Первым наверх залезли два матроса, третим пошёл Володя, четвёртым я. Не знаю, что мы думали там увидеть — трупы, разрушения... Вместо этого, к палубе корабля были приторочены ящики — и ни души. На капитанском мостике также никого не было, равно как и у орудий. И мы спустились вниз.

Всего описывать не буду, но там было и оружие (американское, понятно, в основном карабины М-1, пулемёты, лёгкие орудия, миномёты, и боеприпасы к ним), и ящики еды и питья (парочку мы открыли, увидели тушёнку разных типов, овсяные хлопья, и — да — пиво Schlitz, которое в моё время было дешёвой гадостью). Была и мастерская, в которой было несколько станков и немалое количество заготовок, гвоздей, гаек, болтов, и запчастей.

Но вот самым интересным было не это. У одной из стен сиротливо стоял одинокий танк М-4 Шерман — его узнать было несложно, два точно таких же стоят в качестве памятников на одной из казарм в Штутгарте. Рядом с ним — что-то гусеничное, которое, к моему вящему стыду, смог идентифицировать не я, а один из матросов, Лёня Исаев, который был фанатом техники времён войны. Это оказался LVT, грузовик-амфибия на гусеницах.

А перед ним стояли шестиколёсные грузовички, которые были мне очень даже знакомы. В Бостоне и Вашингтоне предлагаются — или предлагались в моё время — Duck Tours, поездки на грузовиках-амфибиях по городу с заходом в реку и пересечением таковой. Так вот, эти "утки" получили своё название по коду изделия, DUKW. И пять таких "уток", только с установленными на них пулемётами, дополняли наш новонайденный автопарк. Последним же был одинокий джип марки Виллис MB.

Володя вдруг выпалил:

— Ну ни

* * *

себе. Прямо-таки пещера Аладдина!

Второй корабль, USS Sheepscott, оказался танкером, причем, судя по стрелочке в рубке, забитым под завязку. Там же лежал судовой журнал, в котором было указано, что было залито 1150 тонн дизельного топлива, 30 тонн бензина, и в отдельный отсек 50 тонн пресной воды.

И наконец, последний корабль, самый большой, поразил нас в первую очередь своим названием — U. S. S. R. Victory, на носу которого красовался номер V3. Это был трамп, под завязку забитый всякой всячиной — в том числе и стройматериалы, и кое-какой инвентарь, и маленький экскаватор, и бульдозер, и пара тракторов, и военное имущество — форма, личное оружие, боеприпасы, палатки, спальные мешки...

А еще на нем были холодильники с мясом, зерно, крупы и даже свежие фрукты, плюс ящики кока-колы (от чего я бы с удовольствием отказался), пива, а также какое-то количество вина, шампанского и виски... И — да — куча лекарств, понятно, что не современных, но если учесть, что наших было не так много, мы им очень обрадовались. Там же мы нашли и коробки с пакетиками семян.

А на палубе был оборудован небольшой загончик с овцами, свиньями и курами.

— Для офицерской столовой, — уверенно сказал Володя. — Они-то не захотят тушёнку жрать.

Мы ещё раз обошли каюты офицеров, и вдруг услышали стон из одной из них.

2. Кто старше?

Дверь была не заперта. В крохотной каюте горел свет. На железном полу лежал человек в форме лейтенанта американских военно-морских сил (у них это звание примерно соответствует российскому капитан-лейтенанту). На лбу виднелась огромная шишка; похоже, в момент перехода корабль накренился, и обитатель этой каюты упал и ударился головой.

На полу валялась металлическая тарелка, судя по всему, упавшая со стола. Я вспомнил, что в коридоре мы прошли мимо двери с табличкой "OFFICERS' LATRINE" (туалет для офицеров). Я побежал туда, набрал холодной воды из умывальника, после чего мы перевернули незадачливого офицера на спину. Мельком обратив внимание на то, что он мне смутно кого-то напоминает, я вылил воду ему на голову.

Тот застонал. Я схватил лежащее рядом полотенце, побежал обратно в туалет, намочил его, вернулся и положил мокрое полотенце ему на лоб.

