| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
На верхнем тюремном уровне они услышали слабое хныканье, будто кто—то плакал. Очень жалобно и по—детски, отчаянно, что произвело на Трига большое впечатление, так как находило отклик и в его чувствах. Он остановился и посмотрел в сторону источника звука.
— Ты слышишь?
Кейл помотал головой.
— Сейчас не до этого.
— А если кому—то нужна помощь?
Кейл устало посмотрел на него, но возражать не стал. Братья пробежали по коридору мимо камер с мёртвыми заключёнными. Они напоминали Тригу одомашненных зверей, которых хозяева забыли и оставили гнить в клетках. Кейл не выпускал из рук бластеры. Хныканье становилось всё громче. Триг остановился и посмотрел на последнюю камеру в ряду.
Там сгорбился маленький вуки. Он был меньше Трига, ещё ребёнок, и стоял над трупами, видимо, своих родственников: двух взрослых и старшего ребёнка. Он прижимал их руки к лицу, зарывался в ладони, будто это они обнимали его.
— Обрати внимание, — пробормотал Кейл.
Триг видел, на что указывает брат. На вуки болезнь действовала по—другому. Языки вздулись и свешивались изо ртов, как безобразные перезрелые плоды. Горла разорвались, обнажив тёмно—красные мускулы. Когда ребёнок поднял голову и заметил Трига и Кейла, его синие глаза загорелись страхом.
— Не бойся, — мягко сказал Триг. — Мы тебя не тронем, — он глянул на Кейла. — Должно быть, он тоже обладает иммунитетом, как и мы.
— И что нам теперь делать?
— Подожди здесь.
Триг пробежал по коридору к опустевшей дежурке. Дверь была открыта теми, кто покинул свой пост и предпочёл тихо умереть в сторонке. Войдя в будку, он отыскал рычаг открывания камер — как тот, которым воспользовался перед смертью Уэмбли на своём уровне. Решётки с лязгом открылись, а Триг вернулся туда, где стоял брат, и подошёл к маленькому вуки.
— Выходи, — позвал его Триг. — Теперь ты свободен.
Но вуки лишь уставился на них. Он даже не плакал, но эта тишина была страшнее. Триг уже усвоил этот урок: тишина всегда хуже.
— Здесь нельзя оставаться, — Триг протянул вуки руку. — Пошли с нами.
— Осторожнее, — предупредил Кейл, — он отхватит тебе руку, если…
— Всё хорошо, — Триг не опустил руку. — Мы тебя не тронем.
Кейл вздохнул.
— Слушай, ты…
— Он совсем один.
— И он явно хочет остаться один, тебе не кажется?
На мгновение вуки осторожно их разглядывал, как и дроид BLX Уэмбли, будто обдумывая предложение Трига. Тот ждал и ждал. Наконец малыш нагнулся, схватил безжизненные руки родителей и прижал к груди. Больше он не поднимал головы, даже когда Кейл и Триг развернулись и ушли.
Они уже находились в дальнем конце коридора, когда услышали крики.
Триг замер, покрывшись гусиной кожей. Ему показалось, что всё тело сунули в скользкое ледяное крошево. Дыхание замерло в лёгких, остановившись прямо у горла. Вуки продолжал орать. То были приглушённые крики агонии, смешанные с ужасающими хлюпающими звуками обжорства.
Крики оборвались, но обжорливое кряхтение продолжались, жадное и бездыханное, с причмокиванием и хрустом. Триг вспомнил про Ора Мисса в соседней камере, шёпот и хихиканье, а также ощущение, что за ними следят.
Но это же невозможно! Мисс мёртв! Ты видел сам!
— Что там происходит? — прошептал он.
— Нас это не касается, — Кейл схватил его за руку. — Пойдём.
