Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Я подумаю... — ответил я, с трудом поднимаясь с табурета, и кряхтя, поковылял к двери.
— И, это...
Я обернулся. Ретлуев сверлил меня тяжелым взглядом:
— На том спарринге... нашем... перед Москвой, да... — он помолчал, — Ты тогда случайно попал в локоть... да... Я не видел удара, да... Иди...
Дома меня ждала лыбящаяся физиономия "мамонта"! И хотя Леха должен был быть сейчас в Москве с Клаймичем и Завадским, его довольное лицо, расплывающееся в улыбке, не предвещало никаких неприятностей.
— Ты где шляешься?! — "мамонт" был предельно добродушен, но от дружеского тычка я счел за благо увернуться.
— Сам чего тут делаешь?! Бросил двух музыкантов без присмотра! — ответно "наехал" я.
— Переживут денёк, не маленькие... завтра в Москву вместе вернемся. — отмахнулся Леха, — А сегодня меня на работу срочно вызвали... в партком... Кандидатство в партии восстановили...
"Большой брат" не выдержал и снова оскалился во все тридцать два зуба!
Я ответно усмехнулся:
— Беспартийная масса советских людей сократилась еще на двух индивидуумов — меня сегодня в ВЛКСМ приняли...
Сам виноват — нечего было ворон считать. Второй дружеский тычок взбудораженного "мамонта" цели все-таки достиг!
Отмечали мы столь нетривиальные события в жизни каждого советского человека в узком семейном кругу. Мама накрыла стол... А там уже и дед подъехал...
— Не-е... домафнее фкушнее любофа рефторана... — с набитым ртом вынес свой вердикт Леха, и они чокнулись с дедом и мамой.
Я же, попивая "Дюшес", утешался воспоминаниями о сегодняшнем самоанализе.
В перерыве между жареной курицей и котлетами с картошкой, Леха поделился последними московскими новостями.
После состоявшегося во вторник "организационного" собрания ВИА — на котором Клаймич добрых полтора часа рассказывал собравшимся об итогах встречи с министром, структуре ВИА, зарплатах и планах — было решено, что он, Николай и Леха остаются в Москве, и в кратчайшие сроки решают все материально-технические вопросы.
К моему приезду, в субботу, планировалось завершить оборудование помещения в ЦДК, завезти инструменты для первой репетиции музыкантов, и оформить документы в кадрах и ХОЗУ МВД. Подвисшим оставался вопрос приобретения аппаратуры для студии звукозаписи. Но это уже целиком зависело от генерала Калинина и его "талантов"...
Потенциальных музыкантов группы на собрание приглашать не стали, отложив это знакомство на выходные. Поэтому оргсобрание прошло в узком кругу: солистки, Татьяна Геннадьевна, и наша "ленинградская команда".
Осознав, что "самодеятельность" вышла на государственный уровень, к обсуждаемым вопросам все отнеслись очень серьезно. Даже у Альдоны на лице в этот раз не было привычного насмешливого скепсиса.
Каждый вечер я созванивался с Клаймичем и узнавал последние новости: идет ремонт в помещении, проходят собеседования с музыкантами, Татьяна Геннадьевна разучивает с девочками согласованный репертуар, генерал Калинин оказался "очень знающий человек", налажены хорошие отношения с соседями по ЦДК — ансамблем песни и пляски ВВ МВД — и т.д.
Но Леха сумел сообщить и кое-что новенькое. Через московских знакомых Клаймич договорился об аренде частной(!) студии звукозаписи у композитора Зацепина (это который почти все комедии Гайдая, "31 июня", "Остров погибших кораблей" — и уйма еще всего прочего(!), как я потом уточнил в Айфоне).
А вообще-то, офигеть... Частная студия в Союзе! Я-то думал, что буду первым. Хотя у меня пока и государственной нет...
— Но и цены бешеные... на частной-то... — экономный Леха поморщился, — Пятьдесят рублей за час работы...
— Сколько?! — дед был шокирован, — Это за день больше, чем я за месяц? Куда ОБХСС только смотрит?!
