2. Последний аккорд

— Здорово, — искренне признал Ито. — Разрешение, как у полного стерео.

— Полное и есть, — девушка повернулась к доппельгангеру, подмигнула ему, помахала рукой и нахмурилась. — Всё-таки запаздывает чуть-чуть, да?

— Немного есть. Чёткость и контрастность выше всяких похвал, но отклик низковат.

— Ох, ладно, сильно мешать не будет. Па любит говорить: "Дарёному коню в зубы не смотрят". Хотя и было бы лучше, если бы он позволил мне самой выбрать модель.

— Впечатляет, — Ито протянул руку и коснулся пальцами фантома... не встретив сопротивления, они погрузились в женское плечо, кажущееся живым и плотным.

— Ой! — вскрикнула Элиса, и он рефлекторно отдёрнул руку. Девушка рассмеялась. — Видел бы ты своё лицо, самурай.

— Бесплотный, — пробормотал он смущённо, — как и положено привидению. Недешёвая игрушка.

— Па по карману.

— Студия — тоже его подарок?

— Нет, — она бросила на него пронзительный взгляд. — Студия — только моё достижение. Пять лет вела групповые занятия, пока не выплатила кредит на квартиру и "зеркала". Тогда от группы отказалась.

— Почему?

— Предпочитаю не распыляться. Я сама индивидуалистка, и подход люблю индивидуальный. А на пару дюжин кусочков себя разрывать — это мазохизм, выматывает страшно, — девушка поморщилась. — На таких, как ты, не разбогатеешь, но я, собственно, и не стремлюсь.

— И много у тебя... таких, как я?

Наверное, в голосе его проскользнули ревнивые нотки, поскольку Элиса фыркнула — весело и с иронией.

— Таких — ты один. Но постоянных учеников ещё четверо. На жизнь хватает, а большего мне сейчас и не надо. Ценю свободное творчество.

Ито снял лёгкие, плотно прилегающие к лицу очки, и перед ним осталась только одна Элиса. Трудно было удержаться, чтобы не ответить иронией на иронию.

— Жизнь в стиле фул-фри.

Она не обиделась; драгоценным бисером по студии рассыпался её смех.

— Хотелось бы! Но пока что приходится следовать расписанию.

Намёк Ито поймал на лету и, не ожидая понуканий, ушёл переодеваться.

* * *

Что в номере кто-то есть, Ито понял, когда уже прошёл через прихожую. Слабая, почти неуловимая смесь ощущений — чуть слышное дыхание, едва различимый запах... Агрессия? Нет, чувство опасности молчало. Похоже, его не поджидали в засаде, а просто ждали.

— Доброй ночи, — он переступил порог.

— Угу, — отозвались из темноты, — ночи.

Голос был Ито знаком.

— Деметра, свет.

Так и есть — в кресле у окна, предусмотрительно прикрытого жалюзи, расположилась громоздкая фигура Боба Марлоу. Глядя на него, Ито первым делом почувствовал укол совести, и тут же — прилив раздражения.

— При всём уважении, детектив, вы, кажется, взяли за правило приходить в этот номер без приглашения.

— Тот цербер, что приставлен к тебе... — Марлоу поморщился. — Предпочитаю, чтобы он не знал о моём визите. А ты, парень, чем нос воротить, лучше скажи спасибо — пока я здесь торчал, проверил номер. Жучков нет. Похоже, эта акула, Макфайтон, не считает нужным забивать себе голову, чем ты занимаешься по вечерам.

— Боб-сан, зачем вы здесь?

— По большому счёту... — мощная челюсть полицейского сделала движение, будто пыталась перемолоть нечто твёрдое и несъедобное. — Я сам толком не знаю, зачем пришёл. Наверное, просто хотел спросить, как у тебя дела. Как съёмки в рекламе? Как мастер-классы? Как в постели Элиса Берест?

— Вы следите за мной, — обвиняющий взгляд японца упёрся в Марлоу, тот пожал плечами:

— Совсем немножко. Поначалу я думал, что ты, парень, всё-таки решил идти до конца, и потому взялся присматривать за тобой. Боялся, влезешь сгоряча в неприятности. Но теперь вижу, что зря волновался.

