Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Бейте лошадей по мордам! — крикнул он.
Оставшиеся от его группы несколько человек вертелись, отбиваясь от наскакивающих кавалеристов. Не у всех в руках оказались алебарды. Кто-то размахивал рабочим инструментом, как дубиной. Барон, прижавшись спиной к доскам щита, отбил метнувшееся к нему остриё пики, и ответным ударом ранил лошадь нападавшего. Та отпрянула, мотая головой. И тут же Рене получил тяжёлый удар по своему лёгкому шлему. В глазах потемнело. Сквозь гул в ушах он услышал топот подъезжающих конников, машинально поднял палаш, защищаясь, и пошатнулся. Упав на землю, он ещё почувствовал, как по руке прошлись лошадиные копыта, и потерял сознание.
Глава 13.
— Дорогой мой Ирвин! — скрипучий голос господина Марка, одного из долгожителей в торговом деле и члена совета гильдии, заставил господина Ирвина застыть на месте. Он почтительно подождал, когда тот приблизится. Старик, шаркая разношенными туфлями на меху, остановился рядом и ухватил молодого товарища за локоть своими узловатыми пальцами.
— Наконец я вас догнал, — бодро сказал господин Марк, присвистывая в щель между поредевшими зубами. Ирвин терпеливо ждал, пока он отдышится. Тот наклонился к нему, сказав негромко:
— Кажется, наступает необходимость собраться снова, как вы думаете? Как нынче жизнь бежит. Не угонишься.
— О чём это вы, дорогой господин Марк? — вежливо спросил Ирвин, озираясь по сторонам. Старик захихикал. Погладил младшего товарища по рукаву.
— А о том, мой дорогой. О вашем милом родственнике, который вам, говорят, кое-что сообщил. И о наших деньгах, которые мы одолжили. — Он понизил голос, сопя Ирвину в ухо:
— Говорят, что наше величество, чтоб ему быть здоровеньким, хотят увеличить налоги в касающихся нас делах. И будто бы мы теперь наших денежек уже не дождёмся. Они пойдут в счёт будущих налогов.
Господин Ирвин выслушал, не решаясь отстраниться от летящих в ухо брызг, слетающих со старческих губ. Посмотрел в лицо старика. И, глядя в тёмные, узкие, ещё молодые умные глаза, завешенные седыми бровями, ответил:
— Это очень секретные сведения, дорогой господин Марк.
— Конечно, конечно, — закивал тот, цепляясь за его рукав, — а как же? А ведь скоро нам выбирать председателя. Как время бежит. Старики уходят, молодые приходят. Молодые, расторопные. С хорошей головой. Я бы вот за тебя, милок, проголосовал. Да и другим бы присоветовал. Да как бы знать, хорош ли выбор? — И повторил, качая головой: — Как бы знать...
— Знание великая вещь, господин Марк, — оглядываясь вокруг, сказал тихо господин Ирвин, кладя ладонь на старческую руку и одобрительно сжимая. — Пойдёмте в тенёк, а то здесь неудобно. Поговорим о наших делах.
Вокруг было темно и тихо. Клубы сырого белесого тумана зашевелились и принялись расползаться, открывая корявые, мокрые ветки без листьев. Он пошёл по лесу, уклоняясь от падающих сверху тяжёлых капель, норовящих затечь за ворот и скатывающихся по плечам. Густые кусты шиповника возникли внезапно, он почти уткнулся в них и приостановился. Развёл руками колючие ветки с осыпавшимися листьями. Сморщившиеся, потемневшие ягоды покачивались на кончиках веток, шурша под пальцами. Открылась небольшая, круглая поляна. В центре торчал покосившийся домишко. Он подошёл, разглядывая с возрастающим недоумением потемневшие стены и просевшую крышу. Почерневшую от копоти пожара трубу. Толкнул полуразвалившуюся дверь. Внутри были лишь пыль и паутина, густо покрывшая стены и давно оставленный очаг в глубине крохотной комнатки. Он оглянулся, заметив краем глаза метнувшуюся в угол тень. Тень скользнула к выходу, дверь заскрипела, пытаясь закрыться и запереть его. Одним быстрым движением он оказался у порога и толкнул трухлявые доски. Раздавшийся было тонкий смешок смолк, перейдя в испуганный писк. Он вышел на крыльцо и огляделся. У порога стояла старуха, и глядела на него. Седые, спутанные волосы почти закрывали её худое, остроносое лицо. Она посмотрела сквозь него.
