К этому выводу, довольно-таки ожидаемому, молодые люди пришли с завидным единодушием. Поэтому, когда в вечернем полумраке показались очертания Сиены, на лицах друзей отразилось глубочайшее отвращение, и они предпочли обогнуть ненавистный город: лучше уж переночевать где-нибудь в придорожном трактире, чем остановиться на земле исконных врагов.
Так и поступили. Ночь спокойно, а утром путешествие было продолжено. Дорога бежала среди оливковых рощиц, заставляя всадников взбираться на невысокие холмы, покрытые пышной зеленью, чтобы через минуту уже очутиться посреди очередной крошечной долины, пёстрой от полевых цветов. Этот восхитительный пейзаж, впрочем, только подлил масла в огонь ненависти, пылавшей в душах юных флорентийцев: поистине, сиенцы — ужасный народ, если смеют осквернять такую прекрасную землю своими отвратительными преступлениями.
Впрочем, понемногу мысли друзей всё чаще стала занимать миссия, ради которой они отправились в Рим. В сущности, задача не казалась трудновыполнимой: молодые люди даже мысли не допускали, что Гаэтани ответит отказом на предложение, исходящее от такого могущественного человека, как мессер Ванни. Если же подобное случится... Значит, мессер Джакопо — обыкновенный болван, и вести с ним дела может лишь круглый идиот.
И всё же... С приближением часа, когда вдалеке должен был показаться Вечный город, сердце Дино всё чаще сжималось от необъяснимой тревоги. Впервые ему предстояло очутиться на земле, по которой некогда ступали великие императоры, полководцы и поэты, и чьи обитатели в незапамятные времена заложили крошечный городок, превратившийся теперь в цветущую Флоренцию. Уже за одно это деяние римляне заслуживали лучшей участи, нежели постоянные войны и раздоры. Разве виноваты они в том, что наместники Святого престола презрели заповеди Господа и превратили храм во вместилище смертных грехов? Впрочем, кто знает?..
С каждой новой милей, сокращавшей дорогу наших друзей, Дино нервничал всё сильнее. В конце концов, беспокойство его передалось и Джованни, поэтому, когда на рассвете третьего дня пути в туманной дымке показались серые стены Вечного города, молодым людям не удалось совладать с дрожью, охватившей их при виде этого зрелища.
Приятели преодолели старые ворота, ступили в кольцо городских стен, поросших мхом, и... замерли в немом оцепенении.
Взорам их предстали поросшие зеленью пустынные холмы и поля, между которыми катил мутные воды древний Тибр, чьи берега были покрыты сетью узеньких улочек. Всюду виднелись громадные башни феодалов, устремлённые к небесам: тёмные и грозные, словно желавшие напомнить нашим путешественникам о недавнем прошлом Флоренции, когда в ней безраздельно царили аристократы. Кое-где подле замков раскинулись сады и виноградники, но их яркая листва лишь подчёркивала мрачную угрозу, исходившую от каменных стен.
— Невероятно! — первым пришёл в себя Джованни. — И это — город, в котором находится престол Святого Петра?
Молодые люди обменялись красноречивыми взглядами и медленно двинулись по дороге, которая вела их к центру Вечного города. То и дело им попадались печальные останки разрушенных колонн и арок, камни которых облюбовала дикая трава; развалины зданий, некогда величественных, теперь же скрытых под слоем многовековой пыли; серые, искалеченные временем монастыри и базилики.
— Знаешь, — пробормотал Дино, — глядя на эти руины, можно подумать, будто Флоренция — место, благословлённое Господом.
Джованни кивнул в ответ и покосился на изрезанную трещинами античную статую, лишённую обеих рук. Казалось, стоит дунуть — и она превратится в прах.
Приятели всё больше углублялись в лабиринт улиц, утопавших в ароматах вина и специй, оливкового масла и жареной рыбы. Здесь было гораздо многолюднее, чем среди развалин; встречались новые дома, выстроенные на обломках старинных зданий. Горожане не спешили уступать дорогу чужестранцам, но трудно было понять, вызвано это неприязнью к ним или природным упрямством.
