Пламя во тьме (полный текст)

Но вот Мирри перестала петь и устремила на Дени суровый пронзительный взгляд, совершенно ей не свойственный. В этот краткий миг все стихло, ни единого звука не нарушало леденящее безмолвие. Сердце принцессы застыло в груди, от волнения она не шевелилась и почти не дышала. Мэйга же спокойно извлекла из-за пояса маленький бронзовый нож.

— Только смертью можно купить жизнь, — провозгласила она, а затем вскинула клинок и резким движением перерезала себе горло. Алые брызги упали на угли, и тотчас сверкнула вспышка: ритуал породил ярчайшее, поистине адское пламя. Оно с ревом вырвалось из жаровни, мгновенно охватив пространство храма яростным пожаром. Принцесса с драконьими яйцами оказалась в самом сердце огненного пекла. Одежда на ней горела, но боли не было, а было лишь приятное гудящее тепло во всем теле. Голова девушки вскружилась, и сквозь нарастающий рокот в ушах певучий голос Мирри возвестил:

'Дитя бури, матерь троих, матерь драконов'.

В сиянии пламени Дени увидела, как расходится драгоценная скорлупа, услышала треск, а затем — ликующий крик новорожденных драконов. Это мгновение стало итогом всех ее неполных восемнадцати лет, и вместе с тем началом новой, совершенно иной жизни.

Первым вылупился черный дракончик, затем от скорлупы освободился золотой, за ним последний, зеленый. Пронзительно щебеча, они потянулись к Дэйнерис — три драгоценности, три изумительных хрупких чуда. Девушка бережно подхватила их на руки — они явились на свет настолько крошечными, что это не составило труда. Раздумывать о случившемся было некогда: она хотела покинуть храм как можно скорее, поскольку пылающая кровля могла обрушиться в любую минуту. Нежно прижимая дракончиков к груди, Дени поспешила к охваченному огнем выходу. Она еще не заметила, что краска на ее волосах сгорела, и волнистые пряди снова сияли валирийской незапятнанной белизной.

А снаружи, меж тем, закипала настоящая бойня: отряд дотракийцев ворвался в Лхазош, неся разрушение и смерть. Всюду звучали крики и ржание лошадей, первая кровь уже смешалась с дождевой водой, окрасив лужи красным. Когда храм на площади вспыхнул, и дотракийцы, и лхазаряне отпрянули от него, равно страшась ужасного жара. А затем случилось нечто, что заставило захватчиков забыть о сражении: на крыльце горящего здания, среди бушующих языков пламени, появилась прекрасная беловолосая госпожа. Дэйнерис замерла на верхней ступени, не решаясь сделать следующий шаг, ибо огонь был единственной защитой для нее и ее новорожденных детей.

Но страхи девушки оказались напрасны. Узрев великое чудо, пораженные всадники бросили оружие и преклонили колени перед юной Матерью Драконов.

Так у принцессы появились первые подданные, а также прозвище "кхалиси", которым ее наградила ехидная Дорея. С той поры минули многие месяцы, и большинство из полусотни дотракийцев, последовавших за Дени, погибли — но прозвище осталось, служа напоминанием обо всем, что ей довелось пережить в Лхазарине.

* * *

Джорах Мормонт и Дэйнерис сидели вдвоем у костра в военном лагере, отдыхая после долгого дневного пути. Королева, желая разнообразить скудный походный ужин, жарила над огнем кусочек хлеба — она безбоязненно держала его голой рукой.

— Боги, кхалиси, — проговорил рыцарь, — мне каждый раз не по себе, когда вы так делаете.

— Странно, что вы до сих пор не привыкли, — хмыкнула Дени, — я зовусь Неопалимой уже почти половину года.

Закончив жарить, девушка с большим аппетитом откусила еще дымящийся хлеб. Джорах наблюдал за ней с безрадостным выражением, и когда она доела, угрюмо заметил:

— После появления драконов вы очень сильно изменились. Зачастую вы поступаете слишком жестко, возможно, даже жестоко. В пору нашего знакомства в Пентосе я никогда бы не подумал, что вы способны сжечь человека заживо.

