Скиталец Хромой бог

— Чего начудил? — Ромка вроде и не понимал, за что его отчитывают.

— Сделали бы мы операцию, все сошло бы, как по инструкции Минздрава сделали. Никто не подкопается. А ты полез дальше. — Пояснил Павел. — Так бы полежал в реанимации, а тут на выписку через пару дней.

— Пусть дома лечится. У нас показатель койка — место повысится, и лечебной части и в морге. Если прикажите, так могу и в морг переправить. Если солдатики его в палату не увезли.

— Ты что, Ромка!

— Сейчас сердце остановлю у больного. Помер, не довезли. Мы не при чем.

— Ты серьезно? — Не может угомониться их завхоз. Ох, не может.

— Мы сидели, пили кофе, а он и...

— Ты можешь это на расстоянии сделать? С любым? — Константин озадачен.

— Без проблем. Как говорят, нет человека — нет проблем. — Это он преувеличивал. Шрамы мироздания все равно придется лечить, исправлять действительность. Братику Кайросу придется внести исправления в свои тетрадки.

— Брось, Рома. Остановись. Никому об этом не говори. Эту твою способность могут захотеть использовать, как оружие. Особенно, если на любом расстоянии. Мы клятву Гиппократа давали.

— Ты давал, а я — нет. И расстояние пустяк. На орбите достану.

— Считай, что давал. Мне давал клятву Гиппократа.

— Согласен. — Древний не подотчетен первому лекарю. Но пусть будет так, клятва хорошая.

— То-то, и больше не чуди.— Павел Павлович наслаждался каждым глотком кофе.

— Павел Павлович, с тобой да не почудить. Ты сам меня позвал. — Мирозданию нет дела до отдельных песчинок.

— Позвал, не давать же человеку умирать. — У Павла Павловича свое понимание жизни, каждая малая песчинка в этом мире — ценность.

— Павел Павлович, я многое могу, но не всегда. Есть и другие законы. Может все изменится в судный день. Наступит время. Но ждать надо.

Часть 7

Утро встретило Романа легкой прохладой. Нас утро встречает прохладой, думал он. Песня такая бодрая была. Откуда помнил, не мог сказать. На небе играли облака, словно девчонки в белых платьицах заигрывали с лучами солнца. Роман не дошел до отделения хирургии, когда с неба упали первые капли слепого дождя. Они падали на голову, плечи. Роман поднял голову к небу, ловя капли дождя губами. Они освежали. Лицо Романа осветила радостная улыбка. Грибной дождь. Здорово.

Вошел в хмурый хирургический корпус, радость померкла. На душу опустились сумерки. Резкая перемена настроения. К чему бы это? Раньше с ним такое случалось редко. Без всякой на то причины, почти никогда. Роман приоткрыл завесу своего сознания, ощупывая вязкое пространство вокруг. Он не осознал угрозы, она исходила от него самого. В зыбкости Изначального родился Рэм, его брат, его второе я. Жестокое и властное существо. Двойник, мстительный тиран. Его личная темная бездна. Как две капли воды они похожи внешне друг на друга, только Рэм не хромает. Темная часть души, та, что сеяла смерть. Сознание предыдущих Древних, живущих внутри Романа, не могли объяснить, как справится с этой частью своего могущества. Каждый должен выбрать свой путь, найти равновесие между несовместимыми сторонами. Жизнь и Смерть. Примирить их в себе. Пройти по тонкому лезвию босыми ногами и не порезать ступни. Увидеть себя на той стороне зазеркалья. Сегодня лишь легкое эхо от рождения Рэма настигло Романа. Тяжестью обрушилась на него атмосфера коридоров, стены которых окрашены в темную синь, истертые плитки пола. Мрачность средневекового замка, запах склепа. Почудились подтеки воды на камне стен, как кровь пленников в подземельях, мрачные бойницы окон, снопы света сквозь них, пыль забвения, танцующая в световых столбах. Не хватает стражников с алебардами. Мечи и копья развесить по стенам. Рыцарские доспехи в проемах. Врачей и сестер милосердия облачить в сутаны и рясы. Молитвенники в руки. Самое то.