Свернув на одну из улиц, — длинную и узкую — юноши внезапно замерли в изумлении. Дорогу преграждала башня, какой им никогда прежде не доводилось видеть: каменный четырёхугольный колосс, расчленённый на три яруса, верхний из которых, казалось, касался своими зубцами самих облаков.
— Башня Милиции, — раздался за спинами Дино и Джованни звонкий голос.
Молодые люди обернулись. Перед ними стоял подросток лет четырнадцати, одежда которого была старой и порядком истрёпавшейся.
— Когда-то в ней проводил время великий император Октавиан, — продолжил необычный оратор, — а затем Нерон — враг всех христиан — наблюдал из окна, как пылает Рим во время пожара, им же самим устроенного. А ещё, — глаза подростка загадочно блеснули, — неподалёку жил поэт Вергилий — вы ведь слышали о нём?
— Неужели?! — воскликнул Дино, на которого чары римского поэта, как помнит читатель, оказывали магическое воздействие, и бросил подростку пару серебряных монет. Тот ловко поймал их и обнажил зубы в широкой улыбке.
— Это, конечно, весьма занимательно, — заметил Джованни, — но мне, если честно, гораздо интереснее, кто сейчас владеет этой громадиной.
— Семейство Гаэтани.
Слова эти заставили юношей вновь обратить на башню изумленные взоры: вот, выходит, каково могущество семейства, которым намерен предложить союз мессер Ванни!
— Надеюсь, город ты знаешь не хуже истории этой башни? — спросил Джованни, озарённый внезапной мыслью.
— Конечно. — В голосе, которым был произнесён ответ, чувствовалась глубокая обида.
— Тогда побудь некоторое время нашим проводником — и получишь щедрую плату.
— Пять серебряных монет, — тотчас назвал цену подросток.
— Хорошо.
— Деньги вперёд.
— Нет! — расхохотался Джованни. — Будь дело в нашем родном городе, я, возможно, и пошёл бы на такую глупость. Но здесь, в Риме... Откуда мне знать, что ты не нырнёшь в какой-нибудь проулок, едва получишь монеты?
— Ладно уж, — поджал губы подросток.
Заключив соглашение с юным римлянином, молодые люди отправились в путь. Проводник уверенно выбирал дорогу в сером лабиринте, куда, казалось, никогда не проникают солнечные лучи. Улицы часто преграждались горами мусора, и тогда лишь изобретательность помощника позволяла обойти очередное препятствие.
Наконец, подросток остановился перед дверьми неприметного здания, получил заслуженную плату и тотчас скрылся, оставив молодых людей в задумчивости: и Дино, и Джованни полагали, что здание, чьи обитатели держат в своих руках едва ли не четверть всех доходов семейства Моцци, должно выглядеть более внушительно. Привязав лошадей к крюкам, вделанным в стену, они переступили порог дома.
В прихожей молодых людей ждал высокий пожилой мужчина, одетый в скромный костюм из грубого сукна. Это был сам руководитель римского отделения — мессер Бартоломео. Похоже, ему уже успели сообщить о прибытии важных гостей, поскольку мужчина ничуть не удивился, встретив их.
Джованни с радостной улыбкой приветствовал мессера Бартоломео, которого несколько раз видел в доме отца.
Тот настороженно посмотрел на пришельцев и кивнул:
— Прошу вас, проходите.
Приятели проследовали в большую комнату, разделённую перегородкой. Там сидело полдюжины служащих, которые приняли молодых людей столь же холодно, как это случилось минутой ранее в прихожей. Тем осталось лишь недоумённо пожать плечами.
Проведя гостей в свой кабинет, мессер Бартоломео предложил им присесть на изящные стулья из ценного дерева, сам же остановился около окна.
— Вас прислал мессер Ванни? — спросил мужчина.
