Лаэр-Данвед

— Когда мы вернулись... — Морфион запнулся, и Келегорм успел представить себе, что тот увидел, войдя в город, ещё не остывший после резни. — Я нашёл жену и сына... на берегу, куда Уинен выносила тела для погребения. Они защищали корабль... Его корабль. Я спросил у тэлери: кто захватил "Нимрофел"? И мне назвали твоё имя.

"Нимрофел"... Келегорм не знал, как звался корабль, на который они пробрались в темноте, забросив верёвки с крючьями на высокий борт. Все тэлерийские ладьи напоминали лебедей — такие же белые и изящные, с крутой грудью и длинным изогнутым форштевнем, который обычно и венчали резной лебединой головой. Но тот корабль особенно походил на птицу — его косые паруса раскрывались на ветру, как большие сильные крылья. Это они заметили уже потом, когда обрубили канаты и двинулись морем в сторону Арамана. Отец тогда похвалил Келегорма — добытый им корабль оказался действительно быстроходным и легко слушался руля...

Из памяти ничего не вычеркнуть. Келегорм не мог забыть, как они бились с защитниками корабля, но запретил себе возвращаться мыслями в тот день. Отбросил, отсёк, как привязной канат, в надежде, что течение лет унесёт груз воспоминаний прочь, — но течение оказалось кружным и раз за разом прибивало прошлое к берегам настоящего...

...Была ли там женщина — среди мечущихся по палубе длинноволосых теней? Среди крови и свиста стрел, среди криков тонущих и умирающих под мечами? Мог ли он отличить её от прочих в темноте, ещё обманчивой для глаз, привыкших к вечному сиянию Деревьев?..

— Я всё-таки пошёл в Эндорэ. — Морфион прислонился к столбу; свет, падающий из дверей конюшни, лежал на его лице бледным пятном. — Через льды, с дружиной Аэгнора — за местью, а не за славой. Когда мы встали на берегах Митрима, я думал, что близок к цели. Смотрел в сторону вашего лагеря и мечтал о том, как встречу тебя на поле боя. Но наши вожди решили иначе. Фингон призвал нас к миру, Финрод запретил мстить. Мне осталось только ждать и верить, что судьба однажды сведёт нас лицом к лицу. Так и случилось.

— Зачем же ты ждал так долго? — тихо спросил Келегорм. — После ледового похода путь в Аглон едва ли был труден для тебя.

Он был безоружен, если не считать Ангриста на поясе. В Минас-Тирит все старались держать оружие при себе, помня о постоянной угрозе с севера и востока. Келегорм тоже привык быть начеку и редко расставался с кинжалом, но опоясываться мечом, отправляясь на конюшню, — до такого он ещё не дошёл.

Морфион был при мече, но не прикоснулся к нему. Только скрестил руки на груди.

— Аэгнор взял с меня клятву, что я не стану искать встречи с тобой и не вызову тебя на поединок. Он умер, но моя клятва жива. Ты можешь не бояться меня, лорд Келегорм, — Льдисто-серые глаза презрительно сузились. — Правда, мне говорили, что сыновья Феанора ничего не боятся, но я не верю в это. Только трусы нападают скрытно и убивают женщин.

Это тоже было предсказуемо — вздорное, но не позволяющее смолчать оскорбление. Келегорм ожидал чего-то подобного, и только поэтому сдержался. Тихо выдохнул, разжал кулаки и проговорил почти обычным голосом:

— Где и когда ты хочешь испытать мою отвагу, Морфион из Альквалондэ?

Он был уверен, что у того уже готов ответ, и опять не ошибся.

— На восточном берегу, в полутора лигах ниже по течению, есть коса, — не задумываясь, ответил Морфион. — Небольшая, но места хватит. Я буду там на рассвете.

— Я приду. — Келегорм повернулся к нему спиной и принялся гладить фыркающего, ластящегося коня. Услышал, как прошелестели шаги по усыпанному соломой полу и скрипнула приотворённая дверь, — но не оглянулся.