— Доброе утро, Роман Алексеевич, — поздоровалась сестра. Он кокетливо поправила пуговицу на вороте своего халата. Бросила озорной взгляд на Роман. А что? Мужик симпатичный, хоть и на костыле. Позаигрывать ради шутки.

— Доброе утро, Лекарство уже развозишь? — Медицинская сестра катила перед собой тележку с разложенными по назначению лекарствами. Час утренних процедур.

— Да, развезу, потом в перевязочную пойду. — Утро начиналось, как обычно. Томность в голосе. Будто за собой, в перевязочную мужика завлекает. Уловки дочерей Евы.

— Тебе бы на этой тележке не лекарства развозить, а святые дары, да последнее причастие. — Роман не принял шутку. Сейчас ему было не до того. Зинаида приняла это за грубую шутку. Но не обиделась.

— Надо поменять бинты больному в пятой палате. Там парень после аппендицита лежит. Шов немного загноился. — Поделилась сестричка своими заботами. Решила разговор перевести на простые больничные дела.

— Поздно, Зина. Уже поздно. Лучше помоги ему прощальное письмо написать. — Роман почти видел, как низшие слуги смерти идут по коридору. Нить судьбы сплетена, она скоро оборвется. Бог судьбы, Кайрос, еще не способен переделывать, созданное его предыдущими воплощениями. Молод. Для людей это долгий срок, для вселенных один миг. В этот миг происходил сдвиг реальностей. Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые, его призвали всеблагие, как собеседника на пир. Не просто жить в эпоху перемен.

— Что вы говорите, Роман Алексеевич! — Зина даже испугалась. Страшно услышать приговор из уст того, кто по всем разговорам госпиталя был колдуном. Он знает все о судьбах людей.

— То и говорю. На погост его скоро, под Смоленском. Оттуда он, в родную землю повезут. — Роман мог прочесть всю жизнь любого человека, но без особой нужды не делал этого. Не хотел вторгаться в личную жизнь, не обременял свою человеческую сущность ненужными знаниями.

— Как же! Как же так! — Глаза Зины широко распахнуты. Можно всю жизнь проработать в госпитале, видеть, как умирают люди, но привыкнуть к смерти невозможно.

— Так. Заражение крови у него. — Роман собирался пройти дальше, поставив этот диагноз.

— Вы его даже не видели. — Зина еще пыталась возражать, не хотела верить в неизбежное.

— Зачем, я и так знаю. — Что толку объяснять людям источник его знания. Это лежит за гранью их понимания.

— Он же вчера о выписке спрашивал. — Ее пугала внезапность такого поворота событий.

— Вот и выпишется, насовсем. — В Романе говорит раздражение от осознания того, что каждую минуту на земле умирают сотни людей. А он лишь приходует их души, складывает на длительное хранение, кастелян, завхоз. Не может он даровать жизнь вечную всем людям.

— Может операцию, переливание крови.... Я к Константину Николаевичу сбегаю. — Зина хваталась за эту мысль, как утопающий за соломинку.

— Воля твоя. Сбегай за молитвенником, лучше.

Роман ушел к себе. Поставил воду на кофе. Выпить большую чашку горячего напитка. Забурлила в чайнике вода, щелчок: отключился. Зашел Константин Николаевич.

— Роман, ты что, Зину пугаешь. — Медсестра успела доложить помощнику главного врача.

— Я не пугаю. Я сказал, что есть. Правду. — Роману не хотелось продолжать разговор. Этой ночью он шагнул за три моря, в далекий мир, где жил его брат, Кайрос. Парень был в отчаянии. Сложный переходный период. Мальчишка не знал своего предназначения. В приступе одиночества и потерянности собирался просить местных богов о позволении умереть. Пришлось отговаривать от этой глупости. Мальчишка понял свою ошибку. Поэтому у Романа с утра было хорошее настроение. Оно испортилось, как только он вошел в госпиталь. Бежишь, несешься на крыльях радости, а тут стена. И ты с размаху лбом об нее. Собраться после этого не просто.

— Какую правду? — Настаивал Константин.

