Диссертация доктора Майзена

— А разве вы меня искали? — повела плечами Виктория и недоумённо нахмурилась, делая вид, что не поняла слов адвоката.

— Это не важно, — Роланд улыбнулся. — Главное, что уже нашёл.

Договорившись о встрече, он проводил её до выхода на улицу.

Вечером, когда Роланд сидел в ресторане и пил розовое шампанское со смеющейся красавицей, у него зазвонил телефон. Снова абонент был неизвестен.

— Слушаю, — ответил адвокат.

— Я предлагаю вам защиту Давида Михайлова, — услышал он. — Условия те же.

Роланд, широко открыв глаза, посмотрел на Викторию. Та удивилась и немного встревожилась.

— Перезвоните попозже, минут через двадцать, — адвокат прервал разговор. — Чудеса какие-то происходят.

Любопытная колдунья сразу же поинтересовалась, что произошло?

— Понимаешь, солнышко, — он машинально повертел в руках бокал. Огляделся и наклонился к Виктории поближе. — Странное дело, — Роланд вздохнул, пытаясь собрать мысли. И как любой мужчина, желающий угодить любимой, тут же утолил её любопытство. — Мне очень хорошо заплатили за работу с Шулюпиным. А сейчас предлагают такие же деньги, если я возьмусь защищать Михайлова.

— Здесь что-то не так, — задумалась Виктория. — Очень странное дело. Надо бы отказаться от него. Но мне очень хочется узнать, кто всё-таки убил Элизу. Давай, берись. Надо всё точно выяснить.

— Хорошо, — кивнул Роланд. — Тогда я соглашаюсь. Сейчас моя задача убедить Михайлова отказаться от данных им показаний и развалить дело. Так?

— Не совсем, — Виктория покачала указательным пальчиком. — Нужно узнать, кто убийца. Но если для этого придётся развалить дело, тогда конечно, так и делай.

Незнакомец отзвонился точно через двадцать минут и услышав согласие, дал отбой. А Роланд с Викторией, закончив приятный ужин, вызвали такси и отправились домой к адвокату, продолжать праздновать своё знакомство.

Освобождённый Никодим Шулюпин поплёлся домой, ничего не понимая. Он так страдал, так мучился, переживал своё нечаянное преступление. За неделю заточения он пропитался горечью изнеможённой совести, отвратительными запахами камеры и всё оказалось зря. Признавшись в убийстве, Никодим почувствовал себя героем. Он смог поступить так, как должно, в соответствии с моральными убеждениями общества. Он отверг соблазн обмана, предложенный ему адвокатом. Взял на себя вину за смерть любимой. Никодим был героем! И вдруг оказалось, что он ничего не делал. Он даже обиделся и невзлюбил того, кого арестовали вместо него. Как же так! Мученик Шулюпин готовился взойти на Голгофу, предусмотренную уголовным кодексом, и всю оставшуюся жизнь нести, ссутулясь, крест человекоубийства и признания в нём. А тут! Его вызвали в допросный кабинет, где уже ожидал тот самый коварный адвокат, хотевший лишить его подвига, спросили, есть или нет жалобы и дали подписать какие-то бумаги. Потом велели идти домой. Никодим ощущал себя дураком, над которым кто-то посмеялся. После таких высот самопожертвования, откровенности, после всех глубочайших переживаний его выставили на улицу, и видимо, сразу позабыли.

С душой, пропитанной горечью несправедливости и обид на полицию, он направился в общежитие педакадемии.

— Хоть в душ схожу наконец-то, — подумал он. — Помоюсь по-людски.

Его место в камере занял Давид Михайлов. Лежавшие на нарах Эльдар с Косариком не обращали на него никакого внимания. С утра их тщательно проинструктировал Томут, чтобы они хорошенько поработали с этим фраером.

Пока Давида не было, агенты посплетничали о качестве работы оперативников.

— Что творят менты, что творят, — вздыхал Эльдар. — Одного развалили, на блюдечке им принесли, не понравился, сейчас второго надо обработать.

— Да уж, — поддакнул Косарик. — Зажрались совсем. А, кстати, ты в отпуск куда собираешься?

