Феникс императора.

Феникс императора.

В жизни бывает все, и свечи на торте, и праздничные салюты, и горсть земли в дрожащей руке, и слезы на разбитых губах. А что будет после смерти?

Г.А.

Выставка.

В школе царила суета, но вот беда суета здесь считалась вполне будничным делом. Эта же отличалась витавшей в воздухе тревогой. Только никто кроме меня не оглядывался назад в поисках источника. Все разрешилось почти безболезненно. Я сидела в учительской, передо мной лежал журнал моего любимого пятого "Б", в принципе вполне обыденное занятие для учителя, а тем более классного руководителя коим я являлась, но сегодня оно превратилось в затянувшийся кошмар.

Стоило мне только взяться за ручку, как в учительской материализовалась Римма Антоновна бессменный преподаватель по истории. Вид она имела, самый что ни на есть удивленный, глаза бегали, руки она то и дело прижимала к необъятной груди, при этом блаженно закатывала глаза. Весь этот цирк продолжался довольно долго, пока я не вернула ее с небес обетованных на грешную землю и не поинтересовалась:

— Римма Антоновна, с вами все в порядке? — она соизволила обратить на меня внимание, но лучше бы я тогда вырвала себе язык и проглотила его, а еще лучше взяла степлер и сшила свой болтливый рот и это поверьте мне, оказалось меньшим из зол.

— О! Лилечка, как хорошо, что вы здесь! У нас такое событие, — она быстро засеменила ко мне своими ножками сосисками и снизила голос до шепота, — в городском музее вчера ночью выгорело только отремонтированное помещение под экспозицию народов востока, и нашей школе доверили... Нет! Нас выбрали как самую достойную школу, под временное пристанище редкой коллекции времен правления Императора Дракона!

С историей я всегда была на "вы", поэтому решила немного подыграть не на шутку разволновавшейся историчке.

— Ничего себе!

— Да-да, это просто неописуемый восторг, сегодня ночью они начнут переоборудовать наш актовый зал, — тут она запнулась, бросила вороватый взгляд на меня и тут же смутилась.

— В чем дело? — занервничала я, прекрасно понимая, что именно сегодня состоится мое еженедельное вечернее бдение в стенах школы, поскольку с моей подачи несколько классов используется студентами педагогического института для занятий факультативами.

— Понимаете, наш сторож сегодня придет на час позже, и я хотела попросить вас, вы все равно остаетесь следить за подрастающим поколением, — я нахмурилась.

— Хорошо, но я надеюсь, это не станет традицией, — она коротко кивнула и также внезапно испарилась.

Смею заметить, мне совсем не тяжело было отсидеть еще один час в стенах школы, просто не хотелось, чтобы на мне ездили, как на безмозглой и безотказной скотине, за которую меня очень часто принимали мои коллеги, под час, путая покладистый нрав с малодушием.

Я вновь опустила глаза на серую бумагу журнала и потянулась к отложенной ручке, как дверь в очередной раз распахнулась и уже мои шкодливые пятиклашки пришли отчитаться о проделанной в классе уборке и сдать ключ от кабинета. После чего ускакали тратить нерастраченную и неразученную во время уроков энергию. И, казалось бы, все можно вздохнуть свободно, но время показывало без десяти минут семь, а это значит пришла пора встречать неугомонных студиозов, которые даже после мозговых штурмов в институте умудрялись придти на факультативы полными сил и желания. Сегодня ожидалось целых три группы.

Что странно так это непреложный закон, сложившийся с самого начала проведения факультативов в нашей школе: сначала приходят студиозы, а после с опозданием минут в десять их педагоги. И этот день не стал исключением...

Когда кабинеты были открыты, а студенты расселись, преподаватели закономерно опоздали и приняли с рук на руки неокрепшие умы, я закрыла главный вход и удалилась в учительскую. Убить пару часов хорошей книгой уже давно стало для меня традицией. Мягкое кресло, блаженная тишина и интересная история, что может быть лучше после шумного дня.

Время пролетело незаметно, поэтому, когда в учительскую заглянул немолодой преподаватель Кирилл Аркадьевич, я удивленно бросила взгляд на часы.

— Уже?

— Ага, мои уже разбежались, — мягко ответил он.

— Вы сегодня тихо.

— Видимо все мы устали под конец рабочей недели, — я согласно кивнула.

— Пойдемте, я вас провожу.

— А вы разве остаетесь? — его удивление было оправдано, обычно я покидала здание школы вместе с ними.

— Меня попросили остаться, пока не придет сторож, так что, — я развела руками.

— Что ж, — сказал пожилой преподаватель, — хорошей вам ночи!

— Спасибо, — поблагодарила я, гладя на удаляющуюся в ночь фигуру.

Дверь натужно скрипнула, и неохотно закрылась, я опустила тяжелый крюк древнего, как и сама школа запора. Теперь в огромном здании школы я осталась одна, а витавшее весь день чувство тревоги обострилось. К счастью или, к сожалению, я никогда не была трусихой, поэтому просто решила развеять свои предчувствия, поднявшись на второй этаж, где располагался пресловутый актовый зал.

На втором этаже освещение, как и положено, отсутствовало, из-за чего я почти сразу увидела пробивающуюся под дверью актового зала полоску тусклого серого света. Дверь оказалась чуть приоткрыта.

По мере приближения я начинала понимать, вот! Вот оно мое предчувствие, ощущение называйте, как хотите, но оно шло оттуда из приоткрытой обшарпанной двери. Свет внутри явно шел неровный, отчего тень под дверью колебалась. Тут меня прошибло током, неужели что-то загорелось? Я рванула к дверям, уже не помня про то чувство, что привело меня к этим дверям. Ручка легла в ладонь я резко потянула ее на себя и оказалась... в сказке? Да, пожалуй, это самое приемлемое название. Наш старый актовый зал будто растворился под драпированными стенами и потолком, посередине шел коридор, освещенный пламенем факелов, и казалось, уходил в бесконечность, по бокам от него с потолка спускались расписные полотна ткани, играющие роль многочисленных ходов в комнаты. Такой роскоши я не видела никогда, и естественно мне захотелось рассмотреть поближе, прикоснуться к прекрасному. Ручка выскользнула из моих рук, ноги сами сделали необходимые несколько шагов, а дверь, будто ждавшая моего слепого любопытства захлопнулась, с тихим щелчком отделяя меня от школьного коридора.

Они появились из ниоткуда, неспешным шагом приближаясь к моей застывшей в изумлении фигурке. Высокие, похожие на братьев близнецов, одинаково затянутых в кожаный доспех, с копьями в руках. На головах покоились металлические шлемы, а лица закрывали полумаски. Они стремительно приближались, а я все еще находилась в состоянии ступора.

Кто? Откуда? Почему? В конце концов. Что они делают в такой час в школе, — все эти и многие другие мысли вяло циркулировали по вмиг отупевшим мозгам. Но когда до меня оставалось не больше десятка метров (с каких это пор наш актовый зал стал таким огромным?) я оттаяла и бросилась к двери, но тут меня поджидало жесточайшее разочарование, она оказалась заперта. Что ж будем решать проблемы по мере поступления, если оные вообще окажутся.

Они замерли в нескольких метрах от меня, ничего не выражающие глаза, темные чуть раскосые. Слова готовые сорваться с губ глупыми вопросами застряли где-то на полу вдохе. А тем временем они расступились, открывая мне скрывавшуюся до того фигуру.

Утопая в черно-красных шелках, он излучал столько величия, столько силы, что неосознанно хотелось преклонить колено, а лучше пасть ниц, и не отрывать глаз от полу, чтобы случайно не прогневить царственную особу, неосторожно брошенным взглядом. Почему-то не возникало сомнения в том, что передо мной мужчина, несмотря на спрятанное под расписной маской лицо. Он не шелохнулся, но я была уверена, он внимательно следит за каждым моим движением. Под таким пристальным вниманием хочешь, не хочешь, почувствуешь себя не в своей тарелке, но то, что я ощущала, оказалось во сто крат хуже. Невидимые щупальца касались моей кожи, перебирали пряди волос, касались рук. Каждое такое прикосновение вызывало сотни мурашек колючих и холодных. И в момент, когда я была готова постыдно сбрасывать невидимые руки, отмер язык.

— Кто вы? — голос отразился многоголосым эхом и вернулся испуганной птицей.

Мне никто не ответил, но я заметила, как дрогнула бледная рука, удерживающая маску, после раздался негромкий смешок, и все снова затихло. По спине прокатилась холодная капелька пота, захотелось провалиться сквозь землю, после чего оказаться прямо в мягком кресле в учительской. Но, как правило, наши желания не исполняются, а как закономерность исполняются, но в точности на оборот.

Фигура в центре легко взмахнула широким рукавом, указывая на меня, я попятилась, но бежать, увы, было некуда. Двое двинулись на меня, я не знала, что ожидать, внутри все сжалось от неясной тоски и тревоги. Тревоги! Черт, меня весь день предупреждали. Но я как слепая, как глухая, и немая тянула ниточку неприятностей на себя, а теперь с ужасом понимала, что в руках остался лишь кончик закончившегося клубка.

Они пахнула на меня терпкими ароматами, и встали по обе стороны, скрестив передо мной копья. Страх долженствующий появиться в данный момент, так и остался где-то за дверью актового зала, я просто констатировала свое недвусмысленное положение. В один момент пришло понимание это не розыгрыш, не инсценировка, а самая что ни на есть правда и меня только что взяли под стражу.

Процессия впереди меня резко развернулась и направилась куда-то вглубь, остановившись в двух десятках метров от нас, а в проходе темнела бесформенная куча. Мне ненавязчиво дали понять, что следует идти вперед, путем тычка под ребра, я охнула, но не рискнула воспротивиться.

Мы приближались, а у меня внутри все похолодело, когда я поняла, что за куча обозванная мной бесформенной высилась посреди прохода — всего лишь сложенный костер, посреди которого уродливый возвышался столб. Сверху на всю смертельную композицию падал бледный след луны из провала в потолке.

Меня вели на казнь, меня решили сжечь, меня приговорили, не издав ни единого звука, лишь изящным взмахом руки. По щеке скатилась обжигающе горячая слеза, обида жгучая яркая полоснула по глазам острым лезвием, я на миг зажмурилась, надеясь открыть глаза и не увидеть шикарное убранство, холодный блеск темных глаз из-под расписанной маски.

Запястья сжались в стольной хватке чьих-то рук, а прочная веревка оплелась посмертным браслетом. Под гнетущую тишину меня подвели к будущему кострищу и привязали к столбу. Меня сжигали будто проклятую ведьму, с той лишь разницей, что тогда приговор звучал. Звучал, а не читался прямо на лицах и масках людей.

Сорванный со стены факел яркой вспышкой полетел прямо мне под ноги, он выбил тучи острых искр, опалил носки туфель и рухнул в самую гущу мелкой трухи. Огонь взметнулся до колен, жадно лизнул тонкую ткань брюк и опал, ему тоже хотелось поиграть с привязанной жертвой. Стало не просто жарко, а нестерпимо горячо, удушливый дым лез в глаза, забивал нос и рот, а я продолжала вглядываться в ехидно улыбающуюся маску. Мои слезящиеся глаза спрашивали, кричали — почему? Но ответа не было, лишь оглушительная тишина, треск дров и гудение жадного пламени, которое с каждой секундой поднималось все выше.

Боль пришла не сразу, но когда дала о себе знать, на мне горела одежда, кожа под тканью шипела, испаряя влагу, гадко запахло паленой плотью, я закричала, вкладывая в крик всю ту Боль и Страдание. Боль выкручивала мышцы, сдирала скукоживающуюся плоть, срывала слой за слоем, позволяя сознанию держаться в агонизирующем теле. Но с каждой пройденной вечностью боль становилась невыносимой. Взгляд еще видящих глаз метался по ставшей ловушкой комнате, бывшей когда-то актовым залом. Вместо обшарпанной белой двери виднелся арочный проход, задрапированный дымчатым полотном. А из-за него выглядывала закутанная в темные одежды женщина, и даже полумрак залы с отблесками, снедавшими мое тело пламени, не скрыли ее победного выражения ярко-синих глаз. Она торжествовала смерть, мою смерть!

Торжество жизни.

Ибо только умерев, отринув жизнь свою, может он обрести ее вновь, чтобы восстать живым из оков могилы — умершим, но воскрешенным, прежним, и в то же время иным, похожим на себя, и не похожим, не убоявшись дара Божьего — смерти и обретя через нее жизнь вечную.

"Легенда о фениксе" Луций Цецилий Фирмиан.

Тепло окружающее меня не просто обтекало вокруг, оно циркулировало сквозь меня. Чистые оранжевые лучики купались внутри меня, сплетаясь замысловатым кружевом, заполняли каждый уголок сознания, создавая яркие завихрения, и как только они находили себе место, начинали тускнеть. Меня это не беспокоило, ведь ласковое тепло продолжало стягиваться к груди, а пламенные змейки сбивались в тугой клубок, цеплялись друг за друга, испуская вокруг нешуточный жар, но он теперь не обжигал. Он ластился ко мне будто ручной котенок, и успокаивающе шептал, что боли больше не будет, что он больше не обидит.

После такой успокаивающей мысли, я почувствовала легкое дыхание, четкое биение сердца. Потом зачесался нос, захотелось чихнуть, что-то твердое кололо левую лопатку, а в области поясницы чувствовался каменный выступ. Легкая волна паники накрыла меня, отчего я резко подскочила, распахнула глаза и чихнула.

Я сидела в огромной куче прогоревшей золы, а сверху на меня падал столп яркого солнечного света, и это было так прекрасно. Душа во мне пела и тянулась туда, где золотился небосвод, где птицы сновали в безоблачном небе. Руки сами потянулись вверх, окунаясь в золотую дымку. Я зажмурила глаза, и солнце загорелось внутри меня. Мне показалось, что я сама стала маленьким солнышком. Это было так великолепно, никогда в жизни я не чувствовала ничего подобного, а теперь просто упивалась моментом единения с древним светилом.

Меня прервали, торопливые шаги зазвучали совсем близко, послышались удивленные вздохи. А потом началось форменное сумасшествие.

— Феникс! Феникс! Феникс! — загалдели множество голосов вокруг меня, я зажмурилась и приложила руку к лицу, чтобы разглядеть хоть что-нибудь. Но толку оказалось мало, я увидела лишь смазанные солнечным светом силуэты людей, а их собиралось все больше и больше, толпа галдела все сильнее и уже не слышались отдельные выкрики, лишь общий возбужденный гул.

Мне надоело сидеть на вдруг ставших неудобными углями, я поднялась, отряхивая налипшее крошево и только сейчас поняла, что ничего кроме жирных разводов сажи не скрывает обнаженного тела. Вокруг все замерло, стих ропот толпы, а я стояла нагая и смущенная в потоке солнечного света.

Тишина разлетелась на звонкие осколки, послышались крики, скорее всего стража разгоняла любопытствующих пробираясь ко мне. Я не ошиблась, и через минуту мне на плечи лег плащ, на голову набросили глубокий капюшон и куда-то быстро повели. После яркого солнца в глазах стояла противная зелень. Сопротивляться провожатому просто не было сил, хотелось безумно улыбаться всем, петь и радоваться жизни.

А тем временем ко мне вернулось нормальное зрение, я стала замечать роскошь коридоров, женщины, что попадались на нашем пути, прятали лица под печально знакомыми масками и кутались в разноцветные шелка. Мужчины по большей части носили поверх платья кожаный доспех, реже украшенный металлическими пластинами, лица же в отличие от женщин оставляли открытыми, за исключением охраны носившей полумаски.

Но, к моему сожалению и какому-то отстраненному изумлению роскошные коридоры и залы сменились каменными уродливыми мешками, уходящими глубоко вниз. С каждым метром вниз, мое лучезарно-солнечное настроение уходило, прячась глубоко внутрь, а на место него приходило злое любопытство. Да и что собственно могло быть для меня приготовлено после сожжения? Конечно, темная и сырая камера где-нибудь глубоко под землей. Удивительно, что меня не скрутили на глазах у всего народа и прилюдно не казни повторно, а даже презентовали теплый плащ, деликатно уведя с всеобщего обозрения. Крутилась у меня по этому поводу мысль, но я никак не могла выразить ее.

Тем временем наше путешествие закончилось, я осмелела и сняла капюшон. Темный коридор, закончившийся тупиком ни дверей, ни решеток. Я удивленно покосилась на своего провожатого, невольно заподозрив его в слабоумии, но, увы, я ошиблась. Он приложил затянутую в черную перчатку руку к стене, поводил ею из стороны в сторону и несильно надавил. Послышался тихий щелчок, и стена отползла в сторону. В коридор ворвался легкий шаловливый ветер, а в воздухе ощутимо запахло цветами. Проход открылся в густой тени незнакомых мне деревьев, провожатый оглянулся на меня, а я успела отметить присутствие на лице полумаски и опущенного забрала, из-под которого недовольно сверкнули темные глаза. Я внутренне сжалась, ожидая чего угодно, но он всего лишь вернул на место капюшон и, взяв за руку, легонько потянул за собой. Удивление стоило мне дорогого, я замешкалась, зацепилась за низкий выступ на полу и непременно упала, если бы не мой провожатый в последний момент легко перехвативший меня.

— Спасибо, — смущенно пролепетала я отстраняясь от мужчины. Про себя я отметила, что от него не пахнет потом, как следствие от долгого стояния на посту, а напротив ощущался мускусный аромат духов. Возможно, мой провожатый не так прост и не является обычным воином.

Мужчина на мой лепет не отреагировал. Убедившись, что я в порядке повел меня по тропинке петляющей по густо заросшему лабиринту. Так мы шли довольно долго, я успела утомиться от бесконечного мелькания солнечных зайчиков запутавшихся в густой сетке плотно сплетенного кустарника. Поэтому оставшийся путь проделала, глядя себе под ноги и от нечего делать, считала повороты. Два раза налево, потом долго прямо, направо, снова налево и направо. Потом зеленый коридор закончился, а перед нами возникла белая каменная стена, но в этот раз мой провожатый искал всего лишь калитку, которая отнюдь не выглядела заросшей. Когда мы шагнули за стену, то мой провожатый резко остановился и затолкал меня себе за спину, но я все же успела увидеть идущего к нам человека. На нем не было доспехов, зато его платье пестрело не хуже женского.

— Приветствую тебя Ним Дракон! — сказал подошедший и, судя по шелесту ткани, поклонился, а я в очередной раз задалась вопросом: "Кто же он?"

— Мое почтение Мастер Лоу, хранитель истории.

Истории? — меня пронзило острое чувство опасности, я невольно напряглась и неосознанно прижалась к спине стоящего скалой мужчине. Кто мне наплел про эту проклятую экспозицию? Историчка! Старая грымза! Подозревала ли она, что направляет меня на верную смерть или все это воля случая?

Пока я предавалась неуместному злопыхательству, мужчины продолжали обмениваться ничего не значащими любезностями, но вот Мастер Лоу задал вопрос, от которого мой спаситель со странным именем Ним Дракон ощутимо напрягся.

— Кто та таинственная незнакомка, что так пылко прижимается к моему принцу? — в вопросе слышалась легкая ирония, а я, наконец, поняла, с кем имею дело. Вот только особ голубой крови мне и не хватало.

— Так вы еще не слышали? — принц ответил мастеру той же монетой, — у нас появился новый Феникс.

— Как? — Мастер подавился удивлением, а потом быстро-быстро залепетал, — этого совершенно не может быть! Получается, что у нашего феникса появился антагонист?

— Мы все это непременно проверим, а сейчас нам нужно идти, — в голосе Ним Дракона звучало раздражение и повелительные нотки.

— Конечно-конечно, не смею задерживать вас более мой принц, — и снова шелест тканей.

Когда шаги, удаляясь, стихли, я осторожно выглянула из-за широкой спины принца. Он повернулся и тяжелым взглядом посмотрел на вновь сползший капюшон.

— Меня зовут Лилия, — взгляд стал еще тяжелее, а я совсем стушевавшись, пролепетала, — можно просто Лиля.

— Пошли, — бросил он мне и, развернувшись, пошел прочь в сторону высившегося в нескольких метрах белого дворца. Хотелось сердито фыркнуть и демонстративно остаться стоять на месте, но какое-то шестое чувство толкнуло меня вперед за удаляющимся мужчиной.

И снова роскошь, правда, не настолько подавляющая как в давешнем месте моего краткого пребывания.

Он привел меня в комнату всю сплошь до потолка уложенную разноцветной плиткой, распахнул передо мной дверцу в стене, жестом предлагая пройти. Я вошла. Прямо под ногами плескался небольшой бассейн, но не успела я насладиться приятным интерьером, плащ сдернули с моих плеч, а сильная рука легко толкнула меня в искрящуюся воду. Глаза я закрыть не успела, впрочем, испугаться тоже, поэтому не стала тут же всплывать, продолжая наблюдать за игрой поднятых мною пузырьков воздуха. Когда мне это надоело, я просто села прямо на узорчатое дно и посмотрела на все еще стоящего в дверях мужчину.

Забавно наблюдать сквозь призму воды, как расплываются яркие краски восточного орнамента, как смешиваются, а потом становятся четче. Долго забавляться, таким образом, не получилось, воздух в легких кончился, и пришлось всплыть. Отфыркиваясь и стирая капли воды с лица, я вдруг поняла, что осталась совершенно одна. Стало страшно. А доводы разума о том, что мой провожатый все же мужчина и как бы я раскованна не была, ему не стоит смотреть, как моется женщина, никак не желали укладываться.

И меня будто услышали, в помещение вошла девушка, почти девочка. Она, как и все виденные прежде женщины одевалась в многослойное платье из шелка, но не носила маску. Темные гладкие волосы свободно стекали по плечам, чистые правильные черты лица и темные любопытные глаза. Она подошла к краю бассейна, там, где располагались широкие ступени, положила стопку чистых полотенец и корзину с какими-то баночками.

Тонкие белые руки быстро мелькали в складках широких рукавов, пока она раскладывала принесенные вещи. Покончив с мелкой возней, она поднялась и принялась раздеваться. Стоило бы удивиться, но настолько захватывающе оказалось это зрелище. Многочисленные слои шелка, завязанные определенным способом, снять было довольно трудно, казалось одно неверное движение и нежная ткань порвется. Но девушка ловко справлялась с непростой, на мой взгляд, одеждой. Сначала на пол легло аккуратно свернутое нежно-желтое платье с нарисованными птицами, затем красное с мелким цветочным узором, но когда осталось только нижнее такое тонкое, что просвечивалась хрупкая фигурка девушки, она вновь опустилась на колени около кромки бассейна, подобрала волосы и заколола их замысловатым узлом. Она подняла на меня хитрые глаза и улыбнулась, а до меня только дошло, что ей хочется помочь мне вымыться.

— Меня зовут Мао госпожа, я буду вам прислуживать, — она сложила руки на груди и склонила голову.

— А меня Лилия — Лиля, поможешь мне отмыть голову? — я пропустила между пальцами прядь перепачканных сажей волос, — самой мне не справиться.

— Конечно, — она с готовность взяла в руки один из пузырьков, идете сюда.