~ ~ ~

Когда Келегорм взошёл на косу, Морфион уже ждал его там. Место действительно было подходящим: по летней жаре Сирион слегка обмелел — и песчаный клин, заросший осокой, подсох и расширился, так что двум пешим бойцам было где развернуться, не замочив ног. Берег изгибался здесь дугой, а по берегу тянулся сосновый лесок, закрывая всё, что происходило на косе, от глаз обитателей Минас-Тирита.

Поединки между нолдор были очень редки. Среди изгнанников хватало и гордецов, и смутьянов, и не раз бывало так, что чья-то обида, помноженная на долгую память, вырастала потом в непримиримую вражду. Но чтобы дело дошло до крови — такое случалось лишь в первые солнечные годы, когда потомки Финвэ только что примирились на берегах Эндорэ. Не все были готовы простить сожжение кораблей, не все желали покончить с междоусобицей. Правда, Фингон и Финрод как-то сумели удержать своих воинов от попыток решить дело сталью, но вот в дружине Тургона многие хотели отплатить за смерть леди Эленвэ, и между ними и феанорингами часто вспыхивали ссоры. Смертельных исходов, правда, не было — или Келегорм о таком не слышал. В конце концов Тургон увёл войско в Невраст, и стычки прекратились.

Но Морфион — другое дело. Он слишком долго лелеял свою ненависть, и нечего было надеяться, что схватка и небольшое кровопускание остудят его жажду мести. Он будет драться насмерть. И это было досадно, потому что убивать его Келегорму не хотелось, а дать ему убить себя было бы слишком глупо.

О, нет, он не был первым мечом Белерианда. Первым оставался Маэдрос, несмотря на его увечье. Келегорм был пятым — после старшего брата, Фингона, Аластарэ и, как ни обидно, молодого Эрейниона. Впрочем, сын Фингона как раз учился у Маэдроса и учился усерднее, чем Келегорм в своё время, так что пришлось, скрепя сердце, признать его превосходство.

В любом случае, среди нолдор только четыре воина могли победить его наверняка, и ещё один или два — если удача будет на их стороне. Для Морфиона в этом списке не было места.

Завидев Келегорма, нолдо не стал тратить времени на приветствия и молча пошёл навстречу, на ходу обнажая оружие. У него был обычный прямой меч — такой же, как у противника, разве что покороче. Келегорм, чьё первое имя недаром означало "сильный", всегда предпочитал длинные и тяжёлые клинки.

— Не желаешь заменить оружие? — вскользь бросил Келегорм, становясь против него. Он уже смирился с тем, что ему придётся убить упрямого мстителя, но хотел, чтобы схватка была по возможности честной.

Не отвечая, Морфион изготовился к бою. Келегорм пожал плечами и тоже поднял меч. Солнце обвело золотом встающие вдалеке вершины Криссаэгрим, но в ущелье по-прежнему лежала тень, и воздух был свеж, как родниковая вода. Прохладный речной ветер ерошил волосы бойцов.

Морфион первым сдвинулся с места. Едва приминая ногами песок, он скользнул вбок, обходя противника по дуге. Он не спешил нападать, и Келегорм приободрился. Больше всего он опасался, что нолдо, охваченный жаждой мести, очертя голову бросится в атаку — тогда у Келегорма не осталось бы выхода, кроме как нанести смертельный удар. Но осторожность Морфиона позволяла надеяться, что его удастся остановить, не убивая.

Сероволосый ударил первым. Келегорм легко сбил его удар, тут же повёл клинок дальше — Морфион отшагнул из-под атаки. Ещё и ещё — они закружили по косе, разбрасывая песок; сын Феанора наседал, его противник только ускользал и отводил удары.

На пятой или шестой связке Келегорм понял, что недооценил его. Морфион не спешил отвечать на выпады, но и достать его было невозможно. Он уступал Келегорму в силе, но расходовал себя так скупо и точно, что Феаноринг первым сбавил скорость. Со стороны это, должно быть, выглядело забавно: он гонял Морфиона кругами, осыпая его ударами слева и справа, в голову и в живот, но с тем же успехом мог рубить воздух.

Он ещё не сбил дыхания — но отскочил и остановился, чувствуя, что уже не управляет ходом схватки. Морфион позволил ему краткую передышку, а потом атаковал сам.