— А вот и ты, милок. Что же ты так поздно? Я тебя не дождалась.
— Я не тот, кого ты ждёшь, старуха.
Она склонила голову, вглядываясь тусклыми голубыми глазами:
— И правда.
Протянула руку и указала тощим пальцем на крышу:
— А вот он тебя давно ждёт.
Он поднял голову. На коньке крыши сидел маленький тёмный сокол. Птица повернула к нему голову, сверкнув золотым глазом.
Он протянул руку. Расправив крылья, сокол сорвался с крыши, и, сделав круг по поляне, упал к нему на перчатку, впившись в руку когтями.
— Как тебя теперь зовут? — спросила старуха.
Он оглянулся на голос, ставший вдруг ниже и моложе. Старуха неуловимо изменилась, став выше ростом. Волнистые волосы из седых превратились в просто светлые, лицо округлилось. Она, глядя по-прежнему сквозь него, спросила:
— Так как тебя зовут?
— А как зовут тебя? — спросил он, подбрасывая птицу в воздух. Сокол сорвался с руки и взмыл вверх, огибая поляну и делая оборот вокруг женщины. Лицо её исказилось, как от гнева.
— Меня всегда зовут Матильда. — И она протянула к нему руку:
— Говори! Кто ты?
Он почувствовал, как невидимые пальцы впились ему в горло. Отшатнулся, отдирая их по одному, и сокол, завершая круг по поляне, упал вниз, впиваясь когтями ей в волосы. Женщина закричала, пытаясь стряхнуть птицу, и принялась таять, превращаясь в клубок тумана.
Он сильно вздрогнул и проснулся. Тёплая тяжесть давила шею. Девушка, положившая руку ему на грудь, пошевелилась и приподнялась, глядя ему в лицо. Он увидел веснушки, рассыпанные по гладким белым щёчкам, встревоженные ясные серые глаза, медные пряди густых волос, упавшие на длинные золотистые ресницы.
— Ты кричал во сне, — сказала она.
— И что я кричал? — сипло спросил он, оглядывая палатку.
— Ты сказал — Матильда. Кто эта Матильда?
Он вздохнул, приходя в себя.
— Никто. Это просто сон.
Успокоившись, она провела пальчиком ему по щеке:
— Когда-то ты был красавчиком. Что с тобой случилось? Ты болел оспой? — и она повела кончиком пальца по его лицу, очертив неровный круг у виска и вокруг глаза.
— Нет. — Он уселся, принимаясь собирать свои вещи. Подобрал рубашку, встряхнул. — Это был выстрел в упор. Не повезло.
— Раз глаз цел, значит, повезло, — рассудительно ответила она, усаживаясь, и глядя, как он одевается.
Барон улыбнулся. Потрепал её по волосам. Она фыркнула, встряхиваясь.
— Приведи себя в порядок. Ты мне скоро понадобишься.
Она засмеялась.
— Как я должна выглядеть?
— Прекрасно.
Она шумно выдохнула, выпрямилась на стуле. Оттолкнула подставку с опасно покачнувшимся прозрачным шаром. Подняла руки, поднесла к глазам, распрямляя дрожащие пальцы. Глубоко вздохнула несколько раз, выравнивая дыхание. Повертела головой, отбрасывая назад вьющиеся волосы и расправляя уставшие от неподвижности плечи.
Потом неторопливо поднялась и прошла в дальний уголок, где у неё была небольшая плитка с керамическим чайничком. Открыла тщательно укрытый накануне чайник, достала такую же чашку, нагнула носик. Отметила про себя, что руки ещё дрожат, и часть отвара расплескалась по сторонам. Взяла чашку в ладони, поднесла к губам, и засмотрелась на бегущий по поверхности парок. Сказала негромко:
— Ну что же, зато теперь я знаю тебя в лицо.