Идти по бассейну показалось мне кощунственной мыслью, и я с удовольствием сделала несколько размашистых гребков, села нижнюю ступеньку, так что вода доходила мне до груди. Ловкие руки Мао тут же принялись намыливать жирную массу из моих волос.

Спустя час борьбы с сажей моя кожа и волосы буквально скрипели от чистоты, а я довольная и счастливая вылезла из изрядно посеревшего бассейна.

Завернутая в длинное полотенце, я устало передвигала ноги, едва поспевала за бодро идущей Мао. Она сказала, что мне отвели комнату, где я смогу отдохнуть перед аудиенцией у императора. Эта новость меня озадачила и разозлила, но показывать свои эмоции перед Мао я не стала.

Комната располагалась в самом конце коридора, а на входе стояли двое стражников. И опять мне пришлось проглотить возмущения. Мао уже скрылась за широкими спинами стражников, а я, бочком стараясь не привлекать внимания, юркнула вслед за ней.

Маленькое уютное помещение, низкая широкая кровать за ширмой, зеркало во весь рост, узкие высокие окошки без намека на стекла — вот, пожалуй, и все.

Я слишком устала от навалившего на меня, сил думать не было, не хотелось абсолютно ничего, меня клонило в сон. Я легла на кровать, и устало прикрыла глаза. Шаги Мао еще слышались то за ширмой, то рядом со мной, она чем-то шуршала, напевая какую-то мелодию, а потом я видимо задремала.

Содзи.

Не отравляй себя близостью к сильным мира сего.

Тосуй.

Сон, навеянный водными процедурами, уполз из-под ресниц, будто спугнутый кот во время бдения крынки со сметаной. Я сонно моргнула, сладко потянулась на кровати и одернула сбившееся во время сна полотенце. Краем глаза заметила легкое движение за ширмой.

— Мао? Мао, это ты? — громко сказала я, а в ответ на мои неуверенные слова послышался смех, — кто здесь?

Приподнявшись на кровати, я выглянула из-за ширмы, застыв от изумления.

— Вы? — сорвалось с моих губ.

Незнакомка с ярко-синими глазами качнула головой и выскользнула из тени. Она шла медленно едва касаясь ногами плитки пола, плавно покачивая бедрами. Ее платье резко отличалось от уже виденных мною многослойных, оно было женственным и вызывающим. Грудь прикрывал треугольный кусок ткани темно-синего цвета, юбка сидела низко на бедрах широким поясом, который блестел и переливался даже в предрассветных сумерках. Вниз от пояса струились широкие полотна ткани вперемешку с нанизанными на длинные ленты бусинами.

Увидев, насколько пристально я рассматриваю ее наряд, она насмешливо улыбнулась и повела плечом, отчего золотая грива волос пришла в движение.

— Я, — легко ответила она, неожиданно высоким голосом. Ответ меня нисколько не удовлетворил.

— Ты не похожа на них.

— Почему? — брезгливо ответила она и сделала еще один грациозный шаг вперед, отчего ее фигура смазалась, а сквозь дымку проступили совершенно другие черты лица. Волосы потеряли объем и теплый золотой цвет, став черными и гладкими, черты лица утратили мягкость, лицо стало более круглым, глаза карими и раскосыми. Я потрясенно ахнула, но вновь потеряла дар речи, когда с лица самоуверенной женщины сползла победная улыбка.

— К сожалению, только ты видишь мой истинный облик, но на самом деле я обычная женщина такая же, как тысячи в этой империи. И именно поэтому я как феникс созидания не привлекаю к себе столько внимания. А вот ты, — ее лицо исказила злобная гримаса, — ты чужая! Ты! Своим появлениям подняла на ноги всю столицу! О тебе судачат на каждом углу! Ты поплатишься за свое появление! — я была ошеломлена такой новостью, мне совсем не хотелось такой популярности.

— Но почему?

— Почему? Ты другая! Я Содзи, рожденная стать фениксом, всю жизнь готовилась к перерождению. Для меня это великая миссия приносить людям мир и покой, — разговаривала она эмоционально, при этом, двигаясь с нечеловеческой гибкостью, извиваясь всем телом, — Ты же... — она, кажется, захлебнулась собственной яростью, — тебя не должно быть в этом мире! Но это случилось, у меня появился антагонист, моя полная противоположность!

— Да неужто? — меня порядком утомило ее красноречие с заламыванием рук.

— Не веришь? — она уставилась на меня стеклянным немигающим взглядом, — сегодня вечером состоится твоя аудиенция у императора, а он человек властолюбивый, поверь мне, он уже придумал, как с твоей помощью расширить границы империи. Ну и конечно, он не сможет не обойти своим вниманием такую экзотическую внешность, как у тебя.

Она так и сочилась ядом, а я все прикидывала, как поскорее выставить ее отсюда с наименьшим сопротивлением.

— И что же ты предлагаешь? — после моих слов она оживилась, перестав корчить из себя ядовитую тварь.

— Я предлагаю тебе бежать, — она подняла руки вверх, соединив кончики пальцев, и крутанулась вокруг себя.

— Логично, но вот беда. Куда? Я мир ваш не знаю.

— Я помогу. Видишь ли, наш мир, принимая феникса, не бросает его на произвол судьбы, а наоборот всячески помогает, стоит лишь задать цель или направление движения, — она задумчиво перебирала висящие на поясе бусины, раскачиваясь из стороны в сторону.

— С чего такая забота?

— Мне не нужны соперницы... здесь, — уклончиво ответила Содзи.

— Ну, хорошо, а как я из-под стражи сбегу? — спросила я, выразительно глядя на вход.

— Об этом не беспокойся. Сегодня сразу после представления императору возвращайся сюда, я все устрою, — она качнула головой и собралась уходить.

— Погоди, — сказала я, мучительно думая, стоит ли ее спрашивать, — Скажи, а кто такой этот Ним Дракон?

Реакция, последовавшая на мои слова, оказалась, мягко говоря, странная. Содзи сильно побледнела, большие синие глаза сузились. Она сжала губы и процедила:

— И когда только успела?! — холодная ярость так и хлестала из нее, но она больше не произнесла ни слова, резко развернулась и ушла. А я еще долго не сводила глаз и дверного проема, гадая, что же это все-таки было?

Для сна уже было слишком поздно, а для бодрствования слишком рано. Не зная чем себя занять, я встала с кровати, прошлась вдоль ширмы, робко выглянула за то, что могло бы называться дверью, оценила боевой дух стражников, убедившись их невозмутимости и верности службе.

Отчего-то вдруг стало грустно и тошно, вспомнился мой маленький мир, заключенный в грустной однокомнатной квартирке, неподалеку от парка. О старом коте, который, как вещь в себе, приходил когда хотел и также уходил. За него я не переживала, он не так уж зависел от меня, но нам вместе было так хорошо забывать про наше одиночество. Там все имело свое значение, каждое действие становилось отточенным оттого рутинным, и я все чаще задумывалась о другой жизни, где много солнца и движения. Где все иначе... Домечталась.

Тяжело вздохнув, я отлепилась от стены и подошла к узким стрельчатым окнам, они оказались забраны тонкими пластинами узорчатого дерева, сквозь которые просвечивалась темная зелень сада. Небо еще хранило следы серых сумерек, но и те уже почти отступили нежно голубому утру. Солнце еще видно не было, скорее всего, оно всходило с другой стороны.

Я отошла от окна и осторожно заглянула в зеркало. Как хорошо, что изменился только мир вокруг, а я осталась прежней. Улыбнувшись бледному отражению в зеркале, я заметила что волосы, предоставленные после водных процедур сами себе закудрявились, чего я им не позволяла последние несколько лет, упорно укладывая в ровное каре и только сейчас отметила, что жаркое лето, проведенное в деревенской глуши, оставило рыжеватые блики на русых волосах.

Но что-то все же настораживало в собственном лице, какая-то мелкая деталь совсем незаметная. Ах, точно! Шрам, на правой брови полученный в нежном возрасте после падения с качель, бесследно исчез. Странно...

Я не понимая, что делаю, распахнула полотенце и недоумевающее посмотрела на абсолютно гладкую кожу на животе, а ведь мне год назад вырезали аппендицит! Кажется, я действительно сгорела в том костре и родилась заново.

Завернувшись снова, я с досадой подумала, как неудобно ходить в полотенце. Вернулась к кровати и легла, мне показалось, что я всего лишь на секундочку прикрыла глаза, а когда открыла их вновь, увидела крадущиеся по полу солнечные лучи и сидящую на полу Мао. Она что-то тихо мурлыкала себе под нос, а в руках у нее сновала туда сюда иголка.

— Доброе утро, — тихо сказала я, на что Мао повернула свое хитрое личико и таинственно сообщила:

— Уже день. Вы так сладко спали, а я не решилась будить вас, — она отложила шитье и подошла ко мне. В руках у нее оказался сверток темно-серой отливающей зеленью ткани. Она встряхнула его и протянула мне, — я пока не закончила ваше платье моя госпожа, оденьте это, оно не такое богатое, но подойдет к цвету ваших глаз.

— Как здорово! А я уж думала никогда мне не избавиться от этого полотенца.

Сей, ненавистный предмет полетел прямиком в дверной проход, к чести стражником они не издали ни единого звука возмущения.

Платье было пошито на манер халата, длинные рукава закрывали даже кончики пальцев, но по его внутренней стороне от локтя шел разрез. Полы платья запахивались на груди, а завязки продевались по бокам, оборачивались вокруг талии и завязывались бантом сбоку.

Мао стояла напротив меня, затаив дыхание, ее глаза так и лучились от удовольствия. Я не удержалась и расхохоталась, так потешно она выглядела.

— Спасибо, Мао! Оно чудесное, — я покрутилась вокруг себя, а юбка взвилась колокольчиком и облепила ноги, как только я остановилась. Мао взяла меня за руку и потянула в сторону зеркала.

— Что я там не видела? — упорно сопротивлялась я, но Мао имела такой воодушевленный вид, что я сдалась и заглянула в глянцевую гладь.

— Вы такая красивая, — сказала Мао, — как солнышко!

— Скорее как гнилое яблоко, — скривилась я, зеркало всегда показывало мне одно и тоже отражение, с небольшими вариациями на тему одежды. Но то ли солнце другого мира делало свет более мягким, то ли красивое платье действительно могло изменить любую женщину, в этот раз я просто не стала отрицать — отразившаяся девушка могла полноправно называться интересной.

Мао оценила мое обескураженное лицо, удовлетворенно кивнула каким-то своим мыслям. Тут мне пришел в голову один интересный вопрос.

— Мао, а просвети меня насчет женской одежды. Нет, ты не подумай, что я тряпичница, дело совсем не в этом...— я поймала взгляд Мао и замолкла.

— Ты о Содзи? — я кивнула, — она скорее исключение, чем правило. Ей все сходит с рук!

— А чем она собственно занимается? — недоумение было мне ответом, и я пояснила, — ну феникс и феникс, а жить же как-то надо, деньги зарабатывать. Хоть бы и на эти все побрякушки, которых на ней видимо, не видимо. Что? Не работает? Муж обеспечивает? Опять мимо? — то, что женщина здесь занимает пассивное положение в обществе, я уже поняла, но Содзи она явно демонстрировала свою независимость, и это значит....Да ничего не значит! Она могла быть, да хоть содержанкой самого императора. Кстати!

— А что за человек ваш император?

— Он не человек, — мягко ответила Мао.

— Так, спрошу по-другому. Какой он ваш вседержитель?

— Сама скоро все увидишь, — а эта маленькая кошечка по имени Мао не так проста. Ушла от ответов, даже глазом не моргнула.

— Чем же я буду у вас заниматься? — загрустила я. Мао же вернулась к шитью, и я села рядом с ней, подобрала к себе ноги, положив на колени голову.

— Ну а чем ты занималась у себя?

— Учила детей рисовать, — Мао отняла глаза от шитья и задумчиво закусила губку.

— Боюсь, кем бы ты ни была раньше, больше эти умения тебе не пригодятся. Император даст тебе все что нужно... — она резко оборвала речь и замолчала. Кажется, мне тотально что-то не договаривают. Ладно, другого я и не ждала, а раз стараются скрыть значит, ничего хорошего меня не ждет. Именно в свете открывшихся деталей, предложение Содзи уже не казалось мне таким сомнительным.

Сомнительной оставалась цель моего предназначения, если таковое вообще существовало, но вот беда никто не спешил разрешить все мои сомнения и дать ответы на все мучающие вопросы. Возлагать свои надежды на полумифическую аудиенцию у таинственного императора было не просто глупо, а катастрофично. Во всей этой истории, как ни странно, самой прозрачной фигурой являлась Созди с ее желанием доминировать, не подпуская к своей уникальности никого. К ее чести сказать оказалось довольно милосердно отпустить меня на вольные хлеба, а не устранить в физическом плане.

Когда я снова решила заговорить с Мао, она уже отложила шитье и теперь внимательно наблюдала за мной. Я решила ее проигнорировать, молча, отвернувшись к окну.

— Госпожа Лилия, вам никто не желает зла, поверьте мне, — я повернулась к ней лицом и грустно улыбнулась.

— Большего зла, чем надо мной совершили, уже не будет, — Мао, как-то странно посмотрела на меня, но, видимо вспомнив что-то, быстро засобиралась.

— Я совсем забыла, совсем забыла, — поднявшийся вихрь из разноцветного шелка прошелся по комнате и скрылся в коридоре.

От нечего делать я села на кровать. Думать категорически не хотелось, предположений в голове крутилось много, но ни одно мне не нравилось, потому, как итог был един — меня хотят использовать. Было, отчего пригорюниться, чему я предалась. Погрузившись в полную апатию, я не заметила, как вернула Мао, хотя все-таки заметила, но не подала виду. Просто не хочу ни с кем говорить, а Мао явно так не считала.

— Госпожа, я принесла вам поесть. Здесь фрукты, молоко и хлеб, — хорошо хоть мясо не принесла, а то запах собственной горелой плоти раз и навсегда сделал меня вегетарианкой, — ваше платье почти закончено, не хотите примерить?

Почему-то меня ее веселый голосок стал раздражать, и я поддалась своему плохому настроению.

— А что мне разве нужно куда-то идти? — Мао воззрилась на меня слегка обижено.

— Но как же, а говорила вам госпожа, вечером состоится аудиенция... — я жестко оборвала ее и резко поднялась с кровати, едва не опрокинув поднос с едой, метнулась к окну. Руки безжалостно сминали шелк рукавов.

— Я не буду потакать чьей-то прихоти! Если меня хотят видеть, что ж, — меня затрясло от гнева, — вот она я! Можешь так и передать.

— Как пожелает моя госпожа, — холодно произнесла Мао, но в ее глазах блеснули слезы, с этим она покинула мою темницу.

Затащили черт знает куда, убили, взяли под стражу и надеяться на телячью покорность, ага вот прямо сейчас! Здесь, слава богу, никто не обязывал меня гражданскими правами, тем паче уголовным кодексом, поэтому будем жить, так как хочется и гори оно все, синим пламенем!

Рассчитывать, что меня оставят в покое, было бы легкомыслием, и власть имущий вседержитель в лице одного очень наглого и таинственного императора поступил самым грубым образом. Меня просто взяли под белы рученьки и поволокли на пресловутую аудиенцию. И как не старалась в тот день Мао, ее шедевр одеть я не удосужилась. Мне же оказалось глубоко плевать на мнение о своей персоне. Я такая, какая есть и никакие дорогие тряпки и драгоценности ничего не стоят для меня, зачем мишура той, что горела в огне, горела нехорошо заживо, чувствуя, как огонь с наслаждением вгрызается в тело.

Мое настроение во время конвоирования меня пред светлы очи наимудрейшего из императоров всея и всей, стремительно падало. А когда мы с моим почетным эскортом бравых кавалеристов стояли перед массивными дверями, я была мрачна как грозовая туча.

Мейджин — Император Дракон.

Драконы — почти всегда хищники, причем не брезгующие человеческим мясом. Их крайне трудно или вообще невозможно убить, они живут под землей (в пещерах) или в воде, имеют чешуйчатое тело, острые зубы, когти, иногда — крылья и плоское жало на хвосте.

Легенды о драконах Японии.

В греческом языке 'drakõn' — 'тот, кто видит' (от глагола derkomai — я вижу)

Створки массивной двери тяжело подались внутрь и медленно, словно бы нехотя поползли в стороны. Я на секунду зажмурилась, глубже вдохнула воздух, выдохнула, открыла глаза и пошла вперед. Спина невольно вытянулась в струну, плечи развернулись, руки перестали беспокойно перебирать шелковую ткань.

Стены зала терялись в тени, которую не смогли разогнать полыхающие огнем плоские чаши, духота полнилась густыми запахами благовоний. Далеко впереди на возвышавшихся ступенях (на возвышении) стоял трон, больше похожий на удобное мягкое кресло. Трон не пустовал, но рассмотреть с такого расстояния его владельца я не смогла. Окружавшие трон люди издалека смотрелись яркими разноцветными пятнышками, и их было много. Ну, как же такая нечисть в их благословенном краю появилась! Как можно пропустить такое редкое представление?!

Шла я медленно, мне некуда было спешить. Под босыми ногами мягко пружинил пушистый ковер, легкий шелк платья шелестел в такт движению. Находясь еще достаточно далеко, я уже ощущала на себе жадные и любопытные взгляды, на миг мне показалась, что я теперь как тот голый король из сказки, стало противно. Я брезгливо передернула плечами и дальше шла как по раскаленным углям.

Разряженные придворные при моем приближении растекались в стороны, и я шла дальше, туда, где на троне сидел император. На нем было платье темно-серого с зеленым отливом шелка, в изящной руке он держал печально знакомую маску, из-под которой на меня смотрели холодные темные глаза. Ноги под внимательным взглядом просто примерзли к полу, и я не сделала больше не шагу.

Так вот кто оказал мне сегодня такую честь...

И тут, будто только для меня в воздухе прозвучал тройной гонг и торжественный голос возвестил:

— К Императору Дракону с нижайшей покорностью, по величайшему дозволению — Феникс именуемая Ли Лья.

Ожидая нечто подобное, я спокойно выслушала придворное словоблудие, проглотила исковерканное свое, но на имени императора споткнулась. Как минимум одного Дракона я уже знаю, стало быть, этот старший.

А тем временем все стихло, я заскользила по окружающим трон придворным, и они явно чего-то ожидали от меня. Как вдруг знакомое ощущение тысячи маленьких мерзких щупалец прошлось по коже, меня вновь изучали. Сдержаться и не закружиться вокруг себя, стряхивая назойливое внимание, оказалось неожиданно тяжело. Я перевела тяжелый взгляд на императора и сказала:

— Чем обязана такому "величайшему дозволению"? — стоящие по бокам от меня стражники заметно напряглись, император же будто и не услышал оскорбительной фразы, непринужденно откинулся на спинку трона.

— Обязана. Жизнью. — Голос бархатными нотками разлился по воздуху, дышать сразу стало труднее. По толпе прошлась волна ропота. Мне стоило больших трудов собрать волю в кулак.

— Жизнью? — удивленно спросила я, — быть может, смертью?

Глаза под маской полыхнули холодом, он принял мой вызов. Рука, в которой плавно колебалась расписная маска, упала на колени. Мне хватило одного взгляда на его лицо. Ноги отмерли от пола, мозг заработал, как взбесившийся после вируса компьютер и я приняла единственное пришедшее на ум решение.

Бежать!

Почти не уловимым движением я развернулась, руки стражников как в замедленной съемке мелькнули над моей головой, а ноги сами понесли меня к радушно распахнутым дверям. Сзади как сквозь вату неслись гневные выкрики и шум удивленной толпы, кажется, никто ничего не понял. Так я не бегала, наверное, с самого детства.

Вперед только вперед, иначе смерть, иначе...

Бежала я, не разбирая дороги, петляя по бесконечным коридорам, как испуганный заяц, чувствуя, как в затылок дышит погоня, которая рано или поздно догонит, а не догонит, так вымотает меня. Так продолжалось до тех пор, пока я не выбежала в до боли знакомый коридор, освещенный факелами. Проносясь мимо бесконечных дверей, меня вдруг что-то дернуло в сторону. Я почувствовала стиснувшие ребра сильные руки, подняла глаза и испуганно ойкнула, на рот тот час же легла затянутая в перчатку рука.

— Тише, — зашипел на меня мужчина, я закивала. Ниша, в которую меня втащим Ним Дракон, а это был именно он, отгораживалась от коридора плотной драпировкой, но и это не давало стопроцентную уверенность, что нас не обнаружат.

Рука с лица медленно убралась и я заговорила:

— Зачем ты мне помог?

— А знаю о твоей договоренности с Содзи. Она права ты должна покинуть дворец! — сегодня на нем не было ни шлема с забралом, ни полумаски. Сегодня я увидела обоих братьев.

— Ты не похож на брата, — руки на моей талии сжались.

— Не заставляй меня передумать! — холодно сказал он, отпуская меня.

— Прости-прости, вы тут все такие загадочные до невозможности, аж противно! — ядовито парировала его угрозу, — не хочешь помогать? Не надо, я тебя не просила об этом!

Я отвернулась от мужчины и осторожно подошла к скрытому за тканью выходу, прислушалась. Тишина несколько успокоила неровно бьющееся сердце, я решила выглянуть.

— Не советую, — услышала я вкрадчивый шепот у себя за плечом.

— Чепуха, — фыркнула я, чуть сдвигая тяжелую ткань, и едва не уткнулась носом в чью-то спину. Пришлось признать правоту принца. Бежать было некуда, поэтому я ушла в самый дальний угол потайной коморки, сев прямо на пол.

— Что дальше? Здесь есть другой выход? — утомленная долгим бегом и во сто крат больше уставшая от эмоциональной перегрузки, я апатично вглядывалась в камень пола.

— Нужно переждать некоторое время, а потом... — я оторвала взгляд от пола и заинтересованно посмотрела на принца.

— Что потом принц? — мой голос был глух, — вы сможете вернуть меня домой, в мой мир? Вы сможете воскресить мое тело из пепла? Или быть может... нет ничего этого вы не сможете! — злость настолько неожиданно охватила меня, что я не сдержалась, но жалеть о сказанном не спешила.

— Потом, — продолжил принц, словно бы и, не заметив моей вспышки, — Содзи выведет вас Феникс в город, и мы с вами больше никогда не увидимся.

Мне итак было ясно, что принц не будет лично возиться со мной, но вот перспектива остаться наедине с незнакомым миром — пожалуй, это будет непросто. Но уж лучше так, чем остаться здесь. Сразу вспомнились те мгновения, маска опускается на колени, и я вижу... вижу холодные глаза цвета горького шоколада, улыбка чуть трогает его губы...

Не знаю, почему Содзи решила, что император хочет использовать меня в военно-политических целях, быть может. Но такой взгляд я видела лишь единожды, и он принес мне много боли, разочарования и как следствие переезд в незнакомый город. А как все романтично начиналось...

— Девушка вас подвезти? — дождь уже насквозь промочил старый зонт, и теперь принялся за меня.

— Нет не надо, автобус вот-вот подойдет, — зуб на зуб не попадал от вцепившегося, казалось в самое сердце холода.

— Вы заболеете!

— И вовсе нет. Апчхи!

