Хроники ицкаронской Стражи. Дело о подсвечниках Расты

Банни снова растерянно сморгнула, и стала похожа на маленькую девочку, которая внезапно обнаружила себя в толпе посреди ярмарочной площади. Девочку, чьи родители только что были рядом, а теперь куда-то делись.

— Да, — сказал Эрик, внимательно наблюдая за паникой, которая нарисовалась на лице девушки, — если хочешь знать, то у меня были планы на эту ночь. Я, может быть, хотел, чтобы ты пришла сюда, мы бы немного посидели на кухне, а я бы накормил тебя ужином. Ты же с дежурства, наверняка проголодалась, а у меня в сохранителе два горшочка жаркого, их только разогреть в магопечи. Потом мы бы выпили немного вина, а может быть не вина, а чая... поговорили бы о чем-нибудь... о чем угодно... А потом... мы бы целовались, и, если бы ты была не против...

Он осекся на полуслове, видя, как Банни покраснела, и, чувствуя, как краснеет сам.

— Я просто думал, что ты тоже... Хочешь...

Фраза получилась откровенно не слишком удачной. Банни покраснела еще больше, да и сам Эрик понял, что говорит что-то уж совсем не то. Потому, чтобы выправить ситуацию, он решил сказать самое главное:

— Да не в этом дело! Дело в том, что я тебя люблю, и хочу, чтобы мы были всегда вместе! Вот!

Сказав то, что собирался сказать, а, может быть, несколько даже больше того, что собирался, Эрик замолчал, ожидая реакции девушки. Нельзя сказать, что реакции не последовало, напротив, на лице у Банни разыгралась целая буря эмоций. Эрик, который был неплохим физиономистом, легко прочитал растерянность, легкую панику, что-то похожее на досаду и даже нечто, напоминающее страх. Планируя сегодняшний вечер, Эрик и представить себе не мог таких выражений на лице подруги. Он, конечно, подозревал, что будет непросто, однако ему и в голову не приходило, что его слова могут привести к такому эффекту.

Эрик был человеком, весьма уверенным в себе, как и большинство молодых магов. На этой самоуверенности, как на фундаменте, по большей части, и была построена его личность. Он привык к тому, что стоит ему чего-то по-настоящему захотеть, как тут же обнаруживался и способ, которым можно было получить желаемое. Не то чтобы он никогда не испытывал неудач, но когда такое случалось, это служило не поводом для самотерзаний и рефлексии, а приводило к быстрой и трезвой переоценке цели и способа ее достижения. После этого, либо следовала другая попытка, лучше подготовленная и, как правило, с иными средствами, либо, если Эрик приходил к выводу, что цель не стоит таких усилий, к отказу от нее. Однако в этот раз все было несколько иначе. Отказываться от Банни Эрик не хотел категорически, эта девушка занимала довольно много места в его жизни, особенно, когда речь заходила не о настоящем, а о планах на будущее.

Они встречались уже более двух лет, но их отношения оставались пока скорее дружескими и платоническими, чему сильно удивился бы сержант Уиллис, узнай он об этом. По большому счету, дело ограничивалось лишь ночными прогулками при луне и без оной, когда под пение ночных птиц неторопливо течет беседа о тысяче различных пустяков, когда ладонь трепетно сжимает ладошку, а поцелуи так сладки. Дальше поцелуев дело не заходило; чувствуя друг к другу влечение и взаимный интерес, Эрик и Банни по молчаливому уговору не торопили события, тем более, что встречаться им приходилось гораздо реже, чем они оба того желали. Виной этому был строгий режим МКИ, в котором Эрик обучался. Порядки в Корпусе царили вполне военные: студентам разрешалось покидать территорию только с ведома и разрешения коменданта Лонгвиля. Тот, хотя и с некоторым пониманием и сочувствием относился к желанию своих подопечных сходить на танцы с хорошенькой барышней, тем не менее, строго выполнял приказы ректора, слывшего откровенным женоненавистником и считавшего любые контакты студентов с противоположным полом крайне вредными для образовательного процесса. По сути, каждая встреча с Банни грозила Эрику исключением из МКИ — комендант частенько устраивал облавы на самовольщиков, и не его вина, что Эрик так ему ни разу с поличным и не попался.