Через несколько секунд, тот открыл глаза. Сначала, похоже, он не мог их сфокусировать, потом его взгляд стал осмысленным, и он вдруг сказал:

— Лейтенант Айвен Алексеев, флот Соединённых Штатов Америки.

Володя, на сносном английском, ответил:

— Капитан Владимир Романенко, лейтенант Алексей Алексеев.

Тот вдруг перешёл на русский:

— Господа, вы откуда? И что произошло?

В ответ я помог ему встать и посмотреть через иллюминатор.

— Где мы? Это похоже на Калифорнию, а не на южные моря...

Я ответил по английски.

— Это и есть Калифорния. Только Калифорния тысяча пятьсот девяносто девятого года.

Тот покрутил головой.

— Нет, это не галлюцинации. Господа, можно выйти на палубу?

И мы вышли. Лейтенант смотрел по сторонам.

— Точно, вон там должен быть Сан-Франциско; именно оттуда я уходил на войну. Но где сам город? Господа, неужто это и вправду так?

— Да. Кстати, не вы ли Иван Александрович Алексеев, брат Михаила Александровича, с Upper West Side в Манхеттене?

— Да. А откуда вы знаете?

— Видите ли, Михаил Александрович — мой дедушка Миша.

— Ваш дедушка?

— Да, я родился в тысяча девятьсот шестьдесят шестом. А вашу фотографию я видел у дедушки — она там висит перед камином. Вы на фоне Золотых ворот.

— Это фото я сделал и послал родителям и невесте. А третий экземпляр здесь, у меня в каюте.

— Невесте — это Ариадне Ивановне?

— Да, а откуда вы её знаете?

— Она прождала вас три года, ведь было сказано, что вы пропали без вести, а потом всё-таки вышла замуж за моего деда, вашего младшего брата. Так что она ещё и моя бабушка.

— Да, дела... Даже не знаю, как к вам обращаться... Я вас, с одной стороны, на сорок семь лет старше, а с другой, мне только двадцать пять, а вам?

— Двадцать шесть. Но по чину вы старше — я лейтенант сухопутный, да и то уже в запасе.

— Ну тогда, внучок, как старший по званию и по году рождения предлагаю перейти на "ты".

На что вмешался Володя:

— Ну и со мной тогда на ты.

Что и скрепили рукопожатием, после чего Иван сказал:

— Володя, раз той страны, которой я приносил присягу, больше — или ещё — нет, могу ли я служить Русской Америке?

— Конечно, мы на это и рассчитываем.

— Ведь мы всю жизнь росли в надежде когда-нибудь принести пользу России, которая для нас всегда была Родиной, даже для тех из нас, кто никогда там не был. Вот как я, например; служба на USSR Victory, хоть меня туда и случайно направили, понравилась мне уже из-за названия корабля. А я, смею надеяться, смогу быть полезным. По специальности я инженер-машиностроитель, вот даже магистра получил и работал над докторской, когда началась война и я пошёл в школу флотских офицеров. Могу управлять любым из тех кораблей, которые вы здесь видите. Могу чинить их машины. Могу ещё много чего — ведь нас, инженеров, учили и статике, и строительству, и электрике, и ещё много чему...

Володя в ответ лишь обнял его, посмотрел на него и сказал:

— Что-то боюсь я с тобой спускаться на шлюпку в таком твоём состоянии. Я пока смотаюсь за врачом, а вы посидите тут вдвоём...

Ваня спросил недоумённо:

— Смотаюсь?

— Сленг для "схожу". Для меня тоже было вначале непонятно.

— Расскажи про семью и про себя.

Я ему обрисовал вкратце жизненный путь дедушки с бабушкой, родителей, и мой собственный, после чего сказал:

— Подробности я тебе лучше в другой раз расскажу.

— Хорошо, только один вопрос. Чем закончилась война?

— В Европе — поднятием советского флага на берлинский Рейхстаг первого мая сорок пятого. В Азии — победой над Японии в августе того же года; мирный договор подписан второго сентября того же года.