— Будьте здоровы!

— Спасибо.

— Тогда оставьте свой номер телефона, мы попьем горячего чая с лимоном и съедим по пирожному, — волосы набрякли от влаги и завились кудряшками.

— Пирожные это хорошо, а чай я не люблю.

— Тогда кофе?

— Черный с корицей и ванилью.

— Так вы согласны?

— Я не пью кофе, — в сапожках противно хлюпает вода.

— Тогда просто побалуем себя сладким, — карандаш скользит в мокрых пальцах, а на клочке тетрадной бумаги в крупную клетку пальцы оставляют серые водяные кляксы.

— Меня зовут Руслан, — фары подъезжающего автобуса выхватывают его точеный силуэт и блеск в темных глазах.

— Я не буду ждать звонка, а вы не будете утруждать себя, вспоминая, как меня зовут, — яростно взрыкивает двигатель старенького пазика, увозя меня домой.

Кажется, в тот день меня сильно нагрузили на работе, я была не в настроении, погода тоже не баловала, хотелось поскорее попасть домой. А еще не хотелось говорить банальностей, и я наболтала какой-то ахинеи, видимо в тот момент у меня уже поднялась температура.

На следующий день я слегла с высокой температурой. Меня давил жуткий кашель, все время хотелось спать и пить. Две недели я не вылезала из постели, потом болезнь отпустила меня.

Тогда-то все и началось. Звонки, долгие ночные разговоры и ни одного намека на встречу, я почти привыкла к такому общению, а потом он появился под окнами моего дома. Я испугалась. Одно дело говорить с воображаемым абстрактным собеседником, и уж совсем другое смотреть ему в глаза. Но лелеять свой страх я не намеревалась. Он встретил меня широкой покровительственной улыбкой и жаркими объятьями. Его эмоции захлестнули, они кружили и вьюжили меня всю осень и зиму, а когда наступила весна, я поняла что начинаю задыхаться. Меня душило его стремление быть везде и всюду. Я фактически была на пороге увольнения с любимой работы в школе. Я незаметно для себя стала жить в его квартире, он знал обо мне все, а иногда даже больше меня самой.

Опомнилась, ужаснулась, решила чуть сбавить обороты, но лавина, катящаяся с крутого спуска, стремительно неслась на меня. Я попыталась поговорить с Русланом, на что получила довольно резкий ответ и обвинение в бессердечности и холодности. С этого момента я решила взять тайм-аут. Когда Руслан ушел на работу, я собрала вещи, ужаснулась их количеству и вернулась домой.

Родители категорически не поняли моего поступка, а я не стремилась им объяснить, что для меня это уже слишком. Вечером состоялся жуткий скандал, теперь меня обвинял не только Руслан, но и родители, сначала я пыталась оправдываться, отстаивая свою точку зрения, потом поняла — меня не слышат.

Руслан не кричал, не бил посуду, даже не пытался влепить мне отрезвляющую пощечину, он спокойно вываливал на меня мою черную неблагодарность, так было всегда, когда он злился.

Так потекли бесконечные вечера, Руслан был само обаяние и терпение, привозил охапки роз, чего никогда не делал, я вздыхала и тоже терпела. Его терпение закончилось быстрее, и последовали угрозы. Потом угрозы переросли в насилие...

Собрать вещи уже дома и взять билет на ближайший поезд оказалось проще, чем я ожидала. Новая жизнь не стала спасением, город не вылечил меня, но все же так стало лучше.

Новая, но знакомая работа, новые знакомые, вечера с кисточками в руках, тихое мурчание Матроса, тиканье старых часов. Мои акварели неплохо продавались в крошечном магазинчике, что давало мне дополнительный доход и возможность оплачивать маленькую квартирку на окраине города возле старого заросшего парка.

Меня кто-то тронул за плечо, я удивленно моргнула.

— Содзи?

— А ты кого ждала? — огрызнулась она, — ты чуть все не испортила! Вставай, идем скорее, да и еще надень плащ и возьми маску, в городе ее не снимай. И помни, что я тебе говорила.

Цветы и птицы.

Отвоюй себя для себя самого, береги и копи время, которое прежде у тебя отнимали или крали, которое зря проходило.

Луций Анней Сенека.

Содзи вывела меня на главную площадь, сунула в ладонь тихо звякнувший мешочек и незаметно ушла. Оставшись одна, я все еще не знала, что мне делать, как поступить, куда пойти. Дорог было много выбирай любую и иди, но неизвестность страшила. Хотя весь этот мир неизвестность так чего бояться? Что там говорила Содзи? Нужно лишь задать цель или направление движения...знать бы, как интерпретировать ее слова.

Город постепенно погружался в бархатную ночь. Каменные силуэты знаний тонули в чернильной глазури, зеленые островки зелени тихо шелестели тонкими листочками, где-то вдалеке слышались голоса людей, но площадь оставалась пуста.

Останься я, стоять на месте, неумолимо привлекла чужое и ненужное мне внимание, поэтому пришлось идти. К чести сказать город оказался чистым и ухоженным, дорога мощеной отполированным камнем.

Мне редко попадались прохожие, но они не обращали на меня ровным счетом никакого внимания. Город оказался не таким большим, здесь не было темных кривых подворотней, улицы ровными лучами расходились от главной площади, заканчиваясь у высокой крепостной стены. Я гуляла всю ночи, бесцельно бродя от дома к дому, забредала в уютные скверики, слушала пение ночных птах. Столица лучилась благополучием. Нет, я не говорю, что здесь жили только богатые люди, это не правда. Здесь находилось множество самых разнообразных по достатку домов, которые отличались размером, богатством отделки и количеством этажей.

Я бродила до самого рассвета, но с первыми лучами солнца город ожил, улицы наводнились людьми конными и пешими, множество груженых телег тянулись в сторону рынка. Оставаться незаметной стало просто невозможно, я постаралась уйти как можно дальше от возвышающейся громадины императорского дворца, забиться в самый тихий закуток, но пока ничего подходящего не попадалось. Когда я решила в очередной раз свернуть, чтобы поменять направление движения, из-за угла на меня налетело облако ароматных шелковых крыльев, в воздухе цветными бабочками взмыли солнышки апельсинов, корзина полетела в другую сторону, от неожиданности маска выскользнула из рук. Запоздало пришло понимание, что я только что натворила, но сейчас не место и не время для паники. Я натянула капюшон до самых глаз и бросилась на колени собирать раскатившиеся фрукты.

— Простите госпожа, я такая неловкая, — залепетала я, складывая пойманные фрукты обратно в корзину.

— Ах, это мне нужно быть внимательней, — нежным грудным голосом отозвалась сбитая мной женщина. Я неосторожно подняла голову, наши взгляды пересеклись. Она от удивления раскрыла рот и замерла. Краем глаза я увидела оживление в толпе прохожих, и к нам подъехала конная пара.

Стражники, — пронеслось в голове, меня затрясло, — сейчас она сдаст меня.

Захотелось разреветься от обиды, надо же было так глупо попасться.

— Госпожа Тора, у вас все в порядке? — я перевела загнанный взгляд со стражей на женщину, она упорно смотрела на меня.

Ну, все мне конец, — я до боли закусила губу, но на глаза все равно набежали непрошенные слезы.

— О! Нет, все в порядке, моя помощница такая растяпа, но вы не переживайте благородные стражи мы мигом наведем порядок! Правда, Рия? — она выразительно посмотрела на меня и незаметно подмигнула. В ответ я так усердно закивала головой, что чуть не сбросила капюшон.

— Всего доброго, — попрощался один из стражей.

Мы молча собрали фрукты, я подобрала маску и водрузила ее обратно, после чего задала закономерный вопрос моей нежданной спасительнице.

— Спасибо, но зачем вы помогли мне?

— Никогда не видела такой необычной внешности, — она покрутила головой по сторонам, схватила меня под локоть и потащила в одной ей известном направлении.

Мы быстро миновали окраину города, и скоро влились в очень плотный людской поток. Хватка на моем локте усилилась, лавировать приходилось меж гружеными всякой всячиной телегами, моя провожатая будто и не замечала напирающий со всех сторон люд, а я едва поспевала за ней, каждую секунду рискуя потерять свою конечность. Но вот уже показалось какое-то громадное здание, которое ночью я приняла за чей-то особняк. Каково же было мое удивление, когда госпожа Тору сообщила мне, что это и есть рынок.

В четыре этажа высотой, каждый этаж превышал два человеческих роста, с широкими каменными лестницами. Я чуть не расхохоталась когда поняла, что рынок напоминает современный торговый центр с закутками маленьких и не очень магазинчиков.

Тора уверенно вела меня на самый верх, часто здоровалась со встреченными людьми, реже останавливалась, чтобы перекинуться парой слов. Но восхождение на последний этаж, наконец, закончилось и мы прямиком с лестницы попали в рай для местных модниц.

— Я держу лавку по продаже тканей, — потихоньку просвещала меня Тора, — здесь же мастера наносят рисунки, как механическим путем оттиска, так и расписывают в ручную.

Лавка была достаточно большая, но рулоны ткани все равно очень плотно теснились на специальных полках. Перед полками стояло несколько столов, на которых девушки, работающие здесь, отмеряли ткань. Между стеллажами висела драпировка, расписанная дивными цветами, за нее-то меня повела Тора. Там находилась сама мастерская.

Тора поставила на огромный рабочий стол корзину и, облокотившись на край, посмотрела на меня. Я опустила маску и сняла с головы капюшон.

— Ты знаешь, что тебя ищут Феникс? — я замерла, услышав ее слова.

— Знаю, — вздохнула я.

— Почему ты сбежала?

— Я испугалась, — честно призналась я и нервно затеребила край плаща, — можно мне сесть, очень устала.

— Конечно, — Тора засуетилась и указала на кушетку в стороне от стола, — так чего ты испугалась?

— Император, он такой бррр. У меня от него мурашки по коже, он ведь сжег меня, а мог отпустить обратно домой, — по крайней мере, мне хотелось верить в свои слова.

— Ясно, — только и сказала женщина, задумчиво глядя на несчастную корзину. Я не стала мешать ей думать, принялась разглядывать мастерскую. Вдоль стены на специальной подставке сохли отрезы расписанной ткани.

— Послушай, — вновь заговорила Тора, — оставайся у меня, будешь помогать мне в лавке, а то девочки порой не знают, за что хвататься!

— Что же мне теперь вообще маску не снимать? — пригорюнилась я.

— Почему? С лицом мы что-нибудь придумаем, волосы спрячем под платок. Делов-то! — отмахнулась Тора, вставая с кушетки.

— Мне жить не где, но я могу прямо здесь на кушетке...

— Чушь! Будешь жить со мной, дочь давно вышла замуж и ее комната пустует. Кстати как тебе мои работы? — она с гордостью посмотрела на полотна.

— Чудесные, — и грустно добавила, — я тоже, когда-то, в прошлой жизни, учила детей рисовать.

— Правда? — недоверчиво отозвалась Тора.

— Правда.

— Покажешь?

— А можно?

— Конечно. Но ты я смотрю не в состоянии, — она, улыбаясь, смотрела, как я зеваю и тру покрасневшие из-за недосыпа глаза.

— Да-ааа красивый у вас город, кстати, как называется?

— Деркас — столица Морны, — я еще раз заинтересованно зевнула, — ты давай ложись, поспи, мне пока некогда с тобой историю вспоминать, а я делами займусь.

— Спасибо, — уговаривать меня не пришлось, спать хотелось зверски, а кушетка показалась мне царским ложем. Растянувшись на ней, я блаженно прикрыла глаза, почти сразу же погрузившись в мир грез.

* * *

Пустынная дорога шелковым полотном стелилась под ноги, впереди горизонт виделся тусклой серой полоской. Я шла долго, постоянно оглядываясь назад, но как не старалась ничего не видела. Ни леса, ни деревца, даже чахлого кустика, лишь голая равнина. Здесь не было солнца, а царившие сизые сумерки уныло плыли в сухом воздухе.

Странный сон, — подумалось мне.

Это не сон, — послышался тихий шелестящий голос.

Пространство вокруг не изменилось, я снова оглянулась. Никого.

Ну да, конечно не сон, это моя шизофрения, — усмехнулась я.

Дорога продолжала радовать равнодушным однообразием, идти было легко, но тошно. А когда идешь куда-то без определенной цели становится скучно. Именно по этой простой причине я резко затормозила и села прямо на землю. Как ни странно на мне оказалась вполне обычная одежда нашего мира.

Точно, я сошла с ума, а это моя персональная палата!

Странный ты человечек, — опять зашелестел голос, но уже где-то совсем близко.

Я скосила глаза в сторону в надежде ничего не увидеть и спихнуть все на разыгравшееся воображение. Но там как назло прямо рядом с моими ногами катился по земле огненный комок.

Это ты говоришь со мной?

А ты видишь кого-то еще? — и мне показалось, будто я слышу трескучий смех, на что я махнула рукой и отвернулась.

И что ты хочешь?

Поговорить.

Я слушаю, — комок подкатился еще ближе и прыгнул ко мне на колени, от него исходило мягкое приятное тепло.

Не верь слухам о твоем предназначении, ты та кто сама решает чему быть, а чему нет. Будешь злиться и ненавидеть, вокруг тебя станут полыхать костры, люди возьмутся за оружие, они пойдут за тобой и будут убивать... Будешь смеяться, радоваться жизни, любить... мир воцарится на земле той.

Красивая сказка, — задумчиво произнесла я, накручивая на палец почему-то рыжую прядку.

Пока да, — с явным сожалением прошелестел голос, — но скоро грядут перемены, ты не сможешь остаться в стороне. Придет время, когда ты займешь одну из сторон...

Послушай, ну какой из меня Феникс? Я простая учительница из маленького провинциального городка! Вершить судьбы и вести армии в бой это прерогатива сильных мира сего, но уж никак не моя.

Верно, ты другая, — комок задрожал и вроде бы стал меньше, — слабая, ранимая, но в тебе есть сила. Прислушивайся к ней!

Легко сказать, — фыркнула я, краем глаз отметив, что пейзаж начал терять границы, кажется, я просыпалась. Огненный клубок тоже заметил, торопливо закрутился, подпрыгнул к самому лицу.

Ты должна знать... — серые сумерки гасли, я уже ощущала, как затекло тело после неподвижного сна. Последние слова утекли вместе с последними каплями сна.

* * *

Сон распался на части, последние слова, сказанные мне золотым клубком, стерлись, и сколько я не напрягалась, упрямая память лишь натужно скрипела и отталкивала слишком навязчивое любопытство. Обидевшись на свой непослушный организм, я открыла глаза. В каморке ничего не изменилось, лишь на столе появился огромный подсвечник на десяток свечей. Склонившись над ним, колдовала Тора. Волосы она убрала под косынку, вместо нарядного шелкового платья появился рабочий костюм, рубаха да брюки, что я так редко видела на жителях города. Торе на вид можно было дать лет тридцать с небольшим, и то, только после обстоятельного общения.

Мне стало любопытно, и я поднялась с кушетки. Тора увидев, что я уже проснулась,

громко крикнула:

— Мирио, сходи-ка к Рою и принеси мой заказ.

— Хорошо, — откликнулась невидимая мне Мирио.

— Сейчас мы с тобой поужинаем, а потом я покажу, как рисовать на шелке, — я кивнула.

Плащ, который я не удосужилась снять перед сном, ни капельки не помялся, я развязала шнурки и оставила его лежать на кушетке, а сама направилась к Торе посмотреть, чем она занята.

— Что это будет? — спросила я, рассматривая белый шелк по которому в разные стороны разлетались птицы.

— Свадебное платье, но над ним еще работать и работать, — Тора вздохнула и отложила тонкую кисть.

— Красиво, очень. Я так не смогу.

— А так тебя никто и не просит, мне интересней, как нарисуешь ты. Это классика живописи, — раздраженно отмахнулась Тора, — то, что нарабатывалось столетиями, но, к сожалению практически не изменилось. Понимаешь, в последнее время я все чаще сталкиваюсь с женской скукой. Ко мне приходят, просят нарисовать что-нибудь необычное, а я к своему стыду не знаю как! Вот в этом ты мне поможешь!

— Помогу? Не знаю. Но очень постараюсь. Ваша доброта спасла мне жизнь, а быть может и что-то много важнее нее.

— Ты мне ничем не обязана! — отрезала Тора, — просто я знаю, каково это оказаться в незнакомом месте. Мои родители погибли во время восстания, мне тогда было пятнадцать, а я сбежала в столицу искать лучшую жизнь...

— Как страшно...

— Да уж приятного мало, но то дело былое, а вот ты, — она окинула меня пронзительным взглядом, — тебе все только предстоит. Честно признаться, я порядком удивлена, что император так глупо тебя упустил.

— Мне помогал принц и феникс.

— Ах, даже так? — Тора в состоянии задумчивости обошла стол, — Мейджин дурак, раз пропустил такие знакомства, ну да неважно.

— Мейджин? Кто это?

— Так зовут нашего императора, — я сделала глубокий вдох, готовясь нырнуть в омут с головой.

— Одна девушка из дворца сказала мне, что император не человек, но тогда кто он?

— О! Забавно слышать от тебя, неужели ты ничего не почувствовала при общении с ним?

— Но это совсем не говорит о его происхождении!

— Верно, он дракон на половину, — улыбаясь, ответила Тора.

— Дракон значит?! — я разозлилась. Ну-ну, ящер, ожившая доисторическая рептилия, гад ползучий, что б у тебя хвост отвалился и шкура облезла. Не позволил домой вернуться, так вот знай, ноги моей не будет в твоем дворце! Да я скорей по собственной воли взойду на костер второй раз, чем буду при твоей венценосной особе!

— Да не переживай ты так, здесь его нет, а об остальном оставь думать старушке Торе! — на ее заявление я расхохоталась.

— До старушки тебе еще жить и жить, к тому же перекладывать свои проблемы на чужие плечи я не собираюсь. Как не собираюсь сидеть сложа руки, оплакивая свое прошлое. Просто я так давно ни с кем не говорила по душам...

— Госпожа, — заголосила одна из девушек, — я принесла ваш заказ!

Тора метнула на меня напряженный взгляд.

— Накинь-ка пока плащ, — я кивнула и обернулась в плащ, поглубже надвинув капюшон, — Мирио, неси его сюда.

Ширма дрогнула и в комнату вошла невысокая миниатюрная девушка с подносом. Мельком взглянув на меня, она поставила поднос на столик около кушетки и подошла к Торе.

— В городе переполох, на улицах удвоились патрули стражи, ищут Феникса! Того самого, что недавно появился во дворце. Говорят, сам император провел посвящение, — у меня от ее слов, руки сжались в кулаке, а внутри заклокотал гнев, но Тора спасла меня от разоблачения.

— Мирио, у меня гость, — в ее голосе зазвучали строгие нотки.

— Прошу прощения госпожа, — она поклонилась и ушла.

Я сорвала с головы капюшон, и закрыла лицо руками.

— Они найдут меня...

— Найдут, — Тора укоризненно покачала головой, — если станут обыскивать каждый клочок Деркаса. Увы, такого не может позволить себе даже наш великий император. И хватит уже об этом, еда стынет.

Больше мы про мое прискорбное положение не разговаривали, но в голове навязчиво крутились мысли мешающие получить удовольствие от вкусной еды.

Для чего меня искать, если убегать из города я не собираюсь, а творить добро так, пожалуйста, нате подавитесь, только оставьте в покое.

Наевшись, Тора решила не оставаться здесь и пойти домой. Такое предложение пришлось по душе нам обоим. Я надела плащ и маску, Тора переоделась из рабочей одежды и мы вышли из лавки.

Моя спасительница жила в тихое местечке неподалеку от рынка. Домик стоял посреди дикого сада, в котором проходило несколько тропинок соединяющих рабочие постройки и места отдыха. Первый и единственный этаж имел две спальни, гостиную и ванную, кухня здесь отсутствовала как таковая. Тора долго ворчала о том, какая она никудышная хозяйка, поэтому кухня превратилась в филиал мастерской. За домом находилась чайная беседка и постройка под склад разного барахла.

Войдя в дом, мы, не откладывая дел в долгий ящик, принялись колдовать над шелком. Техника рисования была довольно проста, оставалось лишь привыкнуть к бумажному заменителю. В качестве пробных работ я отбирала небольшие лоскуты ткани и рисовала первое, что приходило в голову. Когда очередной клочок оказывался безнадежно испорчен, я отбрасывала его в сторону и бралась за следующий.

Так потекли дни. Тора пока безрезультатно пыталась вытащить меня в город на мое непосредственное место работы. Мой день начинался с первыми лучами солнца, умываться я неизменно ходила к ручью, что бил в самом дальнем уголке сада. Потом просыпалась сама хозяйка и заваривала вкуснейший чай. Мы проводили за чаепитием не меньше часа, после чего Тора убегала на работу, а я запиралась в темной мастерской, зажигала свечи и начинала рисовать. И так пока перед глазами не принимались мелькать противные черные мошки, а поясница не отзывалась тупой болью. Вечером приходила Тора, кормила меня, делилась новостями, ругала за твердолобость и трусость, после чего отпускала к себе спать.

Сны мне больше не снились.

Так прошла неделя, Тора перестала пилить меня о моем затворничестве, что выглядело несколько подозрительно. А следующим вечером пришла с носильщиком и кучей свертков. Когда мы расположились в гостиной перед зажженным камином, Тора перешла к решительным действиям.

— Итак. Ты пользуешься моим гостеприимством, не слушаешь моих просьб и с утра до вечера сидишь в мастерской... — она замолчала, обвиняющим взглядом посмотрела на меня и продолжила, — Мало того, не даешь смотреть на твои работы! Но теперь с этим покончено.

— Что же ты придумала?

— О! Ты можешь гордиться своей старой подругой! Теперь ты будешь относиться к "неприкосновенные".

— Это что еще за холера? — Тора поморщилась от моих слов.

— "Неприкосновенными", да будет тебе известно, являются мужчины и женщины по каким-либо обстоятельствам принявшие обет безбрачия. Они носят черные одежды и маски, — от такого будущего я пришла в дикий восторг.

— Маска? Я ее так и так бы не сняла, так какой смысл издеваться надо мной?

— Ох, деточка, спрятав твое лицо под маской и обрядив тебя в красивые шелка, мы неизбежно привлечем внимание мужчин, а так есть шанс обойтись малой кровью, — мне хотелось рычать от отчаянья, она таки заставит меня выползти из собственной скорлупы.

— Ладно, я там перевела все твои лоскуты, можешь посмотреть и выбросить, они никуда не годятся! — устало отмахнулась я.

— Значит, завтра идем вместе, тем более, — она загадочно улыбнулась и свернула на меня глазами, — тебя ждет работа!

Неприкосновенная.

Если сильно торопиться, попадешь не вовремя и не туда.

Янковский Стас.

Утро добрым не бывает. Это не правда! Утро — это зло в чистом виде, а значит, по определению добра ждать не приходится. И я вовсе не к ранней побудке веду, а к тому, что Тора выполнила свое обещание. Собственно сама злодейка была несказанно довольна тем как все сложилось, что же касаемо меня...

— Тора, на меня все смотрят! — я нервно озиралась по сторонам.