Гигант медленно и грозно поднялся из кресла, запустил руку под мятую полу плаща и вытащил на свет пачку каких-то листов. Небрежным жестом он бросил их на стеклянный столик.

— Почитай на досуге. У меня больше нет дела, но есть вот это. Поверь, трахать собственные мозги — не менее занимательно, чем трахать русскую танцовщицу. Хотя второе, наверное, всё-таки приятнее.

Не говоря больше ни слова, он прошёл мимо Ито в прихожую, через несколько секунд там негромко хлопнула дверь. Лишь тогда Ито, наконец, выдохнул и пошевелился. Злость и обида одолевали его, и первым порывом было схватить со стола то, что принёс Марлоу, потом, не глядя, порвать и затолкать в утилизатор. Он ничем не обязан копу! Если уж кто-то кому-то и обязан, так это коп — ему!

Он порывисто сгрёб шуршащие листы, бросил на них раздражённый взгляд. Распечатки. Копии больничных карт. Незнакомые лица на маленьких, смазанных фотографиях, незнакомые имена, строчки сухой информации:

"Хэмфри Виллис, тридцать два года... Перелом шейки бедра. Сотрясение мозга. Гематомы...

Поступил 17 августа в 0:23. Отделение травматологии Керри Лейкс..."

"Ройс Дайкири, тридцать семь лет... Перелом ключицы. Трещины во втором и третьем рёбрах. Сотрясение мозга...

Поступил 24 августа в 0:40. Муниципальная больница на Меллон-стрит..."

"Кристофер Чень, двадцать восемь лет... Вывих плечевого сустава. Трещина в коленной чашечке. Разрыв связок предплечья...

Поступил 31 августа в 0:34. Хаверфилдский институт хирургии."

"Йежи Сторицкий, двадцать четыре года... Разрыв селезёнки. Двойной перелом голени. Перелом переносицы. Ушиб мозга. Кома...

Поступил 7 сентября в 0:46. Клиника "Сайнт Мэг..."

Четыре человека. Все оказались на больничных койках в ночь с четверга на пятницу. У всех травмы, характерные для избиения: гематомы, ссадины, переломы, разрывы связок и сотрясения.

Ито скрипнул зубами. Проклятый полицейский намекнул ему вполне недвусмысленно: "Эти травмы — на твоей совести". В этом городе каждую минуту кого-нибудь избивают, каждую минуту в городских клиниках зашивают порванную кожу, сращивают трещины в костях. Сделать такую подборку — несложный фокус... Но вот проблема — Марлоу жульничать ни к чему. С той ночи, когда Ито вышел на танцпол "Альтаира", прошло немногим больше месяца. Четыре весёлых ночи для Стаи, четыре "Последних аккорда", четыре пациента в травматологиях.

"Или ты думал, что они всё это время развлекались по четвергам игрой в го?"

Он снова просмотрел последнюю распечатку. Кома... Йежи Сторицкий третьи сутки лежит без сознания в отделении интенсивной терапии при клинике "Сайнт Мэг". Ушиб мозга, разрыв селезёнки... Парня чудом успели доставить на операционный стол. Если он очнётся... Если! Предсказание Марлоу сбылось — Стая перешла черту.

Но зачем это дело сыну погибшего на борцовской арене Токидзавы Дзёнсая? Что ему до города миллионов надежд и разочарований? Что до глупцов, из алчности ставящих на кон свою жизнь? В эту схватку он ввязался как наивный дурак, и после "Альтаира" следовало остановиться, но ему... так хотелось реванша!

Вот только сейчас всё стало иначе. Вместо тривиальной жажды мести — иное чувство, иная цель. Фри-дэнс. Элиса Берест, дочь русского эмигранта.

Грация кошки. Музыка во плоти. Каштановые волны на подушке...

Резким жестом Ито сгрёб со стола больничные карты и швырнул их в угол комнаты.

* * *

Изгиб брови, складка на лбу, губы — латинской "О"...

Положение плеч — напряжение и слабый наклон влево, правая нога чертит энергичный полукруг...

Полуприсед, прыжок на высоту подъёма стопы, с левой ноги — шаг вперёд...

Руки согнуть в локтях, теперь — поднять на уровень плеч, дальше — резко вверх...

И губы — сжать!..