— Расскажешь потом поподробнее, ладно?

— С удовольствием. А ещё лучше, пусть Володя расскажет. Он о войне знает практически всё.

Тут на палубу поднялись Андрей, врач с "Астрахани", и Володя. Осмотрев Ваню, он сказал:

— Знаете, лучше я вас заберу к себе на "Астрахань", отдохнёте денёк, а потом я вас сдам с рук в руки вашему родственнику.

По дороге домой я задумался. Меня очень уже заинтересовал такой вопрос: ни мы, ни "астраханцы", ни даже выжившие при потоплении "Армении" при перемещении никого не потеряли, а вот из моих бывших соотечественников сюда переместился только лишь Ваня, который тоже русский и православный. Когда я вечером озвучил это отцу Николаю, тот подумал и сказал:

— Похоже, на то воля Господня — решать, кто должен был здесь оказаться, а кто нет. Только не понятно, кому от это легче — тем, кто остался в своём времени, или тем, которым предстоит построить здесь новый мир. И нам нужно быть достойными того подвига, который Господь на нас возложил.

4. Зона низкого давления.

Климат в Сан-Францисском, тьфу ты, Русском заливе, весьма нестабилен. Город очень часто навещают туманы, причём очень часто бывает так, что едешь по улице, солнечно, двадцать пять градусов цельсия, и вдруг за пятиметровым пригорком густой туман и двенадцать. Особенно часто туман приходит на Золотые ворота и на всю зону вдоль Тихого океана. А вот в восточной части Залива туманы бывают реже.

Но иногда туман сдувает дальше, и может быть и так, что Золотые ворота — в лучах яркого солнца, а вот остров Ангелов, а ныне Русский остров — в тумане и под дождём. А может, и Лиличик, и Залив Елизаветы, и другие части Залива.

Именно это, похоже, и произошло на это утро. Ведь в конце шестнадцатого века порох и ядра были не так уж и дёшевы, чтобы бездумно палить в по площадям, тем более, эффективность такой стрельбы практически нулевая.

"Астрахани" было приказано готовиться к срочному выходу — радар мог видеть наземные цели, и некоторые подводные камни и мели были известны, но всё равно нам не улыбалось потерять единственный наш патрульный корабль. Вскоре туман сдуло, и стал виден северный берег — но Форт-Россовский полуостров и даже Пеликаний остров всё ещё были покрыты сплошной серой пеленой.

Тем не менее, "Астрахань" подошла к "Форт-Россу", и мы с Володей переправились на её борт, после чего подошли как можно быстрее к кромке тумана. И как только видимость стала не нулевой, пошли дальше.

И вот наконец мы увидели Форт-Россовский берег, там, где нас не так давно обстреляли мивоки. Только деревня теперь пылала, а перед ней стоял корабль под белыми флагами с красным крестом. Я посмотрел в бинокль и увидел, как за одними фигурками бегут другие; какие-то, судя по всему, белые люди охотились на мивоков.

"Астрахань" же мчалась к кораблю, когда оттуда вдруг послышался пушечный залп. Судя по всему, мы всё ещё были вне досягаемости их орудий, и ядра упали в воду где-то в двухстах метрах от нас, подняв высокие фонтаны воды.

То, что произошло после этого, иначе как избиением младенцев назвать было нельзя. Две пулемётных очереди разворотили заднюю настройку корабля, после чего огонь с него попросту прекратился. Кто-то копошился у носовой пушки, но ещё одна короткая очередь и, похоже, желающих сражаться на том корабле просто не осталось.

Тем временем, "Астрахань" летела дальше к берегу, где англичане (судя по флагу, это были они) уже бежали к своим шлюпкам. От "Астрахани" отделился катер, летевший к берегу, и другой, в направлении корабля, чьё название было нам неизвестно — разворотив кормовую надстройку, мы уничтожили и надпись.