Джованни кивнул:
— Нам поручено дело необычайной важности. — Мессер Бартоломео вздрогнул. — Мессер Ванни хочет заключить сделку с семейством Гаэтани.
При этих словах мужчина едва слышно выдохнул:
— Ах, вот в чём дело! По правде говоря, мессеру Ванни следовало сначала посоветоваться со мной: сейчас не самое лучшее время для подобных операций.
— Почему?! — в один голос воскликнули Джованни и Дино.
Мессер Бартоломео снисходительно на них посмотрел:
— Разве вы не заметили, что на улицах Рима неспокойно? Нет? Что ж, в ближайшее время вы убедитесь в правоте моих слов... Полагаю, во Флоренции знают об отношениях друг к другу семейств Орсини и Колонна. В последние годы, когда Папой был Николай Четвёртый, благоволивший последним, но при этом обязанный тиарой своему предшественнику — одному из предводителей партии Орсини, борьба несколько поутихла. Но ненависть нисколько не ослабела, и едва Святой отец умер, был найден повод для возобновления войны: приближались выборы сенаторов, что, разумеется, привело к столкновению интересов этих славных семейств. Знали бы вы, сколько за последний месяц пролилось крови, как много дворцов превратилось в развалины, что происходило в храмах и церквях!..
— Но сейчас всё закончилось? — скользнув взглядом по окну, с надеждой спросил Дино.
Мессер Бартоломео развёл руками:
— В конце концов представители обоих семейств получили желанные должности. Но не прошло и недели со дня избрания, как вдруг случилось несчастье: сенатор Орсини умер! Справедливости ради, здоровье его давно вызывало опасение. Но разве это кого-нибудь интересует? Разумеется, во всём виноваты Колонна! И опять звучат боевые кличи, из замков выбегают рыцари, вооружённые с головы до ног — распря продолжается!
Мужчина нервно передёрнул плечами.
— Гаэтани, надеюсь, не участвуют в этой войне? — произнёс Джованни.
— К счастью, сейчас их больше занимают выборы Папы, — хитро сощурился мессер Бартоломео. — Но если престол Святого Петра займёт кардинал Бенедетто, семейству Колонна придётся несладко. И мы сумеем заработать немало золота, если поможем ему в этой борьбе...
— А кому благоволит король Неаполитанский? — желая выяснить как можно больше, спросил Дино.
— Да он сам не знает, на кого положиться! — расхохотался мужчина.
— А я слышал, будто его союзники — семейство Гаэтани...
— Карл Анжуйский ещё не забыл годы, проведённые в арагонском плену, — произнёс после минутного молчания мессер Бартоломео. — Поэтому он, как и Николай, испытывает благодарность — вот ведь удивительное чувство для государя! — к Орсини и Гаэтани. Но если король заметит, что Колонна обладают большей силой... Можете поверить, он с радостью примет участие в расправе над недавними друзьями!
Дино многозначительно посмотрел на приятеля. Тот едва заметно кивнул, догадавшись, о чём хочет сказать юноша: выходит, Томмазо заблуждался относительно намерений неаполитанского государя.
Хозяин произнёс:
— Как видите, всё гораздо сложнее, чем, возможно, казалось вам ещё несколько дней назад. Впрочем, я думаю, миссия ваша завершится успешно: Гаэтани слишком нуждаются в деньгах, чтобы пренебречь предложением мессера Ванни.
— Да, — кивнул Джованни.
Внезапно он покачнулся на стуле и побледнел.
— Вижу, вам нужно отдохнуть, — тотчас произнёс хозяин. Куда только делась его недавняя холодность? — Всё-таки, вряд ли хозяева гостиниц предлагают постояльцам кровати, устланные мягкой периной.
— Верно! — расхохотались молодые люди.
Через несколько минут друзья очутились в комнатах, любезно предоставленных в их распоряжение мессером Бартоломео.
Джованни уснул, едва голова его коснулась подушки. Дино некоторое время боролся с дремотой, перебирая в голове необыкновенные истории, рассказанные мужчиной. Но вскоре глаза его сами собой закрылись, и молодой человек последовал примеру приятеля.