Глава 17. Тайса
Последний пациент Захары умер той же ночью. Всё произошло очень быстро. Половина из них была людьми, вторая половина — из других рас, но разницы было мало. В последние мгновения жизни некоторые из инопланетников вспоминали свои родные языки, некоторые хватали её за руку и что—то страстно говорили, превозмогая неуправляемый кашель, будто она была их родственницей или любимой, а она слушала и кивала головой, хотя и не понимала ни слова.
На Риннале её учили, что к смерти нужно привыкнуть. Захара встречала десятки врачей, которые заявляли, что привыкли ко всему, и все они казались ей немного жуткими, ещё более оторванными от жизни и механическими, нежели работающие с ними бок о бок дроиды. Она старалась избегать таких докторов и их холодных беспристрастных глаз.
Мусор доложил о последних смертях спокойным голосом, какого она не слышала раньше; с полным отсутствием эмоций, настолько необычным, что она подумала, не запрограммировали ли его так на случай самого худшего. Наверное, так звучит жалость в мире дроидов.
Затем почти извиняющимся голосом 2—1В добавил:
— Я закончил анализ вашей крови.
— Ну и?
— Вы явно обладаете устойчивостью к инфекции. Кажется, мне удалось выделить ген иммунитета из вашей крови и синтезировать его искусственно.
— Так ты нашёл лекарство? — она уставилась на него.
— Не лекарство, а в некоем роде антивирус. Если то, с чем мы столкнулись, имеет вирусную природу, то мы можем вводить средство внутривенно, — дроид вынул шприц с прозрачной жидкостью и оглядел палату с телами на койках. — Если на борту баржи остались выжившие, им нужно срочно сделать уколы.
Захара поглядела на иглу, с кончика которой капало запоздалое спасение. Должно было прийти облегчение. Наверное, оно придёт, но позже. Однако первой реакцией на фразу «если на борту баржи остались выжившие» было глубочайшее ощущение личной неудачи, проявившейся тяжестью в ногах и животе. Ведь ответственность за здоровье заключённых и экипажа баржи полностью лежит на ней. Произошедшее здесь за последние несколько часов было немыслимо; иначе, чем пропущенная через фильтр чувства вины, катастрофа подобного уровня просто не укладывалась у Захары в голове. Может быть, Сарторис её запугивал, но при этом он был прав. Ей не пережить такую трагедию.
«Нет времени на жалость к себе, — сказал ей внутренний голос. — Нужно найти выживших как можно скорее».
Как всегда, голос был прав. Она призналась себе в этом и прогнала возникшее в животе мрачное предчувствие. К её удивлению, оно поддалось. Лопнуло как пузырь.
— Я сейчас вернусь.
— Куда вы, доктор Коди? — в голове Мусора звучало беспокойство.
— Наверх, в станцию пилотирования. Я должна провести биосканирование баржи и найти выживших.
— Я пойду с вами.
— Нет. Ты должен быть здесь, если кто—то обратится за помощью, — ощутив несогласие дроида, она добавила: — Это приказ, Мусор. Тебе понятно?
— Да, конечно, но при данных обстоятельствах мне будет спокойнее, если вы просто позволите мне…
— За меня не волнуйся.
— Есть, доктор.
— Жди выживших, — сказала она и прошла в дверь.
* * *
Не успела Захара далеко уйти, как мысль о выживших показалась ей весьма туманной перспективой.
Она обходила трупы и перешагивала через них, дыша через рот, когда гнилостный запах становился невыносимым. Почти мгновенно она пожалела, что не разрешила Мусору пойти с ней. От болтовни дроида ей было бы легче.
Она пришла на станцию пилотирования, проскользнула в дверь и остолбенела от увиденного. Экипаж «Чистилища» не покинул своих мест даже после смерти. Трупы первого и второго пилотов, грубоватых кадровых офицеров—имперцев, с которыми она была едва знакома, сидели, откинувшись в креслах, с открытыми ртами, с посеревшей плотью, обвисшей на костях. Захара подошла ближе, и оборудование баржи мгновенно распознало её приближение — панели замигали, а в скрытом динамике прорезался компьютерный голос:
— Пожалуйста, назовитесь.