— Хорошо выглядишь, — откликалась подруга и шла дальше, абсолютно игнорируя провожающие нас взгляды.

— Ты обещала мне! — гневно шипела я, — что я не буду выделяться из толпы!

— Чушь, я обещала тебе обойтись малой кровью, — елейным голоском отзывалась Тора.

— И это ты называешь малой кровью? — и так всю дорогу до лавки.

Длинное тяжелое платье путалось в ногах, платок постоянно норовил сползти то на лоб, то на затылок, под маской...

Маска вообще оказалась отдельной историей. Тонкая кожаная основа обтянутая бархатистой черной тканью. Вырезы для глаз миндалевидной формы с поднятыми внешними краями, фигурный нижний край, закрывающий щеки и нос, оставляющий открытым нижнюю часть лица. Произведение искусства, которое как вторая кожа легло на лицо, словно с меня сняли слепок, а с него кожаную заготовку. Специально для меня вместо деревянной ручки, пришили бархатные ленты. Но стоило только увидеть себя в зеркале, во всей траурной маскировке... честное слово, я чуть не осталась заикой.

Платье с широким, но высоким декольте, чуть приоткрытые плечи, пояс в ладонь шириной, повязанный прямо под грудью. Волосы, убраны под платок, маска на пол-лица, бледные подрагивающие в истеричной усмешке губы, янтарные лихорадочно блестящие глаза с нарисованными в разлет черными стрелками. На секунду мне померещилось, что из зеркала на меня смотрит неземное существо, холодное и бездушное, совсем как...да нет же! Моргнула, улыбнулась самой себе, и удивилась игре воображения.

В лавке работницы Торы смотрели на меня не слишком ласково, но когда подруга напомнила, кем она здесь является, девушки стушевались. Меня Тора представила как свою дальнюю родственницу по имени Рия. К счастью, у девушек было не так много времени, на пустую болтовню, а у меня, чтобы возмущаться за неласковый прием. Тора сразу после представления увела меня в мастерскую.

— Вчера ко мне приходила постоянная покупательница, и заказала верхнее платье.

— Что же в заказе необычного? — спросила я, повязывая поверх платья фартук.

— Она хочет что-нибудь особенное.

— Очень информативно, — фыркнула я и задумалась, — что ж мне нужна бумага и карандаш, ну или чем у вас рисуют?

Тора кивнула и принесла стопку серых листов, а вместо карандашей тонкие палочки угольков. Неплохо, могло быть еще хуже. И сделав еще пару уточняющих вопросов, принялась за работу. Рисунок должен был располагаться на спине, поэтому я решила, что розовый куст подойдет как нельзя лучше.

Пока я рисовала, Тора не теряла времени, взявшись за изготовление очередного шедевра дерийской школы живописи. Иногда я чувствовала ее заинтересованный взгляд, но отрываться не хотела. Подруга не выдержала первой.

— Ну, хватит уже, показывай!

С этого момента жизнь закрутилась вокруг новой работы. Я рисовала эскизы, показывала клиенткам, потом работа шла непосредственно с материалом. Мои первые пробы, те несчастные лоскутки, Тора отдала в мастерскую, где из них сделали изящные носовые платочки, которые разлетелись за один день, будто и не стоили кучу денег, а мне добавилась новая головная боль. Но такую мелочь я оставляла на нерабочие вечера.

Теперь я понимаю, что слишком быстро, слишком сильно погрузилась в работу, старалась занять каждую свободную минутку. Я почти перестала бывать на свежем воздухе, потеряла счет дням. Мне стало трудно вставать рано утром, слабость сопровождала тело независимо от проведенных часов отдыха и хорошего питания. Вслед за слабостью пришло головокружение и сбивчивое дыхание. Я скрывала от подруги свое состояние. Мне было стыдно за свою слабость, ведь она работала не меньше меня, также уставала, но сон и еда позволяли ей выглядеть и чувствовать себя здоровой.

Со времени моего появления в этом странном мире прошло около трех недель, я успела привыкнуть к своему новому облику, местным жителям, принять некоторые традиции, но, не смотря ни на что, я угасала. Тихо и тяжело.

Сегодня я осталась в лавке. Заказ, взятый неделю назад, потребовался покупательнице много раньше, пришлось поступиться личным временем и сном. Ночь, в компании кистей и красок, тяжелого вдохновения и омерзительной головной боли, прошла на удивление быстро. Последние легкие мазки завершили общий сложный рисунок, я тяжело вздохнула, отложив кисть в сторону. Сегодня Тора заберет полотна и поколдует над закреплением рисунка, после чего начатое дело довершат портнихи.

Я выглянула за двери лавки, время подходило к открытию рынка. Торговцы потихоньку стекались к своим рабочим местам. Девочки работницы Мирио и Такоро запаздывали, Тора обещалась прийти не раньше полудня, она ожидала какую-то высокородную персону. Мне в принципе не составляло никакого труда открыть лавку и обслужить клиентов. Я подошла к зеркалу пригладила растрепавшиеся волосы, повязала сверху платок, фартук сменила на чистый. Осталось лишь открыть деревянные створки дверей, и собрать тяжелую ткань штор, закрепив витым шнуром на крюке в стене.

Для покупателей было еще слишком рано, а после бессонной ночи меня охватила лихорадочная жажда деятельности. Я подхватила метлу и тщательно вымела пол, протерла от невидимых пылинок столы для раскройки, прошлась тряпкой по фигурным столбикам полок и только сейчас заметила заколоченное и загороженное окно.

Так меня и застали весело болтающие Мирио и Такоро.

— С добрым утром, — поприветствовала я их.

— Доброе утро Рия, — хором ответили девочки.

— А там что за полками окно?

— Да! — сказала Такоро.

— Оттуда открывался такой красивый вид на Дворец Императора! — подхватила Мирио.

— Но потом госпожа Тора решила расширить полки, и окно пришлось заколотить, чтобы ткани не выгорали, — подхватила Такоро.

— Ясно.

— Рия, ты что, тут всю ночь провела? — спросила Мирио.

— Да, но заказ закончила, — устало отозвалась я, присаживаясь на маленький диванчик.

— Может мне сбегать к Юме? — я с интересом взглянула на Такоро, невольно поразившись переменам в их отношении ко мне, за столь короткий промежуток времени.

— Чай из сливы и булочки? — Такоро радостно кивнула, — если тебе не сложно.

— Я мигом! — крикнула она и умчалась.

— Что бы я без вас делала, — тихо проговорила я, а Мирио смутилась, бледные щеки порозовели.

— Рия? А можно мне взглянуть на твою работу? — я качнула головой, поднялась с диванчика, поманив за собой девушку, но не смогла сделать и пары шагов, как пол подо мной поплыл, тело стало слабым, в уши набилась ватная тишина. Сознание уплыло прежде, чем я смогла вымолвить хоть слово.

* * *

Тело Лили плавно осело вниз, черное платье растеклось по полу черной кляксой. Лицо девушки по контрасту с маской, стало белым, а на висках выступили капельки пота. Казалось, она уже не дышит, и сама жизнь покинула столь утомленное тело.

Мирио не сразу сообразила, что произошло. Она неуклюже обернулась, в ее глазах резко расширились зрачки, страх заставил замереть. Не зная как себя вести, Мирио бросилась на колени и заплакала. Ей стало страшно, и даже почудился строгий голос Госпожи Торы:

"Мирио! Не стой столбом сделай что-нибудь!"

Мирио вдруг встрепенулась, подскочила к ведерку с водой, зачерпнула горсть. На секунду задумалась в правильность своего решения, но поняла, что все равно не знает, как поступить. Вода струйками потекла из ладоней прямо на лицо Лили, но ничего не произошло. Девушка снова опустилась около Лили, аккуратно приподняла ее голову, переложив себе на колени. Мгновение спустя вернулась Такоро с подносом в руках, но, увидев зареванную Мирио, резко остановилась.

— Что с Рией? — помертвевшим голосом спросила Такоро.

— Я не знаю! — истерично всхлипнула Мирио.

— Я за госпожой, — сказала Такоро, быстро сгрузила ношу на ближайший стол и убежала.

Спустя полчаса Тора ворвалась в лавку, коротко взглянула на Лилю и ушла в мастерскую. Девочки встревожено переглянулись, они переживали за Лилю, ведь не смотря на некоторую настороженность при знакомстве с ней, со временем они полюбили и приняли как свою, равную, не взирая на статус "неприкосновенной" и странное поведение.

Такоро и Мирио двумя маленькими мотыльками сидели возле Лили, напряженно наблюдая за едва уловимым дыханием, когда в лавку шелестя дорогими шелками платья, вошли две девушки. Одна из них тихо ахнула, отбросила в сторону расписную маску, бросилась к лежащей без сознания Лиле.

— Лили... — сказала она одними губами, по ее лицу текли слезы, они капали прямо на маску Лили. Мирио и Такоро переглянулись, изумленно наблюдая за разворачивающимися событиями.

— Где ваша хозяйка? — оторвавшись от Лили, громко спросила она.

— Я здесь, — послышалось из глубины лавки, а потом показалась сама Тора.

— Как давно она была на солнце? — жестко отчеканила она. Тора растеряно смотрела на требовательно ждущую ответа принцессу Мао. Ту Мао, что в образе служанки, пыталась подружиться с Фениксом, дабы не испугать ее своим происхождением.

— Не знаю...чуть больше двух недель, кажется...

— Боги! — сквозь зубы выдохнула Мао, — Линь, зови Джи!

Девушка, пришедшая с принцессой — служанка — выскользнула из лавки.

— Что с ней? — храбро спросила Тора, держа в руках чашку.

— Она истощена. Вы! Вы же знали, кто она! Так почему не подсказали? Она чахла на ваших глазах! — Торе нечего было ответить, она потерянно смотрела на пылающую гневом принцессу и ужасалась своей не наблюдательности.

— Что же делать?

— Я заберу ее с собой, — холодно ответила принцесса, отходя от Лили.

— Я...я не позволю! — Тора подошла к входу с решительным намереньем воспротивиться принцессе.

Мао задумчиво посмотрела на Тору, раздумывая о причинах побудивших мастера встать на ее пути. В это время вернулась Линь в сопровождении ее охранника. Дан нерешительно замер в дверях лавки, ожидая приказа принцессы.

— Джи бери феникса, мы уезжаем в Мерц, — принцесса развернулась к выходу, не удостоив внимания удивленную до глубины души Тору. Она знала, что поместье Мерц находится за пределами Деркаса, но это значило, что принцесса хочет скрыть неожиданную находку.

Мужчина аккуратно поднял бессознательного феникса на руки и покинул лавку Торы. Мирио и Такоро переглянулись, устремив требовательные взгляды на свою хозяйку, Тора тихо вздохнула, вымученно улыбнулась и сказала:

— Да-да, вы не ослышались, наша тихоня Рия пропавший феникс!

Дань солнца.

Пусть ненавидят, лишь бы боялись. Луций Акций.

Мужчина — это такая сволочь, хуже которой только женщина. NN.

Действительности нет дела до человеческих надежд и желаний.

Герберт Джордж УЭЛЛС

В полной темноте кошка не бьется бедрами об углы стола и не ругается. NN.

Бездна выглядела странно. Она то вспыхивала желтыми лучами, то виделась загадочным рисунком из цветов и птиц. Она принимала форму лиц знакомых людей, кажется, это была Мао и Тора с ошеломленным и растерянным лицом. Она плакала на меня солью слез, и родниковой водой, касалась нежными бархатистыми пальчиками и шелковистыми прядями волос. Щекотно ластилась зелеными травинками, она была прекрасной — моя бездна.

— Лиля...

Что это, черт возьми? Я схожу с ума? Нет-нет уже так сказать... а голос просто глюк.

— Лиля! — что-то холодное обожгло щеку.

— Лежачих не бить, — вяло отмахнулась я, но теперь меня с удвоенной силой затеребили. Я попробовала приоткрыть глаза, но яркое солнце ослепило.

— Ты жива! Я так волновалась, еще бы день и ты... — женский голос, такой знакомый, сорвался на истерический шепот, — ты! Глупая, безответственная девчонка. Мы с ног сбились, разыскивая тебя. Как я переживала, ты же не понимаешь, что натворила!

До меня медленно доходило, точнее я просто начала приходить в себя, но легче от осознания себя живой, не стало. Просто я узнала голос Мао...Мао принцессы, сестры гада ползучего, старого чешуйчатого ящера, чтоб он плевком подавился. Мао, которой я нагрубила, которую вдобавок обидела, и подвела, которая сейчас спасла мою жалкую жизнь.

Приставив руку ко лбу козырьком, открыла глаза. Мао сидела рядом растрепанная, с красными от слез глазами. Я отвела от ее бледного личика взгляд, и невольно залюбовалась бесконечным зеленым полем, что расстилалось до самого горизонта. Солнце стояло в зените, ярко слепило глаза белым жарким светом. Я протянула к слепому кругляшку ладонь, лучи прошли сквозь пальцы золотым песком, мне казалось, будто он втекает в темнеющие под кожей вены. И дальше гонит живительное тепло прямо к средоточию всей жизни к тому спутанному клубку некогда горевших алым нитей. Теперь же на месте полыхавшего костра лежала неровная кучка остывших серых углей, но свет он оживлял его. Серебристый пепел светлел, а внутри медленно разгорался еще нежный и бледный розовый огонек жизни.

— Феникс... — ахнула Мао, но ее голос слышался тихо, словно она стояла далеко от меня. Я оторвала взгляд от кончиков пальцев, и посмотрела на Мао, но вокруг, насколько хватало взгляда, виднелось бескрайнее голубое небо. Смех застрял где-то между небом и землей, я закусила нижнюю губу и посмотрела вниз. Поле перестало быть бесконечным с одной стороны его подпирал лес, около кусочка примятой травы сидела бледная Мао, в нескольких метрах от нее, замерев неподвижной статуей стоял незнакомый мужчина, Джи кажется. А я, я парила в воздухе...

— Мао?

— Феникс...

— Мао, что мне делать? — осипшим голосом спросила я. Принцесса суетливо поднялась на ноги, встряхнула руками, потерла виски тонкими пальцами и подняла на меня полные слез глаза.

— Я не знаю...

Вот не пойму как это делается, и точно закончу жизнь мало аппетитным пятнышком на траве, а так хочется еще немного пожить. Так прочь панику, о чем я думала до того как заметила свое окрыленное состояние? Ага, костер... а теперь свет, убегающий из вен и...

Трава зашелестела по платью, рук коснулись тонкие травинки. Все, теперь можно выдохнуть.

— Ох, ты! — взвизгнула я, глядя, как по ладоням пляшут язычки золотистого пламени.

— Тише, — кто-то перехватил мои пылающие руки, — сделай вдох и втяни огонь обратно.

Голос звучал успокаивающе, и одновременно настраивал на серьезный лад. Я действительно перестала трепыхаться, паника улетучилась. Сделать вдох? Легко! Воздух ушел глубоко в легкие, разворачивая их до предела, а огонь потек внутрь скрываясь под кожей. Меня моментально попустило, причем в прямом смысле — я разревелась, как последняя истеричка. Напряжение всех прошедших дней, немыслимая усталость, неожиданная встреча с Мао, нелепый полет.

Меня обняли чьи-то заботливые руки, а я слепо потянулась к источнику утешения, уткнувшись в приятно пахнущую ткань. Какое-то знакомое тревожное чувство прокатилось по коже, слезы высохли моментально. Чуть помедлив, я отстранилась. Странные бледно-зеленые глаза внимательно следили за мной. Это был тот самый охранник Мао, виски закололо от вновь накатившего ощущения.

Да что со мной такое! Я мотнула головой и отползла от чересчур настойчивого внимания мужчины, оглянулась на Мао. Она улыбалась, в голове тут же мелькнула мысль, что не к добру все это.

— Кто-нибудь объяснит мне, что значат эти ваши улыбки, пристальные взгляды и еще это! — я взмахнула руками, демонстрируя свои ладони.

— То и значит, — спокойно ответила Мао, отворачиваясь от меня, — энергетической подпитки не было, а при непосредственном контакте с источником энергии, появились излишки. Огонь, парение в воздухе...

Принцесса разволновалась больше меня самой, она быстро подошла ко мне, схватила за руку и потянула в сторону леса. Странное поведение Мао озадачило меня, я невольно оглянулась назад. Джи тонкий как струна, напряженно смотрел нам в след, а мне все больше казалось, что я знаю все это какой-то бредовый фарс.

А Мао все шла и шла дальше.

— Мао! — тишина в ответ, — Мао!

— Подожди, — сквозь зубы процедила она. Я послушалась, замолчала до тех пока мы не отошли на приличное расстояние от охранника принцессы. Мао посмотрела на меня с жалостью и легким недоверием. Она избегала моего взгляда и упорно молчала.

— Лиля, я должна тебе сказать, что не могу отпустить тебя, — она замялась, ее пальцы мяли в руках тонкую ленту небесно-голубого цвета, — Дракон убьет меня! Но я знаю одно, ты не права, думая, что мой брат чудовище, он просто...

Мао остановилась на полуслове, ее взгляд остекленел. По моей спине прошла волна знакомых гадких щупалец, в горле пересохло. Мао закрыла лицо руками и бешено замотала головой, я бросилась к ней, но чья-то сильная рука перехватила меня за талию, резко вздергивая вверх. Мгновение полета, и я сижу на лошади, глупо хлопаю глазами, смотря на быстро удаляющуюся согнувшуюся пополам фигурку принцессы и Джи с взведенным арбалетом в руках. Он нажимает на курок, стрела легким росчерком летит вслед за мной, вслед за тем, кто сидит позади меня, крепко прижимая к себе. Она летит в спину того, что я ненавижу больше всего на свете. Лети смерть, лети!

Лошадь спотыкается от бешеной скачки, но не падает, направление движения меняется, а смерть ей все равно кого сворачивать, кого ровнять с землей. Смерть со стальным наконечником вспарывает грудь, легко пробивает легкое, кровь быстро как пробившийся из глубины родник наполняется внутри меня, вытесняя воздух. Вдохнуть не получается, я кашляю, роняя на грудь кровавую пену. Чувствую, что теперь мне уж точно не вернуться, а смерть мне ласково шепчет:

— Потерпи, скоро все закончится, — в груди разрастается нестерпимый жар, кашель обдирает горло, на грани сознания чувствую неприятный, но знакомый до боли запах, кажется, я снова горю.

Двуликий.

Могло быть хуже. Твой враг мог быть твоим другом.

Станислав Ежи ЛЕЦ.

Завтрашний день — это старый плут, который всегда сумеет вас провести.

Сэмюэль ДЖОНСОН.

Нет неразрешимых проблем, есть неприятные решения.

БОРН Э.

Феникс в мир приходящий извне приносит с собой перемены. Иногда, для того чтобы сдвинуть точку прогресса, иногда чтобы уравнять шансы природы в борьбе с агрессорами, но чаще он призывается для поддержания власти. И всегда, как бы не были чисты помыслы Феникса, он становился лишь пешкой в руках сильных мира сего.

Выдержка из трактата о власти.

— Ним? — сердце наполнилось надеждой, только от одного взгляда на тихо вошедшего принца, — как ты здесь оказался?

Я поднялась с кровати, поспешно откидывая одеяло. Ноги коснулись холодного пола, но все это сейчас совершенно не важно, меня спасут, заберут. Я ведь не вынесу того давления, которое оказывает на меня Император. Ним тепло улыбнулся мне, в темных глазах мелькнуло удовлетворение.

— Рад вашему пробуждению Феникс, — я остановилась в шаге от принца, радость от встречи мгновенно улетучилась.

А что если я здесь из-за него? Ведь я не видела того человека, что правил лошадью. Но то чувство: липкие изучающие щупальца, я не могла ошибиться.

— Вы отпустите меня? Тора, наверное, сейчас очень волнуется за меня.

— Не стоит спешить, вы еще не совсем оправились после ранения, — принц деликатно обошел щекотливую тему, или мне так только показалось?

— Ранение? — в голову толкнулось смутное воспоминание летящей стрелы и охранника Мао, из чьих рук она была пущена. Джи, он должно быть сумасшедший, если решил стрелять в императора, да еще и при своей госпоже. Бред, что-то тут определенно не сходится.

— Ах да, — я посмотрела на грудь, под тонкой тканью сорочки просвечивалась легкая повязка. Я смутилась, поняв в каком виде, стою перед мужчиной, прикрыла грудь руками. Глупый жест, он же видел меня голой, ну почему я всегда сначала делаю, а уж потом расхлебываю свою вредительскую деятельность.

— Не стоит. Я не смотрю на вас как на женщину, — усмехнулся он, а мне резко стало плохо, — сейчас вам принесут еду и одежду.

— Спасибо, — осторожно ответила я, надеясь, что он не заметил мое откровенное отвращение, возникшее от понимания, что в моей спине торчит нож предательства. Пускай лучше думает о моем пребывании в блаженном неведенье.

Принц чуть склонил голову в знак почтения и вышел.

Почтение, какой там! Я все это время была твердо убеждена, что опасность исходит от самого Императора. Как я была глупа! Хотелось застонать от накатившего бессилия, но сейчас, здесь я не могла позволить впасть в отчаяние. Если инициатор моего похищения принц, и это его способности я чувствовала на себе, то получается Император ни при чем. А побег из дворца, помощь Содзи и принца, есть ничто иное, как желание оградить меня от императора. Но зачем?

Я скривилась от своей твердолобости. Брожу в трех соснах, а дорогу найти не могу. Ним и Мейджин братья, Мао их младшая сестра, так зачем принцу идти против брата? Власть? Трон? Какой бы не был мир, в котором я живу, причины и желания, а вкупе с ними пороки, остаются банально теми же. Тогда какая выгода в этом фарсе Содзи? Что она мне там болтала про свое высшее предназначение? Нести мир во всем мире? Но она толкает его к войне, брат пойдет на брата. Как все сложно...

А та ли Содзи за кого себя выдает, — толкнулась в голову совершенно безумная мысль. Нет, стоп, нужно начать с самого начала, с момента попадания в императорский дворец, до сожжения. Сожжение...слово отдалось глухой болью. Все верно, я попала туда не случайно, меня вели с самого начала. А потом, потом просто провели ритуал перерождения. Какая неприятная, мерзкая необходимость, но она совсем не изменила меня ни внутри, ни снаружи. Хотя кое-что стало в новинку, ненависть к одному отдельно взятому императору, который всего лишь стремился заполучить феникса. Одного ему мало, или причина вовсе не в этом. Ха! Кажется, я снова вернулась к происхождению Содзи. Вот же заноза!

Уже хотелось не только застонать, но и завыть, а еще побиться головой об стену. Феникс, волшебная птица феникс, а где оно это волшебство? Что я вообще могу? Во мне не на шутку разыгрались эмоции, появилось желание что-то делать, куда-то идти, задавать вопросы — действовать, и не важно как.

Комнату я обошла раз десять, но кроме кровати и высокого закрытого окна не обнаружила. Ни тебе благ цивилизации, ни пресловутых потайных ходов ни-че-го! Даже окно и то находилось со стороны головокружительного обрыва и наверняка здесь совсем не бывало солнца. Принц озаботился моей безопасностью, даже слегка перестарался, мне вполне хватило высоты трех этажей, чтобы мысли о побеге навсегда оставили мою голову. Хоть мысль о полете сладко сжала комок чуть теплящихся углей на месте сердца. Увы, шанс разбиться оставался более вероятным.