— Знаю, что оно мне идёт, — Элиса рассмеялась, провела ладонями по складкам лёгкого голубого платья. — Ты тоже выглядишь неплохо, самурай.

Быстрый жест, сопроводивший её похвалу, Ито перевёл как "внушительно".

— А как насчёт остального? — забеспокоился он. — Я ведь ещё сказал...

— Знаю, — девушка шагнула к нему, обожгла щёку поцелуем. — Всё прочитала. Ты молодец.

— Делаю успехи?

— Конечно! Первые косолапые шаги младенца — на радость маме.

Посмотрев в его вытянувшееся лицо, девушка не удержалась — весело хихикнула.

— Что ты приуныл, чудак? Большая часть окружающих, в сравнении с тобой даже не ползает, а беспомощно барахтается на пелёнках.

— Тогда ты, должно быть, летаешь, словно птица.

— Ну, до полёта мне ещё самой учиться и учиться. Сейчас я всего лишь хожу, пусть и довольно быстро.

— Хочу тебя догнать.

Она прищурилась, демонстрируя весёлый интерес, потом сказала:

— Для этого ты сюда и приходишь, разве не так? Ладно, иди, переодевайся.

— Будем танцевать?

— Нет. Сегодня — только "общаться".

* * *

"Ты не можешь её обманывать! С какой бы целью ты ни пришёл в студию Элисы, сейчас всё изменилось! Она — больше не средство достижения цели, ты не имеешь права её использовать!"

"Скажи это Йежи Сторицкому, когда он выйдет из комы. И тому, кто попадёт на больничную койку в следующий четверг. И другому — неделей позже. И повтори через две, через три недели, через месяц".

"Будь проклят этот город, в котором честный полицейский не может справиться с преступлением! Но Элиса тут ни при чём! Она — прекрасная, добрая, любящая..."

"...сестра одного из костоломов Стаи. Одного из тех, кто превратил танцевальное искусство в изощрённый способ причинять боль".

Пытаясь охладить пылающий разум, Ито поднял жалюзи и прижался лбом к огромному стеклу. С улицы сквозь дымку поляризации пробивался свет ночного мегаполиса. Колоссальный каменный спрут разглядывал человека тысячами немигающих глаз. Казалось — в них тлеет вкрадчивый, хищный интерес: "Что будешь делать, чужак?"

Острое чувство дежа-вю. Восемь месяцев назад он точно так же стоял в переговорной "Фукиноши Корп" на семьдесят седьмом этаже возвышающегося над Киото небоскрёба компании. Смотрел на пылающий закат и сомневался. Но когда в комнату вошёл Акира Исузи, с колебаниями уже было покончено.

"Мне нужна ваша помощь, — сказал он невзрачному пожилому мужчине, одетому как обычный служащий или менеджер среднего звена, и увидел холодные огоньки в прищуренных глазах.

В тот раз мастер Акира решил проблему примерно за пятьдесят часов, оставшиеся семь месяцев ушли, в основном, на тренировки — мало было знать разгадку головоломки, к поединку с Белым Тигром пришлось набрать полноценные турнирные кондиции.

Ито не сомневался, что старик сумеет помочь и теперь. Но вот захочет ли он помогать? Вопрос на миллион йен, как любят говорить люди по эту сторону океана.

* * *

— Доброго вам дня, Акира-сан.

— Рад тебя видеть, Ито, сердечно рад.

В Киото был разгар рабочего дня, мастер сидел перед лабораторным вифоном и крутил в пальцах тонкий световой стилос. Немолодой психотехник умел слушать, и пока Ито говорил, Исузи молчал, ни разу не прервав юношу.

Клуб "Альтаир"... Макфайтон... Дэниэл Берест... Документы Марлоу...

— Я этого боялся, — подытожил мастер, когда Дзёнсай, наконец, выдохся и умолк. — Боялся, что дело окажется сложнее, чем пытался представить тот полицейский. Что ты потерпишь неудачу, но не захочешь с ней примириться.

— Вы тоже не примирились, Акира-сан.

Пожилой японец сверкнул взглядом из-под кустистых бровей и медленно кивнул.

— Верно. Я не примирился. Твой отец много лет был моим другом, я перестал бы себя уважать, если бы не помог его сыну. К тому же... ты знаешь. Дурная карма.

