Науфрагум: Под саваном Авроры - Том первый

— Вообще-то, ты не с меня, а с Кетти требовал, — недовольно заметила Алиса. — Когда я поняла, что грозит бедняжке, даже сил не стало, чтобы отбиться от этих злодеек. Единственное, что утешало, так это мысль о том, что я заслоняю ее... э-э-э... грудью от твоих похотливых лап.

— Но я совершенно не собирался ее лапать! — виновато возразил я. — Почувствовал, что-то не то... ну, то есть, показалось... что это не она, а ты. И как-то, понимаешь, инстинктивно рука потянулась — проверить. Ну, вроде как... убедиться.

— И убедился? Интересно, ты и взаправду смог бы отличить меня от Кетти... э-э-э... на ощупь?

— Да конечно. У нее размерчик-то побольше... а, прости!.. — я мысленно хлопнул себя по лбу: 'Молчи, дурак!'. Но Алиса, как ни странно, не рассвирепела. Тяжело вздохнув, отвернулась к иллюминатору.

— Чего еще от тебя ожидать? Всегда знала, что ты хам, негодяй и охальник. Даже скучно, ничего нового.

— Ну... прости и за это.

— Ладно, куда же деваться, — она вздохнула, примирительно махнула рукой, и заговорила почти спокойно. — И кстати, помнишь, что у нас сегодня вечером?

— Что именно?

— Концерт и бал, забыл, что ли? Говорили, кстати, представление обещает быть интересным. И в необычной эстетике — чуть ли не вампирской.

В самом деле, за всей этой беготней и нервотрепкой совсем вылетело из головы, что на сегодняшний вечер назначен очередной великосветский раут, куда допущены все, включая и нас — среднеродовитую массовку. Представится шанс благоговейно полюбоваться на позирующих и задирающих носы высших аристократов. Терпеть не могу подобные мероприятия, но сегодня придется пойти и вести себя прилично, чтобы заслужить прощение Алисы. Ей, наоборот, всегда нравилось потолкаться в обществе, посудачить о других и показать себя. Ладно, в этот вечер я буду смирным и послушным — не такая уж большая жертва, если подумать... если только она не вздумает заставить меня вальсировать. Тогда я буду безжалостен — немедленно отдавлю ей ноги.

— Ни в коем случае, помню. Где и когда тебя ждать? Сейчас же наряжаться и краситься будешь часа два?

— Я пойду с девочками, встретимся в зале.

— Понял, — я уже повернулся, чтобы выйти, когда Алиса вскочила и схватила меня за рукав.

— Стоп! — быстро обойдя меня кругом и критически осмотрев, она начала загибать пальцы: — Побриться — да с одеколоном! А еще причесаться, надеть свежую сорочку... и брюки почистить — уже вымазался где-то. И руки помой.

— Руки чистые, у тебя на глазах в спирте возился.

— Еще раз помой. И туфли вычисти. Все понял?

— Так точно!

— Тогда иди, — они пихнула меня в спину и добавила, — и чтобы вел себя прилично на балу. Не смотри на людей букой, а то к тебе иногда подойти страшно. Кажется, что укусишь.

Я хмыкнул и вышел в коридор. Сегодня придется потерпеть. Шагая по пушистым ковровым дорожкам, я вдруг почувствовал, что забыл о чем-то. Ах, да, Алиса так и не узнала, что случилось после того, как она убежала из ресторанного зала... ну и ладно. Какая теперь разница? Вряд ли принцесса еще раз обратится ко мне, когда я дал понять, что больше не собираюсь распространяться о ее драгоценных предках и марать их память сомнительными предположениями. Даже если она и поняла, что я не обманывал, копаться дальше и вытаскивать правду на свет божий будет не в ее интересах. Скорее всего, она решит держаться от меня подальше. Едва ли мне еще раз доведется перемолвиться с ее высочеством хоть словом.