То был синтезированный женский голос, звучавший по—деловому, но приятно. Захара стала вспоминать, как пилоты называли этот голос, и в уме всплыло: Тайса. Говорят, что на дальних рейсах не одного стражника заставали после смены за болтовнёй с этим голосом.
— Старший медик Захара Коди.
— Спасибо, — сказала Тайса. — Выполняю сканирование сетчатки, — последовала пауза, наверное, пять секунд, а потом короткий удовлетворённый гудок. — Ваша личность опознана, доктор Коди. Жду указаний.
— Произвести биосканирование баржи.
— Принято. Провожу биосканирование, — лампочки замигали. — Сканирование завершено. Имперская баржа—тюрьма «Чистилище», первоначальная численность заключённых и административного штата пятьсот двадцать два человека в соответствии с…
— Просто скажи, сколько осталось.
— Текущая численность живых — шесть персон.
— Шесть?
— Так точно.
— Это невозможно.
— Хотите изменить калибровку параметров биосканирования?
Захара остановилась и задумалась.
— А какие сейчас установлены переменные?
— Положительный результат подтверждается алгоритмической интерпретацией мозговых волн, температуры тела, движением и биением сердца.
— А как же инопланетники, у которых обычная температура тела и ритм пульса не укладываются в эти параметры? — спросила Захара. — Они учитываются при сканировании?
— Так точно. Параметры сканирования постоянно перенастраиваются с учётом физиологических черт каждого заключённого. Текущие параметры имеют погрешность ноль—ноль—один процента от…
— Где они, эти шестеро?
Включился голоэкран Тайсы, и на нём появилась объёмная диаграмма баржи. В уменьшении она казалась намного чище, с ровными и чёткими линиями — мечта конструктора, стремящегося к геометрическому совершенству. Станция пилотирования располагалась на самом верхнем уровне. В одной стороне, поднимаясь подобно перископу, находилась выдвижная стыковочная шахта, которая всё ещё соединяла баржу с разрушителем. На другой стороне станции широкая лестница вела вниз на административный уровень, а справа и слева от неё располагались спасательные капсулы. Столовая, медсанчасть и каюты экипажа занимали дальний конец этого уровня, а под ними находились шесть слоёв «Общего поселения». Ещё ниже, насколько было известно Захаре, ты окажешься среди люков, ведущих к бесчисленным подуровням, включая самые нижние тюремные камеры.
Всего она насчитала шесть красных пульсирующих точек по всему кораблю.
— В настоящий момент, — сообщила Тайса, — один находится в станции пилотирования, один — на административном уровне, два — в «Общем поселении» на первом уровне, и двое — в одиночных камерах.
Одиночные камеры. Она даже не догадывалась об их существовании до сегодняшнего дня. Припасённые для самых злобных и опасных преступников на барже, пристанище для маньяков и представителей иных групп риска при перелётах, в которое болезнь могла и не просочиться. Вопрос был только в том, рискнёт ли она пойти туда одна. Конечно, оружие валялось на каждом шагу, но ей не нравилась мысль выпустить на свободу двоих самых опасных заключённых Клота, чтобы тут же расстрелять их, когда они на неё накинутся.
И всё же, какой у неё выбор?
— Установи связь с медсанчастью.
— Принято.
Тайса включила монитор, и над голограммой появилось изображение палаты. В углу экрана Захара увидела Мусора, ходящего между койками. Он снимал датчики с последних умерших, собирал капельницы и дыхательные трубки. Дроид тихо разговаривал сам с собой, вероятно, вспоминал данные диагностики. Почему—то от его вида ей вдруг стало грустно.
— Мусор.
2—1В остановился и оторвался от экранов.
— А, здравствуйте, доктор Коди. Биосканирование прошло удачно?
Она не знала, что ему ответить.
— Я пойду к одиночным камерам. Встретишь меня там?
— Да, конечно, — он помедлил. — Сколько осталось живых?
— Шестеро.