— Как я выгляжу? — Его величество повертелся перед зеркалом в изящной раме, разглядывая новый наряд, пошитый по последней моде. Одобрительно кивнул в ответ на восхищённые уверения допущенных к одеванию придворных.
Сказал задумчиво:
— Конечно, королю полагается быть более величественным и суровым, чем модным. Но должен же кто-то подавать пример хорошего вкуса.
Пригладил кружева на шее. Посмотрел, и снова расправил, уложив только ему видными складочками. Наконец оторвался от созерцания своей особы, и посмотрел на молодого человека, примостившегося возле зеркала:
— Что ты там строишь мне глазки, любезный?
Мишель, розовея, вытянул из-за спины и показал красиво перевязанный ленточкой свиток плотной бумаги:
— Ваша речь, Ваше величество. — И скромно потупился, поморгав длинными ресницами.
— Какая ещё речь, — недовольно поморщился Филипп, малодушно надеясь, что сегодня эта чаша обойдёт его стороной.
Секретарь, стоящий поодаль — дальше он не смог протолкнуться сквозь подхалимов — вытянул шею и подал голос:
— Речь, которую Вы всемилостивейше поручили подготовить, Ваше величество. Речь для собрания в парламенте. Оно состоится сегодня, Вы велели напомнить, Ваше величество.
И с ненавистью взглянул на голубоглазого молодчика, так ловко втёршегося в доверие его господина. Он ни на мгновение не верил, что красавчик сам написал всё это.
Филипп мысленно застонал. Отогнал нелепую мысль, что, если кто-то написал речь, пусть бы он и шёл на эту экзекуцию.
— Хорошо, милейший.
И глубоко вздохнул:
— Тяжелы заботы о государстве, но необходимы.
— Да, и припиши ещё кое-что, — Гаррет, спохватившись, потёр лоб, собираясь с мыслями.
Секретарь терпеливо ждал. Письмо писалось уже довольно долго, а его господин всё никак не мог закончить, вспоминая и вспоминая новые слова для оставленной дома дорогой жены.
Гаррет вздохнул. Наконец сказал:
— Просто напиши, что я думаю о ней. И скучаю. Нет, это не пиши.
Фидо тщательно выписал последние буквы. Герцог наклонился, взял у него перо, и написал своё имя в конце густо исписанного листа.
— Отправишь тотчас же.
Секретарь склонил голову вслед уходящему господину. Перевёл взгляд на письмо. И, прежде чем сложить его, тихонько провёл рукой над изящно выписанным именем госпожи. Он знал, что это чувство невозможно. Более того, глупо и опасно. Но ничего не мог с этим поделать. Она была как змея, забравшаяся в постель и пригревшаяся на груди. Это была единственная женщина, для которой он ничего бы не пожалел, если бы только она бы захотела это принять. И он знал, что она никогда не захочет.
Он принялся неторопливо складывать листок, отгоняя от себя мысли об Эльвире. Подумал о визите нежданных гостей, к чему он привёл, и чему ещё может их привести. Вспомнил разговор с человеком, назвавшим себя братом хозяйки.
Они шли к комнате для гостей, где он уже велел слугам разместить маленькую свиту барона. Никого не было рядом, и он знал, что это место недоступно для досужих ушей. Барон Эверт, как его называли, молчал, глядя рассеянным взглядом перед собой, и ему пришлось начать самому.
— Вы говорили, что у вас есть сведения о моём брате Теренсе, — Фидо старался говорить деловым тоном, но голос предательски дрогнул.
Тот, очнувшись, взглянул на секретаря.
— Я обещал вам рассказать о нём. Расскажу, что знаю.
Фидо слушал, наклонив голову и глядя себе под ноги. Кое-что он знал сам, о многом догадывался. Но то, что услышал потом, потрясло его.
— Этого не может быть, — произнёс он, поднимая глаза и встретив взгляд собеседника. — Мой брат не мог предать своего господина Леонела. Он не мог помогать людям, желающим его смерти. Он никогда бы на это не пошёл.
— Я думаю, он был обманут, или сам обманулся, — мягко ответил барон. — Но он понял свою ошибку, хотя и слишком поздно.
