Подари мне рассвет

С одной стороны ей хотелось, чтобы это безумие наконец закончилось и всё вернулось на круги своя, но с другой она прекрасно понимала, что как раньше уже ничего не будет. Она прекрасно знала капитана "Пёстрой Чайки" и поэтому с уверенностью могла сказать, что по окончании всего этого он увезёт Вирджинию с собой, благо та совсем не против, судя по всему — колдунья замечала все те взгляды, которые молодая графиня бросала на пирата, думая, что никто не видит. А ещё сама Залейн не сможет больше отказаться от графа, не сможет просто взять и сбежать, ни слова ему не сказав. Ведь он её не отпустит, приди она к нему просто сказать "Прощай", а если он попытается её удержать, она точно наделает глупостей.

И девушка приняла решение — она расскажет ему всё, как есть, а там уж пусть он сам решает, что с этим со всем делать, всё-таки, именно он мужчина из них двоих!

17.

Колдунья появилась на поляне вовремя — все приготовления и сборы были завершены. В тот момент рядом с местом открытия пространственного окна находилось около трёх сот человек — большая часть той армии, что все эти месяцы пряталась в окрестных лесах. Это были хорошо подготовленные и вооружённые воины, треть из которых вела под уздцы лошадей. Именно для их переправки и рассчитывался прокол пространства. Естественно, это были не все силы — часть из них давно уже была у столицы, а некоторые и непосредственно во дворце, но эти триста человек — были основными, и если бы колдунам не удалось бы открыть "окошко" перехода, то вряд ли что-нибудь получилось бы.

— Надеюсь, всё получится, — произнёс граф Шоушерский, провожая взглядом уходящих к рисунку на земле колдунов.

Кто-то выкрикнул благословение Святой Троицы, позабыв о том, кто колдовская братия не очень-то верит в этих богов, но никто на это внимания уже не обратил — все смотрели туда, где творилась Волшба. Именно что Волшба — уже не колдовство, а что-то более высокое.

На этот раз в чертеже стояли все три колдуна — не даром в один из кругов был вписан именно треугольник, — но самое сложное, отчего Залейн в прошлый раз потеряла сознание, приходилось на долю старшего из них. От Малидора зависел исход первой стадии плана.

В то время как все присутствующие смотрели на облако розоватого дыма, густеющего над головами колдунов, двое человек смотрели на одного из творящих Волшбу и поражались, какая сила заложена в этом хрупком теле — глаза были заполнены сверкающей сталью, а весь вид просто излучал невиданную мощь.

В какой-то момент оба младших шагнули прочь за пределы чертежа, и вновь под властное чтение слов заклятья появилось диковинное жидкое зеркало. Только на этот раз из-за размеров его поднялся такой ветер, что растрепал плащи и волосы не только колдунам, но и всем, кто стоял на поляне.

Все очнулись от гневного окрика графа Шоушерского "Вперёд!", который первым вышел из странного оцепенения, и двинулись к проколу пространства.

В "окне" виднелась главная площадь королевства — Небесная — а там и сам дворец короля...

Часть четвёртая

А над головою - небо...

Держаться за воздух,

За острые звёзды,

Огромного неба

Коснуться рукой...

Би-2

1.

Было тихо, даже ветер, что рвал с деревьев оставшиеся золотистые листья, стих, разогнав тучи. Высоко мерцали холодным — почти колдовским — огнём звёзды. Город замер — в последние дни мало кто решался гулять по улицам в тёмное время. Хоть беспорядков и не было, но люди здраво опасались. В залах самых шумных в обычное время баров, кабаков и таверн тоже было тихо — немногочисленные посетители вели себя спокойно, постояльцы не выходили из своих комнат.

На постоялом дворе "Ржавая подкова от хромой лошади" тишина была густой, как сироп, и тяжёлой, будто свинец.