Он был лучше Эрейниона. Возможно, даже лучше Аластарэ; но сейчас Келегорму было не до точных оценок. Та же быстрота, выверенная точность каждого движения, что делала Морфиона неуязвимым для нападения, теперь обратилась на противника. Нолдо не разменивался на обманные удары и хитрости — он нападал прямо, стремительно и неутомимо, не оставляя ни малейшей лазейки для ответного хода, и Келегорм всё никак не мог перебить этот каскад выпадов, переломить течение боя в свою пользу. Теперь пришёл его черёд пятиться и ускользать. Он тоже был хорош в обороне, Морфион не мог его достать — и снова началось бесплодное кружение по истоптанному песку, пока после очередного выпада они не остановились, столкнувшись меч в меч.

— Немного труднее, чем резать корабелов? — тихо спросил Морфион, глядя на него поверх сцеплённых клинков.

Келегорм ударил его коленом, но не попал — Морфион угадал его движение и отскочил в сторону, закрываясь. Феаноринг в бешенстве ринулся на него. Он уже давно забыл о своём намерении щадить противника. Вкус поражения тягуч и горек, и Келегорм был сыт по горло этой горечью — за прошлый и особенно за нынешний год. Ему нужна была победа. Как угодно. Над кем угодно. И он бросился в ту самую слепую и самоубийственную атаку, которой ожидал от Морфиона в начале схватки...

Всё же чутьё мечника не до конца изменило ему. Когда после трёх отбитых ударов его меч провалился в пустоту, Келегорм, уже теряя равновесие, сумел уклониться от летящего сбоку клинка — но уклонился неловко, упал на колено. Следующий удар выбил у него меч. От третьего он ушёл, перекатившись вслед за отлетевшим оружием; лёжа, цапнул рукой песок...

За миг до того, как его пальцы сжались на рукояти, Морфион наступил на упавший меч.

Келегорм ничего не успел — клинок противника уже смотрел ему в грудь. Морфиону достаточно было выпрямить руку, чтобы пригвоздить его к земле. Непонятно было, почему он ещё не сделал этого.

— Напрасно остановился, — сказал Келегорм. Нерастраченная ярость скрипела на зубах вместе с песком. — Будет труднее.

Остриё меча находилось в нескольких дюймах от его сердца. Клинок покачивался — державшая его рука чуть-чуть дрожала, и не тяжесть оружия была тому причиной.

— Давай, — Келегорм заставил себя смотреть не на меч и не на руку, а в лицо Морфиону. — Ты же хотел этого. Ты об этом мечтал, разве нет?

Нолдо перехватил рукоять обеими руками, но всё медлил вонзить меч. Его губы едва заметно шевелились, повторяя... что? Молитву? Имена Валар или... другие имена?

Он ударит, понял Келегорм. Сейчас соберётся с духом и ударит. Глупее не придумаешь...

— Как их звали? — спросил он, не отводя взгляда — больше он ничем не мог досадить врагу. — Твою жену и сына? Я должен знать, кому передать поклон от тебя, когда приду в Чертоги.

Морфион закусил губы и начал отводить клинок для удара, но внезапный плеск заставил его обернуться. Что-то большое и белое плюхнулось на мелководье, срезая путь от берега до косы. Прежде чем Морфион опомнился, огромный пёс вырвался из воды, подняв фонтан брызг, и прыгнул на того, кто посмел угрожать его хозяину.

Нолдо не успел перехватить меч в защитную позицию. Хуан тоже не пустил в ход клыки — только ударил эльфа грудью, но вес огромного пса и скорость прыжка были таковы, что Морфиона отбросило на несколько шагов и перекатило по песку. Его меч отлетел к воде.

Вскочив на ноги, Келегорм увидел уже знакомую картину: лежащего эльфа и нависшего над ним пса. Тяжёлые лапы Хуана упирались в грудь Морфиона, прижимая его к земле, а тот, оглушённый падением, даже не пытался вырваться.

