Дочь вампира

Время уходит вдаль

Пёстрою вязью строк,

Право же, мне не жаль —

Наш истекает срок.

Слова роняю всерьёз,

Веришь ты или нет,

Где же, созданье звёзд,

Ты потеряла свет?

Словно птица в руках,

Бьётся в груди огонь.

Сможешь забыть свой страх,

Мне протянуть ладонь?!

Всё забыть и простить,

Я, как ты, не хотел.

Близок конец пути.

Ближе души предел.

Так тьма может петь рождающимся из неё звездам. Любовь и печаль, привязанность и ненависть. Единое в своей сути.

Когда смолкает последнее эхо, а пространство перед нами затягивает тьмой, я всё ещё сижу, судорожно вцепившись в подлокотники. Я оглушена, порабощена этой оперой. И как я могла думать, что это будет скучно?!

Медленно встаю, степенно поворачиваюсь к своим спутникам. Замечаю на их лицах немой вопрос, чувствую их взгляды на моей коже, на ещё влажных дорожках от слёз. Молча прохожу мимо, чуть-чуть мухлюю с реальностями, своими действиями воплощая ту, где они молчат: чуть поворачиваю голову, бросаю надменный взгляд на друзей, и призрачные события становятся реальными. Не желаю, чтобы чьи-то смешки портили моё настроение.

Жаль, что я больше никогда в жизни не увижу подобного.

Снаружи по-прежнему шумно и душно, и нет ветра, которому можно подставить лицо. Задыхаюсь здесь, в фальшивом городе, на фальшивой планете.

— Айрэна, с тобой всё в порядке? Рэнни?

Отмахиваюсь от них.

Чьи-то руки ложатся на плечи, за спиной звучит жёсткий, насмешливый голос.

— Ну как, нелюди, нравится вам свободная Арра?!

Туманность

Темнота. Тишина. Не хватает данных для анализа ситуации.

Методично перебрала последние воспоминания, удостоверяясь, что рядом не было тех, кому я не доверяю. Не было тех, кто мог предать.

Осознание этого факта могло бы помочь мне успокоиться, но вместо этого я стала метаться в темноте, пытаясь хоть как-то пробиться к внешнему миру. Где-то совсем рядом чувствовался огонёк родственного сознания, и я потянулась к нему, хотя и знала, что делать этого не следует.

Бесчувственную ладонь сжала прохладная рука, глубокий бесстрастный голос произнёс:

— Подожди, ещё немного осталось.

Не хватало информации со зрительных рецепторов, но с этим пришлось смириться. Пока же я обрабатывала поступившие крохи информации, чтобы занять свой разум хоть чем-то, чтобы не сойти с ума в пустоте, отрезанной от основных сэнсоров.

Когда бескрайнюю, словно космос, и такую же холодную тишину прорезал голос Шэды, я уже извелась от скуки.

— Всё.

Ещё несколько минут я лежала не шевелясь, потихоньку привыкая к ощущению холодного операционного стола под лопатками, едва заметного движение воздуха, касающегося кожи, мягкого света, проникающего сквозь веко. С трудом подавив желание вскочить, разблокировать каналы сэнсоров, избавляясь даже от слабых отголосков пустоты в сознании, я медленно села, свесив ноги, протестировала всю систему имплантатов и только затем рискнула открыть глаза.

Моя Шэда стояла, прислонившись к столу с оборудованием, и с выражением изящной скуки на бесстрастном лице вертела в пальцах крошечный диск.

— Всё в порядке, я почистила систему, уничтожила вредоносные программы, которые в тебя ввели, и вколола тебе комплексную противовирусную вакцину.

— И где же я столько дряни подцепила? — мой голос звучал хриплым карканьем по сравнению с глубоким сопрано Шэды.

Моя копия, почти сестра, почти продолжение, подняла на меня бездонные спокойные глаза и равнодушно обронила:

— Не знаю.

Прекрасная Шэда несравнимо умнее, расчетливее и жёстче меня, она давно уже могла бы подмять под себя всех вольных пиратов, став первой в истории королевой Арры. Но она не желает быть даже серым кардиналом, предпочитая ограничиваться наблюдением.