Выйдя из своей комнаты, Энервейт Си'Шарт прошёл дальше по коридору и, приоткрыв дверь, заглянул в комнату. Он хотел увести колдунью и отправить спать, иначе она загонит себя. Но девушка уже спала: сидя на стуле, но положив голову на сложенные на постели руки.

На пару мгновений мужчина замер.

В последние дни колдунья заметно осунулась и похудела, под глазами у неё залегли тени, а сами глаза затуманились. Было больно смотреть, как она чахнет — увядает прямо на глазах вместе с раненым колдуном.

Подойдя к постели, он хотел поднять девушку на руки и унести, как заметил, что по руке её гладит лежащий на постели колдун и смотрит на неё больными глазами, и во взгляде его читается нежность. В следующий момент он смотрел уже на пирата, и губы его дрогнули в жалком подобие улыбки. И что-то щёлкнуло в голове пирата — он понял, что колдун отнюдь не идёт на поправку, что он прощается.

— Скажи ей, что я её люблю, — с трудом подняв руку, он коснулся её волос. — Не хочу её будить — она и без того измучена, — голос его был тих и больше походил на шёпот.

Энервейт нашёл в себе силы лишь на то, чтобы кивнуть.

Колдун облегчённо вздохнул, точнее попытался — из груди его вырвался хрип. Он бросил последний — действительно прощальный взгляд на девушку, и в этот самый момент она подняла голову и посмотрела на него, не осознавая до конца, что происходит. Миг — его глаза полыхнули стальной серостью, и сам он рассыпался серым прахом.

— Нет... — прошептала она, глядя на пустую, но ещё хранящую тепло, постель. — Лях, нет! Ты же не мог... НЕТ!!! — она вскочила, в глазах её завертелась яростная метель колдовских искр. — Я же обещала тебя спасти! — она взвыла и рванулась из рук пирата, который успел схватить её, чтобы она не навредила себе и не разнесла всё вокруг.

Ей было больно, по-настоящему больно, ведь Лях был ей братом — настоящим братом по колдовской силе. И теперь его не стало. Мало того, она же действительно обещала, что он выкарабкается, что она его вытащит...

Её крик, похожий на вой раненой волчицы, привёл в комнату остальных, находившихся в соседних номерах.

Граф, вбежавший в комнату, замер, не понимая, что произошло, но пират не дал ему времени на обдумывание.

— Не стой столбом! — рыкнул он, и граф, не раздумывая, обнял рвущуюся из рук пирата колдунью.

Из глаз её вместо колдовских искр брызнули слёзы, и она прижалась к мужчине, хватаясь за его плечи, как утопающий за последнюю соломинку.

Гладя её по спине и волосам, Спириан словно убаюкивал девушку, но она не успокаивалась.

В дверях комнаты стояла жена графа и тоже тихо плакала, она не рыдала, нет — из глаз её просто катились слёзы. Ведь она привыкла к этому весёлому, вечно улыбающемуся парню с неожиданно серьёзными серыми глазами.

— Идём, — Энервейт привлёк её к себе и увёл, осторожно прикрыв дверь. — Идём...

2.

Отступление второе: несколько дней назад

Захват власти прошёл, как по нотам. Всё произошло так, как и планировали. Даже жертвы были минимальными. Ранним утром — до того, как был произведён прокол пространства до столицы королевства — пираты взяли вторую, её ещё называли морской, столицу королевства — город-порт Амбероу. Собственно, именно для этого и требовались пиратские корабли. Королю об этом стало известно как раз к моменты штурма дворца.

Король Заккери II был умён и, видя, что его положение ухудшается, решил не лить кровь попусту и сложить оружие. После этого было подписано его отречение, и он вместе с женой и сыном уехал из столицы в направлении восточной границы.

Немалую роль в произошедшем сыграло участие троих колдунов. Их прикрывали и защищали бойцы, чтобы, не дай Святая Троица, никто из них не пострадал.