Мама, уже имеющая представление, какие отчисления "за песенки" получает в месяц её сынуля, ничего не делая, отнеслась к озвученной цифре куда спокойнее. Но возмущение тоже изобразила...
— Это на всякий случай, — пояснил Леха, — если не успеем оборудовать свою...
"Не успеем, чую... Молодец, Клаймич...".
Долго засиживаться за столом мы не стали. Завтра утром был самолет в Москву.
* * *
А-а-а-а... Как в воду глядел...
Время поджимало, а "завхоз" Калинин пока ничего определенного о сроках приобретения студии сказать не мог. То есть, если покупать гэдээровскую или чехословацкую аппаратуру — то хоть завтра, но Клаймич уперся намертво: "Это будут выброшенные деньги!".
Поэтому уже три дня подряд Григорий Давыдович и Коля Завадский сидят в квартире Зацепина, сводя вместе записанные голоса и партии. Да-да... частная студия оборудована у Александра Зацепина в собственной квартире!
Стоит отметить, что квартир у композитора изначально было две — вторая "досталась" от покойных родителей. Путем сложных обменов, прописок и переездов, квартира осталась одна, но в ней появилась первая в Советском Союзе частная звукозаписывающая студия.
С самим Александром Сергеевичем я общался от силы минут десять. Композитор хотел посмотреть на "молодое дарование", но итог "смотрин" его явно не удовлетворил. Пообщались мы формально и весьма сухо. Возможно, автор множества популярных песен и музыкальных композиций, которые знала вся страна, хотел предложить "мальчику" какое-то сотрудничество или даже протекцию — но увидев мою самоуверенную рожу и шикарный темно-синий костюм "от Шпильмана", быстро передумал.
Да... В эту поездку "мальчик Витя" вырядился, как "приподнявшийся хач двадцать первого века": темно-синий дорогой костюм и черная шелковая рубашка с расстегнутым воротом, импортные туфли и турецкий кожаный плащ — причём кожа была настолько тонкой выделки, что отличить её от ткани можно было только прикоснувшись.
Ну а что... Две тысячи сто шестьдесят девять рублей и еще пятьдесят четыре копейки — именно столько авторских отчислений "мальчик Витя" получил за сентябрь!
Не сказать, что я был очень уж сильно удивлен... "Карусель" с "Семейным альбомом", "Цветы" с "Маленькой страной" и "Теплоходом" сейчас звучат по радио каждый день, и не по одному разу! Три дня я даже специально таскал с собой в школу недавно купленную "Selgу" — слушал на переменах радиоконцерты по заявкам. И каждый день хотя бы одну "свою" песню услышать получалось!
К тому же мама рассказывала, что у них на работе радио работает почти постоянно, и "мои" песни звучат все чаще и чаще. Эмоции ей приходилось сдерживать — ни у меня в школе, ни у неё на работе о моем авторстве этих песен ещё никто не знал.
Но размер отчислений все-таки удивил. В первый месяц не дотянуло до сотни, во второй — триста с небольшим, а в сентябре уже более двух тысяч... Захарская из ВААПа говорила, что авторские будут расти, но чтобы настолько!
Дома я "погуглил в Яндексе". Конкретики было немного — в основном, откровения Антонова о миллионе "авторских" на сберкнижке, и Добрынина, что в СССР на отчисления от одной популярной песни можно было безбедно прожить всю жизнь. И уже заканчивая свои изыскания в Рунете, я наткнулся на интервью Ханка, в котором тот рассказал про свои доходы "от двух до пяти тысяч в месяц", и об Антонове, который "получал более десяти тысяч в месяц!".
"И вам постоянно, sukи, чего-то не хватало?! Сегодня прилюдно плачетесь на беззаконие и нищую старость — а ведь именно "творческая интеллигенция" всегда держала "фигу в кармане" и громче всех радовалась "сносу Совка"... Тупые gниды!"...