Биоробот, выращенный на основе моего ген.кода, с сознанием, смоделированным по моему подобию, призванным стать настоящей машиной для убийства, предпочёл создателям свой прототип.

Есть у меня в биографии такой неприятный момент: в безоблачной юности, когда мне нравился разбой ради разбоя, а власть в любых формах вызывала рвотный рефлекс, я попала к "чёрным хирургам". Даже сейчас, вырвавшись от них, разнеся всё на своём пути, и посвятив жизнь сбору компромата, я о них почти ничего не знаю, за исключением общеизвестных фактов и сплетен.

Жестокие учёные, то ли сошедшие с ума в стремлении познать и подчинить мир, то ли выполняющие военные заказы на самом высоком уровне и не стыдящиеся проверять свои изобретения на разумных формах жизни, когда-то препарировали меня и создали Шэду. Они совершили всего две ошибки, положивших конец одной из их бесчисленных лабораторий: они наделили биоробота личностью (моей личностью!) и характером и вовремя не уничтожили прежнюю носительницу этих замечательных качеств социопсихологического существа. По одной ей понятной логике, Шэда признала меня материнским организмом и теперь считает своим предназначением служить мне и выполнять мои поручения. На Арре она собирает для меня информацию, закручивает изящные интриги, низвергающие в прах моих самых опасных врагов, и притворяется наложницей самого влиятельного на данный момент свободного пирата. Не знаю, нравится ей это или нет, но она выполняет все мои распоряжения, не споря с ними, не выражая своего недовольства. Лишь изредка предлагает внести некоторые поправки, если моя версия несовершенна.

Конечно, мы связаны жизнями и сознаниями, конечно, она не может существовать без материнского организма, но мне иногда становится страшно, когда я размышляю над тем, насколько же Шэда непостижимое существо. Её верность навевает жуть.

Знали ли "чёрные", кого они сотворили?

Наверное, нет.

Иначе уничтожили бы экспериментальный образец б-77 ещё до её пробуждения.

Я неловко себя чувствовала в тяжёлом и многослойном наряде гостьи Киринской Империи. И дело вовсе не в том, что я не люблю платья. И не в том, что цветовая гамма мне совершенно не подходит. Просто в тяжёлых складках невозможно спрятать хотя бы крошечный кинжал, не то что бластер или дезинтергратор! А без оружия я себя ощущаю почти голой.

Шэда, порхающая впереди, свернула к Космической Опере, куда сопроводила мой "конвой". Их в любом случае стоило как можно быстрее выпроводить с Арры, и я планировала устроить им переход в мир иной в самое ближайшее время. Но вот чего я не могла предусмотреть, так это того, что мне понадобится их помощь!

Ждать нам не пришлось: моя Шэда как всегда рассчитала всё идеально, и мы подошли к Опере в тот же самый момент, когда нелюди, погружённые в свои размышления, оттуда выходили. Не удержавшись, я решила пугнуть этих расслабившихся крысенят, ведущих себя, как туристы на каникулах.

Я скользнула вслед за ними, держась в стороне от Даниэля — одурачить вампира маскарадом невозможно, впрочем, он не обращал на нас внимания. Это ему тоже когда-нибудь аукнется, но не сейчас.

Догнав блондинок, я опустила ладони им на плечи и вкрадчиво поинтересовалась:

— Ну как, нелюди, нравится вам свободная Арра?

Лилия

С трудом сдержав неподобающий панический вопль, я медленно развернулась, скрывая, как ходят ходуном коленки, и честно отчеканила, глядя в бесстыжие глаза Туманности, скрытые за полупрозрачной вуалью:

— Если честно, нет! Пиратская версия Свободного Града да ещё и в гоблинском переводе!

Вряд ли Туманность поняла, что я действительно имею в виду, но снисходительно улыбнулась и велела:

— Идите за нами.

А что нам оставалось делать? Я покорно пристроилась по правую руку от пиратки и начала шёпотом выспрашивать её обо всё на свете, но в основном о её самочувствии и высокомерной Шэде. Правда, Туманность не желала общаться со мной, она отделывалась лаконичными ответами, иногда цедила объяснения сквозь зубы, а от разговора о своей копии вообще ушла.

