Там, где нас нет...

Что-то я размечтался...

Хари у вояк зверские. Всячески демонстрируют что посекут своими шашками по малейшему шевелению мизинца босса. Да и сам хозяин старался не выказывать нам ни грана внимания и уважения — слез с коня, и не глядя по сторонам проследовал в тут же появившееся откуда-то удобное кресло.

Поманил одного из вельможных рабов пальцем.

Тот выбежал как собачонка, издаля начав кланяться, и прерывающимся от восторгов голосом стал гнать какое-то славословие. Не забывая при этом, как говорится, "есть начальство глазами".

Раб был мерзкий. Из тех мелких и гнусных лизоблюдов, которые изо всех сил лебезят перед сильными и унижают по любой мелкой причине всех, кто под ним. Особенно злобными такие становятся, если видят неудовольствие начальства по отношению к кому-либо. На них они кидаются как бешеные собаки.

И вот сейчас, подбежав к боссу, чуть ли не вылизывая по дороге пыль под ногами он с особым подобострастием указал на меня. Стал рядом, изогнувшись почти под прямым углом и с лютой жаждой в глазах стал ждать других приказаний.

Было видно: скажут "фас" — он на меня с голыми руками кинется с самым серьёзным намерением убить. Причём обгоняя всех прочих.

Звали этого хмыря, Баи Дик.

Из таких получаются отменные собаки. Двуногие. Собаки типа шавка.

Тут же появился в первых рядах согбенных вельможных рабов, стоящих на коленях, и побитый "патриций".

И как это увидел, тут же понял: я влетел в полную, чернейшую жопу.

Оставалось лишь ждать развития ситуации и надеяться.

Тут стоит слегка отвлечься и пояснить для непонятливых тонкости ситуации. А ситуация с тем "патрицием" вышла действительно скверная. Получалось так, что я не мог не поступить так, как поступил. Иначе...

Если бы я согнулся меня бы без вариантов ошкурили. На основании признания мной верховенства того заносчивого. А так как вся эта вельможная тусовка рабов держала меня за низший сорт... На башмаках не остановились бы. Содрали бы всё, что только возможно. И начали бы со штиблет для того, высокопоставленного в прошлом, м..ка.

Закончили бы исподним.

То есть, по окончании сей процедуры "опускания", я бы оказался не просто на дне этой рабской иерархии, а вообще без трусов. Натурально. Всё бы забрали. Чисто из мести.

Спросите, откуда я это знал? Да на их рожи глядя эта судьба читалась как по открытой книге. Им не хватало вожака типа этого "патриция", чтобы меня ошкурить. Всё-таки они меня побаивались. А тут — появляется некто, кто становится начальником. Приказывающим. Дающим им право на меня кидаться.

Вот и кинулись.

И получили отлуп.

Мог ли я на статус при этом новоприбывшем обменять обувь? Но как?

Обменять на гэта? Не вариант! В них бегать? Вы пробовали БЫСТРО и долго бегать в тапочках? А те сандалии как раз по типу тапочек: чуть зазевался — слетают с ноги.

И если я собрался бежать из рабов, то... Повредить ноги, бегая по этим лесам — раз плюнуть. А раз так, без нормальной обуви и думать нечего о побеге.

Словом, не судьба была отвертеться от конфликта с тем чванливым вельможей. Да и вообще: если бы я тогда прогнулся — перестал бы себя уважать. И неизвестно что хуже — быть битым или оказаться на самом дне даже рабского сообщества.

Впрочем... Не успокаиваю ли я себя, перед тем как укоротиться на голову?

— Интерлюдия: Азума, Великий Кардинал Тайны Неназываемого.

Баи Дик был дураком.

Конченым.

Но эта его черта с лихвой компенсировалась, почти животным пресмыкательством пред сильными и полной всеядностью: вчера ревностно служил при дворе Карама, добился даже поста главного писаря; сейчас, без переходов и даже тени смущения, наушничает новой власти и лебезит пред ней.

