Феникс императора.

Подбираясь к поваленному стволу, чтобы с комфортом посидеть, я обходила длинные ветки, когда позади меня что-то тихо треснуло. Вообще ходя по лесу в одиночестве, я поняла одно — невозможно все время шарахаться от любого шороха, иначе просто сляжешь под ближайшим деревом с разрывом сердца. Сколько раз уже мне встречались местные лесные жители, то заяц выскочит под ноги, да так перепугается, что можно его ухватить за уши и немножко потискать. А вчера полянку, которую я облюбовала под место отдыха, посетили олени. Самец гордо прошествовал мимо меня на расстоянии пары метров, самка хотела подойти ко мне ближе, но малыш олененок опередил мать. Без страха подошел ко мне и обнюхал волосы, смешно фыркнул в ухо и даже дал себя погладить.

Но сегодня мне было не по себе. С самого утра меня преследовало плохое предчувствие, а сейчас оно противным комком стянулось в груди и толкнуло под колени. Я обернулась.

Метрах в десяти от меня, наполовину скрытый густым кустарником стоял зверь. Бурая густая шерсть, морда похожая на волчью, только более вытянутая, яркие желтые глаза. Но вот тело по размерам более всего походило на медвежье. Передние лапы: одна согнута, другая тянется длинными когтями в мою сторону. Почему-то вспомнились слова Джи:

— Зверью ты не интересна, а те, что покрупнее постесняются нападать на феникса.

А по мне так у этого ходячего недоразумения все мысли о том, с какой стороны лучше откусить. Нос на морде жадно втягивает воздух. Может, ему не понравился мой запах? Пасть медленно приоткрылась, мелькнул длинный язык...на листья закапала слюна. Ага, не понравился, а чего он тогда облизывается? Одного вида острый клыков хватило, чтобы раз и навсегда попрощаться с жизней. Ноги подогнулись, я упала на колени и уже с этой точки наблюдала, как стремительно приближается зверь. Когда он уже почти подобрался ко мне, я инстинктивно выставила руки вперед. Неожиданно полыхнуло золотом, с кончиков пальцев сорвался нежно розовый бутон огня и медленно поплыл на встречу оскалившемуся зверю.

Первоначально мне показалось, что этого зверя вело лишь слепое чувство голода, но когда он увидел неспешно плывущий огненный цветок, заскулил, одновременно прыгая в сторону, и с диким воем скрылся в чаще леса. Я потрясла головой, чтобы лишиться последней иллюзии о правдивости происшедшего, а цветок, лишившись агрессивно настроенной цели, просто опал на землю тонкими лепестками и погас, так и не тронув огнем ни одну травинку.

— Кажется, с меня на сегодня хватит, — нервно рассмеялась я, механически подобрала непострадавшую (а как хотелось!) корзину, подхватила оброненный клубок веревки и пошла к дому.

Джи еще не вернулся, а значит, еще несколько часов придется провести в одиночестве, держа накопившийся страх при себе. Хотелось высказать, все, что думаю об одном самоуверенном мужчине, что так беспечно отпускал меня в кишащий опасностями лес. А еще поплакать в жилетку и успокоиться от размеренного покачивания на коленях. Хотелось побыть слабой. Просто женщиной.

Корзина с ягодами стояла на столе, что с ними делать дальше я все равно не знала, но придет Джи и примется язвительно распекать мою наблюдательность. Я об этом моменте страстно мечтала, забившись в угол кровати. Где-то в лесу раздался тоскливый волчий вой, у меня сжалось сердце. Мне так страшно не было никогда, и это чувство уже не держалось в хрупкой оболочке тела, оно выплескивалось уродливыми волнами, окутывая все вокруг, совсем как тогда в замке принца. От понимания своей беспомощности по отношению к собственной силе, стало еще хуже. Я закуталась в одеяло с головой и закрыла глаза, тем самым, делая попытку отгородиться от собственного страха.

— Что же ты творишь? — услышала я знакомый голос, слезы брызнули из глаз.

Он вернулся.