— И решил исправить ценой своей жизни? — горько спросил секретарь.
Они помолчали.
Наконец Фидо сказал своим обычным сухим тоном:
— Окажите мне услугу, любезный господин барон. Назовите мне имя убийцы.
Тот вздохнул. Посмотрел искоса на собеседника.
— Эту услугу я вам оказать не могу. Если я сделаю это, мне придётся рассказать вам слишком многое из того, о чём я не хотел бы говорить. Это касается не только меня, но и других людей, которых мне не хотелось бы поставить в неловкое положение.
— Я мог бы в ответ рассказать вам кое-что, господин барон. Информацию за информацию.
— Я слушаю.
— Вам ведь интересно, кто были те четверо, что пытались напасть на вас?
Барон пренебрежительно махнул рукой.
— У меня много врагов.
— У вас может быть много недоброжелателей, но настоящий враг вам неизвестен. Могу сказать, что, не представляй вы сейчас интереса для моих господ и для меня лично, вы уже теперь были бы мертвы.
И, отвечая на быстрый взгляд, кивнул:
— Да. Мне поручили убить вас.
— Почему же я до сих пор жив?
Секретарь хмыкнул.
— Вспомните охранника тюрьмы маленького городка, где вы сидели не так давно? Кажется, он хотел вас прикончить? Рассказать вам ещё о некоторых вещах? Вы удивительно везучи, господин барон. Но сейчас ничто не мешает мне это сделать.
— Это моя любезная сестрица велела вам? Как мило с её стороны. Так по родственному.
— Госпожа герцогиня тут не причём, — немного поспешно ответил Фидо.
Тот усмехнулся, глядя на потолок.
— И что теперь? Вы продолжите свои попытки, мой дорогой Федерик?
— Это зависит от того, что вы ответите на заданный мной вопрос.
Барон остановился, и, глядя в глаза Фидо, сказал:
— Я не могу открыть вам всего, даже если от этого будет зависеть моя жизнь. Но вы можете не беспокоится об убийце своего брата. Он уже мёртв, и убил его я.
— Он мёртв? — глухо спросил тот. — Это точно?
— Я видел его мёртвым так близко, как вас сейчас. Я сделал это, защищаясь, но ваш брат давно отомщён.
Секретарь мгновение смотрел в глаза собеседника. На лбу его выступили капельки пота. Наконец, выдохнув, сказал:
— Я верю вам. Что же, могу ответить и на ваш вопрос. Я продолжал выполнять приказ избавиться от вас только потому, что никто не удосужился его отменить. Думаю, это просто забыли сделать. А я, в свою очередь, могу не торопиться с его исполнением.
— Ах, вот как? Вы исключительно любезны, милейший Федерик.
— Теперь я ваш должник. Но я могу и забыть о своих обязательствах, если вы решите причинить вред моей хозяйке.
— Причинить вред Эльвире? Мне это и в голову не приходило. Весь возможный вред она в состоянии причинить себе сама.
И добавил, глядя сочувственно в лицо молодого человека:
— Позвольте дать вам непрошеный совет, Федерик. Не теряйте голову из-за моей сестры. Она этого никогда не оценит.
— Я не нуждаюсь в ваших советах, господин барон, — ответил секретарь, поворачиваясь и указывая рукой:
— Вот дверь вашей комнаты.
Фидо сложил письмо. Аккуратно запечатал, взвесил в руке. И тихо сказал, отвечая невидимому собеседнику:
— Ваш совет запоздал. Я уже её потерял.
Глава 14.
Он посмотрел почтительно на мерцающий в свете толстых цветных свечей шар. Откинулся на опасно покачнувшемся стуле и спросил:
— Дорогая Матильда, правильно ли я вас понял? Мои дела идут блестяще?
Потомственная ведьма медленно подняла на него взгляд, оторвавшись от разложенных вокруг шара предметов. Поправила прядь упавших со лба волос, слегка сдвинув на тёмной скатерти причудливо изогнутый хвост засушенной ящерки.
— Именно так я вижу. — Она пожала плечами. — Вокруг тебя стоит блеск. Он горит, как пламя. Это может быть признаком великой славы.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |