, принеся первые чёрные подарки почти через полгода. Ибо умершая и похороненная княгиня вдруг ВЕРНУЛАСЬ. Проскальзывая с туманом в комнату сына, она загрызала нянек и, садясь у колыбели, гладила когтистой лапой пухлые щечки, впитывала сонное дыхание малыша до тех пор, пока он не начинал хрипеть. Тогда улыбаясь, она вдыхала в него свою зловонную суть. Та ворочалась в маленьком тельце, жила, разрастаясь, высасывая из ребёнка жизнь. Довольная стрига уходила, чтобы вернуться через месяц, когда на небе не будет луны.

Ребёнок сильный и бойкий, давно бодро сидящий, лупивший нянек и доброго домоуправа деревянной ложкой, вдруг стал слабеть. Сильные ручки ослабли. Он все больше лежал. Улыбка, рождавшая красивые ямочки на щеках, перестала появляться на посиневших губах. Умные чёрные глазки под пушистыми ресницами выцвели, стали блекло-серыми. В тонкой полоске шерсти на затылке пробилась седина. Тарон со страхом и болью в сердце видел, как гаснет его сын.

Он готов был сделать все, что угодно, лишь бы остановить это. Не найдя лучшего способа, Тарон стал вливать свою силу в ребёнка. Понемногу, боясь навредить. С облегчением в сердце отметил, что сыну стало лучше. По крайней мере, он теперь не только лежал, но и выбравшись из колыбели, пополз. Радость быстро сменила страх. Но была недолгой.

Только немного окрепший княжич стал поправляться, как через месяц все повторилось опять. Двух нянек нашли мертвыми, а ребёнок снова стал угасать. Пришлось заново вливать силу, причём гораздо большую, чем в прошлый раз.

Через месяц все тоже, только с большими вливаниями. И потерями. Тарон обессилил. Но стараясь поддержать жизнь сына, поначалу не замечал, как слабеет сам, но потом ощутил и противную дрожь в ногах, и из носа текло по утрам, едва он вставал с постели. Да что же это такое?

У двери княжича была выставлена охрана, а сам князь перебрался в покои сына. Тихая безлунная ночь обернулась четырьмя трупами у дверей, несколькими сбежавшими слугами и нескрываемым ужасом на лицах оставшихся. Как мог он, Тарон-Волк не услышать происходящего в комнате? Что за проклятье?

Стоп! Проклятье.

Высчитав по времени, что происходящее выпадало на единственную безлунную ночь, Тарон притаился в покоях сына. К охране в этот раз не прибегал и нянек всех выгнал. Впрочем, они были не против. Если раньше у селян считалось почетным служить в замке, то теперь в услужение к князю никто не рвался. И Тарон не осуждал тех, кто верил, что в замке поселилась нечисть. Как иронично! Местные упрямо уверовали в то, что сбывается проклятье, умершей в родах княгини.

Когда замок стих, а свечи заплыли воском и погасли, Тарон почувствовал, как по ногам потянуло холодом. Ребёнок заворочался, слабо застонав в своей кроватке. Волк ощутил присутствие чужого и страшного. Хотя казалось, что могло испугать оборотня? Полоска шерсти на затылке стала дыбом, и князь мимоволи ощерился, обнажая клыки и пытаясь сдержать рвущуюся на волю ипостась. Каменный пол застелился туманом, вязким, молочным. Тарон поёжился, увидев как из заклубившейся под налетевшим сквозняком дымки вышла ... его княгиня.

Глубоко вдохнув, расправила хрупкие плечи. Со свойственной ей грацией скользнула маленькими ступнями по толстому ковру и неслышно приблизилась к кроватке сына. Улыбнулась. Тарон собирался уже броситься обнимать потерянную любимую, но улыбка её внезапно сменилась оскалом, а прекрасное лицо превратилась в жуткую морду. Руки вытянулись чуть ли не до колен, а пальцы, удлинившись, ощерились когтями. Длинные волосы рваными космами повисли вокруг некогда стройной фигуры, а в скрючившейся спине прорезались, кожистые наросты, обросшие седыми перьями.

Это был кто угодно, но только не его жена. И это порождение ночи, протянуло свою костлявую хищную лапу к его сыну. Тарон метнулся вперед, на ходу меняя ипостась. Тварь резко обернулась, и уставилась на волка своими злобными горящими красным глазами. Клыки, вспоров воздух, громко клацнули ... в пустоте. Заклубившийся холодный туман рассеялся, оставив на ковре пару седых перьев.

Издевательский, леденящий кровь хохот эхом раскатился по комнате, разбудив ребёнка. Тот зашелся плачем и стал выгибаться дугой, когда Тарон взял его на руки. Успокоив ребенка, отец передал его нянькам. На сегодня дежурство было закончено — над полоской далёких холмов небо стало серым, обещая скорый рассвет. Князь ушёл в свои покои, полный тяжёлых мыслей. Каждый его шаг сопровождался все еще звучащим внутри хохотом.

Так вот, что они приготовили ему? Вот почему не пришли за ней. И Трувор не просчитался. О, этот подлец знал, что делал. Подсунув ему свою дочь, поставил перед немыслимым выбором. Либо умрёт ребёнок, либо он сам, отдав сыну силу. А Ловчие уж справятся с несмышленым мальчонкой, разделив между охотниками славную добычу.