— Я видела... а ты... ты! А он...бросился, а я... — сквозь рыдания сжимающие горло, я пыталась рассказать о сегодняшнем происшествии.

— Успокойся, — и такие желанные объятия окутали меня, — что тебя так испугало?

— Я видела зверя...он хотел напасть, то есть напал бы, — я высунула голову из-под одеяла, хотелось увидеть его лицо, удостовериться в его присутствии. Он напряженно вслушивался в мои слова. Неужели не ожидал, не предвидел такого?

— Что за зверь? — мягко спросил Джи, крепче прижимая к себе, его волосы обычно аккуратно собранные в хвост, растрепались и беспорядочно лежали на плечах.

— Огромный, похож на волка и медведя, желтые глаза, — я вытащила руку и ухватилась за блестящую прядку, Джи не заметил моего движения.

— Горг... — задумчиво произнес он, — как ты его отпугнула?

— Я не знаю, как-то само получилось. Сначала в руках огонь полыхнул, а потом, — я растеряно заглянула ему в глаза, сердце в груди забилось чаще, — огненный цветок поплыл к зверю.

— Цветок? — переспросил Джи, не сводя с меня потемневших глаз.

— Да, бледно-розовый. Зверь будто понял, что он опасен, завыл и убежал в лес, — добавила я, Джи дернулся, порываясь скинуть меня с рук, но я вцепилась в него.

— Куда? — новая волна страха чуть не поднялась.

— Лес! Ты убьешь весь лес! — руки сами отпустили его рубаху, стало обидно и горько. Я хотела сказать, что ничего не случилось, что цветок погас, даже опалив траву, но он уже выбежал из дома.

Его не было около часа, дойти до того места, где я встретила зверя минут пятнадцать, а шагом Джи и того меньше, совсем бегом минут пять. Где он провел целый час, я даже подумать не могла. Плевать! Он обидел своим недоверием.

Джи вошел со странным выражением на лице, но подходить ко мне не стал, остановившись на пороге. Он молчал, а я не понимала, как он может молчать?

— Я не монстр, — прошептала я, ладонью вытирая льющиеся слезы.

— Прости, я не должен был сомневаться, — он подошел к столу и устало опустился на лавку.

— Когда зверь убежал, цветок осыпался лепестками и погас. Я даже подумать не могла о том, чтобы причинить вред лесу, — я села на кровати, поплотнее запахнула одеяло, зябко передергивая плечами, — и мне было очень страшно.

— Я почувствовал, точнее почувствовали все и не известно как далеко докатилась твоя волна, — мне сложно было не отвести глаза, но я не ощущала вины за собой.

— Я не воин Джи, — горько усмехнулась я, смахивая последние слезы, — мне было страшно, и я боялась. Мир, в котором я жила опасен, но опасности в нем знакомы каждому. Здесь же, я хожу по минному полю с завязанными глазами.

— Прости, — еще раз сказал Джи, я кивнула.

— Ты не знал, никто не знал, он мог прийти сюда из другого места. Я не верю в твою легкомысленность, если ты без страха оставлял меня одну в лесу, значит, он был безопасен.

— Спасибо, — он грустно улыбнулся и поднялся, — я сварю тебе восстанавливающий отвар, мы хочешь спать? — Меня действительно клонило в сон, — потерпи.

— Хорошо, — я откинулась на спинку кровати.

Джи сходил за водой, развел огонь в очаге и подвесил котелок с водой, когда она закипела, бросил туда горсть травок из мешочка. Когда Джи закончил возиться с отваром, я едва справлялась с собственными глазами.

— Пей, — передо мной оказалась чашка с дурно пахнущим отваром.

Минуту спустя мне полегчало, больше не тянуло пристроить голову на подушку. Я непонимающе уставилась на спокойно сидящего рядом Джи.

— Опять? — он молча кивнул.

Да и что тут скажешь? Я готова бороться с хандрой, но как? Ответа я не знала.