Ито знал. Тридцать лет назад Акира Исузи работал с Андреем Стекловым, русским учёным, придумавшим "симулятор дикаря". И годы спустя это изобретение погубило старшего Такидзаву. Акира-сан чувствовал вину за случившееся. Считал, что гибель друга — его наказание за участие в военных разработках.

— Я не хочу, чтобы ты этим занимался, Ито-кун.

— Мастер Акира, вы же знаете...

— Не хотел с самого начала, но поддался слабости и не стал тебя разубеждать. Ошибся.

Ито подавленно молчал, проглатывая рвущиеся из самого сердца возражения: "Нет, нет, вы не ошиблись, Акира-сан! И даже я — не ошибся! Проиграл лишь потому, что положился на чужой план, вместо того, чтобы составить собственный!"

— Умение принять своё поражение — великая благодетель, мальчик. Когда мы расстались, в тебе говорило сочувствие, но что говорит сейчас? Боюсь, это гордость. Такидзава не умел проигрывать и погиб. Заставить тебя отступить не в моей власти, но участвовать — больше не стану. Даже в память о Такидзаве.

От слов старика глотка будто окаменела, а воздух сгустился, превратившись в комья безвкусного студня. Конечно, он ожидал отказа, но в глубине-то души надеялся...

— Дело уже не во мне, — кривя губы, выдавил Ито. — Вы правы — поначалу я хотел свести с ними счёты, но сейчас предпочёл бы просто всё бросить, оставить как есть.

— Для тебя это лучшее решение, Ито-кун.

— Для меня — быть может. Но что со Стаей и теми людьми, которых они калечат?

— Ты же знаешь, это выбор самих людей. Если Стая заигралась — что ж, скоро власти займутся ею всерьёз. Ты честно попытался помочь детективу Марлоу, но он не сумел с толком распорядиться твоей помощью. Пойми, тебя разыгрывают сейчас, будто шахматную партию: то полицейский с тобой играет, то Макфайтон, то твоё же собственное самолюбие. Лучшее, что можно сделать — это выйти из чужой игры.

Ито помолчал, спросил неуверенно:

— Вы не поможете?

— Прости, мальчик. Нет.

— Жаль.

Он не знал, что ещё сказать, а старик будто чего-то ждал. Внезапно нахлынула злость — как недавно, при встрече с Марлоу.

— У меня был выбор, пока я ещё не влез в дело со Стаей. Сейчас выбора нет: если погибнут люди, всегда буду помнить, что мог этому помешать.

— Мотивация для героя, — лицо Акиры Исузи стало по-буддийски бесстрастным. — Ты рассуждаешь, как какой-нибудь человек-кузнечик из западной манги: "Я могу это сделать, значит должен!" Мальчик, если хочешь спасать людей — иди работать в полицию, в пожарную службу, стань волонтёром в клинике для наркоманов. Помогай тем, кто действительно этого достоин.

— Подумаю над вашими словами, Акира-сан, когда закончу здесь.

— Не понимаешь, — Исузи покачал головой. — А ведь я месяц назад уже говорил: это сегодня твои "танцоры" вне закона, но стоит им привлечь внимание больших дельцов вроде Альберта Макфайтона — и только вопрос времени, когда подпольное развлечение превратится в еженедельное стереошоу.

— Мастер... Вы же не хотите, чтобы так случилось.

— От моего хотения мало что зависит. Это случится — не сегодня, так завтра.

— Завтра — лучше, чем сегодня. Если остановить всё сейчас, можно отложить такое шоу на годы. Может и навсегда.

Молчал Исузи долго; под его холодным взглядом Ито было неуютно, хотелось попрощаться и выключить вифон — всё равно ведь ясно, что разговор ни к чему не ведёт. Когда желание уже стало невыносимым, старик разлепил сухие тонкие губы:

— Хочешь дать миру время, чтобы одуматься? Мальчик, комплекс мессии — это даже хуже, чем уязвлённая гордость. Это гордыня.

— А если не гордыня, мастер? Если неравнодушие?

— Неравнодушие... — Исузи вдруг усмехнулся. — Что ж, Ито-кун, посмотрим.