— Груз двести готовь на Смоленщину. — На душе у Романа скребут кошки.

— Что за глупые шуточки. — Какую чушь несет.

— Я не шучу. Операция не удачная. Грязь попала. — Пожал плечами. Бывает, досадный случай.

— Аппендицит самая простая операция. Не мог я занести заражение. Не мог! — Костя был уверен в себе. У него большой опыт.

— В простоте вся беда. — Рома печально улыбнулся. Нет смысла менять написанное в книге судеб. Сколько рассказов бытует среди людей. Если на роду написано, утонет в колодце, можешь засыпать все колодцы в округе. Непременно найдется старый забытый колодец, в нег и провалится обреченный.

— Ты уверен? — Бесполезный вопрос.

— Да. — Сколько мрачной пустоты в этом ответе.

— Пойдем, посмотрим. Надо спасать парня. — Константин не хотел мириться с этим.

— Поздно уже. — Идти не хотелось. Опустились руки. У людей такое бывает. Порой и Древние подвержены этому недугу.

— Роман, я видел, как ты на операции...

— Что с того. Я не всегда могу. Судьба прописана давно. От нее уйти почти не возможно. Кому на роду написано в колодце утонуть, так хоть все колодцы закрой, так оно и будет. Если суждено пальчик веретеном уколоть, так и случится.

— Ты фаталист какой-то. Но можно же что-то сделать, изменить судьбу. — Вот привязался. Люди всевозможные гаданья придумали. Подсмотреть, что задумали боги. Глядишь, и обманул бессмертных.

— Вот ты о чем. Но нити судьбы пряду не я.

— А кто? — Константин не ведал сложных отношений мира Древних.

Роман рассмеялся.

— Говорят три бабы. Сидят на лавочке, сплетнями тешат себя и прядут. Срок подошел, ножницы достают. — Вот такой расклад тебе подходит. Это вы в стародавние времена придумали. Очень похоже на правду.

— Может, с ними договоришься? — Опять за свое.

— С бабами? Как ты это представляешь? Прихожу, так бабы, вам цветы и духи с модным ароматом или пузырь водки? Бабы вы дородные, мыслю, каждой по пузырю. Селедки на стол, огурец соленый. Бабы выпьют, песни заголосят, а я ножницы припрячу. Так наши без ножниц обходятся, нитки зубами перекусывают.

— Издеваешься. — Константин качает головой. — Вредный ты, Рома.

— Ага.

— Роман, надо что-то сделать. Человек умирает. Молодой парень. Только призвали. В армии послужить не успел. У него все впереди. — Опять уговаривать принялся.

— Погост впереди. — Ромка упрямился.

— Заладил, погост и погост. Груз двести. Вставай. — Наглости у людишек, хоть отбавляй. Богам приказывают.

— Ладно, коли хочешь, пойдем. — Роман неохотно поднялся со стула. Взял свой костыль.

В палату вошли втроем: Константин, Зинаида и Роман.

— Зина, измерь температуру у больного. — Попросил врач.

Парень лежал, прикрыв глаза. Без этого было видно — жар.

Термометр поставили. Костя сам проверил температуру. Показал Зине и Роману.

— Я говорил, последнее причастие готовь. — Рома сказал это тихо, но парень услышал.

— Нельзя мне, доктор, — парень смотрел затуманенными температурой глазами, — меня невеста ждет.

— Другая невеста тебя ждет. — Они мне указывать будут.

— Роман, сделай хоть что-нибудь. Как человека прошу. — Костя умоляюще смотрел на Ромку.

Древний сдался. Законы создают, что бы их обходить. Смертные полагают, что они сами до этого додумались. Еще Зевс быком прикинулся, Европу украл. Фея со спящей красавицей намудрила. Истоки этого лежат глубже. Древние были первыми хитрецами. Не захотели перемен. Нашли межпространственные пузыри, там и укрылись. Как монета, что закатилась за подкладку кармана. Вот он есть, а не достанешь. Что с вами делать. Если нельзя, но очень хочется, то можно.

— Зина, бинты снимай. Рану обработаешь. — Велел Роман.