— Не знаю ещё, — Эльдар попил чаю из кружки. — Если премию дадут, в Хургаду махну с подругой. А ты куда собрался?

— Я в деревню поеду, там надо изгородь поправить, крышу на сарайке заменить.

Они ещё немного болтали, нисколько не напрягаясь в отношении предстоящей работы с Давидом. Влезать в чужие души, разворачивать их так, как требовали оперативники, доводить у разрабатываемых эмоции до предела, становиться их внешне искренними, а по сути абсолютно равнодушными друзьями. Всё это было привычной многолетней и даже рутинной работой.

Когда в камеру завели Давида, они не обратили на него внимания, успеется ещё, насмотрятся. А он тоже проигнорировал их. Молча прошёл к нарам, сел и опёрся спиной на неровную бетонную стенку.

— Неужели это я убил? — думал брат несчастного эксперта. — Но это невозможно. А зачем тогда я признался? Испугался? А может быть, я и есть убийца? Я же мог это совершить!

Давид, склонный к умозаключениям и логическим построениям, начал не торопясь размышлять о произошедших с ним событиях. Легко поддающийся согласию с мнением людей с более сильной, чем у него, волей, он приступил к своему самому любимому занятию — самоанализу своих поступков. Абсолютно уверенный в невиновности, Давид пытался понять логику действий оперативников. Все имеющиеся факты свидетельствовали против него. И его короткая дружба с Элизой, и их ссора, и её навязчивость...

— Вот, вот, именно навязчивость, — нашёл он первую точку в своём умственном резюме. — Такое поведение раздражает всех. И точно, я был зол на Элизу за это, и всячески желал ей неприятностей.

А для чего он так желал? Чтобы исчез источник раздражения. Без этой девушки Давид чувствовал себя гораздо лучше. Получается, что эмоциональный мотив у него был, настрой на её исчезновение. И ведь он остался равнодушен к смерти девушки, хотя нет, какое-то облегчение ощущалось после известия о гибели Элизы.

— Получается, я рад этому, — Давид обхватил себя руками. — Это хорошо или плохо?

Он вдруг осознал, что доволен. Где-то в глубине эмоций, страхов, переживаний он учуял облегчение. Проблемы, которые возникали у него от общения с девушкой, больше не будут появляться. И это ужасно.

— Нельзя радоваться гибели человека, — думалось Давиду. — Так только уроды могут себя вести. Но, с другой стороны, почему нет грусти, а есть расслабление? Может, поэтому я и здесь? Наверное, я виновен. Виновен в смерти Элизы. Не напрямую, но всё же.

Он расслабился, руки сползли на бёдра, голова качнулась вперёд, подбородок упёрся в грудь. Внезапно его замутило, в горле появился комок. Давид поднял голову, глаза широко раскрылись, он обвёл глазами камеру, увидел унитаз и рванулся к нему.

Потом Давид умылся в раковине, прополоскал рот и медленно вернулся обратно, на нары. Эльдар и Косарик молча курили и наблюдали за ним.

— Так точно, — докладывал по телефону генерал Алданцев. — Исследования доктора Майзена идут отлично. Вскоре он намерен окончить изучение "заменщиков" и приступить к составлению рекомендаций.

Выслушав ответ собеседника, он поинтересовался, как дела в министерстве, не намечаются ли там кадровые перестановки.

— Намечаются, намечаются, — засмеялись в трубке. — Думаю, до конца года многое решится. Не переживай.

— Спасибо, — услышав короткие гудки, Алданцев отключил телефон.

Генерал побарабанил пальцами по столу, очень довольный собой. Придвинул стопку бумаг, всяких входящих документов, рапортов, докладных, актов и принялся накладывать на них в верхнем левом углу свои резолюции.

Настроение у Алданцева было прекрасным. Раскрываемость преступлений достигла самых лучших показателей за последние пять лет, убийство девушки, о котором вопили в социальных сетях, раскрыто, к Новому Году он будет в министерстве. Всё в жизни складывалось отлично.

Очередь дошла до рапорта Примака. Имя и фамилия брата несчастного эксперта показались генералу знакомыми. Он задумался, припоминая.