Злость и раздражение наполнили меня до самых кончиков ресниц. Ах, как же хотелось выплеснуть эту безумную энергию. Угли внутри полыхнули недобрым черным, треснули прогоревшие головешки, выпуская на свободу сноп яростных искр. Тихо охнув от накатившего бессилия, я опустилась на ледяной пол. Глаза на миг утратили зрение, но в следующий момент я увидело, то, что поразило меня, как ничто другое за время моего перерождения. Я впервые увидела, как действует мое настроение.

Воины, которые тренировались на широком внутреннем дворе замка, теперь ожесточенно убивали друг друга, и в их действиях не было ни капли осознания. Чистая истерика, квинтэссенция моего гнева. Мне нужно было испугаться, раскаяться за минутную слабость, но я будто завороженная созерцала на завораживающе жестокую по-звериному кровавую бойню.

Только теперь я поняла насколько искушает такая власть, насколько она заставляет испытывать извращенное удовлетворение и гордость за свое дражайшее чадо. Это сейчас мое детище бушует в мыслях и сердцах, оно будто хочет заслужить мое мрачное одобрение. Да, почти материнская нежность растет в полыхающем костре, в котором лишь минуту назад казалось, остались лишь жалкие искры.

Вот оно что... отдав часть себя, я получаю много больше, но сила слишком своенравна чтобы управлять ею, скорее она похожа на ребенка. Обидеть легко, но так же легко обрадовать, поддержать и одобрить.

Зрение пришло в норму, но перед глазами все еще стояла почти нереальная картина. Сейчас кто-нибудь сделает правильные выводы и тогда мне придется ой как не сладко. Что же делать? До меня донесся еще далекий шум, взгляд метнулся к окну, а нервно сглотнула, но, преодолев страх, залезла на широкий подоконник. Створки подались неожиданно легко, в лицо ударил ледяной ветер, мгновенно выморозив остатки тепла. Я взглянула вниз, оценивая теряющуюся в дымке высоту. Наверное от меня не останется даже пресловутого мокрого пятна. Двум смертям не бывать, а одной не миновать? Глупости, их будет ровно столько, сколько раз я попытаюсь спастись, убежать от нее. Только вот бежать от смерти уже не хотелось, я звала ее. Если император искал во мне героя стойкого и сильного волей, если рассчитывал, что показательное сожжение укрепит меня... Он просчитался!

Один маленький шаг, пропасть стала ближе, радостно оскалилась темными скалами, дохнув сухим колким воздухом.

Прыгай! — говорила она.

Я иду, — шепнула я, делая шаг в пустоту. Но кто-то самым варварским образом ухватил мою руку. Жалобно хрустнул сустав, мышцы вспыхнули невыносимой болью. Я дернулась, вырываясь из цепкой хватки, но этим еще больше усилила боль в вывихнутом плече. Задрав голову вверх, я с ненавистью уставилась на бледного до синевы принца.

— С ума сошла! — заорал он, затягивая меня обратно.

— Пусти! — он посмотрел на меня совершенно безумным взглядом, в котором плескалось столько отчаянья.

— Не позволю, ты будешь жить, — сквозь зубы процедил принц.

В голове у меня творился бардак, я не желала возвращаться обратно, не желала быть чей-либо пленницей. Хотелось лишь одного...

Ступни коснулись гладкого подоконника, я оглянулась вниз. Пустота манила, обещая покой. Я упрямо уперлась ногами в край подоконника, тяня тело обратно. Пальцы на руке медленно расцепились. Принц дернулся ко мне, но было поздно, я летела вниз, ветер хлестал по обнаженной коже, рвал тонкую ткань рубашки, трепал короткие пряди волос, а я заворожено считала секунды оставшиеся до падения. Перед глазами мелькало серое небо, темная громада замка на обрыве и мысль еще пара мгновений и все.

Все...

На краю...

Я верю в дружбу, верю в счастье, но не верю любви.

Каковой бы не была смерть, она определенно боится неприятностей, или тех, кто ими живет.

Г.А.

Ад всегда казался мне чем-то гротескно-смешным. Огромные сковородки, котлы, куча чистящих средств и конечно грешники, усердно скоблящие сию кухонную утварь. А еще красномордые черти, попеременно щелкающие плетками. И как человек небезгрешный понимала, что я там определенно желанный гость, даже не гость, а новый жилец в этом "благословенном" краю. Но мой ад определенно был другим.

Здесь пахло душистыми травами, солнечный свет ослеплял каждую клеточку тела. Никогда в жизни я не чувствовала себя лучше, ощущения оказались настолько сильными, что я разрыдалась. Я не замечала ничего вокруг, будто есть только тело, поющее от восторга и ослепительно яркий прямоугольник света. Слезы текли по лицу раскаленными ручейками лавы, стекая с лица яркими алыми язычками света, вокруг головы полыхал костер, будто все краски осени собрались вокруг меня станцевать безумный листопад, но, полыхнув на меня почти обжигая кожу, погас. Солнечный прямоугольник исчез, погрузив пространство вокруг меня в изумрудную тьму.

Почему-то именно сейчас вспомнилось падение в бездну, лицо принца, холод по всему телу и ужасающий по силе удар. Но тогда я должна быть мертвой, и уж точно не сходящей с ума от солнечного света. Я пошевелилась, осторожно приподнялась на локтях, перед глазами все еще мелькала противная зелень, но уже не мешала смотреть.

Гладкий деревянный стол, узкая скамья рядом. На полу стоит бадья с тряпьем пропитанным кровью, валяется нож, покрытый уже подсохшим бурым налетом. Окно перед столом, так вот откуда шел свет. Теперь солнечная полоска сползла на пол, стелясь тонким белым лучиком. Позади низкая кровать со скомканным одеялом, потухший камин чуть левее. Более чем спартанская обстановка.

За окном яркая зелень, птицы поют, тихо шепчет стоячая вода. Да нет, показалось...

Осторожно слезла со стола, наступив в пятно солнечного света. Легкая приятная дрожь прошла по телу. Опять почти без одежды, а это уже становится традицией. Интересно кто меня спас, или точнее как я смогла выжить при падении с такой высоты? Но тот, кто принес меня сюда, — я скосила глаза на красноречиво выставленную на показ бадью, — определенно сотворил чудо.

Одернув заботливо надетую на меня рубашку, определенно с мужского плеча, я пошла к радушно распахнутой двери. Дом находился прямо посреди леса, даже полянки перед домом не было, лишь тонкая тропинка, убегающая куда-то в чащу. Лес выглядел приветливо, щедро пропускал целебную энергию солнца, поэтому я, не беспокоясь, ступила на тропу. Стоило мне пройти по колкой земле десяток метров, как я увидела крошечное озеро идеально круглой формы. Я замерла, не веря своим глазам, такое чудо посреди леса, хотя откуда я знаю особенности этого мира, в котором я не видела ничего кроме столицы.

Подавив тяжелый вздох, я поспешила к манящей глянцевой глади. Тропинка оборвалась в нескольких метрах от мелко галечного пляжа. Пятки обожгли нагретые солнцем гладкие камешки, и это казалось пределом счастья, но только до тех пор, пока чистая как слеза вода ласково коснулась кожи ступней.

Воровато оглядевшись по сторонам, я скинула рубашку. Вода в начале показавшаяся теплой через несколько шагов обожгла холодом бьющего под водой ключа. Не дожидаясь, пока ноги сведет от холода, я нырнула. Под водой плавали мелкие серебристые рыбешки, на дне при желании можно было пересчитать камешки, настолько прозрачной оказалась вода. Плыть в толще воды стало утомительно, я вынырнула на поверхность. Со стороны пляжа послышались чьи-то торопливые шаги, от страха заняли зубы. Я сделала вдох поглубже и нырнула.

Под водой все также царило размеренное спокойствие, рыбки неторопливо плавали у самого дна, чуть левее колыхались темно зеленые водоросли. Внезапно подводные волосы разошлись, показалась уродливая рыбья морда с внушительной пастью, из которой недвусмысленно торчали острые зубы. Серебряными бликами метнулись врассыпную маленькие рыбки, я едва не закричала, впрочем, успев нахлебаться воды. Когда до меня дошло, что пора бы двигать конечностями.

Суматошность еще никого не доводила до добра, поэтому на галечный пляж я выползла, хватая воздух ртом, словно выброшенная на берег рыба. Почему-то вместо мелких аккуратных камешков перед глазами оказались мужские черные кожаные сапоги. Стало нехорошо, захотелось вернуться в воду к той милой рыбке, да и рубашка как назло исчезла с того места, куда я ее бросила.

— Я бы не советовал плавать в этом озере, — посоветовал смутно знакомый голос.

Я задрала голову и увидела насмешливо улыбающегося Джи, охранника принцессы Мао.

— А я уже, — рассеяно отозвалась я, жадно взирая на висящую, на плече мужчины рубашку.

— С каждой нашей встречей феникс, количество одежды резко сокращается, — его зеленые глаза просто лучились смехом, а мне было совсем не смешно.

— Вы позволите, — я дрожащей рукой указала на злополучный предмет моего вожделения.

— Конечно, — рубашка спланировала мне на спину.

— Отвернитесь, пожалуйста.

— Думаю, я уже успел рассмотреть все интересное, — хмыкнул он, но отвернулся.

Мне хватило сил проглотить откровенное хамство и не сказать ничего в ответ. Все же я обязана ему своим спасением. Рубашка нехотя натянулась на мокрое тело, и тут же промокла, но другой одежды все равно нет, так пусть лучше так.

Поднявшись с теплых камушков, я заметила удаляющуюся фигуру Джи и поспешила догнать.

— Джи, как ты меня нашел? — мужчина идущий на полшага впереди вздрогнул и остановился.

— Ты мне на голову упала, — ответил он, а я чуть не упала, споткнувшись об корень дерева.

— Упала? — взорвалась я, — да если б упала, ты меня с камней лопаткой отскребал!

— А чем, по-твоему, я занимался почти две недели? — он опустился на деревянные ступени крыльца, а я застыла перед ним как громом пораженная.

— Две недели? Но как?

— Ручками, — он продемонстрировал мне обнаженные до локтя руки, — вот этими самыми. Вытягивал тебя из-за черты, чуть сам не ушел! Ладно, пойдем в дом, а ты не хватало мне еще с соплями мучаться.

Я шмыгнула носом и покорно поплелась за мужчиной. Там мне выдали одеяло и усадили перед камином, в котором медленно, словно нехотя разгорался огонь. Крошечные язычки уже проглотили мелкие щепы, но до крупных веток добраться не могли. Улыбаясь, я протянула ладонь к робким золотистым лепесткам, а они будто живые потянулись к моей руке. Лепестки через мгновение разрослись буйным цветом, весело похрустывая поленьями.

— Не балуйся, — одернул меня Джи, — а то потом он и за дом примется.

— Извини, — я отдернула руку, спрятав ее под одеялом.

Сидеть на не пойми, откуда взявшемся кресле было очень удобно, Джи что-то колдовал на столе, я думала о том, что будет со мной, но умных мыслей в голове не возникало, поэтому я решила переложить свои проблемы с воображением на одного отдельно взятого мужчину.

— Джи, скажи мне, зачем Ним Дракону нужно мое похищение? И вообще, что у них с братом за отношения, раз намечается война? — ну про войну я, положим, загнула, но, в общем, суть не менялась.

— Во-первых, не принцу, а Содзи.

— А феникс тут причем? — Джи оторвался от сосредоточенного помешивание чего-то в котелке, сверкнул на меня глазами, которые сейчас казались почти черными.

— Причем...очень сильно причем! Она любовница принца, именно из-за нее недавно ставшей Дэ-Фо может разгореться гражданская война, — он отвернулся, из заплетенных в косу волос половина уже свободно свисала вдоль лица. Я задумчиво кусала губы. Что ты за человек такой Джи? Возвращаешь мертвую, ушедшую добровольно, к жизни. Знаешь все ответы на мои вопросы, и без лишней мысли готов убить принца ради освобождения меня.

— Что значит Дэ-Фо? — рассеянно спросила я, не отрывая взгляда от лица мужчины.

— "Покоренная огнем" или "Поглощенная огнем", Содзи слишком увлеклась покорением силы феникса, она больше не способна хранить мир. Поэтому император призвал тебя, — он замолчал, давай мне время усвоить полученную информацию.

— Джи скажи, почему меня вот так взяли и сожгли, будто вещь? — я обхватила колени руками. Джи молчал, а я вдруг подумала, что выхода у меня все равно не было. Не знаю, сколько я вот так просидела, пустым взглядом смотря на пляшущий огонь, как передо мной оказалась чашка.

— Что это? — скривившись, спросила я, Джи терпеливо ждал, когда я приму питье, пахло омерзительно.

— Сегодня ты изрядно накачалась энергией солнца, но она не держится долго, а этот отвар поможет сохранить ее. Пей!

— Оно ужасно пахнет, — прячась под одеяло, прошуршала я.

— А на вкус еще хуже! — с каким-то садистским наслаждением протянул он, — но если ты не хочешь, то я могу помочь...

— Ээээ, нет, — я взяла кружку, принюхалась, пахло помойкой. Сердито посмотрела на Джи, он улыбался.

— Пей-пей тебе полезно.

Зажав нос пальцами я залпом проглотила содержимое чашки. Про вкус Джи соврал, оно оказалось абсолютно безвкусное, зато действие я ощутила практически сразу. Меня потянуло в сон, тело расслабилось и стало невесомым. Глаза закрылись сами. Да отдохнуть мне не помешает.

* * *

... мама помоги...

... мама я здесь...

Везде огонь, везде люди, мечущиеся в предсмертной агонии.

... мама...

Маленького мальчика прижала полыхающая балка, а мать давно мертва.

Под городом, некогда светлым и величественным полыхает зарево, темный столп дыма тянется в небо, закрывая медный диск солнца.

... ма...

Стон срывается из прожженного горла.

Город остыл, от него остались лишь черные остовы домом. Город умер. И лишь маленькая женская фигурка одиноко бредет по толстому слою пепла. Ее глаза пусты от выплаканных слез, она тоже мертва.

Она? Я?

* * *

Я проснулась от собственного крика, захлебываясь слезами. Хотелось сорваться и бежать, спасая никогда не виденный город, его жителей.

— За что? — сорванным голосом прошептала я.

Теплые руки сгребли меня в охапку, прижали к себе.

— Джи, — всхлипнула я утыкаясь его в плечо, — я видела...видела...

— Тише, не надо, не рассказывай мне. Феникс должен принимать видения будущего, но говорить значит выполнить предсказание.

— Так страшно, я боюсь, — сквозь слезы и давящие горло рыдания произнесла я.

— Не бойся, — он гладил меня по голове и шептал что-то успокаивающее. От него исходила какая-то удивительная энергия, она баюкала меня, навевая сказочные добрые видения. Я успокоилась, слезы высохли, и сон уже подобрался, но пока балансировал на грани сладкой дремы.

Джи разжал руки, укутал в одеяло и встал, но я успела поймать его за рукав, прошептав сквозь сон:

— Останься...

Он остался, и даже во сне теперь спокойном глубоком, я четко ощущала незримую тень его присутствия.

Обо всем.

Умение скрывать — наука королей. Ришелье.

Успокоить сердце труднее, нежели его взволновать. Шатобриан.

Проснулась я поздно, в доме стояла тишина, огонь в камине давно погас. На столе стоял кувшин, накрытый полотенцем, пахло свежим хлебом. Я только сейчас вспомнила, что давно ничего не ела, впрочем, голод не ощущался. Джи ушел куда-то еще рано утром, но видимо вернулся, иначе, откуда еда? Как-то сразу вспомнился ночной кошмар, который Джи принял за видение будущего, а оно действительно казалось почти реальным.

Чем заниматься в этом уединенном месте, я даже представить не могла. Прогулка же по лесу могла закончиться для аборигена вроде меня трагично. Кто знает, что за зверье водится в здешней флоре, с фауной же я успела познакомиться.

Валяться на кровати и смотреть в потолок было скучно, есть не хотелось, неожиданная передышка оказалась совсем не нужной, более того она тяготила. А еще я жутко стеснялась проявленной ночью слабости. Мне совсем не хотелось тяготить незнакомого мужчину собственными страхами.

Промаявшись на кровати еще некоторое время, меня вновь потянуло в сон. Никогда не замечала за собой такой любви ко сну, но, тем не менее, объяснить поведение своего организма, я не могла. Глаза закрывались сами собой, солнечные пятна и серые тени в углах слились в одно смутное видение. Дыхание замедлялось, сердце уже не выбивало привычный ритм, замерзли пальцы на руках, на губах казалось, застыла ледяная корка. И с каждой секундой спать хотелось все больше и больше. В сером тумане мелькнула тень, рукам стало горячо, и губы стали теплеть, но тяжелые веки никак не хотели открываться.

— Не спи Лили!

Я не сплю! Хотелось крикнуть мне, но язык не желал мне подчиняться, я словно бы стала пленницей своего тела.

— Не спи! Не смей спать! Лили! — что-то обожгло щеки, но боль не дошла до спящего тела, а сознание было бы радо, если что-то смогло поколебать сонную оболочку. Хотелось выбраться из образовавшегося кокона, но я только больше увязала в паутине. Попыталась представить сияющие угли, мерцающие ручейки вен, но я их больше не видела и не чувствовала.

— Лили, если слышишь меня, знай, сейчас будет очень больно, — голос был напряженным, но в конце фразы сорвался на нервный смешок.

Больно? Да! Да! Пусть, я хочу жить! — и пришла боль, она не трогала тело, она рвала то, что называлось душой. Меня будто привязали к позорному столбу, вывихнули руки вверх, и раскаленным хлыстом лента за лентой сдирали кожу, мышцы, рвали сухожилия, а когда бить стало нечего, облили костяк кислотой.

Но как нестранно вдыхала я уже своими легкими, и сердце заходилось в запоздавшей панике. Я безумно смотрела в потолок, хрипло дышала.

— Жива.

Хотелось ощупать спину на предмет ее наличия, но претворить в жизнь желание мне не дали.

— Лежи спокойно, — послышался тихий голос Джи, — и глаза не закрывай.

— Джи? — я повернула голову на звук голоса.

Он сидел за столом, уронив голову на сложенные руки.

— Джи, что это было? — мужчина поднялся, его лицо покрывала нездоровая бледность из-за чего глаза неестественно яркими. Он на секунду прикрыл глаза, то ли собираясь с мыслями, то ли справляясь с накатившей дурнотой и слабостью.

— Когда феникс не видит смысла в своем существовании, — Джи говорил мягко, спокойно, как сообщают скорбную весть, — когда он не чувствует себя нужным...ни любви, ни поддержки. Только боль и тоска, а еще неясное будущее. Сегодняшний враг завтра станет союзником, а друг предаст. Правда сказанная с честным лицом, укусит за руку, впрыскивая яд... Ты чуть не впала в спячку.

— Вот оно что...

— Послушай, я знаю в это сложно поверить, но ты нужна этому миру, ты нужна людям, — я слушала, но его слова не находили отклика внутри меня.

— Люди, мир — это слишком пафосно звучит, слишком безлико. Я не знаю ни тех людей, о которых ты говоришь, ни мир, в котором я нахожусь. Ничто не держит меня здесь. Я узнала и почувствовала то, чего никогда бы не захотела. Так ответь мне, кому я нужна? — слезть с кровати оказалось не так просто.

Голова отозвалась колокольным звоном, во рту ощущалась противная сухость. Несколько неуверенных шагов и вожделенная жидкость льется в горло, мутные капельки стекают по губам вниз на мятую рубаху.

— Ты нужна мне, — я отрывалась от кувшина, бровь от удивления поползла вверх.

— Паяц, — отмахнулась я, и, развернувшись, побрела к распахнутой двери.

— Я еще не все сказал! — "Джи после моей реанимации какой-то слишком странный. Надо же брякнуть такое, нужна! Он бы еще кнутом щелкнул говоря: "Хочу, мое!""

— Слушаю и повинуюсь! — в шутку сказала я, склоняясь в насмешливом поклоне.

Джи только усмехнулся.

— Я был в городе, достал тебе одежды, — он красноречиво прошелся взглядом по моим голым ногам, — и поскольку нам предстоит бок о бок прожить еще некоторое время, я решил найти тебе занятие. А то кто-то дуреть начинает от безделья!

— Ого, и что же это?

— Твое лечение исчерпало весь мой запас трав, — в подтверждение слов он тряхнул почти пустой сумкой, — ты его восстановишь.

— Каким же образом? — Джи сощурился, размышляя о том, стоит ли со мной вообще связываться.

— Завтра мы выйдем в лес, и я покажу то, что мне нужно.

— Я заблужусь!

— Ах, ерунда! Вот! — он поставил на стол корзину и вытащил из нее моток тонкой веревки.

— Ясно... — тоскливо отозвалась я, присаживаясь на лавку.

— Тут длины шагов на сто, дальше заходить не стоит.

— А как же местные обитатели?

— Зверью ты не интересна, а те, что покрупнее постесняются нападать на феникса, — я притворно кивнула.

— Ну конечно, они решат, что бурчащий от голода желудок это просто звуки леса, а я невкусная морковка, — кисло пошутила я.

— Так и есть, — Джи даже заулыбался.

— Что-то еще? — механически спросила я, заглядывая в корзину.

— Да, тут одежда, ленты для... эээ твоих волос, гребень, — я удивленно округлила глаза.

— Может, ты еще и косы заплетать умеешь? — он серьезно кивнул.

— Можешь не верить, но у меня все-таки есть младшая сестра.

Гребень из корзины перекочевал в мои руки.

— И ты что? Заплетал ей косички? — гребень впился в спутавшиеся кудри.

— Да, и был ей вместо матери и отца, — я застыла с окончательно застрявшим в волосах гребнем.

— Без родителей тяжело, — вздохнула я, осторожно выдергивая пряди.

— Тебе помочь? — бой с гребнем, я кажется, проиграла.

— Ага, ты только распутай, а я потом сама.

Я покорно сложила руки на коленях, ожидая пока всемогущий Джи расколдует запутавшийся колтун на голове. По волосам прошелся легкий ветерок, тяжесть гребня пропала, а через мгновение он лежал на столе. Но руки Джи уже уверенно разбирали пряди.

— Эй! — я возмущенно засопела, — я не маленькая, могла и сама справиться.

— Ленту подай, — потребовал Джи, — и не крутись, иначе будешь ждать пока я все не переплету. Я фыркнула, но вытянула ярко-алую узкую ленту.

— Джи, расскажи мне о вашем мире, я ведь совсем ничего не знаю.

Руки мужчины, порхавшие по моим волосам, замерли.

— А что тебя интересует?

— Как что? Как называется ваш мир, кто соседи Морны, есть ли здесь горы, как называется то озеро, и лес в котором мы находимся.

— Наш мир называется Деми-Фо или "в мире с огнем". Морна занимает земли от Лунного океана и до начала гор Трош. Дальше идет полоса ничейных земель.