— Все, чтобы выжить, — ответила та спокойно. — Очевидно, Визерис представлял для нас угрозу. Он был моим соперником в борьбе за Железный Трон, и как мужчина, имел больше прав на престол. Рано или поздно у него появились бы новые союзники. Я просто защищала себя и своих детей.

— А мерзкого темного колдуна вы тоже здесь держите для защиты?

От этих слов Матерь Драконов мгновенно вспылила.

— Во-первых, не смейте называть его колдуном, — резко отчеканила она, — во-вторых — какого Иного каждая наша беседа теперь сводится к Рейстлину? Я уже говорила, он остается с нами — и больше здесь нечего обсуждать.

— Неужели вас совсем не беспокоят его мотивы? — хмуро вопросил рыцарь, глядя на девушку исподлобья. — Вам нисколько не отвратительно, что это чудовище жаждет наложить на вас свои грязные лапы?

Темные глаза королевы сверкнули ледяным гневом.

— Если это ревность, Мормонт, вы ревнуете совершенно напрасно — все равно у вас нет ни малейших шансов меня обаять, — бросила она язвительно, — а подобное поведение делает вас еще более несносным. По правде, в последнее время с вами настолько смертельно скучно, что прямо сейчас я предпочту пойти спать. Приятного вечера.

Она решительно поднялась, прошуршав плащом, и быстрым шагом удалилась к своему шатру. Проводив ее долгим скорбным взором, рыцарь остался один у догорающего костра. Он чувствовал себя совершенно разбитым, униженным, но вместе с тем его тревога за Дэйнерис только усилилась. Худшие опасения Джораха находили все больше подтверждений: влияние черного мага на королеву возрастало день ото дня, он явно стремился ею манипулировать. Что бы там ни значилось в планах у жуткого колдуна, это наверняка не сулило Матери Драконов ничего хорошего.

А ночью Мормонту пригрезился кошмар — отчетливый, как явь, и оттого невыразимо жуткий.

В своем кошмаре рыцарь брел по сумрачным Красным Пустошам. Он отчаянно спешил отыскать королеву — если он не успеет, с ней неминуемо случится нечто ужасное. После долгих поисков, истощивших его силы, он узрел принцессу перед собой. Дени была нагой, как при рождении своих детей, со следами золы на коже и распущенными белыми волосами. Она сидела на камне, скрестив ноги, на руках у нее спали крошечные драконы. Воспрянув духом, рыцарь ее окликнул:

— Кхалиси, я здесь! Я иду за вами!

Единственным ответом Джораху стала могильная тишина. Принцесса ничего не слышала, ее глаза смотрели сквозь него безо всякого выражения. Рыцарь с содроганием сознал, что опоздал: за спиной у Дэйнерис бесшумно соткался черный силуэт. Его лицо скрывал капюшон, с подбородка на песок сочилась кровь, золотые руки покоились на обнаженных плечах девушки. Своим прикосновением поганый колдун вытягивал из Дени жизненные силы.

— Она моя, рыцарь, — разнесся омерзительный сиплый шепот. — Она моя во веки веков.

Джорах очнулся от кошмара во тьме своей палатки, в холодном поту, и боле уже не мог заснуть. Удушливый страх одолевал его, страх не за себя, но за возлюбленную Дэйнерис. Всем своим нутром он ощутил, что должен избавиться от ужасного черного мага во что бы то ни стало.

Однако как исполнить это намерение, пока оставалось загадкой.

Примечание к части

Песня — 'Tristania — Hatered Grows'.

Неплохой арт с рождением драконов.

https://pp.vk.me/c626227/v626227118/1fba9/_jfdd68dw50.jpg

Глава 5. О покорении Юнкая и о планах по завоеванию Миэрина.

'Зло неистребимо. Никакой человек не способен уменьшить его количество в мире. Он может несколько улучшить свою собственную судьбу, но всегда за счёт ухудшения судьбы других'.

Около полуночи королева Дэйнерис Таргариен принимала ванную в своем шатре.