Впрочем, риск придавал их отношениям дополнительный элемент романтичности и повышал цену их встречам. Это оказалось весьма кстати, когда Эрик сел писать диплом — и без того нечастые встречи стали еще более редки: все время Эрика было заполнено чтением магических фолиантов в библиотеке, консультациями со старшими магами, опасными экспериментами на полигоне МКИ и непосредственно написанием диплома. Личной жизнью Эрик занимался по остаточному принципу, урывая на встречи с Банни буквально по нескольку часов в неделю. Вначале это не слишком радовало молодого мага, но привычка находить положительные стороны в любой ситуации сыграла здесь свою роль. Эрик решил, что такое неспешное развитие отношений дает им возможность разобраться, как следует, в своих чувствах, и, зная некоторую старомодность подруги в вопросах, связанных с взаимоотношениями парня и девушки, надеялся, что к тому моменту, когда он освободиться от учебы и диплома, Банни уже точно будет знать, что к нему испытывает. Что касается его собственных чувств, то в них он был уверен.

Теперь, когда диплом боевого мага лежал у родителей Эрика в особой шкатулке, хранящей всякие памятные мелочи, связанные с сыном, когда прошло достаточно времени, чтобы его и Банни отношения можно было назвать зрелыми, ничего не мешало им перейти на качественно более высокий уровень. Эрик желал этого перехода, надеясь, что того же желает и Банни. Однако сейчас, когда дошло непосредственно до объяснений, реакция Банни заставила Эрика запаниковать. Ему вдруг пришло в голову, что Банни может вовсе не желать менять что-то в том устоявшемся порядке вещей, который сложился за последний год. Ему вдруг подумалось, что она и не любит его вовсе, а все эти встречи, эти поцелуи, эти прогулки и беседы — просто способ приятно провести время, способ борьбы со скукой. Неужели он ошибался, и теперь пришло время узнать об этом?

Молчание становилось мучительным. Теперь Эрику хотелось услышать ответ, причем ответ любой, чтобы это молчание прекратилось, чтобы это положение, в котором он оказался, разрешилось тем или иным образом. Что угодно, лишь бы не сжигать себя этой проклятой неуверенностью. Он даже не сразу понял, что вопрос, на который он так жаждал получить ответ, он так и не задал. А когда понял — попытался было исправить положение, однако сформулировать этот вопрос у него совершенно не получалось. Ему хотелось спросить слишком много, а слов у него было для этого мало, совсем мало.

— Нет? — наконец выдавил он из себя.

Это короткое слово, которое он едва смог произнести, показалось ему самому похожим на карканье ворона. Но и его хватило, чтобы разрушить затянувшееся молчание, которое, к слову сказать, и тянулось-то от силы секунд десять. Во взгляде Банни снова что-то поменялось. Она еще раз сморгнула, затем глубоко вздохнула. Очень глубоко вздохнула.

— Эрик, ты знаешь, — заговорила она, — ты замечательный. Правда. И с тобой мне очень хорошо. Правда-правда. Я... я тебя тоже люблю. Но, наверное, у нас с тобой ничего не получится. Не знаю...

— Почему не получится? — спросил Эрик хриплым шепотом.

Кажется, события начинали развиваться именно по тому сценарию, который он успел себе нарисовать за эти краткие мгновения. То есть по сценарию, который ему совершенно не нравился.

— Не сердись. Но ведь это все у тебя не насовсем. И эта работа, и эта квартира, и я. Вся эта жизнь. Ты же отработаешь за учебу и уедешь в Суран, поступишь в гвардию. Ты уедешь, а я останусь. И все у тебя там будет другое. А мне потом как? Лучше пускай ничего не будет, чем так. Я не хочу временно. Понимаешь? Поэтому и не получится.

Эрик тряхнул головой, как человек, который только что выбрался из реки и теперь пытается избавиться от воды в ушах. С волос у него посыпались яркие искры, которые, впрочем, не долетев до пола, погасли.