— Почему это снова происходит? — Джи протянул ко мне руку, откинул в сторону свесившиеся на лицо пряди волос. Он смотрел на меня с непонятной для меня нежной грустью. Я подалась навстречу ему. Джи не двигался, я заметила, как засветились его глаза, но как он ошибался в своих мыслях. Его дыхание коснулось лица, а уголки губ дрогнули, обозначая улыбку. Как ты скован в своих эмоциях Джи.

— Почему? — я вложила в свой вопрос столько спокойствия и холодности, сколько нашла в себе.

— Я расскажу, — Джи улыбнулся так, что во рту пересохло, — но только пообещай что выслушаешь.

— Обещаю.

Его теплые объятия укутали меня, губы коснулись моих губ бережно и настойчиво.

Выслушай! — прозвучало у меня в голове, когда костер внутри начал тихо петь, разбрасывая яркие искры.

Выслушай! — словно колокольный звон, и губы от поцелуев горят огнем, а тело льнет к другому гибкому и желанному.

Выслушай! — нас уже двое: одна стонет, извиваясь в объятьях мужчины, а другая раскрывает огненные крылья-руки в бесконечной попытке объять весь мир своим счастьем. Теперь мы принадлежим миру, теперь мы не чужие, не гостьи, теперь все будет как должно!

Когда я перестала быть огнем, я стала собой. Ощутила настойчивые движения, от которых кружилась голова, и не хотелось открывать глаза, чтобы понять, сейчас я и Джи одно целое. Но страстный поцелуй вернул мне уверенность, я распахнула глаза, встретившись с потемневшими до черноты глазами Джи.

— Я слушаю тебя, — прошептала я охрипшим голосом, в кратком промежутке между поцелуями. Его губы заскользили по шее медленно, как если бы старались причинить максимально острое наслаждение. Он знал, что делает со мной, и твердо вел в этом танце. Мне лишь оставалось подхватывать темп его движений, идти вместе изгиб к изгибу, с переплетенными пальцами, сбитым рваным дыханием. Идти, крича, и глотая слезы счастья, чтобы в последнее мгновение раствориться друг в друге, сжечь все преграды, тайны и косые взгляды. Я чувствовала новое такое же горящее сердце, чувствовала что-то другое, то, что было скрыто за занавесов упавших прядей, неверных теней и длинных ресниц, но сейчас самым важным был он, а остальное потом...

Он заставил открыть глаза, до боли прикусив губу, я увидела, как он едва сдерживается. Я лишь сильнее подалась на встречу, улыбнувшись той улыбкой, которую можно подарить только на пороге наслаждения, когда тебя уже подхватывают острые до сладкой боли волны наслаждения. Сильные руки оторвали меня от кровати, секундное головокружение, и я сижу сверху, понимая, что сейчас он решил подарить мне то большее, чем мог позволить себе. Я запрокинула голову, крик сам собой вырвался из горла, по телу прокатилась дрожь, передаваясь тому, что так страстно вглядывался в мое лицо. Он держал меня взглядом, хотел показать, как хорошо быть вместе, знать о том, как желает близости не только телесной, но и духовной. Мы как единое целое, пылали огнем, разливая вокруг себя волны страсти.

Мне долго не удавалось вернуть себе реальное восприятие, я будто существовала сразу в двух плоскостях, здесь рядом с обнимающим меня Джи, и там: высоко над землей, над всем миром, растворенная в лучах солнца, отраженная от волн быстрых рек и бушующего океана.

— Лиля, — тихий голос Джи помог собрать себя воедино.

— Ты чувствуешь это? — "странно было спрашивать, вдруг я сошла с ума?"

— Да, феникс. Теперь ты мир, а мир в тебе, — "как глупо, но я счастлива!"

— Я не чувствую Содзи... — рука Джи на моей талии напряглась.

— Она не смогла слиться, слишком много в ней корысти, — в его голосе засквозила насмешка.

— Мне жаль ее, — сонно пробормотала я, а Джи рассмеялся.

— Спи, у нас будет еще время все обсудить, — моего плеча коснулись его губы, а на месте прикосновения вспыхнул маленький костер. Я захотела развернуться, но Джи только теснее прижал меня в себе. Сон тот час же напомнил о себе, веки сомкнулись, и я сонно пробормотала:

— У тебя такое же пылающее сердце...