— Шесть, — повторил дроид невыразительным голосом. — Понятно.
На мгновение он окинул взглядом палату, полную трупов, пациентов, умерших у них на руках несмотря на все усилия, но потом опять посмотрел на экран.
— Ладно, я встречу вас там.
— Увидимся, — попрощалась Захара и вздохнула.
Глава 18. Одиночки
Захара вышла из станции пилотирования, и турболифт доставил её прямо к самым нижним необитаемым уровням баржи. Она почти никогда не спускалась так глубоко, может быть, всего два раза, чтобы лечить заключённых, которые настолько разболелись, что им было опасно самим идти в медсанчасть. Ниже располагался только механико—технический подуровень, тесное царство дроидов—техников, ни разу не видевших дневного света.
Двери лифта открылись и выпустили её в пустой вестибюль с голыми проводами, свисающими с балок. Захара прищурилась, пытаясь рассмотреть детали. Похоже, разводка здесь сильно барахлила. Где—то наверху паровая труба с шипением извергала струю влаги, отвратительно пахнущий воздух напоминал отрыжку смертельно больного пациента. 2—1В нигде не было видно. Стоит ли идти куда—то без него? Сейчас уже это неважно, коль скоро других выживших нет, если не считать…
Она ахнула вслух, сама удивившись своим мыслям, и чуть не упала вперёд, успев ухватиться за влажную стену коридора. Однако рука скользнула, и Захара чуть не упала ничком.
Перед ней лежали тела стражников. Она насчитала пятерых, распластавшихся в самых странных позах. На всех были защитные комбинезоны и противогазы, за исключением одного, молодого, с которым Захара познакомилась месяц или около того назад, когда он пришёл в медсанчасть с жалобами на несильные кожные раздражения. Тогда он ей понравился, и они разговорились. Он рассказал ей о жене и детях на родной Чандрайле.
Сейчас, глядя на его труп, Захара заметила лист флимсипласта в его руке. Присев и подняв листок, она прочла:
«Кай!
Помню, что обещал тебе и детям вернуться после этого рейса. Но не судьба. К сожалению, на барже что—то пошло наперекосяк. Все болеют, и никто не знает, почему. Почти все уже умерли. Сначала я думал, что болезнь обойдёт меня стороной, но потом, похоже, тоже заразился.
Прости, Кай. Я знаю, что мальчикам будет тяжело. Передай им, что папа очень их любит. Мне жаль, что всё так вышло, но передай им, что я служил с честью, не боялся и не был трусом.
Люблю тебя всем сердцем».
В самом низу стражник попытался вывести своё имя, но из—за дрожи в руке буквы получились настолько кривыми и еле видными, что подпись скорее напоминала каракули.
Захара сложила листок и положила в нагрудный карман формы к фиалу с антивирусом. Она вынула из формы стражника ключ—карточку и пошла по указателю «Одиночные камеры». А потом остановилась. Где же Мусор? У него было предостаточно времени, чтобы спуститься, и обычно он с такой готовностью…
С ним что—то случилось.
Это произнёс знакомый внутренний голос, который не ошибался. Куда идти? Стоило ли вообще сюда спускаться?
Ты уже пришла.
Очень неохотно она наклонилась и подобрала бластер из рук мёртвого стражника. Оружие было холоднее и тяжелее, чем ей казалось. Перед поступлением на баржу Захара прошла тренировку по обращению с оружием, поэтому безошибочно отыскала предохранитель и перевела бластер в режим парализации.
Здесь располагалось три одиночные камеры.
У каждой была массивная металлическая дверь скучного серого цвета размером с крышку гроба, с панелью управления и прорезью для ключа—карточки в правом верхнем углу.
Захара подошла к первой двери и заметила, что едва дышит. Тело стало невесомым, будто ноги просто исчезли. Она почти чувствовала горячий медный запах собственного страха — неприятное и совершенно лишнее напоминание о том, насколько ей не хотелось всем этим заниматься.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