— Ничейных? — переспросила я.

— Там живут изгои и вся разбойничья братия, — Джи закончил с моими волосами и сел рядом со мной, — за ничейными землями начинается земля Оши, у которой с одной стороны границы горы Трош, а с другой широкая река Молла. Морскую границу с нами делит Чарша — небольшое государство моряков и рыболовов. Тебе еще интересно? — несколько раздраженно спросил Джи.

Что ж его недовольство можно было понять, но мне так хотелось рассмотреть свои волосы, а зеркал, увы, не было.

— Извини, — покаянно ответила я, успокаиваясь, — а что за горами?

— Там живет один очень странный народ, они называют себя Норды.

— Почему же странный?

— Они не совсем люди, точнее совсем не люди. Белая кожа, белые волосы, ярко-синие глаза, высокий рост. Они по-своему красивы, у нас их называют ледяные люди, — Лицо Джи стало задумчивым, как если бы он вспоминал путешествие по их землям.

— Ты был у них?

— Нет, к сожалению, — и он, правда, сожалел, но мгновение спустя выражение лица сменилось на шутливо-издевательское. — Я знал одного! Его звали Карун. Он красил волосы в черный цвет, загорал до черноты и принципиально не заплетал волосы в косички, как принято у их мужчин. И насколько я знаю с тех пор у Нордов матриархат, а Карун стал их последним королем.

— Он что? Сбежал? — рассмеялась я, а Джи поддержал меня заговорщицкой улыбкой.

— Хуже!

— Да что может быть хуже?!

— Карун в тайне ото всех занимался алхимией, но, увы, горе-экспериментатор был самоучкой. В итоге он разнес половину дворца и, побросав в сумку свои книги, удрал в ничейные земли. Ох, не зря он так торопился, когда его сестра вернулась из очередного похода, придворные думали что оставшаяся половина точно не уцелеет, — я восхищенно взирала на вошедшего в раж Джи и понимала, что, наверное, именно таким я хотела бы видеть своего мужчину.

— Уцелел?

— Да. Оли, быстро сообразила, что место на троне освободилось. С тех пор, а прошло уже лет двести, власть находится исключительно в нежных женских руках, — закончил он, и притворно вздохнул.

— А король? — нетерпеливо спросила я.

— Король? Король основал на территории Оши школу алхимии, чем и занимается, по сей день.

— Забавно, — тихо заметила я.

— Уверен ему такая жизнь больше по душе, — мне показалось, но в голосе Джи проскользнула горечь.

— Никогда не сомневалась, что люди власть имущие по-своему несчастны. Всегда на виду, куча обязанностей, ответственность за всех и вся, а если что, то... — я запнулась, глядя на Джи, который с невозмутимым видом достает из-под полотенца хлеб.

— Ты меня не слушаешь? — взвилась я, но вместе с тем еле сдержала рвущийся смех, — хоть бы сделал вид, что тебе интересно!

— Да сыт я разговорами о политике, — честно ответил он.

Достав из ножен кинжал, он отрезал солидный кусок. Запахло какими-то душистыми ягодами, внутри хлеба оказалась начинка. Меня воодушевило его поведение и я, не задумываясь, выхватила румяную горбушку. Кто же знал, что так делать не рекомендуется?

Джи возмущенный моим бесцеремонным поступком, сделал молниеносный выпад в мою сторону, я, пытаясь уклониться, подалась назад. Как же я могла забыть, что сидим мы отнюдь не на диване, а на лавке без спинки. Секунда ушла на немую пантомиму между нами, он был зол и раздосадован, я обрадована, беспечно улыбалась падающему на меня Джи. На полу образовалась визжащая и копошащаяся куча. Я искала свои руки, Джи пытался их от себя отцепить, хлеб оказался где-то между нами, а на моей рубахе сияло живописное пятно от ягодной начинки.

— Вот же неугомонная женщина! — выговаривал мне Джи, когда все конечности были найдены, а хлеб торжественно вручен законному владельцу.

— И вовсе нет, — почему-то обиделась я, подхватила корзину с одеждой и направилась к двери.

— Куда?

— На озеро. Отмою от себя ягоды, переоденусь в нормальную одежду, подумаю, наконец! — почти кричала я, — а ты... Джи, подумай, стоит ли возвращать меня во дворец.

Джи напряженно всматривался в мое лицо, но я старалась не замечать его внимания.

— Почему ты так боишься вернуться туда? — я замерла на пороге.

— Я боюсь Джи, боюсь, что мне причинят боль и разобьют сердце, — глаза наполнились злыми слезами, — не надо считать меня дурой, я видела его взгляд, почти услышала его мысли, ничего и никогда он не желал больше!

Голос срывался от напряжения, я смотрела сквозь Джи, и не видела ничего, так сильна, оказалась моя ненависть.

— Видеть и не бояться глупо Джи... он не такой как ты, потому что он, прежде всего Император... — я затихла, смаргивая соленую пелену слез, — пойду я...

Я потерянно брела по едва заметной тропинке, внутри глухо плескалась пустота.

Камешки зашуршали под ногами, от них исходило ласковое тепло, опустившись, я подобрала к груди ноги и замерла. Как же тяжело понимать свою беспомощность, но и смиряться с ней не хотелось.

Я смотрела на гладкую поверхность озера, сзади послышались шаги, а я обреченно вздохнула. Не за чем мне было поддаваться эмоциям, наговорила лишнего, теперь ведь замучает вопросами.

Руки опустились на мои плечи, я почувствовала тепло идущее от его тела, но даже не шелохнулась. Джи тоже не торопился задавать вопросы, а просто сидел позади меня безмолвным напоминанием моего будущего.

Ты?

Только сердцем мы видим ясно. Сент-Экзюпери.

Как и обещал мне Джи, последующие дни я не вылезала из лесу раньше, чем солнце касалось горизонта. Начиналось все с ранней побудки, Джи заставлял меня съесть хоть что-нибудь, а я не понимала, зачем есть если можно посидеть на солнышке, получив при этом ни с чем не сравнимое наслаждение. Но, получив мой очередной отказ, разразился гневной речью:

— Как ты не поймешь! Солнце не будет светить вечно, придет зима и небо затянет тучами, так может продолжаться ни одну неделю! А пища будет поддерживать твой организм! Так что ешь, и хватит вести себя как неразумный ребенок!

Только тогда я поняла, сколько подводных камней оказалось на моем пути. Без цели усну, без солнца погибну — не жизнь, а одни условности. Джи сообщил мне, что через несколько дней мы вернемся Даркас, что повергло меня в глухое отчаянье. Он видел мое состояние, но в душу не лез, лишь иногда я ловила на себе его неодобрительные взгляды.

Итак, каждое утро мы выходили в лес, я привязывала начало веревки к дереву около дома, разматывая по мере продвижения вглубь. Когда Джи находил нужную травку, цветок, стебелек или ягоду, он срывал, показывая, как она выглядит, после чего уходил. Никогда не думала, что это так сложно — собирать травы. Но, поди, отличи их, вроде бы, кажется да вот она такая же! Но на деле при вечернем разборе моего урожая, Джи критично оглядывал подозрительную травку, и довольно едко сообщал, что же за гадость я при сборе намешала с нужным растением. И так три дня подряд.

За эти адских три дня, я готова была придушить Джи, надеть ему на голову чертову корзину и собственноручно накормить его отбракованной травой, которая зачастую оказывалась ядовитой. Иногда в голову закрадывалось подозрение, что такое занятие Джи придумал мне только чтобы занять меня во время своих отлучек.

Сегодня день был такой же, как и все прошлые. Раннее утро, веревочка, тянущаяся вслед за мной, осторожная и грациозная поступь идущего чуть впереди Джи, и новое задание.

— Мне нужны ягоды аркиса, а вот и они, — он сорвал с низкого, по пояс мне, куста несколько черных ягодок. Ну, наконец-то я отдохну, подумалось мне, но насмешливый взгляд и легкая улыбка на губах Джи дружно сулили явный подвох.

— Аркиса значит, — сказала я вслух, когда Джи скрылся в зарослях кустарника.

Маленькие кустики, тоненькие веточки, листьев уже почти нет, одни ягоды и те, что остались на нем, легко умещались в раскрытой ладони. Ягодки размером с нашу черную смородину, только твердые, как орех. Благо такие кустики встречались на каждом шагу, где-то они казались более разросшимися и там ягод висело больше, а выглядели они покрупнее. Собирать их оказалось легко и приятно, клубок размотался лишь наполовину, когда моя корзинка наполнилась до краев. Место, где я решила немного отдохнуть, попадалось мне не впервые, а запомнилось благодаря поваленному дереву. Оно еще не потеряло свою листу, и медленно погибало.

Подбираясь к поваленному стволу, чтобы с комфортом посидеть, я обходила длинные ветки, когда позади меня что-то тихо треснуло. Вообще ходя по лесу в одиночестве, я поняла одно — невозможно все время шарахаться от любого шороха, иначе просто сляжешь под ближайшим деревом с разрывом сердца. Сколько раз уже мне встречались местные лесные жители, то заяц выскочит под ноги, да так перепугается, что можно его ухватить за уши и немножко потискать. А вчера полянку, которую я облюбовала под место отдыха, посетили олени. Самец гордо прошествовал мимо меня на расстоянии пары метров, самка хотела подойти ко мне ближе, но малыш олененок опередил мать. Без страха подошел ко мне и обнюхал волосы, смешно фыркнул в ухо и даже дал себя погладить.

Но сегодня мне было не по себе. С самого утра меня преследовало плохое предчувствие, а сейчас оно противным комком стянулось в груди и толкнуло под колени. Я обернулась.

Метрах в десяти от меня, наполовину скрытый густым кустарником стоял зверь. Бурая густая шерсть, морда похожая на волчью, только более вытянутая, яркие желтые глаза. Но вот тело по размерам более всего походило на медвежье. Передние лапы: одна согнута, другая тянется длинными когтями в мою сторону. Почему-то вспомнились слова Джи:

— Зверью ты не интересна, а те, что покрупнее постесняются нападать на феникса.

А по мне так у этого ходячего недоразумения все мысли о том, с какой стороны лучше откусить. Нос на морде жадно втягивает воздух. Может, ему не понравился мой запах? Пасть медленно приоткрылась, мелькнул длинный язык...на листья закапала слюна. Ага, не понравился, а чего он тогда облизывается? Одного вида острый клыков хватило, чтобы раз и навсегда попрощаться с жизней. Ноги подогнулись, я упала на колени и уже с этой точки наблюдала, как стремительно приближается зверь. Когда он уже почти подобрался ко мне, я инстинктивно выставила руки вперед. Неожиданно полыхнуло золотом, с кончиков пальцев сорвался нежно розовый бутон огня и медленно поплыл на встречу оскалившемуся зверю.

Первоначально мне показалось, что этого зверя вело лишь слепое чувство голода, но когда он увидел неспешно плывущий огненный цветок, заскулил, одновременно прыгая в сторону, и с диким воем скрылся в чаще леса. Я потрясла головой, чтобы лишиться последней иллюзии о правдивости происшедшего, а цветок, лишившись агрессивно настроенной цели, просто опал на землю тонкими лепестками и погас, так и не тронув огнем ни одну травинку.

— Кажется, с меня на сегодня хватит, — нервно рассмеялась я, механически подобрала непострадавшую (а как хотелось!) корзину, подхватила оброненный клубок веревки и пошла к дому.

Джи еще не вернулся, а значит, еще несколько часов придется провести в одиночестве, держа накопившийся страх при себе. Хотелось высказать, все, что думаю об одном самоуверенном мужчине, что так беспечно отпускал меня в кишащий опасностями лес. А еще поплакать в жилетку и успокоиться от размеренного покачивания на коленях. Хотелось побыть слабой. Просто женщиной.

Корзина с ягодами стояла на столе, что с ними делать дальше я все равно не знала, но придет Джи и примется язвительно распекать мою наблюдательность. Я об этом моменте страстно мечтала, забившись в угол кровати. Где-то в лесу раздался тоскливый волчий вой, у меня сжалось сердце. Мне так страшно не было никогда, и это чувство уже не держалось в хрупкой оболочке тела, оно выплескивалось уродливыми волнами, окутывая все вокруг, совсем как тогда в замке принца. От понимания своей беспомощности по отношению к собственной силе, стало еще хуже. Я закуталась в одеяло с головой и закрыла глаза, тем самым, делая попытку отгородиться от собственного страха.

— Что же ты творишь? — услышала я знакомый голос, слезы брызнули из глаз.

Он вернулся.

— Я видела... а ты... ты! А он...бросился, а я... — сквозь рыдания сжимающие горло, я пыталась рассказать о сегодняшнем происшествии.

— Успокойся, — и такие желанные объятия окутали меня, — что тебя так испугало?

— Я видела зверя...он хотел напасть, то есть напал бы, — я высунула голову из-под одеяла, хотелось увидеть его лицо, удостовериться в его присутствии. Он напряженно вслушивался в мои слова. Неужели не ожидал, не предвидел такого?

— Что за зверь? — мягко спросил Джи, крепче прижимая к себе, его волосы обычно аккуратно собранные в хвост, растрепались и беспорядочно лежали на плечах.

— Огромный, похож на волка и медведя, желтые глаза, — я вытащила руку и ухватилась за блестящую прядку, Джи не заметил моего движения.

— Горг... — задумчиво произнес он, — как ты его отпугнула?

— Я не знаю, как-то само получилось. Сначала в руках огонь полыхнул, а потом, — я растеряно заглянула ему в глаза, сердце в груди забилось чаще, — огненный цветок поплыл к зверю.

— Цветок? — переспросил Джи, не сводя с меня потемневших глаз.

— Да, бледно-розовый. Зверь будто понял, что он опасен, завыл и убежал в лес, — добавила я, Джи дернулся, порываясь скинуть меня с рук, но я вцепилась в него.

— Куда? — новая волна страха чуть не поднялась.

— Лес! Ты убьешь весь лес! — руки сами отпустили его рубаху, стало обидно и горько. Я хотела сказать, что ничего не случилось, что цветок погас, даже опалив траву, но он уже выбежал из дома.

Его не было около часа, дойти до того места, где я встретила зверя минут пятнадцать, а шагом Джи и того меньше, совсем бегом минут пять. Где он провел целый час, я даже подумать не могла. Плевать! Он обидел своим недоверием.

Джи вошел со странным выражением на лице, но подходить ко мне не стал, остановившись на пороге. Он молчал, а я не понимала, как он может молчать?

— Я не монстр, — прошептала я, ладонью вытирая льющиеся слезы.

— Прости, я не должен был сомневаться, — он подошел к столу и устало опустился на лавку.

— Когда зверь убежал, цветок осыпался лепестками и погас. Я даже подумать не могла о том, чтобы причинить вред лесу, — я села на кровати, поплотнее запахнула одеяло, зябко передергивая плечами, — и мне было очень страшно.

— Я почувствовал, точнее почувствовали все и не известно как далеко докатилась твоя волна, — мне сложно было не отвести глаза, но я не ощущала вины за собой.

— Я не воин Джи, — горько усмехнулась я, смахивая последние слезы, — мне было страшно, и я боялась. Мир, в котором я жила опасен, но опасности в нем знакомы каждому. Здесь же, я хожу по минному полю с завязанными глазами.

— Прости, — еще раз сказал Джи, я кивнула.

— Ты не знал, никто не знал, он мог прийти сюда из другого места. Я не верю в твою легкомысленность, если ты без страха оставлял меня одну в лесу, значит, он был безопасен.

— Спасибо, — он грустно улыбнулся и поднялся, — я сварю тебе восстанавливающий отвар, мы хочешь спать? — Меня действительно клонило в сон, — потерпи.

— Хорошо, — я откинулась на спинку кровати.

Джи сходил за водой, развел огонь в очаге и подвесил котелок с водой, когда она закипела, бросил туда горсть травок из мешочка. Когда Джи закончил возиться с отваром, я едва справлялась с собственными глазами.

— Пей, — передо мной оказалась чашка с дурно пахнущим отваром.

Минуту спустя мне полегчало, больше не тянуло пристроить голову на подушку. Я непонимающе уставилась на спокойно сидящего рядом Джи.

— Опять? — он молча кивнул.

Да и что тут скажешь? Я готова бороться с хандрой, но как? Ответа я не знала.

— Почему это снова происходит? — Джи протянул ко мне руку, откинул в сторону свесившиеся на лицо пряди волос. Он смотрел на меня с непонятной для меня нежной грустью. Я подалась навстречу ему. Джи не двигался, я заметила, как засветились его глаза, но как он ошибался в своих мыслях. Его дыхание коснулось лица, а уголки губ дрогнули, обозначая улыбку. Как ты скован в своих эмоциях Джи.

— Почему? — я вложила в свой вопрос столько спокойствия и холодности, сколько нашла в себе.

— Я расскажу, — Джи улыбнулся так, что во рту пересохло, — но только пообещай что выслушаешь.

— Обещаю.

Его теплые объятия укутали меня, губы коснулись моих губ бережно и настойчиво.

Выслушай! — прозвучало у меня в голове, когда костер внутри начал тихо петь, разбрасывая яркие искры.

Выслушай! — словно колокольный звон, и губы от поцелуев горят огнем, а тело льнет к другому гибкому и желанному.

Выслушай! — нас уже двое: одна стонет, извиваясь в объятьях мужчины, а другая раскрывает огненные крылья-руки в бесконечной попытке объять весь мир своим счастьем. Теперь мы принадлежим миру, теперь мы не чужие, не гостьи, теперь все будет как должно!

Когда я перестала быть огнем, я стала собой. Ощутила настойчивые движения, от которых кружилась голова, и не хотелось открывать глаза, чтобы понять, сейчас я и Джи одно целое. Но страстный поцелуй вернул мне уверенность, я распахнула глаза, встретившись с потемневшими до черноты глазами Джи.

— Я слушаю тебя, — прошептала я охрипшим голосом, в кратком промежутке между поцелуями. Его губы заскользили по шее медленно, как если бы старались причинить максимально острое наслаждение. Он знал, что делает со мной, и твердо вел в этом танце. Мне лишь оставалось подхватывать темп его движений, идти вместе изгиб к изгибу, с переплетенными пальцами, сбитым рваным дыханием. Идти, крича, и глотая слезы счастья, чтобы в последнее мгновение раствориться друг в друге, сжечь все преграды, тайны и косые взгляды. Я чувствовала новое такое же горящее сердце, чувствовала что-то другое, то, что было скрыто за занавесов упавших прядей, неверных теней и длинных ресниц, но сейчас самым важным был он, а остальное потом...

Он заставил открыть глаза, до боли прикусив губу, я увидела, как он едва сдерживается. Я лишь сильнее подалась на встречу, улыбнувшись той улыбкой, которую можно подарить только на пороге наслаждения, когда тебя уже подхватывают острые до сладкой боли волны наслаждения. Сильные руки оторвали меня от кровати, секундное головокружение, и я сижу сверху, понимая, что сейчас он решил подарить мне то большее, чем мог позволить себе. Я запрокинула голову, крик сам собой вырвался из горла, по телу прокатилась дрожь, передаваясь тому, что так страстно вглядывался в мое лицо. Он держал меня взглядом, хотел показать, как хорошо быть вместе, знать о том, как желает близости не только телесной, но и духовной. Мы как единое целое, пылали огнем, разливая вокруг себя волны страсти.

Мне долго не удавалось вернуть себе реальное восприятие, я будто существовала сразу в двух плоскостях, здесь рядом с обнимающим меня Джи, и там: высоко над землей, над всем миром, растворенная в лучах солнца, отраженная от волн быстрых рек и бушующего океана.

— Лиля, — тихий голос Джи помог собрать себя воедино.

— Ты чувствуешь это? — "странно было спрашивать, вдруг я сошла с ума?"

— Да, феникс. Теперь ты мир, а мир в тебе, — "как глупо, но я счастлива!"

— Я не чувствую Содзи... — рука Джи на моей талии напряглась.

— Она не смогла слиться, слишком много в ней корысти, — в его голосе засквозила насмешка.

— Мне жаль ее, — сонно пробормотала я, а Джи рассмеялся.

— Спи, у нас будет еще время все обсудить, — моего плеча коснулись его губы, а на месте прикосновения вспыхнул маленький костер. Я захотела развернуться, но Джи только теснее прижал меня в себе. Сон тот час же напомнил о себе, веки сомкнулись, и я сонно пробормотала:

— У тебя такое же пылающее сердце...

Открыть глаза.

Нельзя шутить с огнем,

Коль стал писать стихи.

Аргези.

Циник — человек, который, вдыхая аромат цветов, озирается вокруг, ища гроб с мертвецом.

Менкен.

Из сна меня вытолкнуло совершенно ирреальное чувство страха. Когда я открыла глаза, в домике царили серые предрассветные сумерки, камин уже догорал, но еще не погас, освещая небольшой кусочек пола.

Руки Джи все также крепко обнимали, а тихое размеренное дыхание шевелило волосы на макушке. Мне захотелось увидеть его лицо, понять, что он чувствует, я осторожно перевернулась, боясь потревожить его сон неуклюжим движением.

Его лицо скрывала тонкая занавесь из упавших прядей, я осторожно, едва касаясь кончиками пальцев, откинула их в сторону, замерев на вдохе, рука задрожала. Пришло трусливое желание забиться в истерике, оттолкнуться от его рук, ставших вдруг такими горячими. Лицо Джи, нет не Джи... раньше покрытое золотистым загаром, теперь почти светилось в темноте белым, некогда мягкие черты лица стали резче.

Только сейчас я поняла всю глубину обмана, прониклась, насколько тонко меня обыграли. В голове крутились совершенно безумные мысли, но неожиданно распахнувшиеся глаза мужчины, заставили меня замереть.

— Нет, — беззвучно, одними губами сказала я.

На меня смотрели глаза цвета горького шоколада, те, что тогда во дворце вызвали панику, почти физически ощутимый страх. На меня смотрел Император Мейджин.

Джи...ты даже не пытался обмануть. Чуть темнее кожа, чуть мягче черты лица, чуть сглажены стрелки бровей, менее выразительные бледно-зеленые глаза. Я же все это видела, но оставалась слепа.

— Лиля, — тихо, словно боясь спугнуть, позвал он.

Я дернулась в его руках, от неожиданности он отпустил.

Джи... Мейджин все еще не понимал, почему я дичусь, отчего в глазах блестят злые слезы. Он не спускал с меня глаз, а я судорожно соображала, что делать дальше. Кричать и выяснять отношения, нет лучше бежать... Куда? А не важно, лишь бы не здесь, и не с ним.

Скатившись с кровати, подхватила лежащую на полу рубашку, прикрывая обнаженное тело. Мейджин, не Джи, поднялся и сел на кровати, наблюдая за моими судорожными попытками прикрыться.

— Что случилось?

Боже мой, даже голос изменился, а воздух наполнился бархатными переливами. Меня затрясло, как в лихорадке, но вместо того чтобы заплакать, я расхохоталась, дико и неудержимо.

— Мейджин! — то единственно возможное слово-имя, которое требовалось в данной ситуации.

Он все понял, его лицо исказилось, можно было подумать, что ему больно. Нет, это мне больно, а он, он гад! Старый расчетливый ящер! Ненавижу!