В самом прямом смысле — аккуратно отцепила меня и направилась к Даниэлю, мол, ей нужно что-то срочно с ним обсудить! Ну вот о чём они могут говорить, а?! И почему это нельзя обсудить со мной?!

Я надулась и отстала, уныло поплелась в конце нашей маленькой процессии, обделённая вниманием друзей. Это было так непривычно мне, с самого детства привыкшей находиться в центре внимания, что я стала вертеть головой по сторонам, пытаясь хоть как-то себя занять. Моё внимание привлекло почти сказочное (особенно, по сравнению с остальными постройками) здание: немного выше прочих, стеклянное, словно светящееся изнутри мягким зеленоватым светом. Матовая поверхность стен расписана тонкими белыми узорами, издали не рассмотреть, какими.

— Что это? — тихонько спросила я у шедшей рядом Шэды.

— Зелёный павильон, — сухо ответила девушка, даже не глядя в мою сторону.

— А почему зелёный? — тут же заинтересовалась эльфка, у неё от любопытства даже глазки заблестели. Н-да, тут уж ничего не поделаешь, эльфы и зелёный цвет ну просто-таки созданы друг для друга!

— Увидите, — отрубила Шэда, демонстративно отворачиваясь. Мы обижено переглянулись и слажено уставились в спину копии Туманности злобными взглядами. Где это видано, чтоб двух наследных принцесс игнорировали?!

Впрочем, почему павильон получил такую незамысловатое название, мы скоро узнали сами. Внутри, под огромным стеклянным колпаком, под огромными прожекторами, излучающими солнечное тепло, росли шикарные раскидистые деревья. Лично я смогла узнать в этом неподвижном изумрудном море около десятка разных видов, судя же по сверкающим глазкам эльфийки — она опознала гор-раздо больше!

По внушительным ветвям, под прикрытием широких глянцевитых листьев перепархивали крошечные птички, схожие с бабочками, и бабочки, которых можно запросто спутать с птицами. Со всех сторон неслось мелодичное чириканье, приятно ласкающее слух после суховатого треска местных средств передвижения.

Но всё очарование портили широкие дорожки, вымощенные гладкой плиткой, и небольшие магазинчики на обочинах, из которых неслись громкие, суматошные и немного визгливые вопли зазывал. Торговали там в основном цветами и небольшими рассадами деревьев, но в некоторых лавочках по клеткам томилась самая разнообразная живность. И, судя по толчее возле этих магазинчиков, всё это пользовалось спросом.

Из общей толпы выбивался только один павильончик — его двери были заперты, свет в конах не горел, и народ вокруг него не толпился. Зато у стены стояло несколько клеток, из которых доносились прекрасные мелодии, похожие на звуки флейты, изредка прерываемые какими-то хрипами. Не сдержав любопытства, я подкралась к клеткам и, оглядевшись и убедившись, что меня не замечают, осторожно приподняла скользкую ткань. Внутри что-то сказочно мерцало и переливалось, и я, позорно проиграв битву любопытству, без страха откинула покров.

— Ой, какая прелесть, — слабо прошептала за моей спиной Айрэна.

И здесь я с ней не спорила.

В клетке, на жёрдочках сидели крошечные, с ладонь размером, дракончики и самозабвенно насвистывали чудесную мелодию. Их тонкие, полупрозрачные крылья переливались мягкими отсветами всех цветов, бросая вокруг колдовские блики.

На этих чудесных созданий можно было смотреть бесконечно и бесконечно слушать их пение, не желая себе участи более сладкой, если бы среди них не притулился другой дракончик: чуть побольше, тоже меняющий цвет, но не плавно, а вспышками. Это он издавал немузыкальные хрипы и с неугасимым раздражением смотрел на своих собратьев по заточению.

Заметив нас, дракончик уставился на нас с такой сварливой злобой, что сразу как-то сделалось страшно. Его чешуя приобрела ультрамариновый оттенок, а глаза заблестели, как отполированный гематит.