Девушка ленно возлежала в округлой металлической купальне, прислонившись спиной к бортику и устало смежив глаза. На ее черных ресницах, прекрасно оттеняющих лилейное лицо и белоснежные волосы, сверкали драгоценные капли влаги. Трепетные огоньки свечей у изголовья разливали в полумраке золотистое сияние, в теплом воздухе, напоенном ароматами можжевельника и лаванды, клубились прихотливые завихрения пара. Неопалимая Дэйнерис наслаждалась омовением в кипятке, который не стерпела бы рука обычного человека.

Пожалуй, ныне королеве стоило бы отвлечься от дел насущных, ибо час отдохновения краток. Однако недавнее воспоминание мешало ей расслабиться, ибо пробуждало нешуточный гнев. 'Гореть вам всем в седьмом пекле, ублюдки', — отчетливо подумала она про себя и глубоко вздохнула, чая с выдохом освободиться от тяготы. Столь сильна была злость Бурерожденной, что воздух из груди представился ей потоком опаляющего пламени.

Сутки назад армия Дэйнерис разбила лагерь на подступах к Юнкаю. Как выяснилось, Мудрые Господа — старейшины-работорговцы города — привлекли для защиты своих владений Младших Сынов. То был наемный отряд числом в две тысячи вольных всадников, опытных и закаленных в боях. Теперь они, в соединении с наспех созванным ополчением, готовились дать королеве отпор. Та не сомневалась, что победит: наемников слишком мало, а жители Юнкая едва ли способны сражаться. Безупречные превосходили врага умением и числом, они готовы были ринуться в атаку по первому слову Лунной Госпожи.

Но, невзирая на явное преимущество, Дэйнерис решила еще более упрочить свое положение. Она устроила встречу с капитанами Младших Сынов, желая их перекупить, однако те не восприняли женщину-правительницу всерьез. Наемники вели себя отвратно: сквернословили, паясничали, отпускали в адрес королевы похабные шутки. Непрестанно зубоскаля, они затребовали за разрыв с Юнкаем абсурдно высокую цену. В ответ Дэйнерис провозгласила, что начнет осаду через три дня, а если к тому моменту они не изменят мнение, их поганые головы полетят с плеч.

Впрочем, объявленный срок наступления был военной хитростью. Атаковать королева собиралась на вторую ночь, дабы застигнуть врага врасплох. Лежа в горячей ванной, она предвкушала скорую смерть кичливого отребья. Она не скормит их своим драконам, о нет. Столь грязное и грубое мясо, пропитанное ядом неумеренных возлияний и заразой от порочных связей, не стоит давать детям.

Но вдруг раздумья Матери Драконов нарушил отчетливый шорох в ночной тиши. Она тотчас распахнула глаза и с неприятным изумлением обнаружила в своем шатре визитера. Гость этот был не званым и уж точно не желанным. Дэйнерис знала, кто он такой — Даарио Нахарис, один из лидеров Младших Сынов, привлек ее внимание еще во время встречи.

Мужчина этот никак, никоим образом не мог не врезаться в память. На его смуглом лице, горбоносом, с красивыми, но диковатыми чертами опасно сверкали пронзительно-синие глаза. Согласно тирошийскому обычаю, концы смоляных волос ниже лопаток были окрашены в цвет индиго. Наемник собирал их в хвост, скрепленный на макушке золотым кольцом, в его ушах тоже мерцало золото, как и на рукоятях клинков в виде нагих женских фигур. Даарио носил легкий черный доспех, двигался с хищной грацией сумеречного кота и сложение имел под стать, худощавое и гибкое. К цели он умел подбираться мастерски и сейчас, миновав охрану Безупречных, пробрался в шатер Дэйнерис.

Нахарис явился не в одиночестве: с собой он прихватил плененную Миссандею. Ее рот был стянут тряпицей, а возле горла в опасной близости поблескивал стилет.

— Тихо, Ваша Милость, — прошептал наемник королеве, — не вздумайте кричать. Вы же не хотите, чтобы ваша подружка погибла?

Его голос, по-тирошийски раскатистый, звучал с почти утешающей мягкостью. Немая Миссандея смотрела на Дэйнерис с отчаянным ужасом в огромных янтарных глазах, точно олененок, попавшийся в капкан. Кхалиси сидела по шею в воде, нагая и безоружная, пред лицом одного из опаснейших убийц Эссоса. Уму непостижимо, сколь сильна была ее воля, ибо внешне она сохранила полное спокойствие. Матерь Драконов невозмутимо проговорила:

— Очевидно, если бы вы хотели меня убить, то уже убили бы, а если бы я решила закричать, заложница меня бы не остановила. Давайте покончим с этим бессмысленным балаганом. Отпустите Миссандею, покиньте шатер и подождите меня снаружи. Когда я выйду, мы обсудим дело, которое вас сюда привело.