— Давид, Давид, — подняв взгляд от стола, Алданцев прищурился. — Что-то недавно было с этим связано.

Как всякий опытный чиночник, прошедший не одну схватку в своей карьере, и разрешивший немало проблем, он имел хорошую память. Просидев так минут пять, генерал так и не вспомнил, где на его служебном пути попадался этот Давид Михайлов.

Но, что он с ним знаком, было несомненно. Решив подумать об этом после, Алданцев принялся разбираться с прочими документами, отложив рапорт Примака в сторону.

Закончив свой ежедневный труд, он открыл свой ежедневник. Так, совещаний сегодня нет, только завтра, у губернатора про безопасность дорожного движения, и всё. Да, и всё. Сегодня он свободен. Так, надо съездить к стоматологу, потом к директору гимназии, где учится внучка. И ещё. Жена велела привезти спаржу. Алданцев никогда не ел раньше этот продукт, и почему-то считал, что это рыба. Оказалось, что вовсе не рыба. Об этом он узнал сегодня, заглянув в интернет после поручения от жены. Выяснив, что такое спаржа, у генерала пропал аппетит. Такое же разочарование он испытал много лет назад, когда попробовал анчоусы, бывшие для него до этого символом дольче вита. Вместо прекрасных огромных сочных кусков чего-то прекрасного на вкус Алданцев увидел обычную тюльку.

Он засмеялся, припомнив, как разглядывал мелких рыбёшек в открытой банке. Потом резко вздохнул, выдохнул, переключая внимание на сегодняшние заботы, поднялся и переоделся в штатский костюм. Нажал кнопку на пульте связи, вызывая секретаршу.

Когда та зашла, велел забрать документы и сказал, что сегодня его не будет, но для экстренных дел он на связи.

— Вас Примак дожидается, — доложила секретарша, складывая бумаги в папку. — Что-то срочное у него.

— Пусть зайдёт, — распорядился Алданцев.

Начальник уголовного розыска сообщил, что дело по убийству Элизы Босуорт можно направлять прокурору для подготовки к суду.

— Ну это ясно, — генерал не садился, намекая, что торопится.

Примак, соблюдая правила чиновничьих игр, зашёл действительно не для того, чтобы доложить об очевидных делах. Сообщением о них он продемонстрировал, что для него на первом месте интересы службы. На самом деле целью визита к генералу был рапорт о поощрении сотрудников уголовного розыска за успешное и быстрое раскрытие убийства. Его начальник уголовного розыска и положил на стол.

— Ну что же, — Алданцев пробежался по списку оперативников. — Как прокурор утвердит обвинение и выйдет в процесс, сразу и подпишу. Кстати, как там этот Давид Михайлов? Раскаялся?

— Как дал показания, так и молчит, — Примак пожал плечами. — Вчера вывозили на место преступления. Всё показал, как было. Заранее договорился с Босуорт о встрече на берегу. Спрятался за деревьями и когда Шулюпин, ну этот, в перчатках, упал на землю, поднял кинжал и зарезал девушку.

— А где он сейчас? — поинтересовался Алданцев, выходя из-за стола.

— Под нами, на втором этаже управления, — Примак ткнул пальцем в пол. — В лаборатории его обрабатывают, биоматериалы решили повторно взять, чтобы доказательства попрочнее были.

— А ну-ка, давай зайдём туда, — генерал быстро принял решение разрешить загадку Давида. Может, когда увидит, сразу вспомнит.

И память не подвела Алданцева.

Едва увидев сидевшего в углу лаборатории молодого парня со скованными наручниками руками, он сразу признал его. Давид Михайлов был приятелем его младшего сына, студента, и когда убили Элизу Босуорт, находился на его, генеральской даче. Отмечали там день рождения всё того же младшего сына. Участвовать в преступлении Давид не мог, так как до места убийства было не меньше пятидесяти километров от дачи. А он с приятелями сына был в гостях с утра субботы до вечера воскресенья. Всё это мгновенно мелькнуло в голове Алданцева.

— Здравствуйте, Иван Кузьмич, — улыбнулся Давид, оглянувшись на вошедших. — Скажите им, что я не убивал, а то мне не верят.