Даже немного жаль. Мне понравилось, как она сразу говорила то, что думала. Пусть разговор наш и не был приятным, я нескоро забуду ее прямой взгляд, решительный, но мелодичный голос — интересно, если принцесса выглядела настолько впечатляющей в гневе, то насколько великолепна она может быть в радости? Я бы много отдал за то, чтобы увидеть на ее губах счастливую улыбку — наверняка она будет столь же искренней. Впрочем, что толку мечтать о несбыточном? У меня еще будет возможность издалека полюбоваться на нее, пока не завершился небесный вояж. Постойте, а ведь на сегодняшнем балу принцесса тоже непременно появится!..

Удивившись тому, насколько эта мысль подняла настроение, я быстрым шагом, не глядя по сторонам, миновал Хрустальный атриум, заполненный фланирующей толпой, и зашагал в сторону своей каюты.

Принц Яков проводил взглядом удаляющуюся фигуру в серой форме Йеля и незаметно скрипнул зубами. Крылья ноздрей породистого носа задрожали, когда он сделал долгий-долгий вдох. Еще раз. Медленно выдохнуть и глубоко вдохнуть. Досчитать до десяти.

Дыхательная техника помогла немного усмирить поднимающуюся в груди ярость, не дав ей выплеснуться наружу или исказить черты лица, но злость жгла изнутри, словно глоток серной кислоты.

— Как больно видеть ваше высочество таким расстроенным!

Кукольно-нежный голосок, прозвучавший слева, заставил его вернуться к действительности. Осмотревшись, принц поморщился. Личико повисшей на левом локте графини Джулии Монтенегро выражало живейшее сочувствие. Хлопая огромными голубыми глазами, она продолжала:

— Неужели ее высочество Грегорика совершенно не задумывается о том, что огорчает вас? Ах, я просто не в силах понять ее! Разве можно не замечать, как исстрадалось ваше золотое сердце?!

Искреннее недоумение на лице молодой графини показывало, что у нее и в самом деле не укладывается в голове, как существо женского пола — любое, абсолютно любое! — способно сопротивляться чарам принца Якова дольше тридцати секунд.

— Всем известно, что вы очень заботитесь о младшей сестре, оберегая ее от нападок. Почему же ее высочество не внемлет вашим словам? Как можно забывать об осторожности, общаясь с первым попавшимся незнакомцем?

— Ах, миледи, вы так добры! Но сестрица никогда не отличалась осмотрительностью. Словно живет на другом свете, где вокруг не рыщут беспринципные акулы пера, только и жаждущие опорочить честь фамилии. Ей всегда приходилось объяснять, что общаться с посторонними по меньшей мере неразумно, — процедил принц сквозь зубы. — Пожалуй, пришла пора сделать новое внушение. По-семейному.

— Вы так снисходительны к причудам ее высочества, — глубокое контральто, прозвучавшее справа, заставило принца Якова едва заметно поморщиться. — Но я слышала, что она не слишком прислушивается к вашим словам, весьма своенравна и самоуверенна. Может быть, не стоило так баловать сестру? Если она не уважает мнение старшего брата, то кто вообще может быть авторитетом для такой гордячки? — черноволосая красавица, тряхнув крупными кольцами роскошных, иссиня-черных кудрей, холодно, даже чуть презрительно прищурилась. Нетрудно было догадаться, что нынешняя фаворитка принца отнюдь не питает теплых чувств к младшей наследнице титула.

— Не стоит так говорить, София. Дело не в том, что Грегорика плохо воспитана... хотя, безусловно, наши воспитатели были совершенно разными людьми. Она слишком прямодушна, чтобы выжить в мутном болоте политической жизни столицы.

— Неужели? — искривила губы черноволосая красавица.

— Грегорика действительно часто забывает, что принцессе не подобает высказываться столь громко и резко — что бы она ни думала. К несчастью, журналисты уже это заметили и теперь не упускают случая спровоцировать сестрицу, отпуская издевательские комментарии по поводу наших предков. Как только кому-то в Сенате требуется показать, что наследники Тюдоров так и не угомонились, и до сих пор не считают парламентаризм достойным того, чтобы определять судьбу Либерии — этот трюк проделывается вновь и вновь.

— Но это просто глупо. Ради чего делать из себя мишень для бульварных писак? К тому же, бросая тень и на вас, монсир? — саркастически поинтересовалась София.

— Ну-ну, я не назвал бы это глупостью. Скорее — простодушием.