— Что надо? — приятным голосом, в котором явственно слышался свист, поинтересовался он.

— Ни-ничего, — вздрогнула я и собралась уже опустить ткань, как дракоша гневно заверещал:

— Куда?! Стоять! — и тут же сменил цвет, мгновенно став аметистовым. По тонкому гребню пробегали сиреневые искры, а перепонки на крыльях отливали глубоким фиолетовым. Фиалковые глаза смотрели жалобно и нежно.

Только вот голос остался прежним, свистящим.

— Прелестные девушки, — пел дракончик, заглядывая в лицо чудными очами, — проявите милость, погладьте мне крылышки, заберите меня отсюда, от общества этих... этих... глупых певчих птичек, с которыми даже поговорить невозможно!

— Бедненький, — пожалела его я, мигом представляя, как ему тоскливо: сидеть весь день среди поющих дракончиков и только их и слушать! Свихнуться же можно! — А где твой продавец?

Тут дракоша обронил скупую жемчужные слезу:

— Разорился он... Не придёт... а нас какой-нибудь богач приберёт к рукам, да только меня сразу на опыты сдадут "чёрным хирургам", — тут из его чудных глаз снова скатилась скупая мужская слеза в количестве полусотни штук. — Я ведь не радужные дракон, вы сами видите... и слышите. Я бесполезный, не очень красивый и петь не умею... Кому же я ну-у-у-жен? Мамочка, на кого ж ты меня, сиротинушку, оставила-а-а?...

— Не плачь, ласково заворковала я, пытаясь просунуть пальцы между прутьями клетки, но едва я коснулась их, как меня не сильно кольнуло током.

— Ммм! — возмутилась я, сунув обожжённый палец в рот.

— Врёт он, — уверенно заявила Айрэна, присаживаясь на корточки рядом со мной. — Чую!

Дракоша пасмурнел, снова сменил цвет (на этот раз на тёмно-вишнёвый) и недовольно буркнул:

— За новой партией этих тупых певунов пошёл, чтоб им заикаться через звук! А насчёт судьбы своей я вам не врал! Меня действительно сюда по ошибке упекли! Ну помогите мне, ну чего вам стоит?

И он состроил такую умильную мордашку, что сердце Айрэны дрогнуло, и эльфка что-то колданула — зеленоватые искорки оплавили прутья, оставив внушительную дырку, сквозь которую чудесный дракончик и выполз.

— Тебя как звать-то? — поинтересовалась я, сажая это крылатое чудо на ладонь.

— Акирэ! — гордо задрал носик крошечный ящер. — С нашего древнего языка это переводится как "Великий и Ужасный Повелитель Неба"!

— Врёт, — снова хихикнула эльфка, осторожно подманивая одного из певунов.

— Ну ладно, ладно, — сразу сдулся ящер, смущённо став светло-зелёным. — "Маленький Ветерок" это переводится...

Я аккуратно почесала его за гребнем и уверила малыша, что имя расчудесное, от чего он снова засиял золотом и тихо-тихо заворчал, словно разомлевшая кошка!

Идиллию нарушил неприятный писк и обиженное восклицание эльфки.

— Он меня укусил! — возмущённо взвизгнула принцесса и предъявила пострадавший палец. Судя по всему, моя драгоценная подруженька восприняла это как личное оскорбление.

Акирэ посерел и задрожал всем тельцем.

— Драпаем отсюда, — прохрипел он, расширившимися глазами наблюдая, как замолкают певуны, раскрывают красноватые хищные глаза и целеустремлённо ползут к дыре в прутьях. — Они же хищники! Они же нас в минуту обглодают! Ааааа! Я слишком молод, чтобы умирать!

И тут этот крылатый и зубастый проходимец скользнул мне под рукав и исчез! Я опешила: куда может деться маленькое, но очень плотное и упитанное тельце?! Судорожно закатав рукав комбинезона, я круглыми глазами уставилась на небольшую серебристую татуировку дракона, выполненную с поражающим мастерством — отчётливо различима каждая чешуйка, каждый коготок! А как точно переданы неимоверно наглые глаза?! Как живые! Аж выцарапать хочется!