Ляху не повезло. Он наткнулся на одно из охранных заклятий. Бойцы, что шли рядом с ним, погибли сразу же. Лях успел поставить слабую защиту на себя, но это его не спасло — дворцовые охранные заклятья оказались качественными.

Залейн в то время была в противоположной стороне замка. Окружающие в страхе отшатнулись, когда от неё вокруг распространилась волна неконтролируемой силы. Придя в себя, они увидели лишь её спину — девушка со всех ног неслась в сторону, куда её звало чутьё, кляня себя за то, что не отговорила друга участвовать. Ведь она чувствовала — знала, — что с ним случится что-то плохое. Но она и предположить не могла, что настолько.

Своего давнего друга она нашла лежащим на полу без сознания с льющейся из носа и ушей кровью. Его светлые волосы уже слиплись от неё и потемнели, а сам он был бледным, как утопленник. Прибежавшие следом за девушкой мужчины помогли ей унести его в безопасное место. К тому времени бой прекратился. Но Залейн было на это наплевать — она пыталась сделать хоть что-нибудь, но смогла лишь только остановить кровотечение. Она не знала, на какое заклятье наткнулся её друг, и поэтому не знала, как его лечить.

Следующие несколько дней слились для молодой колдуньи в одну дикую гонку, наградой в которой была жизнь светловолосого колдуна.

Окружающие не стали ей мешать, хотя и видели, что Лях совсем плох и одной ногой в могиле. На самом деле они сами верили, что она его вытащит, ведь колдовство способно творить чудеса. Но с каждым днём колдунья становилась всё мрачнее, и сама стала походить на своего больного друга. От слишком большого систематического оттока энергии глаза её затуманились и стали страшными омутами, которые затягивали вглубь себя, грозя никогда больше не отпустить в реальность.

3.

После смерти колдуна Залейн целые сутки ни с кем не разговаривала и бродила, словно призрак прежней себя — будто бы вместе с Ляхом и её душа рассыпалась серым пеплом. Взгляд её был усталым. Она действительно устала — устала терять друзей, устала сдерживать себя в присутствии Спириана, устала улыбаться. Столица зажила обычной жизнью, забурлила, как большой котёл, а колдунье хотелось покоя — тишины.

— У неё такой вид, будто она хотела бы рассыпаться пеплом вместо Ляха, — сказала Вирджиния Энервейту, когда в окно увидела сидящую на заборе и вертящую в руках квадратик амулета колдунью.

— А она и хочет, — он тоже подошёл к окну и посмотрел вниз.

— Но ведь она не виновата в его смерти!

— Она его любила, он был ей братом — её семьёй, а таких людей терять больнее всего, — глаза его блеснули и он посмотрел на девушку. Она всё также смотрела на колдунью. — Не жалей её — она не заслуживает жалости, — после его слов она перевела взгляд на мужчину.

— Я ей сочувствую, — возразила она.

Пират фыркнул и обнял её. Так они и стояли, пока девушка не всхлипнула и не спрятала лицо у него на груди.

— Что такое? — он попытался её отстранить, чтобы посмотреть в глаза, но она только сильнее прижалась. Тогда Энервейт погладил её по волосам. — Почему ты плачешь?

— Я не хочу без тебя, — спустя какое-то время произнесла она и подняла голову.

Пират грустно улыбнулся и стёр солёные следы от слёз с её щёк.

— Я обещаю, что покажу тебе море. Ты мне веришь?

— Но...

— Веришь? — требовательно повторил он.

— Верю.

— Верь.

4.

В столице лил дождь — с самого утра. Лил и не собирался прекращаться. В небе над городом висели свинцовые тучи. Изредка всю округу освещали вспышки молний и сотрясали громовые раскаты, от которых выли бродячие псы и в страхе ржали лошади.

На улицах было пустынно. Спасаясь от сырости, люди запирались дома, разжигали камины и печи, закутывались в тёплые вещи и пили горячий чай и глинтвейн.