...Половину "авторских" я растратил в "пещерах Али-Бабы" Шпильмана... Правда, все равно пришлось доплачивать из "нелегальных" средств, но рассказывать об этом я никому не планировал. И что-то мне подсказывает, что скоро я буду зарабатывать намного больше Юрия Антонова...
Мама против подобных трат не возражала. Во-первых, сама не меньше меня была удивлена полученной за сентябрь сумме. Во-вторых, "Клаймич наконец-то передал через меня" пять тысяч за Пьеховскую "Карусель".
"Ну, типа!".
А вообще — хрен знает, чего меня вдруг потянуло на "наряды"... Может, не хватило этого в "первом детстве", а может, психологически искал привязки к своему времени, перенося сюда "понты следующего века". Но скорее всего, ни то, ни другое... Просто хотелось выглядеть "взрослым и красивым"!
В "первой жизни" я не был ни уродом, ни тем более, нищим, но... Тогда на меня не оглядывались на улице. Мне не строили глазки и не улыбались приветливо в метро девочки. В "том" детстве я никогда не заморачивался по поводу шмоток. И первый раз задумался об этом только в десятом классе. Запомнил я этот момент очень хорошо в силу малоприятных для себя обстоятельств.
В один из дней я опоздал к первому уроку — на улице шёл нудный осенний дождь, и я был с зонтиком. Заскочил на урок химии (даже это запомнил!), и плюхнулся на ближайшее свободное место.
— Убери с парты свой женский зонтик! — в шёпоте Еремеевой, с которой мы "по жизни" недолюбливали друг друга, звучало чисто женское... хм... пренебрежение (и это определение ещё щадит моё самолюбие!).
Так в тот день я впервые осознал, что зонтики бывают женские и мужские. И пофиг, что половина мужчин ходила по Ленинграду с зонтиками жен; пофиг, что почти все мои одноклассники ходили с зонтиками мам. Мне тогда было СТЫДНО.
Дома я с нескрываемой обидой поинтересовался у мамы, "почему я должен ходить с женским зонтом?". Та явно об этом тоже задумалась впервые, оценила выражение моего лица, и в тот же вечер во Фрунзенском Универмаге мне был куплен полуавтоматический японский зонт за двадцать пять(!) рублей. Куплен даже не по знакомству, поскольку нормальные люди за такие деньги зонты не покупали, и они были в свободной продаже.
Господи! Как же я ждал дождя!!! Как назло, его не было несколько дней. А уж когда с неба полило...
На урок я опоздал специально... Получив разрешение учителя, зашел, и неспешно отправился за задние парты. Там, по негласному правилу, ученики ставили сушиться свои мокрые зонты.
Громкий хлопок раскрывающегося "чуда японских технологий" заставил учительницу замолкнуть посреди фразы, а весь класс (включая чёртову Еремееву!) обернуться и насладиться моим триумфом! Небрежно брошенный дорогущий японский зонт плавно спланировал на своих "беспонтовых" собратьев...
Впрочем, в "той жизни" я про "понты" даже не догадывался. В "этой" я всё про них уже знал.
В конце концов, никто не пострадает, если я начну готовить себя к роли "иконы стиля"! Тем более, что всё уже придумано за меня...
Ну а "иконка"-то вполне ничего себе получилась! Даже Альдона чуть дрогнула уголками губ, увидев "явление хача народу", и комментировать мой внешний вид никак не стала. Что уже можно было смело счесть за комплимент! А Татьяна Геннадьевна — Верина мама, и одновременно наш "ВИА-шный" педагог по вокалу — так и вовсе, разулыбавшись, вынесла вердикт:
— Витя, какой же ты красивый! И совсем взрослый уже...
На что Верин взгляд — за миг до этого нежный и многообещающий — завилял и уткнулся в потолок!
От полного погружения в образ "очеловеченного хача" меня отличали только продолжающие светлеть волосы. Перед этой поездкой я умучил парикмахершу своими "странностями", но теперь по бокам волосы были выстрижены коротко, а по центру зачесаны вверх и косо. Правда, не без помощи лака для волос "Прелесть"!