Глава 5
Римское гостеприимство
Мессер Джакопо Гаэтани окинул задумчивым взглядом двух посетителей, сидевших напротив него за широким дубовым столом, и принялся усиленно тереть подбородок.
— Что же нам делать? — чуть слышно прошептал он.
Гости ничего не ответили — видимо, решили, что банкир обратился с вопросом к самому себе.
Между тем, этот представитель славного рода Гаэтани мало походил на аристократа: и внешностью, и манерами. Казалось, черты его лица вытесала чья-то неумелая мальчишеская рука: квадратная голова, большие толстые губы, нос, похожий на картошку, подбородок, резко выдающийся вперёд. Зато взгляд серых глаз, в глубине которых иногда вспыхивали странные искорки, был умным и проницательным, пробираясь в самые потаённые уголки души собеседника, когда мужчина удостаивал того своим вниманием.
Поселившись в Риме, мессер Гаэтани тотчас попал под проникающие всюду взоры сплетников, и вскоре поведение его стало одной из излюбленных тем для бесед. Поговаривали, будто в юности банкир служил похоти своего дядюшки, кардинала Бенедетто — вещь, конечно, отвратительная, но отнюдь не редкая среди обитателей папского двора. Некоторые даже находили этому поступку оправдание: почему бы и не пренебречь честью, если взамен можно получить покровительство такой важной персоны, как Бенедетто Гаэтани? В конце концов, теперь-то никто не скажет, что Джакопо поступил глупо: дядюшка-то его сейчас на папский престол метит! Противники в ответ усмехались: конечно, ради богатства и власти даже сына родного можно отправить в Перуджу, чтобы он услаждал деда во время конклава!
Мессер Джакопо догадывался об этих слухах, но опровергать их не пытался. Скорее, наоборот, старался помалкивать: никто не бросает обвинений в лицо — и прекрасно! Умные люди поймут, что всё это — происки врагов, жаждущих надеть на голову папскую тиару. А глупые... Об их мнении можно даже не задумываться...
С одним из мужчин, встречавшихся с Гаэтани, читатели уже успели познакомиться в доме Корсо Донати: это был Симоне Герарди деи Спини.
Сопровождал его Нери Камби. Человек этот, которому семейство Спини всецело доверяло, родился в семье флорентийского серебряника, однако вместо любви к искусству, которому служил отец, воспылал страстью к золотым флоринам, проявив поистине необычайную изобретательность, чтобы набить свои сундуки деньгами. Качество это по достоинству оценил мессер Джери — и перед молодым мужчиной открылись поистине блестящие перспективы, поскольку стремление Спини к обогащению ничуть не уступало его собственному. Камби без устали помогал другу-покровителю во всевозможных интригах, исколесил половину Италии, вербуя союзников и заключая деловые сделки, что, в сущности, мало отличалось одно от другого, пока, наконец, не остановился в Риме. Задача, которую надлежало решить Нери по приказу Спини, была непростой, но, как увидят читатели из последующей беседы, ему удалось найти общий язык с племянником кардинала Бенедетто...
— Проклятье! — ударил кулаком по крышке стола мессер Джакопо. — Почему среди кардиналов лишь два француза? Будь их немного больше...
Он тяжело вздохнул.
— Жаль, конечно, — согласно кивнул Нери. — Однако даже это не решило бы дело в нашу пользу.
— Разумеется! — воскликнул Гаэтани. — Но всё же, их голоса оказались бы неплохим подспорьем. И тогда Колонна со своими жалкими тремя кардиналами оказались бы в меньшинстве!
— Вы ошибаетесь, — возразил Симоне. — Конечно, едва ли семейство Орсини пойдёт на сделку со своими заклятыми врагами — их голоса никогда не помогут мессеру Джакопо взойти на папский престол. Но что делать, если Колонна всё же удастся уговорить четверых итальянских кардиналов?