— Значит, не насовсем? — спросил он зло. — Значит, не получится?

Он вдруг схватил девушку за руку и потащил через гостиную в длинный коридор, который вел в другие комнаты его квартиры.

— Смотри, — заговорил он горячо, указывая на одну из дверей. — Вот тут — кабинет. А вот тут — спальня. А вот тут — знаешь, что за комната? Это детская, чтоб ты знала. Будет. Как ты думаешь, зачем это мне все одному, а? Зачем мне одному вся эта квартира, в которой заблудиться можно? Знаешь? А я скажу! Не нужна она мне одному! Никакого в ней смысла нет. Слишком дорогая, слишком большая для меня одного, особенно если на несколько лет всего. Я вообще привык к общаге, меня и комната у родителей бы устроила. А знаешь, почему я ее все-таки снял? Потому что думал, что мы тут вместе будем жить. Я, ты, и те, которым вот эта комната пригодится. Дура!

— Сам дурак, — отозвалась Банни, выдергивая руку из ладони Эрика. — То есть ты хочешь сказать, что не собираешься никуда уезжать?

— Понятия не имею! — ответил Эрик, прислоняясь спиной к стене и медленно сползая по ней на пол. — Я раньше думал, что здесь, в Ицкароне, мне нечем будет заняться. Войны закончились, боевые маги стали не нужны. Амулеты против пожаров делать? Скукотища! Потому собирался в столицу, в гвардию. Там-то такие как я нужны. Там-то я буду полезен.

Он сел на пол, поджав ноги по-жарандийски, вытащил из кармана сигарету и закурил.

— А сейчас — все по-другому, — продолжил он, не глядя на Банни. — Не знаю уж, насколько я здесь буду полезен, но там — вряд ли больше. Да и как-то неправильно было бы не попытаться устроить свою жизнь здесь. Вроде все, что надо, у меня есть. Способности, работа, друзья, ты... Получится — буду здесь жить. Не получится — ну тогда, да, тогда уеду.

Он выпустил сизую дымную струю и покосился на Банни.

— Только я не очень понимаю, отчего ты решила, что если я уеду, то без тебя? — спросил он тихо. — Думаешь, с тобой меня в гвардию не примут? Или ты себя чем-то вроде мебели считаешь, которую продают вместе со старой квартирой, чтобы налегке переезжать? Интересного ты обо мне мнения, однако.

Банни уселась рядом с ним на полу и, протянув руку, отобрала у него сигарету.

— Курить будешь только у себя в кабинете, — сказала она. — Или на подоконнике.

Эрик резко повернул к ней голову.

— Слушай, могут у меня быть свои страхи, нет? — спросила она. — Ты, между прочим, когда мне о своих планах после Корпуса рассказывал, меня в них никогда не упоминал. Что я думать должна была? И потом, ты диплом свой когда получил? Три недели уже. А эта наша встреча с тех пор по счету какая?

— Четвертая, — ответил Эрик. — Так я же здесь обустраивал все. Ремонт... мебель... Я же только-только тут все в порядок привел... А не упоминал... ну так ведь это само собой... подразумевалось... Так ты... согласна?

Банни улыбнулась.

— Где там у тебя жаркое было? Я после смены, ты не забыл? Очень кушать хочется. И немного вина выпить. И поговорить о чем-нибудь.

— А потом целоваться? — спросил Эрик, забирая обратно сигарету и туша ее о каблук своего ботинка.

— А вот это можно и не откладывать, — ответила Банни.

— -Глава 4

— То есть у нас появилась еще одна версия, — подытожила Селена, когда сержант Стражи Квентин Уиллис закончил рассказ о вчерашнем визите лорда Товуэлла. Ее волосы за ночь заметно отросли, хотя их длина и не полностью восстановилась. Теперь вампирка чувствовала себя немного необычно и постоянно поправляла прическу — последний раз над своей внешностью она экспериментировала довольно давно, лет сорок назад, а потому успела отвыкнуть от того, что волосы могут быть длинной не до поясницы, а всего лишь до плеч.