Увидев мой "креатив будущего", мама неопределенно хмыкнула, и вынесла оценку:
— А... Ну-ну... Живенько так получилось... С лаком, что ли?..
Так или иначе (вне зависимости от того, понравился я Зацепину или нет), работа в студии кипела, и через неделю у нас на руках были полностью сведенные и аранжированные "Феличита", "Дорога жизни", "Боевым награждается орденом", "Карусель", "Ноль-два", и комсомольская "Только так победим"!
Кроме того, под аккомпанемент Клаймича на пианино, Татьяна Геннадьевна за полчаса напела на запись "Ягоду-Малину" и "Подорожник-траву".
Естественно, мама никогда не разрешила бы мне целую неделю торчать в Москве, прогуливая школу. А потому, прикрываясь творческим авралом, удалось выцыганить только два раза "с субботы по понедельник". Но я не особо расстраивался... Свои партии (имея в голове заученный оригинал) я записал очень быстро, и все выходные мы с Лехой гуляли и катались по Москве. А по вечерам уже полным составом сидели в ресторанах, и даже сходили в кино на "Конец императора тайги" и французские "Четыре мушкетера".
"Император" случился от нечего делать — Вера допоздна задержалась в редакции, дописывая статью про выставку молодых художников, прошедшую в ЦДХ. А "на французов" нам даже пришлось отстоять длинную очередь в кассу! Советский народ французское кино любил, да и изобилием иностранного кинематографа избалован не был.
— А стариик Дюмаа измельчаал... — с совершенно серьезным выражением лица заявила Альдона, когда мы вышли из зала после просмотра "киношедевра страны лягушатников".
Все захихикали...
Фильм был скорее про приключения умных слуг четырех тупых мушкетеров, а от Дюма в сценарии осталось только само слово "мушкетеры".
"Даже в фильме с Боярским, Дюма больше! Впрочем, еще увидите... Под Новый год...".
— Да... полный трэш... — не особо задумываясь, согласился я с оценкой просмотренного фильма.
Вот же! За языком надо следить... Перевести английский "трэш" как "мусор" девчонки естественно смогли, а вот само выражение оказалось внове и привлекло ненужное внимание...
Кстати, совместная работа и отдых весьма благотворно сказались на взаимоотношениях девушек. Незлобивый и легкий характер Лады, её высокая работоспособность и отсутствие всяческих претензий на лидерство, заметно примирили наших девиц с её существованием!
Единственное обстоятельство, которое немного удивляло всех, кто его замечал — Лада меня побаивалась. Все остальные "напрягались" с Альдоной, а Лада почему-то выбрала объектом своих опасений меня.
"Да и пофиг... Боится — значит, уважает! Будем льстить себе так...".
Кстати, Верины посиделки со статьей о молодых художниках имели неожиданное продолжение.
Когда мы в очередной раз валялись в постели после бурной "возни", эта тема всплыла в нашем разговоре.
— ...Ну, кому отдашь... это же моя тематика. Молодежное творчество... книги, стихи, живопись... — Вера, прикрывшись большим махровым полотенцем, лежала поверх смятого нами белья.
Хотя, казалось бы, чего ей стесняться... Идеальное тело спортсменки... Грудь изумительна... Вопрос с "интимной стрижкой" мы уладили к взаимному удовлетворению, и теперь никаких недостатков невозможно было найти даже при всём желании.
— А песни? — "хитро" прищурился я.
— Разве что самодеятельность и бардовские... — засмеялась Вера, — других прецедентов пока не было! Ты хочешь, чтобы я о тебе еще раз написала?
Я неопределенно пожал плечами. Через некоторое время советская пресса и так про меня будет писать. А с собственной инициативой рядовой журналистке лучше не выступать. Обязательно поднимут вопрос о личной заинтересованности. Ну его к лешему...
Так Вере и объяснил.
— У нас теперь на повестке дня литературное творчество масс... — Вера сладко потянулась, выгнувшись всем телом — и поймав мой заинтересованный взгляд, покраснела.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |