Вот так он и пошел: с хлебом под мышкой. Не попрощался даже, выходя на улицу.
Бауз закрыл за ним дверь и навалился на нее, отирая пот со лба. И правда, жар от печей наполнял комнату.
— Ладно, — вскоре произнес Бауз, двигаясь к столу с хлебом. — Скоро покупатели набегут! Жалко, Сю от маленького отходить нельзя! Ей торговать куда лучше удается! Эх! Давайте, мальчики! Нужно поспеть к четвертому колоколу!
Если Рик и считал раньше, что на мельнице уйма работы, — он понял, что ошибался. Глубоко ошибался!
В доме Бауза помещалась не только собственно пекарня, но и лавка: ей отводилась треть первого этажа, а может, и больше. И только с виду казалось, будто бы все заканчивалось с четвертым колоколом. Нет: все только начиналось. Уже рассвело достаточно, чтобы можно было разглядеть лавку. Это было квадратное помещение, почти все занятое полками и корзинами. С утра пустые, они заполнялись свежеиспеченным хлебом.
— А что, все за день сметают? — Ричард, тащивший короб с хлебом, кивнул на полки.
— Все, что не продал за день, ты или должен выкинуть, или раздать бедным. Или сам съесть. Хорошо, что у нас с этим делом проблем никаких, — хохотнул Бауз.
Толстым он не выглядел. Ну совсем нет. А все-таки много хлеба он выпекал!
— А почему? — удивился Ричард.
— Цеховое правило — страшнее смерти, Рик, куда страшнее смерти. Ты и на том свете его должно соблюдать. Вишь, как оно бывает, — Бауз вытер пот со лба. — Бено! Я займусь делом. Как привезут яйца, дай знать!
— Конечно, пап! — серьезно (Ричард чуть не рассмеялся при этом) ответил Бено.
Он кое-как причесал рукой серые лохматые (в отца) волосы, отчего они покрылись мукой (ну точно, в отца!). Потряс кулачками, поплевал через левое плечо (на удачу) — и раскрыл ставни.
Ричард думал, что деревянная панель в половину стены — просто панель — но ошибся. Это, оказывается, были ставни, выходившие прямо на улицу. Она уже полнилась народом и шумом. Невероятным шумом.
Ричард пригляделся: за людьми — напротив — угадывалась ну точно такая же лавка, как у Бауза. Разве что вывеска была другая. Дядюшкину пекарню украшала металлическая буква "С", вся в завитках, очень похожая на крендель. У соседей же красовалась буква "т", из вершины которой торчали колоски.
— Смотри-ка! Тома уже выставили товар! — обиженно воскликнул Бено. — Пора и нам! А то отстанем! Быстрее, Рик! Быстрее!
И они вдвоем с Бено опустошили корзины с горячим хлебом.
Вскоре к лавке подъехала телега, наполненная разномастными тюками, да в таком количестве, что должна была давно развалиться. Ричард не мог понять, как такие худющие волы себя-то передвигают, не говоря о повозке.
— Малыш Бено! Доброго тебе здоровья! А позови-ка папашу! Папашу Бауза! Ага! — расхохотался хозяин телеги, видом ну точно сосед Рика из Белона, разве что темнее лицом и добродушнее. — Товар привез!
— Мигом! Рик! Позови, пожалуйста! А то вдруг чего? — с надеждой посмотрел на Рика кузен. Ему явно понравилась мысль, что он может покомандовать. Настоящий мастер! Ну точно!
— Сейчас, — Рик был не против, все одно веселее.
Бауз вышел, отирая пот, лившийся в три ручья: ему одному было трудно управиться с делом.
— Помоги-ка мне в пекарне, племяш, — попросил Бауз и тут же начал торговаться с весельчаком с телеги...
Рик в пекарне снова начал таскать воду, но уже для другого хлеба. Этот явно отличался! Тесто было светлое, пшеничное! Дорогое!
— Вот, сразу приметил, — одобрительно кивнул Бауз, возвращаясь с глиняным блюдом, полным яиц. — Это полуденный хлеб. Для богачей.
— А почему полуденный? — между делом спросил Рик.
— Так утренний горячим раскупают те, кому вставать рано. А полуденный могут позволить себе богачи, особо никуда не спешащие. Хотя...Если никуда не спешишь, откуда у тебя деньги берутся? — почесал макушку Бауз. — А, ладно! Дело не ждет!
Так они и трудились до самого полудня. Когда солнце оказалось высоко-высоко, над самым дядюшкиным домом, в мастерскую спустилась тетя Сю.
— Ничего без меня не можете! — вздохнула она, совсем растрепанная.
Рик подумал, что тетя не сомкнула глаз ночью: у него точно такие же круги под глазом были, когда он не спал сутки напролет. А это бывало, ну, например, летом: набегаешься, поможешь отцу, — и уже спать не хочется. Вот так и встречаешь рассвет...Только никогда теперь ему на отцовской мельнице его не встретить...
Ричард привык есть только дважды в день: на рассвете и после заката, и не понимал, почему тетя Сю возмущена "ну ничего не могущими мужчинами". Ведь уже поели. Потом поужинают. Откуда эти слова про "трижды в день"? Только деревенский староста мог себе это позволить...Его это от гибель не спасло...
— Не унывай, Рик! — голос тетушки Сю вывел Ричарда из тумана тягостных мыслей. — Иди, лучше, погуляй!
Но тут же добавила, посерьезнев.
— Только...С этой улицы не сворачивай. Держись ее. Если пойдешь вон туда, — тетушка Сю махнула вправо, — доберешься до городского совета. Места там красивые. Заодно город начнешь немного узнавать. А там, глядишь, и...
Тетушка осеклась. Ричард понимал: она хочет что-то сказать, но не решается.
— В общем, погуляй. Если потеряешься, ищи стражников. Они могут показать дорогу.
— Лучше у торговцев спрашивай! У цеховых! Скажи, что ты племянник Бауза, все помогут! Вот увидишь! — оторвавшись от похлебки, посоветовал дядюшка. — Меня в этих местах все знают.
И Ричард, провожаемый одобрительным кивком тетушки Сю, пошел прогуляться. Погода была! Тепло, солнечно! Как дома... Стоило Ричарду только подумать о сожженной деревне, как солнце потускнело, а воздух стал холоднее от странного ветра. Его порывы он и не чувствовал вовсе, да только все равно тело дрожало, а в ушах свистело. Ричард принялся оглядываться по сторонам, чтобы хоть как-то отвлечься от печальных мыслей.
Улица была, по здешним меркам (Ричард успел их оценить) широкой: две телеги разъедутся, да еще место останется, чтоб между ними прошмыгнуть. Но сейчас последнее не удалось бы: поток людей был такой плотный, что в нем вязли телеги. Раздавались возгласы:
— А ну!
— Ну что за город!
— Да пустите же! Пустите! Тороплюсь!
— Расступитесь!
— Ногу отдавил, гад!
— Сам гад, идешь, мух считаешь!
— Это кто тут гад?!
— Ты, говорю, ты!
Волей-неволей Ричарду пришлось идти, прижимаясь к стенам домов. Судя по вывескам, все они принадлежали пекарям. В металле и дереве были изображены самые причудливые мучные изделия, о существовании которых Ричард не мог раньше даже догадываться. Все они так или иначе были связаны с буквами алфавита. "А вот интересно, когда сменялся владелец, вывеску тоже меняют?" — озадачился Ричард.
Но стоило улице повернуть, чуть-чуть, как мысли его тут же перешли на другие темы. Он и думать забыл о вывесках. Там, вдалеке, виднелись башенки дома городского совета. Ричард где угодно узнал бы эти льнущие друг к другу высоченные постройки самых разных времен. Но только сейчас он сумел разглядеть что здание совета было построено вокруг одной старой-старой башни. Раньше, наверное, она белела так, что глазам больно: но время и дожди сделали свое дело. Постройка серела, навевая тоску. Но даже тоска эта была величественной. Откуда такая возьмется в городе, где все куда-то спешат и никуда не успевают?
Ричард постарался ускорить шаг — и вскоре понял, что так идет только медленнее. Людские толпы, стоило начать двигаться быстрее, сдавливали со всех сторон, сбивали с ног, толкали прочь. Хочешь не хочешь, подстраивайся.
На счастье, вскоре улица расширилась, а вскоре и вовсе стала площадью. Та самая! Ричард узнал это место: именно здесь он затерялся в толпе. Окен постоял чуть-чуть, огляделся по сторонам: ну точно! В один из многочисленных переулков, выходивших на площадь, он и попал вчера. От воспоминания о крысе его передернуло.
Шедшие рядом люди отстранились, опасливо поглядывая на Ричарда.
— Больной, что ли? — кто-то зашептался, а кто-то и во весь голос это произнес.
Ричарду стало неуютно. Он втянул голову в плечи, ссутулился. Так он и приблизился к тем самым дверям. Даже и охрана знакомая!
Окен от радости всплеснул руками и помчался к страже.
— Пустите, пустите пожалуйста! Я из Белона! Из Белона я! Помните? — затараторил Ричард, споткнувшись о грозный взгляд стражников.
Они переглянулись, и...Расхохотались.
— Из Белона? Так знаешь, сколько таких! И что с того? — сказал тот, что слева.
— Вот-вот. Из Белона. Дальше-то что? — поддержал правый.
— Я...это...Я!
Ричард так и застыл с открытым ртом. И вправду? А что делать-то? Что говорить? Ничего в голову не приходило.
— Ну, ты? Что ты? — хором рявкнули стражники.
— А я...Я с Олафом тут был! Ага! Из Доброй компании! — вдруг нашелся Ричард.
Стражники переглянулись. Дальше произошло то, чего Ричард совершенно не ожидал.
— С Олафом! Вот подфартило!
— Ага! Посчастливилось! — и оба залились громким смехом.
Ричарду стало обидно. Он совершенно не понимал, почему стражники смеются. Причем смеются над — в этом он был совершенно уверен. Что такого он сказал? Чем рассмешил?
— Мальчик, иди! Домой иди! — махнул левый.
— Ага, к мамке! К папке! — зыркнул правый.
— И не отвлекай нас! — подбоченился левый.
— Но...Я...Ладно... — Ричард отпрыгнул в сторону, едва не сбитый с ног прохожим.
Ему в голову пришла замечательная идя: подождать. Если Олаф сюда приходил вчера, то что мешает ему прийти сегодня? Ну точно! И как Ричард сразу не подумал? Нужно просто подождать!
Он глянул по сторонам. На забитой народом площади негде было бы присесть. Значит, надо обойти здание совета с другой стороны.
Ричард протиснулся через толпу: с трудом, но он обошел здание. Здесь было почти все то же самое. За исключением того, что шагах в двадцати от стены приютилась статуя. Ее было бы сложно разглядеть из-за голов людей, до того небольшой она была. Только одно выдавало: со стороны, повернутой к совету, пустовал небольшой пятачок. Люди, обходившие статую, пока что не заполнили его. Вот здесь-то и можно было подождать! К сожалению, Ричард не задумывался, что так он может проглядеть Олафа.
Парню стоило значительных трудов прорваться к пятачку. Но, наконец, он был вознагражден: можно было усесться на камень постамента.
Отсюда Ричард любовался зданием совета. Только сейчас он наконец-то смог понять, насколько разными были части этого строения. Здесь пускали в ход и красный кирпич, и песчаник, и дерево, и вовсе неизвестные Ричарду материалы. Камень же, из коего была выстроена центральная башня, напоминал мельничный жернов. Точно! Вот такой же старый он был! Ну да! Точь-в-точь, как дома! Папа еще рассказывал...А что он там рассказывал...Точно! Жернова смастерили старые-старые Окены, задолго до рождения отца. Это была самая лучшая часть наследства. Отец рассказывал, что сама деревня появилась чуть ли не позже, чем мельница. Правда, Ричарду в это было трудно поверить. Как это: Белона когда-то не было? Интересно, а было ли что в его любимой...
Ричард похолодел. Нет, причиной тому был не ветер. Сердце его сжалось: книга! Книга осталась в той повозке! Единственное! Единственное, что было спасено в деревне! Единственно!
Окен зарылся лицом в ладони. Какой дурак! Какой он был дурак! Нужно было, нужно было обязательно с собой взять в этот проклятый городской совет книгу! Он должен, он просто обязан был ее найти!
Ричард рывком поднялся и уверенно зашагал обратно, к тем самым дверям. Здесь, конечно, были и другие (всего, кажется, три, — во всяком случае, столько насчитал Окен), но надежнее идти теми, первыми! Вдруг Олаф туда и ходит? Ведь узнали вчера его стражники! Вот! И его тоже узнают. Надо просто напомнить.
В этот раз стражники сразу встретили его хохотом.
— Ну как, нашел Олафа? — ухмыльнулся левый.
— Что-то я не вижу его за твоей спиной, парень! — покачал головой правый, красный от смеха. — Веселье! До чего же весело!
— Во-во! — пуще прежнего засмеялся левый.
Ричард в этой ситуации не видел ну совершенно ничего смешного. А потому ему стало еще противнее, но он сдерживался, как мог:
— Олаф. Я вчера был с ним. Здесь. Вы же сами меня пропустили! Ну, в совет! Туда! — и Ричард, в подтверждение, указал на двери. — И со мной сами столоначальники говорили!
Как это раньше делал папа, Ричард поднял указательный палец правой руки. Значит, для вескости, как говаривал отец.
Стражники, ненадолго замолчав, переглянулись, — и снова расхохотались.
— С самими, говоришь, столоначальниками? — начал левый.
— Это, парень, дело-то меняет! — продолжил правый.
— Расскажешь еще чего интересно?
Слова левого уперлись в спину Ричарда: тот шагал прочь, подальше. Окен сжимал кулаки, совсем не пытаясь унять ярость. Он бурчал себе под нос о том, какие дураки бывают на свете. Но старался это делать как можно тише, чтобы стражники не услышали и не поколотили. А что они это могут, Ричард совершенно не сомневался. С них станется!
Он вернулся на свой "пост", все к тому же памятнику. Уперший руки в боки каменный истукан, глядевший куда-то в небо, не возражал против компании Окена. Тому этого только и надо было, в общем-то.
Мимо проходили самые разные люди, но всех их объединяло одно: они дико спешили. Судя по хмурым лицам, у каждого были одинаково важные дела, которые ну никак не могли подождать. Наверное, только Ричард никуда не спешил. Он ждал и надеялся, что удача улыбнется ему.
Что ж, может быть, не в этот раз: начинало темнеть, спина болела от сидения на камне, ноги застыли, точно тесто в горячей печи. Ричард с надеждой приблизился к дверям. Но самый вид стражников оттолкнул его. Так Окен и ушел ни с чем, — потеряв даже то спокойствие, которое ему подарило утро в пекарне.
Ричард плелся по улочкам, наполовину опустевшим. Люди уже не так торопились. Зато повозок было куда больше: двигались они в сторону городских ворот, наверное, с рынка. На полпути к дому тетушки Сю ему повстречался Бено.
— Рик! Рик! Тебя родители вовсю ищут! Думают, потерялся где! Меня вот послали! — говорил он, запыхавшийся. — Везде-везде тебя искал!
Ричард пожал плечами. И чего его искать? Он же вот, весь день у городского совета был, никуда не отходил. Но все-таки пошел быстрее, сбивая башмаки о брусчатку. Через тонкую подошву он чувствовал каждый выступ, впивавшийся в ногу. Это тебе не мягкая земля родного дома! Земля, нынче покрытая пеплом.
Тетя и дядя сидели в пекарне. Едва показался Ричард, как тетушка Сю бережно положила малыша на стол и подошла к Рику.
— Бедный ты наш мальчик...Бедный наш мальчик... — только и произнесла она.
— Знаешь, что, Рик...Ты присядь... Старик Бауз говаривал, что в ногах правды нет. Постоишь так, устанешь — хлеб испортится. Он же все чувствует, хлеб-то.
Тетя была повыше Ричарда, так что лицо его уперлось в тетушкин передник. Парень кожей почувствовал муку. Это напомнило ему о доме, о маме... Стало еще тоскливее.
Говоря это, Бауз крутил в руках глиняное блюдо, одно из тех, на которые дневной хлеб выкладывал. Среднее по размерам, красивое...Ричард старался смотреть на что угодно и думать о чем только можно, лишь бы не о доме.