После ее речи Даарио чуть помедлил, а затем красивым взмахом стилета перерезал путы Миссандеи. Переводчица просеменила к королеве и застыла рядом с ней, всем своим видом являя полнейшую беспомощность. Наемник же, вполне довольный своим верховенством, объявил с нагловатой ухмылкой:

— Боюсь, мое дело не терпит отлагательств. Я принес для вас подарок и хочу его вручить, пока он не испортился.

С этими словами он снял с плеча полотняный мешок, расцвеченный багровыми пятнами, и вытряхнул наземь его содержимое. Оттуда со стуком выпали две отрезанные человеческие головы с выкаченными глазами. Принадлежали они капитанам наемников, которые не далее, как несколько часов назад насмехались над королевой. Из перерубленных шей еще сочилась кровь, пропитывая белые храккаровые шкуры на полу. Густой железный запах неприятно смешался с ароматами эфирных масел.

От такого зрелища бедняжку Миссандею едва не вырвало, она панически съежилась, закрыв лицо руками. Дэйнерис же, чуть сузив темные глаза, задала вполне резонный вопрос:

— Что все это значит?

— При встрече вы произвели на меня приятное впечатление, и я решил немного вас порадовать, — лукаво улыбнулся Даарио, — надеюсь, что не прогадал. Обычно королям и королевам нравится, когда умирают их враги.

— А вы, стало быть, уже не мой враг.

— Именно так. По правде, у нас с товарищами, — он кивнул на отрезанные головы, — возникли небольшие разногласия. Они хотели, чтобы я убил вас, а я считал, что лучше с вами договориться. Как видите, придти к пониманию нам так и не удалось, и теперь я единственный капитан Младших Сынов. Заключите со мной контракт, и я и дальше буду вас радовать подобными подарками.

— Почему бы и нет? Я найму вас, если мы сойдемся в цене, — ответила Дэйнерис хладнокровно, — но прямо сейчас я по-прежнему настаиваю, чтобы вы покинули мой шатер.

Нахарис не сдвинулся с места. Его хищная улыбка стала шире, он заявил проникновенным полушепотом:

— В этом мире я ищу красоту и сражаюсь ради нее. Я видел немало достойных женщин, но все они меркнут в сравнении с вами. И ныне я жажду в награду лишь одного — здесь и сейчас вы покажете мне... себя, свое прекрасное тело. Вам ведь ничего не стоит выйти из купальни, верно?

В шатре повисла тишина, столь напряженная, что скрип половиц показался бы громом. Обстановка накалилась сверх всяких пределов. Оцепенев от наглости Даарио, Дэйнерис недвижно прожигала его пурпурными очами. Его самодовольное выражение пробуждало в ней поистине лютую ярость. После паузы она отчеканила с гневом, все более распаляясь от слова к слову:

— Похоже, вы забыли, с кем имеете дело. Желаете взглянуть на голых женщин — ступайте в дом подушек. Но я не продажная девка для ваших утех, я — королева Дэйнерис Бурерожденная, Матерь Драконов. Убирайтесь вон, иначе испытаете мучения столь страшные, что будете на коленях молить меня о смерти. Ваша агония продлится долго, очень долго. А когда мне надоест выслушивать ваши вопли, я велю залить вам глотку расплавленным свинцом.

Ее металлический голос звенел, преисполнившись грозной силы: то вещала душа дракона, облеченная великой властью над душами смертных. С лица Даарио тотчас пропала наглая ухмылка. В полном боевом облачении он стоял, испытывая странную робость перед хрупкой девушкой. 'Поистине пламенный нрав, — признал он уважительно, — достойная добыча для умелого ловчего. К ней непросто будет подступиться, но от меня не уйдешь. Все равно однажды я возьму свою награду, как бы ты, красавица, ни противилась'.