Тарон как в бреду вспоминал те дни, когда метался, по дому, кляня себя за то, что был слишком самонадеян. За то, что хотел сделать Трувору больно, заставить его страдать, мучиться. Нужно было сразу перегрызть эту цыплячью шею. И все бы закончилось еще тогда. А сейчас он не может даже по-быстрому поменять ипостась. Слишком много сил уходит на сына. Тарон не успевал восстанавливаться. И хоть до следующего безлуния было ещё далеко, ребёнок поправлялся слишком медленно. Видимо то, что принесла ему в подарок его бывшая жена, губило дитя не по дням, а по часам.

Князь ругал себя за то, что сжег дурацкую книгу. Возможно, в ней он нашёл бы то, с чем имеет дело. Узнал бы как помочь и сыну и себе. Но поступив как самонадеянный дурак, он лишил себя даже такой призрачной надежды.

Сидя в кабинете и изводясь, князь внезапно вскочил и хлопнул себя по лбу:

Вот дубина!

Быстро засобиравшись, кое-как поменяв ипостась, выскочил за ворота и помчался в сторону северных холмов. Туда, где раскинулись несколько поселений целителей. Они помогут. Это не Ловчие. Они вытянут отраву из ребёнка, а с женушкой он как-нибудь разберется.

В первом же селении, до которого он добрался, Тарона встретила женщина. Запыхавшемуся князю, принявшему ещё на подходах человечье обличье, дали напиться. Глава селения усадила князя на почетное место и выслушала историю про ночные происшествия. На спокойном лице женщины не отразилось ничего, кроме понимания происходящего. А когда Тарон закончил рассказ и глядел на неё, ожидая ответа, та медленно встала и произнесла:

-Тебе нужно идти дальше, князь. Мы не чистокровные и все, что можем приобретено через учение и опыт, а не кровь. Нам дано лишь лечить раны, да готовить снадобья и травы для холмовиков. Иди дальше на север. У головы рода есть дочь. Она сильна, ведь искра была у неё с рождения, а переданная матерью сила сделала начало девочки ещё больше. Никто из нас не умеет того, что могут холмовики.

Только к вечеру сбив лапы в кровь, князь добрался до нужного места. Крики боли в сгущающихся сумерках и всеобщий хаос — вот, что Тарон застал в селении Холмовых целителей. И ещё кольцо высокого пламени посреди двора маленького замка головы рода...

Тарон растер виски. Пальцы слегка подрагивали, но ставленый мед сделал своё дело — головная боль понемногу улеглась, задремала, перестала нещадно давить. Тяжелым взглядом князь окинул долину. Огнецвет яркими кровавыми лужицами растекся по направлению к холмам. Он зацвел слишком поздно в этом году и, будто чувствуя, что его время скоро пройдёт, пах как никогда сильно и одуряюще.

Вея любила эти цветы. Большие, яркие. Но растения имели одно свойство: умирали сразу, стоило только сорвать. Тяжелые чашечки никли, а лепестки закрывались и чернели, начиная источать неприятный запах. Сколько раз он, пытаясь порадовать жену, врывался в её покои с букетом в зубах. Но даже его волчья быстрота не могла опередить время. Вея лишь презрительно поджимала красивые губы, глядя на его бесплодные попытки и старания.

О, Вея... Удивительно прекрасное создание. Слишком красива, слишком горда и... слишком опасной она оказалась на самом деле.

Но выход есть. Я нашёл его.Хоть и опоздал тогда в селение к холмовикам.

Почему-то Ловчим тоже понадобилась именно та девчонка, за помощью к которой он пришёл. Причём понадобилась так сильно, что не поленились применить силу и, отняв немало светлых жизней, пытались забрать дочь головы рода себе.

Что задумали эти ублюдки, Тарон узнал чуть позже. И не смотря на то, что опоздал тогда искренне радовался, что задумка Ловчих провалилась. Фокусируя внутреннюю суть, сосредотачиваясь до ломоты во всем теле, князь пытался отыскать след исчезнувшей девчонки. И каково же было его изумление, когда он нашел его, уводящим за барьер. Одному Яриле было известно, сколько сил он потратил на то, чтобы не только пробиться к ней, но и заставить вернуться. Впрочем, если бы не ее желание, вряд ли бы Тарон смог заставить целительницу. Теперь всеми своими слабеющими силами он пытается вести её по нужному пути. Она должна быть в замке до следующего безлуния. Иначе...

Впрочем, Ловчие тоже напали на след. Его жалких сил ещё пока хватает на защиту девчонки от охотников. Пока хватает. Но Трувор ушел живым из того леса. И что самое плохое, он придёт за целительницей снова.

Князь прекрасно понимал, что не может постоянно находиться рядом с ней и тратить так много времени и сил на нее. Ведь есть гораздо более важная задача сейчас — поддержание жизни сына. Но если он упустит момент и девчонка окажется в руках у Ловчих — его ребёнок умрёт.

В комнате было тихо. От этой тишины Тарону становилось страшно. Потому что в ней отчётливо было слышно надсадное дыхание и неровное биение маленького сердца. Бальд спал, раскинув ручки. Вспотевшие во сне волосы тёмными прядками прилипли к щеке. Стараясь не разбудить утомленного болезнью ребёнка, князь легко убрал их с лица и, положив ладонь на грудь сына, зажмурился. Отдавать силу было больно.