— И чего же она хочет добиться своим простодушием? Доказать, что монархия действительно исчерпала себя? Или в самом деле желает примерить корону на себя... а, может быть, на вас? — ядовито поинтересовалась София.

— Признаюсь, мы действительно несколько раз спорили на эту тему, — вздохнул принц, — Последний раз из-за того нашумевшего случая, когда сыночек спикера нижней палаты после пьяной ссоры застрелил трех человек и потом был признан невиновным. Грегорика метала громы и молнии, доказывая, что при достойном монархе такая пощечина правосудию была бы невозможна. Я согласился, что дедушка Максимилиан или его отец никогда не допустили бы подобного, но не более того. Не стоит видеть в нас заговорщиков-роялистов, милые дамы. Да, коррумпированный сенат не вызывает у меня ничего, кроме презрения, но закон есть закон. Я уважаю конституцию, дарованную моим прадедом, и буду верен ей. Хотя, конечно, сердце каждого истинного Тюдора обливается кровью при виде несправедливостей, чинимых над бывшими подданными, — тяжело вздохнул принц.

— Милая София, мне показалось, что вы все же слишком предубеждены против принцессы, — вдруг вмешалась графиня Монтенегро. Наивно хлопнув глазами, она продолжила, — Если бы она не была сестрой принца, я бы поручилась, что вы видите в ней соперницу!

— Полноте, Джулия! — урезонил ее принц, хотя внимательный взгляд мог бы отметить, как он вздрогнул. — Конечно же, Грегорика не чужая мне, но мы не слишком близки из-за разницы в воспитании. А для того, чтобы составить конкуренцию великолепной Софии Ро́тарь, ей многого не хватает.

Черноволосая красавица промолчала, но в глазах ее словно сверкнула молния отдаленной, но быстро надвигающейся грозы.

Глава вторая

Венский вальс

Парадный зал, занимавший почти половину нижней палубы пассажирской гондолы 'Олимпика', сиял великолепием, простираясь в перспективу ярдов на пятьдесят, а поперек — на пятнадцать. Искрящиеся хрусталем люстры бросали яркие блики на бархатные портьеры и драпировки, отражались в высоких зеркалах и полированных панелях модного алюминия. Световой эффект еще больше подчеркивал роскошные наряды собравшейся публики — разноцветные бальные туалеты на девушках-студентках и парадные мундиры юношей-студентов, в отличие от повседневных, украшенные золотом и серебром аксельбантов и позументов.

Впрочем, мой взгляд больше всего притягивали красочные панно, расположенные на потолке зала. Если не ошибаюсь, работа Александера Дейнекена. Нет, я не удивился, увидев его чуть грубоватые, нарочито-примитивные по стилю сюжеты на борту дирижабля. Тут им самое место. В конце концов, едва ли среди современных художников найдется больший романтик авиации. Подняв голову, я залюбовался великолепным овальным потолочным медальоном — там трое загорелых мальчишек неотрывно смотрели с берега вслед улетающему над морем белому гидроплану. Картина должна была бы вызывать совсем иные чувства, но я лишь печально вздохнул. Пусть даже и в небесах, в чреве величественного летающего корабля этот искренний мотив — тяга к странствиям, романтика полета — звучал резким диссонансом. Почему? Нетрудно было догадаться, стоило лишь опустить взгляд. Никому из сотен приглашенных на бал аристократов и в голову не пришло устремить глаза вверх. Да и зачем? Они вполне довольны обществом друг друга.

Досадливо поморщившись в ответ на неуместные, в общем-то, мысли, я осмотрелся. Через широкие створки парадных дверей вливался, обтекая меня, поток разряженных студентов. Оживленные лица, вежливые, хотя и недостаточно искренние приветствия, сверкание бриллиантов на пальцах, шеях, ушах... Наверное, для большинства присутствующих это была привычная атмосфера — но не для меня.