Азума смотрел на него из полуприкрытых глаз и думал как бывает противно, когда невозможно обойтись без таких вот... Низких и гнусных. Дик был банальным наушником. И пресмыкался пред высшими тем, что доносил на всех, на кого ни укажут. Или не укажут. Просто по велению своей низкой душонки.

Тем он и ценен был при том ещё Дворе, что имел нужную для некоторых высших сановников осведомлённость. Обо всех. И часто такую... компрометирующую. Позволяющую при случае, взять зарвавшегося за шляпу. А при особом случае и поменять ему шляпу на более низкую. По тому же доносу Баи Дика.

Когда Баи начинал говорить, голос у него от подобострастия спирало, и он начинал хихикать. И хихикал он гнусно. От этого его "гыгык-гыгык", в конце каждой фразы на душе у Азумы становилось ещё более мерзко.

Но чем дальше он слушал злобно-подобострастные речи Баи Дика, тем интереснее становилось. Оказывается, его идея с постановкой над всеми вельможами некоего начальника, неожиданно получила своё подкрепление. Причём с неожиданной стороны.

Да, он, отправив только что пойманного Главного Церемониймейстера на плантации к остальным вельможам двора, рассчитывал, что он и станет эдаким "главарём". Но то, что он автоматически становился также и выше, Азуму сильно не устраивало. Ведь ясно было сказано Великим Азимбой — ВСЕХ!

А если надо было унизить всех, то и этого тоже.

Посетовав на то, что прямо сразу это сделать невозможно, он отложил уничтожение статуса Главного Церемониймейстера на потом. На те времена, когда будут уничтожены статусы вельмож. Но вот оно как интересно обернулось!

Этот неизвестный повёл себя так... удачно!

Сам опустился вниз, стал, по сути, крестьянином — его шляпа, которую сейчас топчет один из вельможных рабов, как раз тому свидетельство — так ещё и пытается стать выше этих...

Не стал кланяться Церемониймейстеру. Не смирился с потерей обуви. А отбил её.

Ну что же? Похвально!

Тем более, что если эти вельможи — рабы, то по Закону отбирать обувь у крестьянина — преступление. Поступим-ка по Закону! А это значит, узаконим и его статус, и его поступок.

"К тому же... Эксперимент моего мага". — отметил особо Азума.

Он говорит, что сломать Печать и заменить её — возможно. И если он прав... То открываются великие перспективы! Впрочем, о которых можно... И НУЖНО умолчать. Ведь Великий Азимба хотел унизить вполне конкретных. Сломать их Дух. Так я и выполню это. А то, что в ходе Неслыханного, будет получен интересный результат — это уже совершенно другое.

Азума посмотрел на воина, который сейчас, обнажив меч, и поставив ногу на спину "виновника" ожидал его решения. И сделал жест рукой — подними его.

Воин сделал это быстро. Мгновение, и он вздёрнул лежащего в пыли, потерявшего свою шляпу, на ноги. Ещё мгновение, и ударом под дых он сгибает поднятого.

Всё правильно.

А теперь можно и разыграть представление. Представление под названием Суд.

Азума любил театр. У него самого был один из лучших в Царстве Зари.

Царственным жестом подозвал зака-раба, который вызвался быть свидетелем за этого... Ан Де. Зак безупречно кланяясь приблизился на положенные десять шагов и замер согбенный. Всё, как полагается на Суде.

Следующий жест и воин, стоящий при "подсудимом" хватает его, и протащив почти волоком ставит того на колени также в десяти шагах от Азумы-судьи.

Ещё один жест... Этому... с грубой булыжной харей и преданными глазами мелкой собачонки. Фу! Даже имя произносить противно! Даже в мыслях!

Баи Дик семенит на своё место — место прокурора.

Азума ещё раз окидывает взглядом опухшие лица вельможных рабов и с удовлетворением отмечает следы серьёзных побоев. А также следы серьёзного унижения, которому подверг их этот раб Ан Де.

Это хорошо!

Вельможи и их Достоинство Высших...

Их надо сломать? Вот этот... Ан Де... нам и сделает требуемое.