Зина сняла бинты, собралась обтереть рану. Приготовила салфетки.

— Не тронь. — Остановил ее Рома. — Возьми стакан, набери воды холодной до самых краев. Сюда неси, смотри не сплесни по дороге.

Зина принесла воду. Такой обряд в старь проводили, Значение его мало кто понимал. Если вода не расплещется, Извечная Сущность в покое пребывает. Миры не сдвигаются. Тогда можно провести легкий сдвиг изначального. В другое время ничего не получится.

— Ставь на тумбочку. Ей рану обработаешь. — Велел Роман.

— Она ж грязная. — Так учит современная медицина. Как увидели бактерии и микробы, так и схватились за антисептики. Заражение не всегда происходит. Идут туристы по лесу, видят ручей. Пить хочется, а другой воды нет. Успокаивают себя: зараза к заразе не пристанет. Пьют. И ничего. Не всегда. Бывает, проносит, а кого и проносит. По кустам бегают.

— Гляди сюда. — Роман протянул руку к стакану, ладонь зависла в сантиметре от поверхности воды. — Вода студеная, прими прохладу семи родников Вселенной, закипи ключами глубинными, прерви ход времени.

Роман и сам не знал, не знала его человеческая частица, что происходит миг инициации его, как малой песчинки с всеобъемлющим Все-Ничто. Бесконечность вливается в крупицу, атлантический океан стекает в наперсток. Галактика меньше пылинки перед Все-Ничто. Внутри Романа замкнулось течение времени. Вода в стакане закипела. Стоящие рядом не ведали о свершении. Кипение прекратилось, вода обратилась в лед, стенки стакана покрылись инеем. Но вот, лед начал таять, обращаясь в воду.

— Зина, он должен выпить три глотка, этой водой промой рану, оботри лоб.

Зина взяла стакан.

— Ледяной совсем. — Она удивилась.

Откуда ей знать, через пламя горячих звезд и стужу космоса прошла эта вода.

Зинаида поднесла стакан к губам больного, тот выпил, потом она обтирала его оставшейся влагой.

— Все, заканчивай перевязку, Зина. — Роман понимал, изменение судьбы произошло. Выполнен сдвиг платформ. Остается только сгладить последствия этих изменений.

— Остатки воды вылей на улице. Не на асфальт, а в землю, можно под куст. Ее нельзя больше никуда лить.

Это так же присуще обрядам простых людей. Она уносит измененную реальность. Не смешиваясь напрямую с другими волами, а фильтруясь сквозь грунт, вылитая вода теряет свою опасную информацию. Можно обмануть судьбу. И концы в воду, так говорят в народе. А тут под куст, так надежнее.

Зина выполнила указания шамана. На лбу парня выступили крупные капли пота.

— Все. Можешь дальше врачевать его. Я пошел. У меня кофе стынет. — Ромка подмигнул Константину. Хотел, поучи.

Ромка ушел. Константин и двое больных, лежавших на соседних койках, провожали шамана взглядами. Не каждый день увидишь, как творится настоящее колдовство.

Настроение у Романа медленно улучшалось. У каждого в жизни бывают моменты, когда к нему лучше не подходить. Но приходит и покой души. Удружили мне родители, думал Рома. Приволокли меня на Землю. Деваться было некуда. Пусть так. Но зачем в Россию. Дерьмовее места не нашли. Стужа, неустроенность. В Индию не могли. В буддийский монастырь. Тепло, всюду фрукты. Сидел бы он сложив пухленькие ножки и ручки. Качал головой и дарил бы всем улыбку. Глубокое спокойствие. Вдали от суеты. Хочешь расслабиться, сел в позу лотоса и все. Ни тебе капель валерианы не надо, ни стакана водки, да что б горбушкой хлеба занюхать. Донести не могли, родители называется.

Прошло минут двадцать, и Костя пришел к Роману.

— Спасибо, Рома. Парень поправится. — Тоже успокоился.

— Не сомневаюсь. Вы по больнице не разносите слухи. Не надо что б болтали. — Прохода не дадут, дядя фокус покажи.