Граф О'Шээри завтракал в нижнем зале постоялого двора в компании своей жены и пирата. Разговоров не было. В воздухе висела тяжёлая и тягучая тишина.

Спириан смотрел на свою жену и не видел её. Он думал о молодой колдунье и с ужасом понимал, что не сможет никуда её отпустить. Он боялся, что она погибнет — рассыплется серым прахом, развеется по ветру. И станет только воспоминанием.

Его тяжёлые мысли прервали шаги — к их столу подошла колдунья. Она больше не выглядела призраком, но в глазах её всё ещё плескалась тоска.

— Вейт, — обратилась она к пирату, — если ты не против, мы уезжаем. Завтра.

Она не могла больше находиться в этом городе. За последние годы она отвыкла от постоянной суеты и сутолоки, каменных домов и широких мощёных булыжниками улиц. Нет, это не значит, что она не сходила с корабля на берег, но прогулки по городу не длились долго. Она привыкла к морю, к тихому шороху волн о борт, к редким крикам чаек, к хлопанью парусов и скрипу канатов.

Пират с непониманием посмотрел на неё, желая увидеть её глаза, но она уже отвернулась и зашагала к выходу из зала.

— Там же дождь льёт, как из ведра, — испуганно и растерянно прошептала Вирджиния.

— Залейн, — громко окликнул её граф, но она даже не обернулась — так и вышла прочь под дождь.

5.

В эту ночь графу снова не спалось. Ворочаться в постели и смотреть в потолок ему быстро надоело, и он, непроизвольно ёжась, когда ноги касались холодных досок пола, подошёл к окну, распахнул его настежь и глубоко вдохнул холодный воздух, щедро приправленный недавно закончившимся дождём. По небу всё ещё ползли тяжёлые облака, но в редких просветах можно было разглядеть привычные глазу созвездья. С главных улиц доносились звуки жизни, а здесь — в небольшом дворе постоялого двора — было тихо.

Присев на подоконник, граф запрокинул голову, чтобы упереться в раму, и прикрыл глаза, жалея, что не курит... трубка бы сейчас не помешала, а табачный дым помог бы расслабиться и сбросить напряжение всех этих длинных — несомненно, самых длинных в его жизни — дней.

Глубоко уйдя в собственные мысли, мужчина не заметил скользящих шагов в коридоре и поэтому вздрогнул, когда раздался стук в дверь.

В коридоре стояла колдунья — с влажными волосами и странным взглядом исподлобья. Глаза её мерцали в темноте потусторонним серым светом, отбрасывая на щёки причудливые тени. Она молчала.

Ведь она шла к нему, чтобы всё рассказать — просто рассказать и уйти — теперь уже навсегда. Она решила это, бродя по пустынным улочкам города, обходя шумные проспекты. Но решительность её улетучилась, пока она поднималась по лестнице, пока подходила к нужной двери, пока та открывалась. И поэтому теперь молчала. Боялась, сама не зная чего, и молчала, глядя на мужчину и борясь с желанием просто притянуть его к себе и поцеловать — грубо, чтобы до крови, долго, чтобы дыхания не хватало, глубоко, говоря этим поцелуем "мой".

Граф не видел этих чувств ни на её лице, ни в глазах — слишком хорошо девушка научилась притворяться, слишком хорошую маску носила — настолько хорошую, что даже сама порою не знала, маска это или истинное её лицо.

— Залейн, — начал он хриплым отчего-то голосом, — ты что, только вернулась?

Девушка продолжила молчать. Она просто не услышала его вопроса — задумалась о том, что же будет, если она всё-таки отпустит себя, ослабит контроль. И колдунья вздрогнула, когда мужчина, так и не дождавшись от неё хоть какой-то реакции на свои слова, коснулся пальцами её лица.

— Ты в порядке? — когда она посмотрела именно на него, а не сквозь, спросил граф.

— Я... да, я в порядке, — сбивчиво пробормотала она и встряхнула головой, после чего развернулась, чтобы уйти.