— Лиля, успокойся, — он протянул ко мне руки, отчего я шарахнулась в сторону.

— Не подходи ко мне! — я отчаянно замотала головой.

— Ты обещала выслушать меня.

— Я обещала Джи, а не тому, кто сжег меня... — голос звучал зло, но слезы все равно капали из глаз.

— Меня там не было, — его слова прошли сквозь меня. Я заткнула уши руками и закричала.

— О чем ты говоришь!!! Маска, платье, манера держаться... Мне не нравится когда из меня делают дуру!

— Меня там не было, — четко повторил он, — я с посольством уезжал в Оши.

— Я тебе не верю. — Простонала я, зябко обнимая себя руками. — Знаешь, каково это — сгореть заживо? Чувствовать, как кожа медленно плавится, вдыхать запах горелой плоти и не иметь возможности ничего сделать? — его лицо застыло, — тебе нечего ответить?

— Меня предал мой собственный брат.

— Брат... — это слово отозвалось в сердце тупой болью.

— Поверь мне!

Глаза не видели ничего, ноги стали слабыми и больше не держали тяжелого тела, а я все твердила и твердила:

— Не верю, не верю, не верю... — холодный пол обжег, но сейчас это подействовало отрезвляюще. Мейджин дернулся подойти ко мне, но я остановила его взмахом руки.

Мне нужно было время обдумать, осмыслить. Пусть говорит...

— Расскажи. — Кажется, он не поверил своим ушам, медленно встал с кровати.

Не сейчас, — подумалось мне, и я отвернулась, чтобы не видеть соблазнительно-обнаженного тела. Решив также воспользоваться моментом, натянула на себя рубашку. С пола пришлось встать, потому что холод становился слишком опасным. Переместившись в кресло, я первым делом вытерла слезы, подбросила в огонь несколько поленьев, чтобы стало хоть немного теплее. Мейджин успел одеться, но подходить не спешил, замерев на границе света.

Сейчас, когда он не пытался скрыть свой истинный облик, я не ощущала ничего, кроме злости и раздражения. Не было тех вызывающих отвращение невидимых рук, ни желания преклонить колени, рабски растягиваясь на полу. Я даже начала сомневаться, а то ли видели мои глаза во дворце?

— Ты не похож на императора, — слова раскололи тишину.

— А так? — казалось, ничего не поменялось, он стоял в той же позе, но что-то изменилось, почти неуловимо. Воздух сгустился, пламя в камине полыхнуло, припадая к самим углям.

Появилось желание...появилось: — "Приклони колено, признай меня выше себя!"

Лишь нескольких секунд мне хватило, чтобы поверить в очередной раз, вновь поджигая огонь ненависти.

— Да, — голос прозвучал жалко.

— В тот вечер тебя встретил Ним, — меня передернуло.

— И Содзи...

— На самом деле все должно происходить совсем не так. А ты... — его лицо окаменело, — ты прошла путь первого феникса. Наши знахари готовят специальную мазь и отвар, которые помогают почти безболезненно пройти посвящение огнем. Когда я прибыл в Даркас, тебя уже увели, и тогда Мао решила познакомиться с тобой под видом служанки. Моя сестрица не так проста, как может показаться на первый взгляд. Приди она к тебе как принцесса, ты бы не стала с ней разговаривать, а так... — он бросил на меня взгляд, полный вины.

— Она молодец, — Мейджин кивнул.

— Дальше ты знаешь. Побег состоялся только благодаря помощи моего братца и Содзи. Иначе, я давно бы вернул тебя обратно, — по его темным глазам невозможно было понять, насколько искренен Мейджин.

— Хорошо. Но как вы отыскали меня, и заманили в свой мир? На моем месте могла оказаться простая девушка...

— Не могла, — холодно отрезал он, — переход рассчитан только на людей с каплей магической сущности, а тот, в который ты прошла, и вовсе индивидуально для феникса. Мы не имели права на ошибку.

— Вот как, — а это значит, что выбора у меня все равно не было.

Мейджин жестко усмехнулся, будто прочитал мои мысли. Он подошел к очагу и сел в кресло напротив меня. От его откровенно раздевающего взгляда мгновенно вспыхнули щеки, и сладко заныло внизу живота. Взяв себя в руки, я послала ему столь же вызывающий взгляд и ослепительно улыбнулась. На него это подействовало странным образом.

— Моя мать тоже была фениксом, — я удивленно приподняла бровь, — она родилась в ничейных землях, а в пятнадцать встретила моего отца.

— Это намек? — поинтересовалась я, видя, как на его лицо выползает довольная улыбка.

— Нет, — беззаботно ответил он.

— Тогда в чем подвох?

— Не ищи того, чего нет, — мягко заметил Мейджин, — моя мать мне когда-то предсказала, что я встречу своего феникса.

— Содзи.

— Увы, Содзи давно перестала быть фениксом, но лучше держать врага при себе, — как-то незаметно разговор перешел в спокойное русло, ненависть растворилась, будто ее никогда не было.

— Врага?

— Врага. Она давно испытывает мое терпение. Пока у нее хватало ума не делать серьезных выпадов, но вся это история... — да уж, история паршивее не придумаешь, и как идеально подгадали время, рассчитали мою реакцию, а главное реакцию дракона. Или все что произошло сегодняшней ночью лишь игра? Очередная запутанная многоходовка?

— Сколько тебе лет?

Дракон молчал, видимо размышляя, каким образом я додумалась до такого вопроса. А мне хотелось знать позволяет ли ему возраст быть настолько умным и расчетливым.

— Триста сорок, — угу, мог, как-то уж совсем обреченно подумала я.

— Как ты спас меня? Такая высота не оставляет шанса на спасение.

— Ты не долетела до ущелья, — я скептически повела бровью, — но довольно неудачно упала на мой гребень, ребра пришлось собирать по всем легким.

— На твой что? — не поняла я.

— На мой гребень, или ты думала, что Дракон это высокопарная приставка к моему титулу? — я пожала плечами.

В сущности, я знала не так много, чтобы предполагать такие вещи.

— Что ты там делал?

— Шпионил, — с легкой улыбкой ответил Мейджин.

— Зря ты не дал мне уйти.

— Какая же ты все-таки эгоистка! — я не выдержала и рассмеялась.

— Вот уже...

— Думаешь, ты здесь только для красоты? — зло бросил он, — уж поверь, если бы не крайняя нужда государства в твоем присутствии, я бы никогда... — Мейждин закрыл глаза, его руки сжались в кулаки.

— Никогда, — мне стоило больших усилий, чтобы подавить в себе волну злости.

— Никогда и никому не позволил сжигать, жертвовать мирной жизнью других людей. Вырывать их из привычной реальности, и заставлять защищать то, чего они никогда не поймут. Наш мир другой... ты другая, тебе никогда не будет просто. Жизнь станет борьбой.

— Жизнь для меня всегда была борьбой, но я в ней не сильно преуспела, — я перевела взгляд на огонь, — зачем я вам всем нужна?

Самое замечательное крылось в этом отнюдь небанальном вопросе, он словно золотой ключик — дорог, недосягаем, и оберегаем всеми.

— Сейчас одно лишь присутствие феникса меняет мир. Пришло время перемен, но наш мир уподобился болоту. Ты поможешь высушить и вывести эту заразу.

Практически все страны находятся в изоляции, как культурной, так и политической. Пока мои слова не производят на тебя должного впечатления, но если ты попадешь на территорию Оши или Чарши, поймешь насколько сильно влияние предков и истории. Народы не смешиваются, все меньше рождается ученых, талантливых художников, маги становятся слабыми — мы вырождаемся.

Насколько же долгой была изоляция? Почему для решения этой проблемы нужна я? Вот вроде и ответил на вопрос, а информационная неудовлетворенность осталась прежней.

— А как же ничейные земли? — Мейждин усмехнулся.

— Нравы их обитателей сложно назвать цивилизованными. Где-то процветает каннибализм, где-то практикуются человеческие жертвоприношения. Не все так просто.

— Так в чем проблема? Откройте границы, благословите своих подданных на смешанные браки, — сложно представить, как я справлюсь с такой неординарной задачей.

— Да уж! Гениальное решение! Поверь мне, ее никто не закрывал! Дело в людях, в застарелой вражде, в недоверии, в их каменных сердцах. Многие давно не знают что такое любовь, дружба...другое дело власть, деньги, удовольствия. Замуж выходят только для поддержания рода, получения племенного наследника и это все в порядке вещей. Именно поэтому фениксу очень важно быть в первую очередь человеком, иначе эмоциям негде будет жить.

А каста неприкосновенных?! Это те люди, которые против потребительского отношения к жизни, семье, отношениям между мужчиной и женщиной. Тора умная женщина, дальновидная, но тебе не стать неприкосновенной.

— Почему?

— Тебе незачем носить черную маску отрицания, если тебя любят. Зачем черный шелк траура по жизни, если ты огонь? — его слова затронули в душе что-то очень важное.

— Любят? Или заставляют любить? — наши взгляды скрестились.

Недоверие против непоколебимой уверенности. Мне, наверное, нужно было что-то ответить, но как можно довериться? Как переменить свое отношение так быстро? Я устала, от меня ждут каких-то решений, а мне не хочется ничего.

— Что меня ждет во дворце? — Мейджин нахмурился. Правильно я не ответила, и не отвечу. Не готова.

— Уважение, поклонение... зависть, ложь, все что ты захочешь, и даже больше. Но я буду рядом, помогу устоять, — он плавно переместился ко мне, садясь около моих ног. Теперь он смотрел снизу вверх, нежно, так, как смотрят на любимую.

Слишком близко, — подумала я, пытаясь отстраниться.

— А если я не соглашусь, что тогда? — перчатка брошена.

Мейджин не стал грозить неведомыми карами, а просто стащил с кресла, усаживая к себе на колени. Прикосновение к его обнаженной коже принесло воспоминания сегодняшней ночи, я зажмурилась.

— Буду ждать, — он шумно выдохнул, я вздрогнула, а он расхохотался, сильнее прижимая меня к себе, — эгоистка!

— Да, прости, — ладонь легла ему на грудь, — я поеду с тобой, не могу сказать, что мне это нравится... и я не обещаю ничего.

— Хорошо, — он легко поднялся, все так же держа меня на руках.

— Что ты хочешь сделать? — он выразительно изогнул бровь, на губах заиграла самодовольная улыбка.

— Хочу повторить.

— Мейджин! — щеки заполыхали от смущения.

— Джи, но только для тебя, — возразил он.

Назад.

Когда огонь, и боль, и поражение, и радость...

Г.А.

"... Я поеду с тобой.

— Она убьет тебя, — он опустил глаза не в силах смотреть на мое лицо.

— Ты уже оплакиваешь меня? — я приблизилась к его лицу, — ты похоронил меня? Сдался?! — последнее слово я почти прошипела, — но я еще здесь, с тобой, живая и теплая. Пусть там дальше мне придется больно и тяжело, но я хочу жить! Ты дал мне смысл, и теперь не имеешь права отбирать!

Он поднял на меня темные от боли глаза, положил руки поверх моих ладоней и прошептал:

— Я так долго тебя ждал..."

Всего лишь сон, — подумала я, подскакивая на постели.

* * *

Когда-то один замечательный мальчик сказал мне: — "Никогда не позволяй управлять собой, ты же большая и умная!" Тогда я собрала вещи и покинула родной город. Сейчас я не могла, не стала. Покорилась, уподобившись молчаливой наблюдательнице.

Лошадь ступала неспешно, я мягко покачивалась в такт ее шагу, не делая попыток ни ускорить медленный шаг, ни остановить. Поводья лежали на луке седла, зачем их трогать, если понятия не имеешь, что с ними делать, а впереди ехал дракон.

Мейджин с самого утра был задумчив и молчалив, на мои робкие попытки узнать, в чем дело отмахивался. А потом исчез.

Я промаялась в доме около часа, потом не выдержала и пошла к озеру. Первое что увидела на подходе к озеру — двух оседланных лошадей темно-гнедой масти. Они мирно паслись в стороне от тропинки, а на пляже сидел Мейджин. Мне нужно было уйти, не тревожить мужчину, но он заметил меня, едва я сделала шаг назад.

Мейджин был необычайно бледен, глаза лихорадочно сияли. Чтобы он мне сейчас не сказал, хорошего ждать не приходилось, да и лошади красноречиво говорили о его намереньях.

— Мы уезжаем? — ответила я на его молчание.

— Да.

— К чему такая спешка?

— Нимери пропал.

— Нимери...Ним? — я несколько растерялась, услышав полное имя принца.

— Да.

— Но он же предал тебя! — Мейджин молниеносно оказался рядом со мной, его руки больно сжались на моих запястьях.

— Ним мой старший брат, он заменил мне отца, — зло процедил он, — пусть он пошел против меня, но я никогда не прощу себе, если он пострадает из-за меня!

— Ним старший? Но тогда почему не он стал правителем? — пальцы еще сильнее впились в кожу. Я знала, что испытываю его терпение, но все равно спрашивала.

— Он брат мне только по отцу, его мать была навязана родственниками в жены, нелюбимая. Не знаю, что произошло между отцом и братом... в итоге наследником признали меня, а Нима выслали из страны. Ты довольна? — он встряхнул меня, словно куклу.

— Нет. Почему ты защищаешь его? — лицо Мейджина потемнело.

— Когда отец тихо угас от загадочной болезни, а мать бесследно исчезла, оставив меня один на один с целой страной, появился Ним. Он мог убить меня и захватить трон, но не сделал этого. Сейчас же его поведение слишком неоднозначно, — я поняла, что спорить бесполезно.

— Значит, мы едим в Даркас, — утвердительно сказала я.

Дракон больше не проронил ни слова, отвел к стоящим лошадям и без видимых усилий поднял меня в седло.

Мы ехали уже довольно долго, а лес все не кончался. Зелень, зелень... острые ветки норовящие оцарапать лицо и выдернуть прядь волос. Птички, поющие где-то в ветвях, замолчали, стало совсем грустно. Я успела заскучать, когда из густых зарослей какого-то кустарника вылез горг. Лошадь Мейджина встала на дыбы, и не будь мужчина отличным наездником, все могло выглядеть куда трагичней. Горг пригнулся на передних лапах, шерсть встала дыбом, а из оскаленной пасти закапала пена. Мейджин обернулся, в глазах мелькнула знакомая зелень.

— Убирайся отсюда! — крикнул он.

Моя лошадь остановилась, попятившись назад. Я поняла, что стоять и смотреть как ее едят, она не будет. Повод я взять так и не успела, лошадь рванула прямиком в кусты. Нервно вцепившись в луку седла, я крепко сжала коленями лошадиные бока. Что произошло на тропинке, я так и не увидела. Кричать не было никакой возможность, потому что испуганная скотина неслась, не разбирая дороги, а мне пришлось переключить все свое внимание на свое шаткое положение в седле. Единственное что я могла это молить всех богов о том, чтобы с Мейджином ничего не случилось. Бешеная скачка не прекращалась, я буквально вжалась в седло, опустив голову к шее лошади, но неожиданно для нас двоих лес кончился. Лошадь резко затормозила, вспарывая задними копытами рыхлую землю, и сделала свечку. Руки оторвались от седла, и я полетела на землю. Удар пришелся на спину, воздух из легких куда-то исчез, а в глазах заплясали разноцветные пятна. Я потеряла сознанье.

Кажется, сначала вернулась боль, а потом осознание случившегося. Я открыла глаза, попытавшись встать, спина отозвалась ноющей болью. Сесть мне все же удалось, возможно, мне повезло, и я ничего не сломала, а уж с синяками жить можно. Оглядевшись я увидела мирно пасущуюся лошадь. Далеко впереди расстилалось поле, а чуть левее величественно возвышались стены Даркаса. Замерев, я зачарованно наблюдала, каким прекрасным был этот город издалека, когда кажется, что он сможет уместиться на раскрытой ладони.

От города, разрывая зеленые луга на две части, ползла серая лента дороги. Она то поднималась вверх на холм, то терялась за тенистой рощей, а затем неожиданно выныривала совсем недалеко от леса. Легкая пыльная дымка клубилась над дорогой. Звуки леса, ветра, невидимых насекомых, крики птиц — было ощущение, что я только научилась слышать, настолько яркое и объемное, мягко и пронзительно обволакивающее.

Проблемы отошли на второй план, будто не было бешеной скачки, дикого зверя и опасности для того, кто словно ураган ворвался в мою жизнь, круша все и вся на своем пути. Я сидела, отупев от яркого, пьянящего дня, яркого солнца, не замечая ничего вокруг себя.

Видимо поэтому я не заметила, как на дороге появился всадник на лошади. Она легко и быстро приближалась к лесу, а когда расстояние сократилось максимально, я смогла различить хрупкую фигуру всадницы, яркий огонь одежд и светло-золотые волосы, развивающиеся на легком ветру.

Под ложечкой неприятно заныло, таких совпадений здесь просто не может, не имеет места быть! Ни у кого из здешних барышень нет таких волос, а значит, сама Содзи торопится по важному делу. Но девушка вдруг осадила скачущую лошадь, повернула голову в мою сторону, посмотрев прямо в глаза. Меня передернуло. Именно сейчас вспомнился позабытый утренний сон. Значит, она пришла за мной, ну что ж...

Поднявшись с земли, я отряхнула штаны, пригладила растрепавшиеся волосы, заранее плюнув на встрепанный вид и испуганные глаза. Всадница не стала нервировать меня своей нерешимостью, направив коня в мою сторону.

Наверное, это смотрелось дико прекрасным, нереально восхитительным, если бы смотрел простой человек, но я видела, как внутри нее ревет безумный огонь, а глаза полыхают неземной яростью. Неужели я вызываю у нее такие сильные чувства, больше походящие на одержимость?

Лошадь приближалась быстро, легко перепрыгивая, через маленькие овражки. Расстояние стремительно сокращалось, а в нескольких метрах от меня Содзи резко натянула поводья, и легко соскользнула с лошади.

Она выглядела ослепительно. Сейчас я не чувствовала зависти, просто смотрела на нее как на произведение искусства: дорогое, но бездушное. Стало грустно. Я склонила голову на бок, устало, улыбнувшись девушке.

— Здравствуй феникс! — насмешливо поприветствовала Содзи, обходя меня по широкой дуге. Неужели рассчитывала напугать?

— Рада видеть тебя, — спокойно ответила я, чувствуя, как раздражение вскипает в девушке подобно готовящемуся взорваться гейзеру.

— Где император? — я пожала плечами, — Он все-таки бросил тебя!

— Чего ты хочешь? — прямо спросила я.

Девушка правдоподобно удивилась, изогнув тонкие брови.

— Ты мне мешаешь... — Содзи походила на разозленную кошку, — с самого первого дня!

— Содзи, ты могла не допустить моего появления.

— Мне не дали шанса! — взбешенно крикнула она.

— Разве я в этом виновата?

— Нет, не ты. Но я знаю того, кому будет очень плохо без тебя, — довольно сообщила она, выныривая из-за спины.

А я с грустью подумала, что никто уже не сможет переживать за меня. Мысль о смерти из рук Содзи, казалась еще более малопривлекательной, чем жизнь во дворце. К сожалению именно сейчас выбора у меня не было. Хотелось уже, наконец, определиться со стороной жизни: либо здесь, либо за чертой. До смешного обидно болтаться в зоне постоянной неопределенности.

— Убей меня, — тихо произнесла я, но внутри шевельнулось недовольство, а вместе с ним полыхнули золотом угли на месте сердца.

— Ты! — пораженно воззрилась на меня Содзи, — ты просишь меня о том, о чем я так мечтала с самой первой минуты твоего появления в нашем мире! Почему? Ты испугалась трудностей? Устала бороться?!

— И что? За это ты меня отпустишь на все четыре стороны? — насмешливо произнесла я.

— Нет, но ты меня разочаровала. Я думала ты борец...

— Ты ошиблась! — жестко отрезала я.

— Трусливая тварь! — зашипела Содзи, изящным жестом откидывая волосы назад, которые настырный ветер бросал ей в глаза.

Ее оскорбление больно резануло по огненным нитям пламени, что текли по телу, словно вены. Все мое огненное существо противилось решению сдаться, но воля не уступала подобно упрямой скотине упершейся рогами в пресловутые ворота.

— Мне жаль, — моя покорность настолько сбила ее с толка, что она никак не могла решиться совершить задуманное.

— И он не придет спасать тебя? — какая-то почти детская обида прозвучала в голосе Содзи, что я с трудом удержалась от улыбки.

— Кто?

— Мейджин! И перестань корчить из себя дуру!

Я пожала плечами.

— Императору положено править, а не опекать всяких там... — под последним я имела ввиду себя, и только сейчас до меня дошел смысл моих же слов. Должен, но, однако же, возился со мной... Цветочки показывал, о травках рассказывал, в общем, занимался всякой ерундой.

— Вот именно!

Я обреченно закатила глаза.

Сцена, которую разыграли передо мной, стала напоминать откровенный фарс, Содзи же опустилась с чистой ярости, до банальных выяснений отношений. Нет, надо было разрыдаться, сделать испуганное лицо, да и еще черт знает что, лишь бы не слышать того бреда. Она меня что ревнует? Истеричный смешок сорвался с моих губ, а Содзи подозрительно покосилась на меня, но, взяв себя в руки, уверенно шагнула ко мне, схватив за кисти рук. Я попыталась выдернуть руки, но хватка девушки оказалась неожиданно крепкой.

— Сейчас я покажу тебе, что значит мой огонь, — прошептала она мне на самое ухо.

Ее пламя было другим, оно сочилось какой-то темной злобой, ненавистью ко всему живому. Оно отравляло словно яд, вызывая агонию.

Я же не чувствовала ничего, будто все мои нервные клетки разом отказались от своих обязанностей. А потом пришла дикая боль...

— Кто ты? — прохрипела я, прокусывая до крови губы.

— Надо же, заметила, — зло прошипела она, — но тебе я скажу.

Огонь хлынул второй волной, прогоняя мутную дымку близкого обморока. Созди знала свое дело лучше всякого палача.

— Мне прочили будущее феникса, но, взойдя на костер, меня захлестнули сомнения. Когда огонь добрался до тела, я поняла что мази лекарей не действуют. Это могло значить только одно — я не феникс, и они мудрые и всезнающие ошиблись. — Я слушала Содзи со смешенными чувствами страха и сожаления. — А мне предстоит сгореть заживо. Я кричала, звала на помощь, молила пощадить, но никто даже пальцем не пошевелил, чтобы спасти меня! Когда я сорвала голос, ко мне явился демон, он предложил мне сделку...

Слушать становилось все тяжелее, на искусанных губах не было живого места, ладони нестерпимо горели, под кожей полыхал пожар, который с каждой минутой отвоевывал все новые сантиметры тела, поднимаясь вверх по рукам.

— Сделка с демоном, — хрипло, часто дыша, сказала я, — лучше б ты сгорела.

— Не тебе судить меня! Демон предложил мне жизнь в обмен на полное подчинение его воле, тогда казалось, что плата ничтожно мала. Теперь же все то, что я отвоевала у судьбы, катится под откос. Я разрушила все! Все чем дорожила, всех кого любила, даже ты... прости меня, — прошептала она совсем другим голосом, в котором не было ни притворства, ни лжи, только чистое раскаянье.