Без нашего вмешательства. Он уже врос в рабскую шкуру. И если прямо над недавними вельможами, но ныне рабами, будет некто, кто по "ментальному аромату" принц, то ему им будет привычнее поклоняться. Он их заставит. Уже заставил. Ему надо в этом чуть-чуть помочь.

И чем быстрее из них выветрится дух Печати, тем быстрее её можно будет изменить.

Вот только что делать с этим "как-бы принцем"?

Впрочем, время всё правит. И этого тоже. Пусть привыкает к тому, что он раб. Хоть и старший. А там и ему Печать поставим. Крестьянина. А после, поверх — старосты. Пусть будет у меня старостой той деревни. И "в награду" дадим ему какую-то девку из крестьян. Хотя бы ту, что дочка нынешнего старосты.

Азума не сдержался и удовлетворённо ухмыльнулся.

Открыл было рот и ... слова застряли в глотке.

"А ведь действительно! — возникшая мысль была неожиданной и пугающей. — Если он опустился до крестьянина, то почему у него ТАКОЙ "ментальный аромат"?!!".

* * *

**

Суд был своеобразным...

Как я понял, от каждой стороны, выделялось по представителю. Со стороны пострадавшей, — того "патриция", — был лизоблюд Баи Дик. С моей стороны, самоназначился мой знакомец зак Чуня. Каждой стороне, начиная с "пострадавшей", по очереди предоставлялось право высказаться.

Сам "пострадавший" стоял тут же, в паре шагов за мной и помалкивал отсверкивая своими фингалами. А "прокурор" с адвокатом, переругивались через меня. Ибо я стоял как раз на линии соединявшей Чуню с Диком.

Баи Дик нёс, судя по его тону, какую-то высокопарно-напыщенную пургу, часто срываясь на крик и проклятия. На что Чуня отвечал тихо, вежливо и... как-то очень ядовито. Причём, даже я почувствовал в его внешне подобострастной речи, увитой разными словесными красивостями, почти неприкрытую издёвку.

Умеет же, крысёныш! Уважаю!

Как началась эта перепалка, я чуть расслабился и... вы представляете, начал выхватывать фразы и слова, запоминать! Учиться языку!

Блин! Меня тут в любую секунду могут грохнуть, а я...

Да уж! Психика человека — феерическая хрень. Чего только от себя ожидать, если в условиях даже смертельной опасности моё подсознание такие фортели выделывает?!

Но может быть я перегорел? И вся эта постоянная нервотрёпка таки меня настолько задрала, что я уже ко всему стал относиться как к погоде. Типа "ну убьют меня, и что?". М-да!

Меж тем, Баи Дик, разве что рычать не начал как заправский пёс. А Чуня только и знает, что льстиво улыбается и кланяется, между делом вставляя очередную витиеватую речевую конструкцию, выдержанную в том же льстиво-издевательском тоне по отношению к Дику. Когда же он обращался к рабовладельцу, тон его менялся кардинально. Тут уже — полное уважение и подобострастие. Правда и подобострастие не как у Дика, а строго дозированное — не больше, но и не меньше определённого предела.

Видно что-то у Чуни получается такое...

Я, насколько мне было возможно в согбенном состоянии, краем глаза глянул на "судью". Тот подперев постоянно лыбящуюся харю кулаком, как цирк наблюдал за всеми нами. Периодически вставляя, для поддержания накала страстей тот или иной вопросец то Чуне, то Баи Дику.

Но!

Мне это кажется, или нет, но этот рабовладелец, решил поиздеваться над всеми вельможами?

Ведь как его поведение иначе истолковать? И ведь было видно, что эта каналья, сначала внимательно прислушивающаяся к тому, что говорили сначала Баи Дик, а потом Чу Ни, вдруг потерял интерес к оппонентам и с превеликим ехидством уставился на вельмож.

Бросил снисходительный взгляд на меня, потом долго сверлил взглядом Дика, от чего тот стал заикаться, и когда этот недоделанный прокурор таки заткнулся, сквозь зевоту провозгласил приговор. Я уж приготовился потерять голову, но... Вместо свиста шашки стражника, я услышал дружный стон. Позади себя. Стон десятка глоток вельможных рабов.