Открыть глаза.

Нельзя шутить с огнем,

Коль стал писать стихи.

Аргези.

Циник — человек, который, вдыхая аромат цветов, озирается вокруг, ища гроб с мертвецом.

Менкен.

Из сна меня вытолкнуло совершенно ирреальное чувство страха. Когда я открыла глаза, в домике царили серые предрассветные сумерки, камин уже догорал, но еще не погас, освещая небольшой кусочек пола.

Руки Джи все также крепко обнимали, а тихое размеренное дыхание шевелило волосы на макушке. Мне захотелось увидеть его лицо, понять, что он чувствует, я осторожно перевернулась, боясь потревожить его сон неуклюжим движением.

Его лицо скрывала тонкая занавесь из упавших прядей, я осторожно, едва касаясь кончиками пальцев, откинула их в сторону, замерев на вдохе, рука задрожала. Пришло трусливое желание забиться в истерике, оттолкнуться от его рук, ставших вдруг такими горячими. Лицо Джи, нет не Джи... раньше покрытое золотистым загаром, теперь почти светилось в темноте белым, некогда мягкие черты лица стали резче.

Только сейчас я поняла всю глубину обмана, прониклась, насколько тонко меня обыграли. В голове крутились совершенно безумные мысли, но неожиданно распахнувшиеся глаза мужчины, заставили меня замереть.

— Нет, — беззвучно, одними губами сказала я.

На меня смотрели глаза цвета горького шоколада, те, что тогда во дворце вызвали панику, почти физически ощутимый страх. На меня смотрел Император Мейджин.

Джи...ты даже не пытался обмануть. Чуть темнее кожа, чуть мягче черты лица, чуть сглажены стрелки бровей, менее выразительные бледно-зеленые глаза. Я же все это видела, но оставалась слепа.

— Лиля, — тихо, словно боясь спугнуть, позвал он.

Я дернулась в его руках, от неожиданности он отпустил.

Джи... Мейджин все еще не понимал, почему я дичусь, отчего в глазах блестят злые слезы. Он не спускал с меня глаз, а я судорожно соображала, что делать дальше. Кричать и выяснять отношения, нет лучше бежать... Куда? А не важно, лишь бы не здесь, и не с ним.

Скатившись с кровати, подхватила лежащую на полу рубашку, прикрывая обнаженное тело. Мейджин, не Джи, поднялся и сел на кровати, наблюдая за моими судорожными попытками прикрыться.

— Что случилось?

Боже мой, даже голос изменился, а воздух наполнился бархатными переливами. Меня затрясло, как в лихорадке, но вместо того чтобы заплакать, я расхохоталась, дико и неудержимо.

— Мейджин! — то единственно возможное слово-имя, которое требовалось в данной ситуации.

Он все понял, его лицо исказилось, можно было подумать, что ему больно. Нет, это мне больно, а он, он гад! Старый расчетливый ящер! Ненавижу!

— Лиля, успокойся, — он протянул ко мне руки, отчего я шарахнулась в сторону.

— Не подходи ко мне! — я отчаянно замотала головой.

— Ты обещала выслушать меня.

— Я обещала Джи, а не тому, кто сжег меня... — голос звучал зло, но слезы все равно капали из глаз.

— Меня там не было, — его слова прошли сквозь меня. Я заткнула уши руками и закричала.

— О чем ты говоришь!!! Маска, платье, манера держаться... Мне не нравится когда из меня делают дуру!

— Меня там не было, — четко повторил он, — я с посольством уезжал в Оши.

— Я тебе не верю. — Простонала я, зябко обнимая себя руками. — Знаешь, каково это — сгореть заживо? Чувствовать, как кожа медленно плавится, вдыхать запах горелой плоти и не иметь возможности ничего сделать? — его лицо застыло, — тебе нечего ответить?

— Меня предал мой собственный брат.

— Брат... — это слово отозвалось в сердце тупой болью.

— Поверь мне!