Меня ее заявление отрезвило, мой огонь до сих пор загнанный молей в глубь вспыхнул, покатившись широкой лавиной в места скопления разрушительной темной энергии. Столкнувшись, две силы вызвали такой резонанс, что нас с Содзи оторвало друг от друга, разбросав в разные стороны.

Едва упав, я подскочила, быстро поднимаясь с земли. Содзи лежала в неестественной позе метрах в десяти от меня. Сердце больно сжалось. Я бросилась к девушке, она тяжело дышала, тонкие струйки крови стекали из широко распахнутых глаз.

— Содзи... — охнула я.

Она перевела мутный взгляд на меня и неожиданно ласково улыбнулась.

— Спасибо тебе, — я хотела возразить, но она остановила меня, — ты освободила меня от демона, теперь я не буду выполнять его приказы, — она закашляла, а вместе с кашлем потекла черная густая кровь.

— Я помогу тебе, — по лицу потекли горячие слезы.

— Ты уже помогла, — она подняла руку, осторожно коснулась пальцами моей щеки, ее руки больше не обжигали, — окажи мне честь феникс.

— Конечно...

— Позволь мне обрести покой в твоем огне, — она выгнулась дугой, кашель стал сильнее, кровь плевками вышла из горла, забрызгав мое лицо, а Содзи замерла, утратив последние крохи жизни.

Я положила ладонь на лицо, не обращая внимания на жуткие ожоги, закрыла глаза и воззвала к своей сущности. То чего никогда не делала, лишь надеялась на милость огненной силы феникса, и она откликнулась неожиданно легко и мягко. На мгновение язычки пламени показались из-под лежащей ладони, но тут же ушли в мертвое тело. Я отняла руку, отходя от Содзи. Ослепительный столб огня взвился высоко в небо, и так же быстро опал оставляя после себя примятую зеленую траву.

Подарок.

Будущее тревожит нас, а прошлое нас держит.

Вот почему настоящее ускользает от нас.

Флобер.

Ветер гонял по полю сорванные в лесу листья, принося с собой то запахи луговых цветов, то ароматный дым из домашних очагов. В стороне от города паслось стадо какой-то домашней скотины. Картинка складывалась пасторальная, уютная и мирная, если бы не знание о людях живущих под крышами этого города.

Возможно, мне бы хотелось помочь всем и каждому, но я не верила в свои силы, надо быть законченным оптимистом, чтобы верить в то, что один человек сможет изменить мир. Один в поле не воин — он законченный псих. Один, видимый врагами как на ладони, где вся война закончится шальной стрелой. Я отрицательно покачала головой собственным мыслям, слишком не мое.

Где-то совсем близко заржала лошадь, послушалось легкое шуршание травы, приглушенные шаги. Лошадь Созди и та, на которой я сюда попала, бок о бок паслись в паре метров от меня.

Спасать меня никто не спешил, искать впрочем, тоже, лезть же в лес одной не было никакого желания. Впечатление складывалось следующей: меня бросили, Мейджином поужинал горг, и мне предложили самой выбирать себе дорогу в этом мире. Выбирать не хотелось, думать о Мейджине в прошедшем времени тоже, а первый вариант меня практически устраивал.

Мысли текли неспешно, идти никуда не хотелось, природа и вид располагал к ленивому безделью. Лошади подобрались совсем близко, причем вели себя совершенно по-хамски одна неожиданно фыркнула прямо на ухо, напугал до полусмерти, а другая решила попробовать на вкус мои волосы, за что немедленно получила щелчок по морде. Рука тут же отозвалась острой болью. На ладонях вздулись жуткие волдыри, зрелище то еще, нужно было что-нибудь сделать, к тому же я решилась идти в Даркас. Проблемой оставались назойливо ластящиеся ко мне лошади. Ей-богу матрос и тот не такой наглый.

Мне пришлось пожертвовать обоими рукавами, которые вопреки фасонам нашего мира не пришивались, а держались на тонкой шнуровке. Обматывать руку было едва ли не больнее, чем просто сгибать пальцы. Закончив, я поднялась с мягкой травы, оставить здесь этих красивых животных мне не позволила совесть. Пришлось привязать повод одной к седлу белогривой, другую я взяла за повод. Лошади послушно пошли за мной.

Обмотанная рука неприятно ныла, я боялась, что мое везение закончится и лошадь заупрямится, вырвав повод вместе с кожей, но видимо лимит несчастий я исчерпала.

На то чтобы преодолеть расстояние до города ушло по моим внутренним часам, часа два. Чем ближе я подходила к стенам города, тем больше попадалось спешащих людей: конных, пеших, сидящих на груженых повозках, но все одинаково отводили глаза, едва увидев мое лицо. Стража у городских ворот проявила большую сознательность, скрестив пики прямо передо мной. Надо было что-то сказать, как-то объяснить свой вид, но все слова разбежались. Я стояла потерянная, переводя взгляд с одного стражника на другого, чувствуя себя глупее некуда.

— Кто такая? — командным голосом спросил один, оглядывая меня из прорези шлема.

— Феникс, — пискнула я, а стражники недоуменно переглянулись, — мне нужно во дворец.

Реакции ноль. Что же нужно сделать, чтобы эти остолопы пропустили меня в город. Я оглянулась назад, вокруг меня уже образовалась приличная толпа зевак, все ждали развязки этой дурацкой ситуации. Мне стало не по себе, а внутри поднялось глухое раздражение.

Какого черта!

Подняв замотанную ладонь на уровне лица, я посмотрела на скукожившуюся от ожога кожу. Совсем чуть-чуть, — подумала я, прикрывая глаза, а на кончиках пальцев заплясали золотистые язычки огня. Древки пик разошлись в стороны. К чести стражников, они не стали устраивать из моего появления представления, а проводили молчаливыми взглядами.

От главных ворот дорога прямиком вела к центральной рыночной площади, в стороне от которой находился императорский дворец. На город я смотрела совсем другими глазами, не скрываясь ни от кого. Без маски и черного платья неприкосновенной. Я, настоящая, заявляющая всем. Вот, смотрите!

Расправленные плечи, четкий размеренный шаг, спокойный взгляд и то другое — рубашка без рукавов, босая, перемотанные руки, лицо, забрызганное кровью; чужачка, ведущая на поводе двух лошадей в дворцовой упряжи. Меня буквально облепило плотным коконом внимания прохожих, кто-то брезгливо поджимал губы, другие сторонились, лелея в душе удушливый комок страха. Но находились те, что словно очарованные странной картиной оставляли свои дела и шли следом позади меня. Их интерес я чувствовала каждой клеточкой кожи.

Так уже "мы" — я и толпа позади, миновали дорогу до площади, когда мягкие лучи солнца скрыла густая тень. Я остановилась, задрав голову вверх.

Над городом парил дракон. Он был огромен и потрясающе красив, темным силуэтом выделяясь на идеально голубом небе. Когда я отвела взгляд от кувыркающегося в воздушных потоках зверя, с удивлением обнаружила совершенно пустую площадь, на которую стремительно опустился дракон. Вокруг установилась такая тишина, что я услышала, как собственное сердце нервно выстукивает неровный, сбивчивый ритм.

Дракон занял почти всю отнюдь не маленькую площадь, яростно забил хвостом по каменной брусчатке, завертел вытянутой головой, которую венчал гребень в форме короны. А я сделала шаг назад, затем еще и еще. Но было поздно, я почувствовала на себе внимательный взгляд черных, как угли, глаз. В следующую секунду город огласил яростный рев дракона.

Я вжала голову в плечи, скрываясь за широким крупом лошади, будто это могло спасти меня от разозленного дракона. Но нет, рев стих. А люди до этого толчеей стоявшие вокруг площади начали расходиться, будто ничего примечательного не произошло. Я даже успела удивиться, глядя на удаляющиеся спины людей, но поразительно спокойный голос Мейджина поинтересовался:

— С тобой все в порядке?

Я обернулась, наверное, слишком резко, потому что мужчина отшатнулся от меня. Не понимая в чем дело, я решила ответить на его вопрос, но вышло только хуже.

— В порядке?! Ты называешь это в порядке? Да я только что, вот этими самыми руками, — я вытянула покалеченные ладони вперед, — убила человека!!! Я не в порядке! И, черт возьми, почему я должна проходить через всю эту грязь? Почему я должна разгребать ваши недосмотры! — ткнув ему в грудь пальцем, я схватила брошенный повод, и побрела мимо застывшего мужчины.

Меня била крупная дрожь, на душе было погано. Ощущение было такое, будто во мне плескался чан с жидким дерьмом, а я не могла выплеснуть его из себя, как делала до этого со всеми сильными эмоциями. Только поэтому сейчас город мирно занимался своими делами, а не прогибался под тяжестью моей злобы.

Ну почему, кто-то где-то решил, что я хорошая, добрая и мудрая? Почему этот кто-то не допустил даже мысли о моей трусости и моральной несостоятельности. Да мне было откровенно плевами на всех и на мир в частности, когда мне... Мне было плохо! Никто не удосужился тактично уведомить законченную эгоистку, которая надежно пряталась под личиной скромной школьной учительницы, что придется зайти так далеко: умереть, убить, и помочь.

Кому мне надо помогать я не видела, все эти люди, так же как и в моем мире жили волею собственного царя в голове. Каждый сам решал что чувствовать, и посягать на чужую волю для меня казалось кощунством.

Меня просто заклинило на этой мысли, я не чувствовала в себе желания помогать, желая лишь одного — вернуться в свой мир, где все просто и понятно, где каждый день медленно погибает род человеческий и никто не просит меня маленькую и жалкую биться за его спасение. Но сейчас и здесь я оставалась, слишком зависима и уязвима, а выхода из мира Деми-Фо пока не находилось.

Тупик! — я даже замерла от такой мысли, потерянно заозиралась вокруг, ища поддержки. Белогривая доверчиво ткнулась бархатистыми губами в мое плечо, я жалко всхлипнула, обвивая руками лошадиную шею, зарылась лицом в жесткую гриву и безудержно зарыдала.

Кто-то очень осторожно обнял меня сзади, нежно погладил по волосам, тихо выдохнув:

— Все будет хорошо.

Это был Мейджин.

— Не хочу, — всхлипывала я, — ни хорошо, ни плохо. Оставьте меня в покое, — голос эмоционально был пуст. У меня не нашлось сил, чтобы взбунтоваться вновь, и я тихо плакала, выражая слезами свой протест.

Меня не сопротивляющуюся оторвали от покорно замершей лошади и подняли на руки. Я знала, что будет дальше, поэтому закрыла глаза, позволяя отнести меня во дворец. Мейджин молчал всю дорогу, и я была ему благодарна за это. Уличные шорохи остались за порогом дворца, я открыла глаза, привыкая к сумрачному полумраку дворцовых переходов, мельком отметила тенями скользящих за нами охранников и перевела взгляд на сосредоточенного дракона. Он тут же поймал мой взгляд, безмолвно спрашивая.

— Я уже в состоянии идти сама, — тихо прошептал я, он кивнул, опуская меня.

— Ты расскажешь мне, что произошло? — я отрицательно покачала головой.

— Не сейчас. Мне надо...

Нас грубо прервали. Вынырнувший из-за поворота смутно знакомый старик, увидев Мейджина, он расплылся в откровенно лебезящей улыбке.

— Ваше императорское величество! Вы вернулись!

Я возвела глаза к потолку, неосознанно отходя от внезапно окаменевшего мужчины. Даже его глаза стали другими холодными, губы надменно и недовольно изогнулись.

— Советник? Чем обязан? — от тона его голоса хотелось испариться на месте.

— Ах, прощу прощения мой Император, я бы не посмел вас беспокоить, — он склонился в раболепном поклоне, метнув жадный взгляд в мою сторону, — но прибыло посольство Оши во главе с принцессой Талинией.

Мейджин плотно сжал губы, брови сошлись на переносице. Мне показалось, что он вот-вот заорет на этого престарелого олуха, но дракон оказался намного более сдержан, не позволяя управлять себя своим эмоциям.

— Вечером мы устроим прием в честь Феникса, и примем посольство, — советник покорно склонил голову и удалился.

Теперь пришла моя очередь хмуриться, и сдерживать злость.

— Прием? — сквозь зубы прошипела я, но Мейджин не обратил на меня ровным счетом никакого внимания, бросив замершим у него за спиной охранникам.

— Проводите Феникса в ее покои.

* * *

Меня, вымытую и закутанную в теплое широкое полотенце, наконец, оставили в покое. После горячей ванны очень хотелось спать, и я уже почти дремала, когда в спальню заглянула девочка служанка, что помогла мне помыться. Она виновато посмотрела на меня и тихо, словно мышка сказала:

— Госпожа Лилья, — она снова исковеркала мое имя, — пришел лекарь, он хочет осмотреть ваши руки.

— Зови.

Она кивнула и вышла из комнаты, вернувшись буквально через пару секунд. Лекарем оказалася непривычно молоденькая девчушка с длинной косой и живыми черными глазами.

— Меня зовут Ким.

— Лиля.

— Вы позволите осмотреть ваши руки?

Я кивнула, демонстрирую ужасные ожоги, которые во время купания старалась не беспокоить. Ким заинтересованно рассматривала мои ладони, закусив нижнюю губку, принялась сосредоточенно копаться в сумке висевшей в нее на плече, после кого выудила плотно закрытый глиняный горшочек.

— Эта мазь помогает только на свежих ожогах, — пояснила Ким, накладывая густую как сметану мазь, — магии в ней нет, поэтому заживать будет очень медленно.

— Почему без магии? — я вообще с трудом соображала, о чем она говорит.

Лекарка бросила на меня вопросительный взгляд, но, увидев стену непонимания, расслабилась.

— Феникс может лечиться только на собственных жизненных резервах, магическое исцеление вам не поможет. Странно, что ожог, не излечился, — рассуждала она, ловко накладывая тонкие бинты. Я же не могла рассказать о том, что натворила. Девушка закончила и удалилась, оставляя наедине со своими мыслями.

Но я не хотела, не желала думать. Свернулась калачиком на широкой кровати и незаметно для себя уснула.

* * *

Разбудило меня ненавязчивое тормошение. Я открыла один глаз, а потом уже распахнула оба, увидев перед собой довольную как кошку Мао.

— Проснулась! Ну, наконец-то! — она обняла меня за плечи и положила голову ко мне на грудь. Я несколько удивилась такому поведению.

— Я тоже рада тебя видеть маленькая принцесса, — я осторожно провела по ее распущенным волосам.

Она фыркнула на "маленькую принцессу" и решительно поднялась.

— Нам надо собираться, — строго сказала она, выразительно расправляя несуществующие складочки на висящем на стуле платье.

— Точно? — чуть насмешливо спросила я, стараясь не кривиться от одной только мысли о предстоящем приеме.

— На этот раз, ты от меня не сбежишь! — шутливым тоном отозвалась она, — давай, поднимайся у нас мало времени.

— Как все будет проходить? Я понятия не имею об этикете, правилах и нормах поведения! — сказала я, поднимаясь с постели и одевая протянутое Мао тончайшее белье.

— Никто от тебя и не требует ничего подобного, — отмахнулась Мао, — дворцовый церемониал слишком сложен и запутан, чтобы объяснить его за пару минут, к тому же это жутко скучно, — принцесса наморщила хорошенький носик.

— Опять скрываешь от меня стратегическую информацию? — сердито отозвалась я, а Мао мягко рассмеялась.

Принцесса помогла мне облачиться в сложное праздничное платье, заколола непослушные волосы причудливой заколкой и убежала, напоследок шепнув.

— Все будет хорошо, — на что я пробурчала об одних мозгах на брата и сестру. И вновь с удивлением и недоумением отметила, что обуви мне не предложили.

За мной пришли где-то через четверть часа. Двое охранников: один шел, впереди показывая дорогу, второй позади. Не сказать что не переживала за этот прием, но меня нервировало назойливое предчувствие больших неприятностей.

Коридоры показались мне смутно знакомыми, убранство и декор не блистали ни величественной отделкой, ни затейливыми украшениями, казалось, что дворец в любой момент может превратиться в военную крепость. Где, пожалуй, покажутся неуместными даже вездесущие темно-серые и черные драпировки. Все это я отмечала на ходу, лениво поглядывая по сторонам.

— Тебе здесь нравится? — прозвучал насмешливый женский голос, когда я в очередной раз ушла в себя. Я вздрогнула, резко обернувшись на звук голоса.

Незнакомка бесшумно шла рядом, а охранники не обращали на нее абсолютно никакого внимания, одно это насторожило меня.

Она была, безусловно, красива, но от ее красоты веяло холодностью, выразительные раскосые глаза болотного цвета таили множество загадок, впрочем, не обещая их раскрывать. Волосы скрывались за изящной кольчужной шалью состоящей из множества металлических пластинок. Шаль спускалась на плечи, сзади переходя в охристый шелковый плащ, а спереди ложилась причудливым рисунком, заканчиваясь острым металлическим клыком, уютно лежащим в ложбинке меж грудей. Длинное шикарное платье легче было представить на красной ковровой дорожке, чем в мире Драконов. Сейчас я ей почти завидовала, поскольку мне приходилось тащить на себе тяжелое трехслойное платье.

Она улыбнулась сочувствующей улыбкой, отмечая мой немой осмотр, а я, наконец, опомнилась.

— Нет.

— Отлично, — слишком явно звучало удовлетворение в голосе, отчего моя улетучившаяся настороженность тут же вернулась.

— А вы простите кто? — надменно вскинутая бровь явно говорила о моем чувстве "такта", на что мне было глубоко плевать.

— Это совершенно не важно, — я нахмурилась и она мгновенно отреагировала на мою смену настроения, — но если тебя успокоит, можешь называть меня Марушей.

— Что вам нужно?

— Ты же хочешь вернуться домой? — я все-таки споткнулась об волочащееся по полу платье.

— Откуда вы...

— Неважно у меня мало времени, — она бросила обеспокоенный взгляд на впереди идущего охранника, — да или нет? Отвечай!

Я, кажется, ни на секунду не задумывалась что ответить.

— Да, я хочу вернуться.

— Тогда слушай внимательно. Это, — она протянула мне светящийся золотом шарик размером с лесной орех, — твоя личная дверь домой.

— Как им пользоваться? — Маруша поморщилась, ей явно не нравилось, что я постоянно лезу с вопросами.

— Подойдешь к любой двери, сожмешь "око" в руке, и четко представишь то место, где хотела бы оказаться. За дверью будет уже твой мир, — она замолчала.

— Это все?

— Это все, — подтвердила она, — мне пора.

— Спасибо.

Маруша посмотрела на меня как-то сочувственно.

— До встречи, — прошелестела она, но рядом уже никого не было, а наш длинный путь завершился перед знакомыми резными дверьми.

Все будто ждали моего появления. Я даже замерла на месте от такого пристального внимания. Меня замутило, пришлось сделать глубокий вдох, опуская глаза вниз, чтобы хоть как-то отгородиться от назойливых взглядов. Ко мне незаметно подошла Мао и потянула в сторону.

— Где Мейждин? — нервно спросила я, косясь в сторону пустующего трона.

— Он должен быть с минуты на минуту. Не нервничай, сейчас начнется всякая политическая болтология: брат примет послов, выслушает их цель визита, а дальше начнется неофициальная часть, — успокаивала меня Мао, так и не выпустив из рук моего запястья.

— Но он сказал, что прием будет в мою честь! — взорвалась я, — что это значит, я и так чувствую себя эпицентром урагана, а что начнется после того, как они все узнает о том кто я?!

— Они уже знают.

— О-ооо, — простонала я.

Поток моих стенаний прекратился, когда в зал вошел Мейджин. Но сейчас передо мной был отнюдь не тот Джи из лесной сторожки, но полноправный Император — величественный и беспристрастный, способный одним взглядом определить участь всей страны и я не знала этого Мейджина.

Кто-то что-то говорил, но я пропускала смысл сказанного сквозь себя и неотрывно следила за лицом дракона, ожидая увидеть хоть одну знакомую эмоцию, но тщетно. С тем же успехом я могла ждать тепла от куска льда. Мао безмолвной поддержкой стояла чуть впереди, ближе к трону. Я очнулась только после того, как Мао совсем не по-королевски ткнула локтем в бок.

— Сейчас послы войдут, — я кивнула и устремила взгляд в сторону входа.

— Наследная принцесса Оши Талиния со свитой, — возвестил торжественный голос, а я уже заскучала. Все мои мысли поглощены лишь одной мыслью: "Я вернусь домой!", и маленький шарик, надежно зажатый в ладони. Еще немного, еще чуть-чуть...

Слова, чужие, но до странности тяжелые, сказанные мягким девичьим голоском, грубо стегнули по нервам.

— Мой отец предлагает вам объединить границы, соединив наши семьи под сводами храма первого феникса, — я дернулась от ее слов.

Мне не был ясен смысл сказанного, но Мао растерянно оглянулась на меня.

— Она говорит о свадьбе...

Ужас парализовал, а принцесса Талиния продолжала говорить. Она стояла перед возвышавшимся троном, и мне со своего места было видно только закутанную в расписную красную накидку миниатюрную фигурку.

— ...сегодня мне стало известно, что Созди покинула наш мир, перейдя черту без возможности на перерождение...

Кажется, по моему лицу начали катиться обжигающе горячие слезы.

— ...но мне также известно, что совсем недавно пришел другой феникс, — концентрация взглядов на моем лице стала почти невыносимой, под которой я ссутулилась, с трудом держась на ногах.

— ...мне хотелось бы получить благословление от нее на наш союз... — и я бегу, расталкивая окружающих меня людей, не видя их удивленных лиц.

Мне нужна всего лишь дверь, одна чертова дверь!

Меня вакуумом окружил причудливый гул, сквозь который слабо пробивалось мое тихое дыхание и сумасшедший стук болящего сердца. Я пробивалась словно сквозь толщу воды и давления, а каждый шаг погружал ноги в топкую трясину.

Дверь, — твердила я про себя, сглатывая горькие слезы.

Домой, домой, домой, — вопила раненая душа.

Время для меня растянулось пружиной, а потом резко схлопнулось. Вернулись нормальные звуки, твердый пол под ногами, а руки коснулась закрытой двери, я оглянулась.

Мейджин, вставший с трона, следил за моим испуганным лицом, в его глазах читалась злость, которая вот-вот вырвется наружу, сметая все со своего пути.

Смотрела на меня и принцесса Талиния, каким-то бесконечно грустным взглядом, абсолютно безмятежно улыбаясь неизвестно чему. Но сейчас ничто не казалось таким важным, как стоящая перед глазами картинка моей кухни в съемной однокомнатной квартирке, и сильно сжатый шарик в руке.

Поглубже вдохнув, я рванула на себя тяжеленную створку двери, которая неожиданно для меня распахнулась во всю ширину, являя всем собравшимся залитую теплым осенним солнцем кухню.

— Нет! — отчаянно крикнула Мао.

— Не смей! — в ярости закричал Мейджин, бросаясь ко мне, но поздно, я сделала шаг, оказываясь уже у себя дома, а за мной медленно тая, исчезал тронный зал.

Конец первой части.

Ура!