И здесь, вместо того, чтобы отрубить голову, меня грубо поставили на ноги и снова двинули в печень. Чтобы согнулся перед рабовладельцем. Но уже ясно было, что казнить меня не будут. Иначе бы уже был бы мёртвым.

Мой страж, меж тем, удерживая меня за шею, в согбенном состоянии, дёрнул меня за волосы. Очевидно, чтобы я "узрел неземную красоту" нашего хозяина, наконец снизошедшего до того, чтобы обратиться непосредственно ко мне.

И ведь, блин! Надо же: моё услужливое подсознание, вдруг, без переходов выдало мне полное понимание всего того, что этот закутанный в халатики провозгласил!

Рабовладелец,(Азума, да? Не расслышал...) сохраняя всё то же ехидное выражение лица, как выплюнул: "Ты, награждаешься. Ты теперь старший раб. Служи мне хорошо и будешь награждён больше. Если будешь хорошо служить, я тебя переведу в крестьяне и дам тебе статус... В отличие от всяких прочих!".

Последнюю фразу он произнёс как-бы поверх моей головы. Ясно к кому обращаясь.

Мой страж, снова согнул меня, чуть не воткнув лбом в землю. Но для меня это уже было мелочью. Я твёрдо уверился, что убивать меня, хотя бы сейчас, не будут. И то хорошо. А вот эти, что за моей спиной!... Особенно тот самый, что Байдик(3)... Я ему не тросточкой... специально дубину найду чтобы спал отныне только ср...ой к верху! Блин, скотина! Ведь явно, что именно он донёс!

Но вот как донёс? Сам добежал до фазенды, или кому-то передал?

Скорее второе... Как раз тогда, когда я их не контролировал. Когда стирал рубаху.

Надо бы выяснить!

Когда отбыл рабовладелец прихватив с собой и своих железнобоких мордоворотов, я обернулся к своим, теперь уже, подопечным. Обвёл их мрачным взором, от чего многие потупив взор на побитых харях, попытались спрятаться за спины своих же. Один только "патриций" стоял и стрелял в меня исподлобья злобными взглядами. Видно никак не мог смириться с тем, что меня поставили выше него. Ну... это лечится! И скоро он это узнает.

Только Чуня стоял в сторонке и улыбался. И в улыбке у него не было ни грамма подобострастия или страха. Когда я упёрся и в него взглядом, тот коротко поклонился и во взоре у него прорезалось даже удовлетворение. Собственно за дело — ведь явно тот Азума принял своё решение не в последнюю очередь под влиянием адвокатской речи Чуни.

Я также как и он, коротко кивнул ему, показывая, что принял и благодарен. Чуня, выходит, вернул свой долг — за своё спасение. Это хорошо.

А вот где тот засранец, так умеющий вилять своим задом?! Что меня так злобно поливал бранью, выступая за прокурора?

Его нигде не было видно.

Но... Пропажа нашлась быстро.

Вынырнув из-за угла нашей хибары, Баи Дик засеменил в сторону "патриция" Дуки, кланяясь ему на ходу. Меня он и в грош, как видно, не ставил. Но и я не спешил. Пускай покажет себя. Больнее падать будет.

Так оно и вышло.

Рассыпавшись в льстивых словесах по отношению к мрачному "патрицию", он ко мне даже задом стал.

Я молчал. И ждал. Продолжения. Ведь явно и по моему адресу у этого дурака есть заготовленная речуга. И я не ошибся в своих ожиданиях.

Повернувшись ко мне, сей индюк сменил выражение морды на заносчивое и понёс на меня какую-то ахинею насчёт почтительности. И постоянно в его речи мелькал Его-Чего-То-Там Азума. Причём в контексте, что, дескать, Он, Баи Дик, "Голос" сего "Чего-то-там" Азумы, а раз так, то он выше меня и я пред ним "должен кланяться за десять шагов". И так далее и тому подобное.

Как я помнил из жестов и прочих взглядов того самого Азумы, хмыря Дика он ни в грош не ставил. Да ещё и брезгливость выказал. А раз так...