Келегорм подобрал свой меч и подошёл к поверженному противнику. Морфион молчал. В его пегие волосы набился песок, на щеке кровоточила царапина от осоки. Только глаза горели прежней холодной ненавистью — и этот холод, это отсутствие страха не давали Келегорму ощутить себя победителем.

Он опустил меч, почти касаясь остриём лица Морфиона. Он сам не мог понять, зачем делает это, — но ему неудержимо хотелось увидеть, как в ледяных глазах погаснет презрительный огонёк, как испуганно и глупо закатятся они к переносице, пытаясь разглядеть нацеленную в упор смерть.

Но Морфион смотрел в небо. Как будто Феаноринг был прозрачным — или его вообще не существовало на свете. Или он не стоил того, чтобы на него смотреть.

А Хуан вдруг ощерил клыки, рыкнул и подался вперёд, оттесняя хозяина от лежащего эльфа.

Келегорм невольно сделал шаг назад, опуская клинок. Он никогда не видел Хуана таким. Шерсть на загривке пса поднялась, как щетина вепря, по спине пробегала дрожь, уши прижались. Хуан поскуливал, но в глубине его горла клокотало сдавленное рычание, словно он грозил и умолял одновременно. Взгляд пса выражал что-то вроде тихой паники. Но Келегорм вдруг понял, что если он попытается снова занести меч...

...то Хуан вцепится ему в руку. Хуан. Щенок, которого эта рука приняла и вскормила. Которого она касалась только с лаской и заботой, и никогда — со злобой.

Пёс снова заскулил — глухо и отчаянно, без слов прося не заставлять его предавать эту руку.

Келегорм отступил ещё на шаг и с силой вогнал меч в песок.

Морфион перекатился и сел. Хуан стоял между поединщиками, чуть пригнувшись на расставленных лапах, кося глазом то на одного, то на другого. Сероволосый скривил губы.

— Где ты был, когда он угонял корабли? — пробормотал он с искренним сожалением, глядя на пса.

Келегорм промолчал. Он помнил, как долго искал Хуана после боя — и как пёс наотрез отказывался взойти по сходням, хотя кровь была давно смыта с палубы. Только окрик и приказ заставили его подчиниться и вступить за хозяином на корабль.

Морфион отошёл к воде и поднял свой меч. Хмуро вложил его в ножны. Келегорм, помедлив, сделал то же самое.

— Знаешь, что хуже всего? — не оборачиваясь, проговорил Морфион. — Если бы вы действительно совершили то, за чем рвались сюда... если бы корабль моего сына помог вам настигнуть и покарать того, кто отнял у нас Деревья... Я мог бы, наверное... не простить, но хотя бы понять... А так... Ты, Феаноринг, — ты хоть сам понимаешь, зачем крал и убивал? Чтобы твой отец не морозил ноги во льдах Хэлкараксэ? Или...

Он не договорил. Ожесточённо тряхнул головой и пошёл на берег.

Глядя ему вслед, Келегорм сплюнул набившийся в рот песок.

На зубах всё равно скрипело.

~ ~ ~

Он уже выводил Имирина из конюшни, когда к нему подошёл Ородрет.

— Мне сообщили, что ты хочешь уехать. — Наместник Минас-Тирита бросил взгляд на осёдланного коня.

— Они ошиблись. Я не хочу уехать, я просто уезжаю.

— Разве ты не собирался ждать осени? Как же ваш уговор с Финродом?

Келегорм качнул головой.

— Передай ему мою благодарность. И скажи, что я помню всё, что он сказал тогда... но, похоже, он переоценил мою усидчивость и благоразумие.

Он шагнул в сторону ворот, но Ородрет заступил ему дорогу.

— Что бы ни случилось у вас с Хэссолвеном — не стоит действовать сгоряча, — негромко сказал он. — Гнев — плохой советчик, а оскорблённая гордость — скверный проводник.

Келегорм резко остановился.

— Так ты всё знал? Что его семья погибла в Гавани и он ищет мести?

— Только то, что у него зуб на феанорингов. А это среди арфингов, сам понимаешь, не редкость. — Ородрет поморщился. — Моя вина. Я должен был лучше знать своих людей, но Хэссолвен у меня недавно. Он служил Аэгнору...