Несколько пулемётных очередей по скоплению пиратов на берегу — и немногие выжившие попытались убежать подальше, в деревню. Вокруг валялись мёртвые мивоки — мужчины, женщины, дети... Похоже, живых мивоков оставалось весьма мало, и они, к счастью, воспользовавшись замешательством, покинули поле битвы — или, точнее, поле резни. Катер выскочил на пляж, с него посыпались морпехи, и через десять минут всё было покончено — без единого убитого или раненого с нашей стороны.

Живых пиратов на берегу нашли лишь троих — причём все были ранены. На всякий случай проверили все тела, вдруг кто-нибудь притворялся мёртвым, но таких не было. На корабле же нашли всего одного выжившего — из двенадцать человек, десять из которых были в кормовой надстройке, двое в носовой. Выживший оказался капитаном корабля, и он попытался даже качать права, утверждая, что имеет корсарский патент и волен воевать со всеми, кто не является подданным британской короны.

Впрочем, осознав, что именно произошло, он поменял тон и рассказал, как они здесь оказались. Они недавно взяли один из испанских галеонов, и капитан галеона рассказал им, что, по слухам, у индейцев Залива много золота. Вчера они уничтожили деревню двадцатью милями южнее, но золота не нашли. Сегодня они зашли в залив, увидели индейскую деревню, и обстреляли её, после чего высадились, подожгли всё, что могли, и радостно гонялись за индейцами. У многих мужчин и правда были золотые браслеты, у многих женщин — золотые ожерелья, поэтому они собирались перебить всех, собрать золото, после чего пойти дальше по заливу, где, без сомнения, были ещё индейские деревни.

Индейцев из ста шестидесяти оставалось мало — восемь женщин, почти все раненые, и трое детей — две девочки и один мальчик. Мы не взяли с собой Сару, так что мне пришлось объясняться с ними самому. Вряд ли они что-либо поняли, но нас они уже не боялись, хотя, когда Андрей Дерюгин начал их перевязывать, до того мажа их йодом, они сначала кричали. Впрочем, увидев, что мы не желаем им зла, быстро успокоились.

Англичан пока заперли в одном из помещений "Астрахани" — хотя, вероятно, жизнь их будет весьма непродолжительной. Выживших индейцев доставили в лазарет "Астрахани", где единственным пациентом — впрочем, требовавшим немедленной выписки — был Ваня. А вот "Золотое Руно" решили по возможности восстановить; волнения не было, и ему не грозило затопление. Его привязали канатом к "Астрахани" и доставили его в Бухту Елизаветы.

Пока мы туда шли, мы с Володей и Лёней Антоновым осмотрели "Руно". В трюме было большое количество испанских серебряных слитков, сундуки с шёлком, брёвна ценных пород дерева, мешки с рисом (что было малоинтересно), а также с чаем и с пряностями (за что наши повара, думаю, скажут спасибо). Похоже, пираты ограбили пару-тройку испанских галеонов, как тех, которые уходили в Манилу (с серебром), так и тех, которые оттуда возвращались (шёлк, чай, пряности, дерево). Похоже, корабль был забит под завязку, и зачем им понадобилось ещё и индейское золото, ума не приложу. Впрочем, есть древняя история про репортёра, который спросил у Джона Рокфеллера, "Мистер Рокфеллер, а сколько денег, по вашему, достаточно"? Тот подумал и сказал: "Немного побольше, чем у тебя есть, сынок."

В кубрике мы не нашли ничего интересного — вонючие гамаки, какие-то тряпки, пара ненужных нам мушкетов и сабель; в пороховом погребе тоже — а то, что осталось от пушек, могло пойти разве что на переплавку. Но вот каюты капитана и других офицеров оказались поинтереснее — там мы нашли и золото, и кое-какие драгоценности, и карты и другой инвентарь, которые, конечно, нам были не особенно-то и нужны, тем более, точности у них было маловато, но было интересно сравнить их с нашими, да и кое-какие обозначения на них — испанские населённые пункты, индейские деревни, да и карты Карибского бассейна, побережья будущих Бразилии и Аргентины, Европы тоже заслуживали внимания. А судовой журнал мы взяли для дальнейшего исследования.