Должен признаться, что практически всегда пренебрегал приглашениями на подобные светские мероприятия, предпочитая им университетскую библиотеку или захламленную, но чрезвычайно уютную мастерскую. Как Алиса ни старалась, ей ни разу не удалось вытащить меня на званый вечер или бал. Правда, неугомонная девица утешилась, догадавшись, что я не испытываю такого предубеждения против кинематографа или театра, и переключив внимание на них. Конечно, если бы я соглашался на каждое приглашение, то у меня не осталось бы времени больше ни на что. Поэтому я держал ее в строгости — но все же пару-тройку раз в месяц мы с ней выбирались куда-нибудь. Впрочем, теперь я готов был поблагодарить рыжую прилипалу. В конце концов, театр или кинематограф — это тоже выход в свет, и постепенно я привык к публике, пусть и гораздо менее притязательной, чем здесь. Зато теперь можно было слегка гордиться тем, что даже этот, без преувеличения ослепительный зал не заставит меня вжимать голову в плечи. Ну, разве что самую малость.

Нарочно выпрямив спину и независимо подняв подбородок, я осмотрелся, всем видом демонстрируя, что великосветское общество мне не впервой. Демонстрация демонстрацией, но неисчислимое множество незнакомых лиц заставляло нервничать. Нет, конечно, я не предполагал, что высокородные аристократы начнут перешептываться, указывая на никому не знакомого подозрительного чужака... но мне все же страстно захотелось поскорее найти Алису. Приняв независимый, устало-скучающий вид под защитой рыжей нахалки и подружек, я скоротаю часок-другой, молча выслушивая их щебет, а потом незаметно улизну.

Увы, этому плану не суждено было сбыться.

Сделав всего пару шагов вперед и безуспешно осматриваясь в поисках Алисы, я вздрогнул, услыхав за спиной полузнакомый голос:

— Вы свободны, господин Немирович?

Обернувшись, я оказался лицом к лицу с той самой принцессой.

Грегорика Тюдор смотрела мне в глаза прямо и решительно, но безо всякой враждебности. Я замешкался, не зная, что ответить, и невольно сглотнул. Общие рассуждения о великолепии и роскошествах, присущих настоящему высшему свету, не смогли подготовить мои глаза к этому зрелищу. Принцесса была ослепительна.

Мне и раньше было известно, что фантазия кутюрье, создающих туалеты для дам высшего света, не имеет границ, но я не слишком интересовался этим вопросом. В принципе, чего тут особенно сложного? Накрутить побольше роскошных шелков и кружев, пышных воланов, шлейф подлиннее — и готово, главное, чтобы носительница умела не наступать себе на подол. Если она хочет выделиться, обставив конкуренток, то прицепить на прическу парусный фрегат полуметровой высоты и двигаться величественно и осторожно. Но я и представить себе не мог, что талантливый модельер может настолько точно и изящно подчеркнуть характер леди, которую снаряжает на бал.

Конечно, на принцессе было именно белоснежное с золотом платье, как ей и приличествовало по статусу. Даже после столь внезапного — пожалуй, даже принудительного — знакомства у меня почему-то сложилось впечатление, что принцесса не станет экспериментировать ни с цветом — сложно было бы ожидать, что она выберет вызывающе алый или похоронно-черный шелк, хотя в зале наблюдались и такие туалеты, видимо, на особах, склонных к эпатажу — ни с длиной. Краем глаза я уже машинально отметил парочку авангардно-коротких композиций, не просто дающих возможность полюбоваться коленками своих хозяек, но заканчивающихся значительно выше.

Бальное платье принцессы выглядело более целомудренно, но было снабжено соблазнительным разрезом спереди, дополненным маскирующими элементами в виде боковых шлейфов из полупрозрачного газа. Правда, у меня создалось впечатление, что его задачей было не столько продемонстрировать безусловно красивые ноги, сколько обеспечить свободу движений — принцесса шагнула навстречу с такой энергией, которая для большинства из присутствующих леди в длинных платьях с волочащимися по полу шлейфами была попросту немыслима. Подчеркнуто-тонкая, гибкая талия прекрасно сочеталась с наброшенной на одно плечо художественной интерпретацией гусарского ментика, придающего принцессе несколько воинственный вид. Образ, дополненный небольшим аксельбантом с канувшим в лету вместе с династией молниевидным знаком императорской гвардии, не был агрессивным или вызывающим, скорее, предостерегал, намекая, что эта девушка способна постоять за себя.