Рассказ сержанта был немного неполон, он намеренно не стал высказывать возникшие у него подозрения по поводу милорда Алефа Товуэлла.

— Скорее, она ко мне вчера сама пришла, — кивнул он. — Но, как мне кажется, она вполне имеет право на существование. Более чем. Мне кажется очень подозрительным то, что алхимики вначале обнадежили Товуэллов, а потом эмбрион погиб как раз перед тем, как его должны были подсадить леди Филонии. Уж очень это смахивает на какое-то внешнее вмешательство.

— А подсвечники, получается, похитили, чтобы чета Товуэлл не смогла завести ребенка с божественной помощью? — спросил Эрик, старательно сдерживая зевок. — И кому такое могло понадобиться? Какому-нибудь родственнику, который вдруг понял, что может и не дождаться наследства? Разве эльфы не двинуты на детях? Я никого не хотел обидеть, если что, — добавил он, кинув два быстрых взгляда: один — на Квентина, другой — на Вэнди.

— Скорее они помешаны на своем потомстве, — сказала Вэнди. — Чужие дети вызывают у них сочувствие, да и вообще эльфы всех детей скорее любят, но уже без такого фанатизма, как своих. И я бы не стала торопиться с выводом, что в похищении именно эльф виноват. Мало ли какие враги у главы эльфийского рода могут быть.

Квентин только кивнул, соглашаясь с алхимичкой.

— Я хочу, чтобы ты занялась этой версией, — сказал он ей. — Концы надо искать в Главной алхимической лаборатории; нужно выяснить, что там на самом деле произошло. Думаю, тебе это будет сделать легче, чем кому-либо из нас.

— Ты хочешь, чтобы я выяснила это частным порядком или официально? — спросила Вэнди.

— Не совсем понял вопрос, — признался Квентин.

— Если я приду официально, то мне дадут доступ к документам. То есть к истории болезни, журналам наблюдений и всему такому. Но ты же знаешь, как Штейн ко мне относится — говорить со мной на эту тему он вряд ли будет охотно, может быть, другому стражу будет проще что-то из него выжать. С другой стороны, если я пойду неофициально, то у меня есть там несколько приятелей, которые без протокола мне помогут прояснить ситуацию, но тогда документов мне не видать.

Квентин задумался на некоторое время.

— Я напишу официальный запрос на изъятие документов, — сказал он. — А тебе придется все-таки как-то разговорить Штейна и остальных. Слухи в суд особо не предъявишь, так что тебе придется постараться. Так, теперь остальные... действуем, как договаривались. Селена и Илис — в Библиотеку, потом в Храм Моря, потом в Храм Любви. Эрик, мы с тобой пойдем в Храм Дороги, и, если получится связаться с сэром Джаем — в Храм Героев, потом — по ситуации. Вопросы, предложения, замечания? Тогда работаем...

* * *

— Никогда не понимал людей, которые сюда приходят, — признался Эрик перед тем, как зайти в Храм Дороги. — Что должно быть в голове у человека, чтобы он стал малинопоклонником?

— Я бы не сказал, что тут народ особо толпится, но, конечно, храм некоторой популярностью все-таки пользуется. Но неужели ты считаешь Малина абсолютным злом? — поинтересовался у него Квентин несколько насмешливо.

— Нет, я вообще не слишком религиозен, — ответил Эрик. — Честно говоря, я склоняюсь к мысли, что религия — это сплошное надувательство. То есть не то, чтобы я не верил в существование богов, просто мне кажется, им до нас особого дела нет. Взять того же Малина. Как-то не могу представить его лично подстраивающим смертным пакости и неприятности. Мелко это как-то и глупо. Но еще глупее выглядят люди, которые поклоняются богу, который занимается такими делами. Где логика? Поклоняться такому богу — это все равно, что пригожей девице в богатом платье и с пухлым кошельком в руках специально расхаживать возле логова разбойников, чтобы они ее НЕ тронули. А потом удивляться, что девицу ограбили, раздели и изнасиловали. На что надеются эти люди?